У последней черты. Смертельно опасная болезнь как путешествие души

Проблески души

Чтобы услышать душу, надо успокоить ум, и тогда наши мысли и чувства начнут пробуждаться, как бы поднимаясь вверх со дна глубокого колодца. Все наши глубокие размышления и эмоции остаются, как правило, неразделенными. Но если все же мы решаемся ими поделиться, то на мгновение в нас пробуждается душа. В этот миг мы действительно чувствуем, что делимся тем глубинным, во что погружает нас болезнь. А вдруг мы умрем, думаем мы, и чего тогда будет стоить наша жизнь? Перед лицом смерти о чем из того, что не успели сделать, мы будем сожалеть? На что еще нам нужно время? В чем все-таки наше предназначение? Что значат для нас люди, которые нас окружают? Есть ли Бог? Есть ли что-то после жизни? Что из незавершенного тяготит нас? Какие затаенные мысли или воспоминания возвращаются к нам? О чем говорят нам наши сны?

Когда мы произносим вслух то, что нас беспокоит, когда мы заявляем об этом, мы приоткрываем пласты своей души. В такие моменты мы как бы обнажаемся. Но слишком часто, когда мы говорим о том, что нас тревожит, первым порывом тех, кто это слышит, бывает желание накрыть сказанное нами тонкой вуалью поспешных ободряющих слов, и тогда мы уходим в себя. Тем, кто плавает в более мелких водах, становится неуютно, когда открывается пространство для души и всего того, что ее волнует. Люди, страдающие зависимостью от работы или алкоголя, скользящие по поверхности бытия, стараются избегать тем, которые толкают нас на поиск души. Они чуждаются собственной глубины и не задаются вопросами, которые мы перечислили.

Порой мы будто глядим внутрь себя, ощущая, как наше глубинное поднимается все выше и выше. Оно может открыться в виде мысли, воспоминания, эмоции, интуитивной догадки, мудрости, и тогда кто-то рядом говорит: «О чем призадумались?» И мы смущенно отступаем. Вдруг однажды мы произносим вслух то, что нас волнует, и это приносит неожиданную радость, как будто мы встретили родственную душу. Друг, с которым можно говорить по душам, – это святилище, убежище; это человек, которому мы можем сказать правду о том, что чувствуем, знаем или воспринимаем. Когда что-то говорится от души, то не для того, чтобы кто-то это подтверждал, отрицал, или принимал на свой счет; сказанное и прочувствованное должно быть воспринято, услышано, принято, поддержано по аналогии с тем, как это происходит в материнской утробе, где наши прозрения о себе и о том, чем дорожим, могут быть выношены, выращены и доведены до полного осознания.

Подобные мгновения покоя, когда наши взоры обращаются внутрь, напоминают тишину беременности, время, когда мы испытываем единение с нашими глубинными мыслями, образами и чувствами, которые, однако, могут быть столь переменчивыми; настроение меняется, и то, что еще минуту назад было в центре внимания, способно исчезнуть, как испаряются фрагменты сна.

Главное, что я хочу сказать, состоит в том, что болезнь способна привести к пробуждению души и что мир души сродни снам и мечтаниям, он является источником личностных смыслов и мудрости, способных трансформировать нашу жизнь и принести исцеление. Говоря это, я, конечно, вовсе не утверждаю, что болезнь надо приветствовать. Те, для кого болезнь стала путешествием души, только впоследствии смогли воздать ей должное. И тем не менее увидеть в болезни перспективу для души – значит наделить ее потенциалом духовного путешествия.

Выздоровление души может совпасть с восстановлением телесного здоровья, но последнего может и не произойти; человек, возможно, исцелит душу, но тело может и не справиться с болезнью. В конце концов, наша жизнь конечна. Вопрос не в том, умрем ли мы вообще, а в том, когда и как мы умрем. Болезнь выводит нас из русла привычной жизни, из повседневных забот. Она ставит нас перед необходимостью решать главные задачи, подключает к духовному знанию, способному трансформировать и нас самих, и нашу ситуацию. И в этом нас поддерживают молитвы и ритуалы, они помогают сосредоточиться на душе, соединяют с духовными энергиями.

