Ктулху (сборник)

Это немного успокоило Уиллета, и он сумел подняться на ноги, оплакивая потерянный фонарик и дико озираясь по сторонам в поисках хоть малейшего проблеска света в чернильной, холодной и липкой темноте. Он понимал, что ничего не получится, но все же как мог напрягал зрение – где-то во мраке осталась ярко освещенная библиотека Уорда. Через какое-то время Уиллету показалось, что далеко-далеко впереди показался слабый намек на свет, и он с мучительной осторожностью пополз в ту сторону, постоянно ощупывая пол перед собой, чтобы не врезаться головой в колонну или не свалиться в открытую им же самим яму.

Один раз его дрожащие пальцы наткнулись на твердую преграду – ощупав ее, Уиллет понял, что это ступеньки, ведущие к дьявольскому алтарю. Он в ужасе отпрянул. В другой раз ему попалась сдвинутая каменная плита, и тогда он пополз вперед с почти болезненной осторожностью. Впрочем, дыра ему так и не встретилась, и никаких звуков оттуда он не услышал (по-видимому, сожрав фонарик, чудовище погибло). Всякий раз, нащупывая пальцами отверстия в полу, Уиллет содрогался. Когда он проползал над очередным колодцем, снизу раздавались громкие стоны, но обычно его бесшумные движения никого не тревожили. Несколько раз доктору казалось, что свет впереди слабеет – видимо, зажженные свечи и лампы одна за другой гасли. Мысль о том, чтобы остаться одному в кромешной тьме подземного лабиринта, заставила его вскочить на ноги и побежать вперед: теперь он мог не бояться упасть в колодец, ведь тот остался позади, а вот если потухнет свет в библиотеке, единственной надеждой на спасение будет поисковая группа, которую мистер Уорд отправит в подземелье еще не скоро. Вскоре Уиллет вбежал из просторного зала в узкий коридор и теперь явственно увидел впереди свет. Уже через несколько секунд он переступил порог и вновь очутился в библиотеке Уорда, дрожа от облегчения и глядя на искрящийся фитилек последней горящей лампы, которая вывела его из черного лабиринта.

4

В следующую секунду он принялся торопливо подливать в потухшие лампы керосин из канистры, которую заметил еще прежде. Вновь ярко осветив помещение, он осмотрелся по сторонам в поисках надежного фонаря для дальнейшего обхода подземелья. Хоть его и обуял ужас, желание докопаться до истины, кроющейся за странным безумием Чарлза Уорда, его не покинуло, и ради этого он не остановился бы ни перед чем. Не найдя фонаря, он взял самую маленькую лампу, карманы набил свечами и спичками да еще прихватил с собой галлон керосина – на случай, если все-таки сумеет отыскать потайную лабораторию за ужасным залом с алтарем и колодцами. Чтобы вновь пройти по этим плитам, ему придется собрать в кулак всю свою волю, но сделать это необходимо. К счастью, алтарь и сдвинутая плита были далеко от стены с камерами и черными арками, за которыми крылся новый объект его поисков.

Итак, Уиллет вернулся в большой смрадный зал с колоннами и закрытыми шахтами. Он нарочно отвел лампу подальше от алтаря, чтобы даже краем глаза не увидеть изображенных на нем адских тварей или черной отверстой ямы под сдвинутой плитой. Большая часть черных проемов вели в небольшие комнатки – либо пустые, либо отведенные под склады. В последних Уиллету попадались весьма странные вещи: одна комната, например, была завалена тюками ветхой и пропыленной одежды. Доктор с замиранием сердца отметил, что вся она сшита по моде прошлых веков. В другой комнате он обнаружил всевозможные предметы современного платья, как будто кто-то постепенно собирал гардероб для большого количества людей. Но больше всего Уиллету не понравились огромные медные баки, попадавшиеся ему время от времени, и зловещий налет на них. Они были страшнее даже свинцовых чаш странной формы, по краям и на дне которых запеклась столь отвратительная и зловонная корка, что ее запах можно было учуять сквозь невыносимый подземный смрад. Дойдя примерно до середины стены, опоясывающей круглый зал с колодцами, Уиллет наткнулся на второй коридор, очень похожий на тот, из которого он недавно вышел. В нем тоже было много дверей, и доктор принялся изучать помещения за ними. Осмотрев три небольшие комнаты и не найдя в них ничего примечательного, он попал в большие прямоугольные покои. По многочисленным сундукам и столам, горнам и современным инструментам, книгам, банкам и бутылкам Уиллет понял, что наконец-то нашел лабораторию Чарлза Уорда – и Джозефа Кервена, разумеется.