Глядя на мир из пространства своей души, мы можем ясно видеть то, что для нас по-настоящему важно, узнавать правду о себе и своей жизни. Мы знаем, что все мы, скорее всего, духовные создания на человеческом пути, а не просто человеческие существа, которые могут встать на путь души, а могут и не встать. На уровне души мы узнаем о священном и вечном. На уровне души болезнь, даже смертельная, является потенциальным началом, лиминальным временем, когда мы пребываем между обыденным миром и миром невидимым.

Вопросы о душе

Я считаю, что вопросы о душе, которые ставит перед нами любая болезнь, равно как и всякая индивидуальная жизнь, всегда одни и те же: Зачем мы здесь? Что в этом мире нам надо совершить? Чему мы должны научиться? Что и кого полюбить? Все эти вопросы имеют отношение к сути того, кто мы такие. Я полагаю, что болезнь способна расширить наше сознание, являясь своего рода сигналом, пробуждающим нас ото сна, что болезнь включает в себя нисхождение к собственным глубинам и столкновение с тем, что нас пугает. Я видела, как болезнь воскрешает поспешно похороненную любовь и раскрывает силу характера, и я уверена, что болезнь несет в себе потенциал для роста души. Или не несет. Я знаю, что личные истории, а также мифы, сновидения и мистический опыт могут стать еще более яркими во время болезни и что знания, проистекающие из этих источников, интегрируют душу в обычную жизнь, а это наполняет смыслом как жизнь, так и смерть.

У последней черты

Впервые я поняла, что болезнь является переживанием не только тела, но и души, когда мне было около тридцати. Я только-только приступила к психиатрической практике, но вынуждена была взять полугодовой отпуск, чтобы отправиться в дом к своим родителям, куда моего отца перевезли из больницы умирать. Отец проиграл свою долгую и героическую битву с раком, рак поборол его тело, но и после того, как медицина не смогла предложить ему никаких, даже поддерживающих процедур, воля к жизни помогла ему продержаться еще несколько месяцев. И вот он умер, а я смотрела в его широко открытые глаза, в его лицо, которое светилось радостью. Я убеждена, что он видел что-то недоступное моему зрению, а я доверяю своему восприятию и с глубокой признательностью отношусь к этому дару. Какое-то мгновение назад отец был еще здесь, а в следующее его уже не было. Осталось одно опустошенное тело, которое уже покинула душа. Тело было теплым, и какие-то клетки, возможно, еще продолжали работать секунды спустя, но ни его самого, ни его души больше не было в этом теле. Его страдания завершились, а тело, которое продолжало лежать, напоминало оставленную по забывчивости одежду, изношенную и истрепанную, очень знакомую, но больше непригодную для человека, который когда-то ее носил. Выражение отцовского лица говорило о том, что там, куда в момент смерти устремился его взор, есть нечто прекрасное. Что-то подобное происходило и до этого, в период, когда ему пришлось долго-долго умирать. Увиденное осталось со мной как знание о том, что на этом этапе жизни происходит что-то чрезвычайно важное. Из-за трудностей с дыханием отец не мог подолгу говорить, и потому в те последние месяцы именно внутренний мир стал его прибежищем. Вполне вероятно, что он ушел после того, как пробыл здесь ровно столько, сколько ему самому было нужно, чтобы доделать все, что он считал важным на пороге между этим миром и следующим. Умирающие люди проводят свои дни так же, как новорожденные: они подолгу спят и видят сны, позволяя родным и близким делать все, что нужно, по уходу за ними. Сны, мечтания, моменты ясного сознания, а также разговоры не только облегчают переход, но и служат лекарством для души. За годы, прошедшие с того времени, мой сын, моя мать и близкие друзья пережили кризисы, связанные с болезнями и хирургическими вмешательствами. Я поняла, что, когда ребенок подвергается серьезной хирургической операции, его мать, как никто другой из близких людей, чувствует не только уязвимость своего ребенка, но и собственную незащищенность. Это же произошло и на пороге взросления моего сына, когда ему выпало испытание, в котором были все признаки инициации в мужской мир, и этот опыт, бесспорно, стал для него путешествием души. Возможно, эта духовная перспектива, которой я поделилась с сыном, помогла ему пережить выпавшие на его долю страдания.