Доктор Уиллет зажег три лампы, в которых уже был керосин, и принялся с глубочайшим интересом осматривать комнату и ее содержимое, заметив по различным реагентам и химикатам на полках, что главным увлечением Уорда была некая область органической химии. В целом он не узнал почти ничего нового из этого набора научных инструментов и приспособлений, среди которых имелся и весьма жуткого вида секционный стол. На книжных полках нашлось ветхое старопечатное издание Бореллия, и здесь Уиллет с удивлением отметил, что Уорд подчеркнул в тексте ровно те же самые строки, что сто пятьдесят лет назад так взволновали почтенного господина Меррита, когда он попал в библиотеку на потакетской ферме. То старинное издание, конечно, должно было сгинуть вместе со всей остальной оккультной библиотекой во время налета на ферму Кервена. В стене лаборатории было еще три арки, куда доктор Уиллет не преминул заглянуть. Две вели в обыкновенные складские помещения, однако он решил внимательно их осмотреть, заметив груды сваленных друг на друга полуразрушенных гробов и с содроганием прочтя некоторые уцелевшие таблички. В этих комнатах тоже было много одежды и еще несколько новых, накрепко заколоченных ящиков, на которые Уиллет не стал тратить время. Наибольший интерес представляли фрагменты странного оборудования – видимо, то были инструменты самого Джозефа Кервена. Они изрядно пострадали от рук налетчиков, но даже по осколкам можно было определить, что это научный инвентарь георгианской эпохи.

Третий арочный проем вел в довольно обширную комнату, все стены которой были завешаны полками, а в центре стоял массивный стол с двумя лампами. Уиллет зажег эти лампы и в ярком свете принялся изучать содержимое полок. Верхние главным образом пустовали, а остальные были заставлены небольшими свинцовыми сосудами двух видов: одни высокие, без ручек, напоминающие греческие лекифы, а другие с единственной ручкой, формой похожие на пузатые арибалы. Все закрывались железными крышками и были исписаны странными мелкими символами. Вскоре доктор заметил, что сосуды четко классифицированы: лекифы выстроены вдоль одной стены (под деревянной табличкой с латинским словом «Custodes»), а арибалы вдоль противоположной, под надписью «Materia».

На каждом сосуде (кроме нескольких пустых на верхней полке) висел картонный ярлычок с номером – видимо, по этому номеру его можно было найти в каталоге. Уиллет решил непременно отыскать этот каталог, но сейчас его больше интересовала природа коллекции в целом, и потому он наугад открыл несколько лекифов и арибалов, желая получить общее представление об их содержимом. Внутри и тех и других хранилось небольшое количество одинакового вещества – мелкого, почти невесомого порошка различных бледных оттенков. Только цветами и различалось содержимое сосудов, но никакой закономерности в их расположении доктор Уиллет не нашел. Голубовато-серый порошок мог стоять по соседству с бело-розовым, а иногда в арибалах и лекифах, стоявших точно напротив друг друга, оказывалась пыль одного цвета. Самым характерным свойством порошка было то, что он совершенно не приставал к поверхностям, которых касался: доктор высыпал немного пыли на ладонь, а потом стряхнул обратно – рука осталась абсолютно чистой.

Деревянные таблички над полками также привели его в замешательство. И почему эти химикаты отделили от всех остальных, что стоят на полках в лаборатории? «Custodes», «Materia» – в переводе с латыни эти слова означали «стражи» и «материалы» соответственно. И тут доктора Уиллета осенило: ведь он уже встречал слово «стражи» в связи с этой жуткой историей! Да-да, в письме старика Эдвина Хатчинсона доктору Аллену была такая фраза: «Вы мудро поступаете, уменьшая их количество, ибо тогда нет нужды и держать овеществленными стражей, и в случае беды меньше будет найдено». Что бы это значило? Но постойте, стражи упоминались и раньше… Когда Уорд еще охотно делился с доктором своими находками, он рассказал ему про дневник Елеазара Смита, где тот описывал слежку за домом Кервена. В этих страшных хрониках говорилось о загадочных допросах, подслушанных Смитом и Уиденом возле проклятого дома (еще до того, как Кервен полностью перенес свою деятельность под землю): пленников допрашивал сам колдун и некие «стражи». Их-то, согласно Хатчинсону, Аллен больше не держал «овеществленными». А если не овеществленными, то какими? Уж не в виде ли «солей», которые колдун и его приспешники приготовляли из всех останков, какие удавалось раздобыть?