Когда моя восьмидесятипятилетняя мать тяжело заболела и ей не хватало сил, чтобы жить дальше, нам обеим показалось, что пришло начало конца, но вдруг ей стало лучше, затем она поправилась и еще в течение трех лет вела вполне самостоятельную жизнь, как личную, так и профессиональную. Полагаю, что сделанное и сказанное мной оказалось решающим в том, куда качнулись весы, но именно она сама на уровне души приняла решение жить, и потому телесное здоровье вернулось к ней.

Медицинские и хирургические кризисы, через которые прошли мои ближайшие подруги, сказались и на мне – в той мере, в какой на нас способны повлиять лишь наши ровесники, те, кого мы любим и благодаря кому понимаем, какой короткой может быть и наша собственная жизнь.

Всякий, кто приходит ко мне на анализ или за консультацией, приносит заботы и тревоги, касающиеся самой сути существования. Накопленный обширный опыт убеждает меня в том, что на протяжении человеческой жизни невозможно хотя бы однажды не столкнуться с прямой или косвенной угрозой потенциальной инвалидности или смертельной болезни: что-то из этого ряда обязательно случается с нами и с теми, кто нас окружает. Независимо от того, являемся ли мы сами пациентами или лишь свидетелями того, как болезнь входит в круг близких нам людей, нас это глубоко трогает. Болезнь, которая угрожает жизни, направляет самих пациентов, тех, кто их любит, и тех, кто их лечит, в царство души.

Серьезные болезни, как правило, застают нас врасплох. Скачок от здоровья к болезни может быть настолько резким и стремительным, что мы столбенеем, теряем дар речи, ощутив бездну, в которую мы попали. Слова, сказанные людьми, которым эта территория знакома, могут послужить нам ориентиром; образы и метафоры, отражающие то, что я знаю, могут стать началом внутренней рефлексии или основой диалога души с душой другого человека. Внезапно или постепенно, но любая серьезная болезнь обязательно ведет к потере иллюзий, что приближает нас к сущностным вопросам, которыми мы задаемся, возможно, впервые в жизни.

Опуститься вследствие серьезной болезни к самым глубинам, очутиться лицом к лицу со смертью, осознать свою неспособность контролировать происходящее – значит приблизиться к пониманию сути того, кто мы как уникальные индивидуумы и как человеческие существа. Подобно тому, как на рентгеновских снимках лучше всего видны именно кости – самые крепкие, незыблемые части тела, так и несчастье обнажает в нас вечное, а, значит, несокрушимое – свойства нашей души.

2

Когда почва уплывает из-под ног

Когда есть «до» и «после», когда случается событие, означающее конец привычного бытия, каким нередко становится медицинский диагноз, наступившая перемена по силе воздействия напоминает природную катастрофу, землетрясение в масштабе личности, от которого почва уходит из-под ног. До постановки диагноза, до операции, до несчастного случая, до осознания того, что с нами что-то нехорошо, мы живем в невинности или отрицании. И вдруг резко все меняется, и мы понимаем, что ничто и никогда больше не будет прежним.

В таком состоянии нам нетрудно ощутить себя Персефоной1, героиней греческой мифологии. Девушка гуляла по лугу, собирала цветы, как вдруг перед ней разверзлась земля, и из возникшего разлома, из самой глубины и тьмы на черной колеснице, запряженной вороными конями, появляется Гадес, хозяин Подземного Мира, готовый похитить и увезти ее с собой. Он хватает Персефону, прижимает к себе, а она все кричит и кричит от страха, но кони уже несутся по кругу. И вот уже и вороные, и колесница, несущая Гадеса и объятую ужасом Персефону, исчезают во мраке бездны, откуда они пришли, и земля над ними смыкается, словно ничего и не было.

Встреча с Гадесом: утрата и опыт уязвимости

Всего один миг отделяет Персефону, мысли которой заняты исключительно сбором прекрасных цветов для букета, над которой синее небо и теплое солнце, которая полна ощущениями, что жизнь хороша, от Персефоны, которая оказалась в подземном мире, где все не так, как было еще мгновение назад. Невинность и безопасность девушки грубо нарушены, она беспомощна, она во власти сил, о которых прежде и не знала. Этот миф применим к любому человеку. Персефона – это невинная часть мужчин и женщин, молодых и пожилых, с которыми однажды встречается Гадес, – преступник, насильник, кровосмеситель. Он грабит, предает, совершает вероломные, не укладывающиеся в сознании, шокирующие поступки, сообщая нам таким образом о нашей эмоциональной и физической уязвимости. Можно сказать, что Гадес – это то символическое событие, которое открывает нам специфическое знание о добре и зле. До прихода Гадеса мы чувствуем себя защищенными, после встречи с ним мы знаем о своей уязвимости. Когда лабораторный анализ оказывается положительным и биопсия выявляет рак или же мы вдруг узнаем о болезни, которая каким-то иным способом угрожает нашей жизни, эффект оказывается тем же самым: наша Персефона, олицетворение безопасности и иммунитета к болезням и смерти, подверглась насилию и попала в подземное царство.

Для многих из нас поэтическая метафора, которая отражает наши чувства, является средством, с помощью которого мы выражаем воспринимаемые нами события и постигаем значение личного опыта. Болезнь как нисхождение в подземный мир – это метафора, которая сообщает интуитивному уму и знающему сердцу о той глубине, которую сознание не в состоянии осмыслить никаким иным способом. Но на этом же языке говорит и наша душа.

Подземный мир страха

Когда перед нами возникает реальность серьезного заболевания, когда мы сами или тот, кто нам дорог, попадаем в больницу, чтобы пройти обследование для постановки диагноза или лечения, то в метафорическом смысле мы попадаем в подземный мир. Это – подсознательный или бессознательный мир, где нас атакуют страхи, которые мы по обыкновению прячем и с которыми стараемся не соприкасаться, в этом мире мы не защищены. Нас преследует страх смерти, боли, ампутации, зависимости, обезображивания, деменции и депрессии. Нас пугает вероятность оказаться тяжело больным или изувеченным человеком, перед нами открывается реальность потери отношений, работы, собственной мужественности или женственности, отказа от прежних намерений и мечтаний. Мы боимся, что станем обузой в материальном или каком-то ином плане, мы боимся за наших детей и за тех, кто зависит от нас, мы боимся, что больше никогда не будем самими собою. Все эти страхи нередко усугубляются тем, как за нами ухаживают или как мы на эти действия реагируем. Наш прежний опыт детской беспомощности и нынешние переживания тревоги сливаются воедино. Возникает реальная опасность утопить то лучшее, что в нас есть, в выгребных ямах жалости к себе или увязнуть в навязчивом повторении одного и того же вопроса: «Почему я?».

Больных или потенциально больных людей, особенно женщин, нередко низводят в ранг беспомощных детей. Врачи и близкие зачастую начинают говорить о нас в нашем присутствии так, как будто нас тут нет. Или, если мы суетимся, нас называют трудными пациентами. И всех вокруг занимают исключительно вопросы медицины, а не психики. Послание, которое мы получаем, становясь пациентами, может звучать так: «Держите свои страхи в себе, а окружающие должны видеть ваше приятное лицо», или «Надо быть хорошей девочкой», или «Надо вести себя, как подобает мужчине и делать то, что советует врач». Злиться запрещено. А задавать вопросы иерархам вообще бессмысленно. Мы попадаем в подземный мир своих страхов, но говорить о них нам не полагается. Если мы злимся или жалеем себя, если в нас неожиданно проступают эмоции или если мы хотим внимания к своим чувствам от врачей или медсестер, нас воспринимают как проблему. Внимание к эмоциональному состоянию пациента требует времени, а когда все время забирает обход палат и осмотр больных, то пациент или его родственник, которым надо уделить внимание, дать заверения или разъяснения относительно лечебного плана, часто воспринимаются как слишком требовательные или даже нуждающиеся в психиатрической консультации.