Так вот что хранилось в лекифах! Чудовищные плоды колдовских ритуалов и практик, несчастные твари, которых с помощью черной магии заставляли служить коварному хозяину и истязать тех, кто не желал отвечать на вопросы! Уиллет содрогнулся при мысли о том, что за порошок он держал сейчас в руках, и на секунду его обуяло непреодолимое желание сбежать из этой пещеры, заставленной молчаливыми, но, быть может, бодрствующими часовыми. И тут его посетила другая мысль – о мириадах сосудов с «материалами» на противоположной стене. Если в них покоятся не «стражи», то что? О, Господи! Уж не хранятся ли в этих арибалах останки величайших мыслителей всех веков, похищенные негодяями из склепов и могил, – чтобы в любую минуту явиться на зов безумцев, преследующих неизвестно какие цели? Цели, которые, если верить последнему отчаянному письму Чарлза Уорда, могут повлиять на судьбу «всей человеческой цивилизации, природы, а может, и Солнечной системы, целой Вселенной». И Марин Бикнелл Уиллет держал в ладонях этот прах!

Тут ему в глаза бросилась небольшая дверца в дальнем конце комнаты. Он взял себя в руки и изучил грубо вытесанную табличку над дверью: на ней был изображен символ, который наполнил Уиллета смутным суеверным ужасом. Один его приятель, сновидец и человек, склонный слишком часто размышлять о смерти, однажды нарисовал ему этот символ на бумаге и рассказал, что он значит в темном царстве снов. То был знак Ко́та, который встречает сновидцев на входе в одинокую черную башню, – Уиллету совсем не понравилось то, что он узнал от Рэндольфа Картера о значении и могуществе этого знака. Однако секундой позже он начисто забыл о зловещем символе, поскольку его внимание привлек знакомый едкий запах – скорее химический, нежели животный, шедший явно из-за двери. Именно так пахло от Чарлза Уорда в день, когда его забрали в лечебницу. Значит, вот где его прервали врачи? Он оказался мудрее Джозефа Кервена и не стал сопротивляться. Уиллет, вознамерившись открыть все загадки и тайны этого жуткого подземелья, схватил лампу и храбро переступил порог. Его тут же окатило волной непостижимого ужаса, однако доктор не поддался дурным предчувствиям и суеверным страхам. Здесь не было ни единой живой души, а значит, никто не мог причинить ему вред – он должен во что бы то ни стало развеять удушливое облако безумия, окутавшее его пациента.

За дверью оказалась почти пустая комната средних размеров: в ней помещались стол со стулом и два диковинных устройства с зажимами и скрепами – в следующий миг Уиллет признал в них средневековые орудия пыток. Сбоку от двери стояла полка с жуткими хлыстами и кнутами, а над ними помещались плоские свинцовые чаши наподобие древнегреческих киликов. На столе Уиллет увидел мощную аргандову лампу, блокнот с карандашом и два закупоренных, брошенных в спешке лекифа. Уиллет зажег лампу и внимательно прочел заметки в блокноте, надеясь узнать, чем занимался Уорд, когда его прервали. Однако на страницах блокнота было лишь несколько не связанных друг с другом предложений, написанных каллиграфическим почерком Кервена и не проливающих никакого света на последние события:

«Б. не умер. Вошел в стену и сгинул под землей».

«Видел, как старик В. прочел заклинание «Саваоф» и познал тайное».

«Трижды вызывал Йог-Сотота и на следующий день преуспел».

«Ф. хотел стереть с лица земли всех, кто умеет взывать к Потусторонним».