Подземный мир депрессии

Подземельем для нас может оказаться состояние ума, напоминающее мир Гадеса, в котором похищенная Персефона – лишь узница и заключенная. Это тусклый мир теней умерших, узнаваемых, но не овеществленных; это мир бескровных созданий, похожих на голограммы или на бесчувственные воспоминания. Это мир депрессии, в котором мы отрезаны от собственных чувств, в который нас может привести наша болезнь или усилия, направляемые на подавление всех чувств и страхов. В депрессии мы действуем так, словно мы – объекты, неодушевленные, покорные и согласные на все. Серьезный диагноз и необходимость немедленно последовать медицинскому совету и предписаниям врача приглашает нас к диссоциации, к разлуке с чувствами. Депрессия и диссоциация дают схожие результаты. И вот оторванный от собственных эмоций человек изображает хорошего пациента, поступающего в больницу так, словно он направляется в телесно-ремонтную мастерскую.

Подземный мир души

Подземный мир – это и мир души, область внутренних богатств. Это царство Плутона (латинское имя Гадеса), подземелье, полное богатств или сокровищ. Это также и психологический слой, который содержит еще не раскрытые возможности. В нем наши таланты и наклонности, которые когда-то были так важны для нас, эмоции, которые мы сначала упрятали подальше, а после и вовсе утратили с ними связь. Минуя личностный слой, мы попадаем в сокровищницу архетипического, или символического уровня, в слой коллективного бессознательного, который содержит различные паттерны, инстинкты – все, что присуще человеку как таковому. Природой в них заложены глубокие смыслы, они являются нам в сновидениях, раскрываются в нашем творчестве. Именно здесь истоки нашей души, обитель духовного инстинкта, ведущего нас в наших поисках божественного тем же бессознательным путем, каким цветок поворачивается лицом к солнцу. Здесь начинается психологический путь в направлении к целостности и смыслу. Здесь, в архетипическом мире, смерть и возрождение суть метафоры, и реальность физической смерти, столь сильно пугающей наше Эго, уравновешивается снами, имеющими совсем иную перспективу.

Размышление над символами, над важными темами, над значением сновидений, которые мы записали и запомнили, приводит нас в мир души. Сюда нас приводит реализованная нами потребность играть, петь или слушать музыку, заниматься танцами, живописью или рисунком. Здесь мы оказываемся, когда выражаем свои чувства, когда делаем записи в дневнике, когда слагаем стихи, когда воплощаем желание молчать или говорить по душам, а также когда молимся и медитируем. Когда врата в мир души нам знакомы, попасть туда не трудно.

Для многих людей, однако, внутренний мир души – иноземное государство. Например, экстраверт, гордящийся своей практичностью и логикой, рачительные помощники, пекущиеся о потребностях других людей, люди, «живущие» работой, для которых продуктивность является мерилом их собственной ценности, – все они редко делают попытки войти во внутренний мир. Ресурсы внутреннего мира, к которым мы можем подключаться, чтобы подлечить свое тело и душу, важно изучать, и об этом я буду говорить в последующих главах. Узнать о потенциальных богатствах этой области подземного мира, ощутить желание познать себя из первых рук, захотеть потратить энергию и время, чтобы отыскать путь к этим богатствам, – это всего лишь начало. Ведение дневника на бумаге или в уме – следующий шаг, открывающий нам ценность образов, фраз, чувств и мыслей, рожденных в нашим глубинах. Яркий сон требует внимания и записи, иначе он едва ли запомнится, но даже если и запомнится, его подробности вряд ли удастся сохранить. Наше внимание к деталям сна побуждает к размышлению над отдельными аспектами сновидческого материала, а это, в свою очередь, пробуждает в нас все новые и новые воспоминания и ассоциации. Все это может подвигнуть человека, который до этого не был сфокусирован, или был сфокусирован на дискомфорте, или был навязчиво сфокусирован, на вступление в общение с собственной сновидящей психикой. Созерцая, мы входим в медитативное состояние, которое есть не что иное, как открытый, воспринимающий разум и сердце. Это сродни тому, как действует на некоторых из нас уединение, медитация или открытость души в возносимой нами молитве.

На других такое же действие оказывают походы, бег, рыбалка, занятия в саду или шитье.