В мощном свете аргандовой лампы доктор Уиллет увидел, что в стену напротив двери между двумя пыточными орудиями вбиты крючки, на которых висят бесформенные одеяния неприятного желтоватого цвета. Но куда интересней оказались две пустые каменные стены, сплошь покрытые грубо высеченными символами и заклинаниями. На влажном каменном полу тоже были следы резьбы, и, присмотревшись, Уиллет различил в центре огромную пентаграмму, а между нею и углами комнаты – четыре круга диаметром около трех с половиной футов. В одном из них, рядом с небрежно скинутым на пол желтоватым одеянием, стоял неглубокий килик – такой же, как на полках у входа, – а за пределами круга доктор увидел арибал с цифрой 118 на ярлычке. Он был открыт и оказался пустым, а вот килик – нет. В плоской чаше Уиллет с содроганием различил горстку сухого бледно-зеленого порошка, который не разлетелся по комнате лишь благодаря отсутствию сквозняков, – его явно насыпали сюда из кувшина. Доктор едва не упал от ужаса, когда малые подробности обстановки постепенно сложились перед его взором в цельную картину: кнуты, орудия пыток, пыль или «соль» из кувшина с «Материалами», два лекифа со «Стражами», одеяния, знаки на стенах, заметки в блокноте, подсказки из давних переписок и легенд, тысячи догадок и подозрений, мучивших друзей и родителей юного Чарлза Уорда – все это захлестнуло доктора мощной волной безотчетного ужаса.

И все же усилием воли он взял себя в руки и начал изучать заклинания, высеченные на стене. Потемневшие и покрытые слоем грязи буквы явно вырезали здесь еще в позапрошлом веке, а тексты могли показаться смутно знакомыми тем, кто внимательно читал материалы по делу Кервена или глубоко изучал историю магии. Одно заклинание доктор узнал сразу: то были слова, которые миссис Уорд подслушала в роковую Страстную пятницу и в которых ученые признали обращение к неведомым потусторонним богам. Записано оно было несколько иначе, нежели смогла по памяти записать миссис Уорд, но и не так, как гласили запретные магические писания Элифаса Леви, однако доктор Уиллет узнал слова «Саваоф», «Метратон», «Альмонсин», «Зариатнатмик», и его – человека, столько раз познавшего за последние несколько часов космический ужас, – насквозь пробил озноб.

Этот текст был высечен на левой от входа стене. На правой, столь же густо покрытой символами, Уиллет с удивлением и испугом встретил знакомое двойное заклинание, которое часто встречалось ему в тетрадях и рукописях Уорда. По сути это был тот же самый текст со знаками «Голова дракона» и «Хвост дракона» над двумя столбцами, однако написание существенно отличалось: Кервен словно бы по-разному записывал одни и те же звуки, создавая все более совершенное и могущественное заклинание. Доктор попытался сравнить высеченный на стене вариант и тот, что по-прежнему крутился у него в голове, – и понял, что это непростая задача. Заученные Уиллетом слова звучали как «Йа’нг’нгах, Йог-Сотот», а строки на стене начинались словами «Ай, энгэнга, Йогге-Сототта», что на его слух казалось серьезным нарушением стихотворного ритма.

Поскольку текст заклинания прочно засел у доктора в голове, это различие не давало ему покоя, и он принялся вслух проговаривать первое заклинание, стараясь соотнести звуки с высеченными в камне буквами. Странно и угрожающе звучали эти древние богохульные строки в темноте подземелья; тягучий монотонный напев будил воспоминания о древних колдовских наговорах – и о жутком нечеловеческом вое, что ритмично поднимался и опадал в темных смрадных сводах.

ЙА’НГ’НГАХ,

ЙОГ-СОТОТ

Х’ЕЕ-Л’ГЕБ

Ф’АЙ ТРОДОГ

УААХ!

Но что за холодный ветер поднялся в углу, как только отзвучала последняя строчка? Огонь в лампах тревожно задрожал, и в комнате сгустился такой мрак, что буквы на стенах стали почти неразличимыми. Откуда-то появился дым и знакомый резкий запах – только куда сильнее и ядовитее прежнего. Уиллет резко обернулся: из килика на полу, в котором лежал таинственный летучий порошок, валили клубы на удивление плотного черно-зеленого дыма или пара. Этот порошок… о, Господи! Его принесли сюда с полки «Материалы», что же с ним теперь происходит… и почему?! Уиллет прочел первую часть заклинания, «Голову дракона», восходящий узел… О, силы небесные, неужели…

Доктор отпрянул к стене, и в его голове закрутился бешеный вихрь воспоминаний обо всем, что он когда-либо слышал или видел по делу Джозефа Кервена и Чарлза Декстера Уорда. «Многажды я заклинал вас: не взывайте к тому, что не сможете потом вернуть в небытие… Слова для упокоения надобно во все времена держать наготове и без промедлений использовать их, стоит возникнуть хоть тени сомнения относительно того, кто явился на ваш зов… Я провел с ним три беседы…» Боже всемилостивый, что за тень проступает в тающем дыме?!

5

Марин Бикнелл Уиллет даже не надеялся, что его истории поверит кто-нибудь кроме нескольких ближайших друзей, а посему поведал о случившемся только им. Лишь несколько людей за пределами этого узкого круга позднее услышали историю в пересказе: одни в ответ смеялись, другие с грустью замечали, что доктор стареет. Ему посоветовали взять долгий отпуск и больше не брать пациентов с душевными болезнями. Но мистер Уорд знает, что почтенный доктор говорил чистую правду. Разве не он собственными глазами видел омерзительный ход в подвале бунгало? Разве не отправил его Уиллет домой в одиннадцать часов того недоброго утра – приходить в себя после внезапно одолевшей немочи? Разве не названивал Уорд доктору весь вечер и все следующее утро, а потом лично отправился в бунгало, где и нашел друга в одной из спален – без сознания, но целого и невредимого? Уиллет тяжело дышал, а когда мистер Уорд влил ему в рот несколько капель бренди, медленно открыл глаза, содрогнулся и заорал: «Борода!.. О, эти глаза… Господи, кто ты?!» Весьма странный возглас, если учесть, что он адресовал его гладко выбритому голубоглазому джентльмену, которого знал с юных лет.

В ярком дневном свете бунгало выглядело точно так же, как минувшим утром. На одежде Уиллета не было особых следов беспорядка, если не считать нескольких пятен и протертых на коленях штанин. Лишь едва уловимый едкий запашок напомнил мистеру Уорду о том дне, когда его сына забрали в лечебницу. Фонарика при докторе не оказалось, а вот саквояж был при нем – совершенно пустой, как и до спуска в подземелье. Не соизволив даже объясниться, Уиллет огромным усилием воли заставил себя подняться, прошел, шатаясь, в подвал и ощупал заветную деревянную панель под корытами. Она не сдвинулась с места. Тогда доктор шагнул к сумке с инструментами, взял оттуда зубило и принялся по одной выламывать упрямые доски. Под ними оказался тот же бетон, но ни следа люка или зияющего черного отверстия, из-за которого вчера так поплохело мистеру Уорду; лишь гладкий твердый бетон – ни омерзительного колодца, ведущего в мир подземных ужасов, ни тайной библиотеки, ни бумаг Кервена, ни страшных ям, полных воя и смрада, ни полок с сосудами, ни высеченных в камне заклинаний… Ничего. Доктор Уиллет побледнел и схватил своего друга за плечо.

– Вчера… – тихо выдавил он. – Вы ведь тоже это видели? И запах… запах почувствовали?

Мистер Уорд, завороженный и напуганный, наконец нашел в себе силы кивнуть, и доктор Уиллет облегченно-потрясенно охнул.

– Тогда я все вам расскажу, – решительно сказал он.

Они нашли наверху самую солнечную комнату, сели в кресла, и доктор шепотом поведал мистеру Уорду свою страшную историю. Он не знал, с чем сравнить черную тень, возникшую из зеленоватого дыма, и был слишком изможден, чтобы спрашивать себя о ее природе. Оба славных джентльмена беспомощно и растерянно закачали головами, а потом мистер Уорд наконец выдавил:

– Думаете, копать не имеет смысла?

Доктор промолчал, и едва ли другой человек на его месте смог бы что-то ответить, увидев явные следы присутствия в нашем мире некой страшной и непостижимой силы. Тогда снова заговорил мистер Уорд:

– Но куда же оно пропало? Сначала принесло вас сюда, заделало дыру в подвале, а потом?..

И вновь Уиллет не нашелся с ответом.