Как бы вы ни поступили, но если вы услышали идущий изнутри негромкий голос или ощутили внутри точку покоя, вы получили средство доступа к внутреннему миру души. Когда этот мир – незнакомый ландшафт или когда болезнь не позволяет воспользоваться маршрутами, проложенными ранее, можно использовать способы, которые некогда оказались полезными другим людям; другими словами, мы можем учиться у других. Именно так мы действуем, когда хотим оказаться на приеме у конкретного врача, – мы пользуемся рекомендациями, полагаемся на чужой опыт, справляемся о нем в каких-то организациях. Помощь можно искать также посредством консультаций, в группах, участники которых собираются для медитации, учатся духовным практикам, работают со сновидениями и дневниками или проходят курс экспрессивной терапии.

Подземный мир духов

Побочным эффектом болезни, которая таит в себе угрозу жизни, нередко является истончение границы между внешним миром и подземным миром духов. Люди делились со мной переживаниями от ярких, отчетливо запомнившихся им разговоров с персонажами, которых они ясно видели, но при этом знали, что никогда их ранее не встречали. Также мне рассказывали о неожиданно приходящем чувстве спокойствия в связи с присутствием кого-то из умерших, хотя ни их самих, ни даже их голосов эти люди не видели и не слышали. Мне говорили и о телепатической коммуникации с представителями потустороннего мира во время тяжелой болезни.

Менее обычны и более драматичны истории людей, которые, оказавшись на самом краю жизни и смерти, встречались с какими-то загадочными персонажами, сообщавшими им о том, что их время еще не настало. Две разные женщины рассказывали мне, что в тот самый момент, когда их тело перестало реагировать на медикаментозное лечение и началось умирание, каждой из них явилась старая женщина, вне сомнения коренная американка. Ее появление стало событием, изменившим ход болезни. У одной из этих женщин была лихорадка неизвестного генеза, которая в результате этой встречи прекратилась. Другая женщина почувствовала, что диагноз, который ей поставили, неверен. Она приложила значительные усилия, чтобы ей поставили правильный диагноз – болезнь Лайма, после чего ей подобрали соответствующее лечение. Обе женщины поправились, и после этого, каждая по-своему, стали пропагандировать использование альтернативной медицины в рамках общепринятой терапии. В результате тяжелой болезни обе женщины заглянули в глаза смерти и встретились с неординарной реальностью, что стало поворотным пунктом в течении их болезни и вдохновило их на помощь другим людям после выздоровления.

На поминальной службе, посвященной кончине Гари Уолша, известного сан-францисского терапевта, который организовал первый марш с зажженными свечами в поддержку больных СПИДом и дебатировал с Джесси Хелмсом, был показан фильм с его участием. В видеоинтервью, данном им за несколько дней до смерти, он рассказал, что его дважды посещал человек, которого многие участники интервью хорошо знали. Этот человек недавно умер. Несмотря на то, что Гари был физически истощен, он говорил осмысленно, ясно и абсолютно убедительно. Он утверждал, что не спал и не галлюцинировал, когда увидел в своей комнате человека, который сказал, что ему не о чем беспокоиться и что в момент, когда Гари будет умирать, тот будет рядом, чтобы помочь ему совершить переход. Гари засомневался и потребовал в качестве доказательства повторного появления. Спустя пару дней, когда Гари бодрствовал и ум его был ясным, этот человек появился снова. Коротко и быстро он повторил, что будет с Гари в день его ухода, выражая раздражение из-за необходимости наносить повторный визит, поскольку у него «много других дел».

Стадии нисхождения в подземный мир: миф об Инанне

Нисхождение души в подземный мир, которое может ускорить серьезная болезнь, не всегда имеет эффект шока, внезапного и неожиданного похищения или мгновенного разрушения, как это переживает, например, человек, оказавшийся в эпицентре крупнейшего землетрясения. Миф о Персефоне применим именно к таким обстоятельствам, но есть и другой миф, который откликается в опыте людей, чья болезнь и нисхождение происходят шаг за шагом, как следствие постепенной утраты опоры в привычном мире здорового самочувствия. Так бывает, когда человек переживает болезнь, течение которой сопровождается постепенным ухудшением здоровья, либо пребывает в иллюзии, что он все контролирует и тем самым как бы снижает степень эмоционального воздействия на него серьезного заболевания. Миф, рассказывающий о таком путешествии, корнями уходит в многотысячелетнюю историю, к шумерской богине Инанне2.