Однако этим дело не закончилось. Сунув руку в карман, чтобы достать носовой платок, доктор Уиллет нащупал листок бумаги, которого раньше не было, и тут же – свечу и спички, взятые в подземной библиотеке. Листок был самый обыкновенный, вырванный из дешевого блокнота, а текст написан обычным графитовым карандашом – явно тем самым, что лежал рядом с блокнотом в подземелье. На небрежно сложенном листке не было никаких примет, относящих его к нашему миру или подземному, – разве что знакомый и едва уловимый едкий запах. Зато сам текст поражал воображение: слова были начертаны затейливой средневековой вязью, не на шутку озадачившей двух исследователей – впрочем, похожие значки и символы они явно где-то видели. Загадка письма придала им решимости: они уверенно прошли к машине Уорда и попросили водителя отвезти их в какой-нибудь тихий ресторан, а затем – в библиотеку Джона Хэя на холме.

В библиотеке они без труда нашли нужные пособия по палеографии и просидели над ними до наступления темноты, когда под потолком загорелась величественная люстра. Наконец друзья обнаружили искомое: буквы действительно оказались не вымышленными, то был весьма распространенный в стародавние времена почерк, саксонский минискул восьмого или девятого века нашей эры – той дикой поры, когда под свежим лаком христианства колыхались древние языческие верования и ритуалы, а бледная английская луна порой становилась свидетелем странных дел, что вершились в римских развалинах Каерлеона, Хексема и у полуразрушенных башен Адрианова вала. Текст был написан на латинском языке того варварского века: «Corvinus necandus est. Cadaver aq(ua) forti dissolvendum, nec aliq(ui)d retinendum. Tace ut potes», что в грубом переводе звучало так: «Кервена надо убить. Тело без остатка растворить в азотной кислоте. Никому об этом не рассказывайте».

Уиллет и Уорд в немом потрясении взирали на листок бумаги. Они столкнулись с чем-то совершенно непостижимым, и запаса известных им чувств и эмоций не хватало, чтобы должным образом отреагировать на находку. У доктора вдобавок способность воспринимать новые поразительные сведения изрядно притупилась, и оба друга так и просидели в библиотеке до ее закрытия, не в силах что-либо предпринять. Потом они молча отправились в особняк Уорда на Проспект-стрит и до глубокой ночи вели бессмысленные беседы. Утром доктор Уиллет поспал, но домой так и не поехал. В воскресенье днем он по-прежнему был у Уорда, когда от сыщиков, нанятых искать доктора Аллена, поступил первый телефонный звонок.

Мистер Уорд, нервно мерявший шагами гостиную, лично поднял трубку: узнав, что сыщики почти готовы предоставить отчет о проделанной работе, он велел им приезжать на следующее утро. Они с Уиллетом обрадовались, что расследование хоть в чем-то продвинулось вперед: каково бы ни было происхождение загадочной записки, они уже поняли, что под «Кервеном» автор имел в виду бородача в очках. Чарлз боялся этого человека и в своем последнем письме просил растворить доктора Аллена в кислоте. Вдобавок таинственный доктор получал из Европы странные письма, адресованные «Кервену», – то есть он считал себя по меньшей мере воплощением злобного некроманта. А теперь из свежего и неизвестного источника пришло новое распоряжение: «Кервена» убить и без остатка растворить в азотной кислоте. Уж слишком очевидна была связь, да к тому же Аллен по совету Хатчинсона собирался убить юного Уорда. Конечно, письмо с этим советом так и не нашло адресата, но из текста было ясно, что Аллен уже строит козни относительно «добродетельного» юноши. Не подлежало сомнению, что доктора необходимо арестовать, и – если крайние меры принять невозможно – хотя бы заточить его в тюрьму, откуда он не сможет навредить Чарлзу.

В тот день, надеясь вопреки всем обстоятельствам получить хоть крупицу сведений от того единственного человека, который мог их предоставить, отец и врач отправились навестить юного Чарлза в лечебницу. Уиллет без обиняков рассказал ему о случившемся, обращая внимание, как бледнеет юноша при упоминании каждого нового открытия. Врач старался говорить как можно убедительней и не жалел своего актерского дарования, надеясь, что Чарлз хотя бы поморщится от его рассказа о закрытых колодцах и неведомых чудовищах. Но тот и бровью не повел. Уиллет потрясенно умолк, а потом в его голосе зазвучал гнев: да разве можно обрекать несчастных тварей на голодную смерть! Какая бесчеловечность, какая жестокость! Однако Чарлз лишь язвительно усмехнулся: сообразив, что отрицать существование подземелья нет смысла, он открыл в происходящем что-то смешное для себя и хрипло расхохотался. В следующий миг он громко зашептал страшные слова, звучавшие еще страшней из-за надлома в его голосе: