Эффект присутствия

– Ах ты, сука, какая! – Борзов несильно ударил кулаком по бронированной двери.

– Вызывайте днем, как положено, по повестке.

– Не откроешь, значит?

– Ночью не открою.

– Ну ладно, не последний раз встречаемся, Вова! – Майор, не сводя глаз с видеокамеры, натянул на голову черную вязаную шапочку.

Минуты три еще он похулиганил, потерзал звонок, обещая при этом через полчаса вернуться с санкцией прокурора на обыск. Клыч стоял, упершись лбом в стену, терзаемый бешеным стуком крови в висках. Наконец, серенады звонка стихли. Вниз по лестнице, перебивая друг друга, дробно скатились шаги.

Ленка таращила испуганные серые глазищи.

– Что случилось?

Клыч обернулся, попытался успокоить ее улыбкой, не послушались дрогнувшие губы. Подошел, обнял тоненькое родное тельце, ткнулся лицом в выступающую ключицу.

– Всё хорошо, зая, всё у нас хорошо.

– Правда?

– Разве я тебя когда-нибудь обманывал, маленькая?

5

30 декабря 1999 года. Четверг.

22.45 час. – 23.30 час.

Когда расстрелянную «девяносто девятую» с двумя трупами в салоне затащили лебедкой на платформу эвакуатора и там закрепили, Кораблёв предупредил Птицына, что по пути в автоколонну заскочит к себе в прокуратуру решить пару вопросов.

– Не потеряем груз, Вадим Львович? – Саша с сомнением оглядывал сложную конструкцию.

– Сзади сотрудники поедут, они проследят, – и.о. начальника КМ показал на вернувшуюся на место происшествия патрульную «пятёрку» ДПС. – Я, собственно, с ними поеду. Начальник на своей отъехал.

На улице провели все возможные мероприятия. Собака след не взяла, только кружила. Эксперты сфотографировали следы обуви на снегу, в надежде на то, что хоть один из них принадлежит преступнику. Кузов автомобиля обрабатывать «на пальцы» решили в тепле. Поквартирный обход, проведенный участковыми, положительных результатов не дал.

Быстрота посещения семнадцати квартир и десяти домов частного сектора вызвали у Птицына определенные подозрения. Поэтому отчет заместителя начальника службы участковых Смирнова он выслушал со скепсисом. Но не зря Смирнов слыл мастером грамотного доклада. На слух, без проверки, на которую не имелось времени, придраться было абсолютно не к чему. Птицын понимал, что люди устали, у всех новогодние хлопоты на носу, с утра всем на службу, но все равно негодовал на то, что участковые не прониклись серьезностью ситуации. А с чего им, собственно, проникаться? После разделения милиции на муниципальную и криминальную показатели раскрываемости стали оцениваться по двум отдельным линиям, МОБ и КМ. Соответственно и спрашивали каждого за своё. Поэтому, по большому счету, участковым раскрываемость убийств была по барабану. В зачет им шли свои статьи: уклонение от уплаты алиментов, обман потребителей, неквалифицированные составы краж и грабежей, другая мелочевка.

Птицын велел замначальника участковых проконтролировать, чтобы его подчиненные не забыли написать справки по результатам обхода. И еще, чтобы двух человек выделили на утро для повторных мероприятий. Надо было продублировать попытку побеседовать с теми жителями, которые ночью не открыли двери.

Усаживаясь на заднее сиденье машины ДПС, Птицын спохватился.

– Смирнов, зайдите к своему сотруднику, который в шестой квартире живет. Проверьте, чем он занимается в быту, завтра мне доложите.

Маленький капитан, нахохлившийся на морозе, как воробей, смотрел не мигая. По его отстраненной физиономии невозможно было определить, понял ли он задачу, поставленную и.о. начальника криминальной милиции.

Птицын хлопнул дверью. Времени разбираться с каждым участковым-самогонщиком не было. Да и мотивации тоже.

Этот разговор происходил без Кораблёва, который, вернувшись на Советскую, осторожно заезжал на своей «девятке» в плохо расчищенный от снега двор прокуратуры. Дольше чем обычно добивался взаимности у замка двери запасного выхода. Конечности закоченели окончательно, несмотря на то, что на месте происшествия Саша старался не стоять без движения. Попав наконец в кабинет, он первым делом включил в розетку чайник.

«Без кофе никуда не поеду. Еще покурю по-человечески».

Существовавшая система оповещения начальства о происшествиях обязывала Кораблёва совершить ряд неотложных действий. В последние годы несвоевременное информирование областного руководства наказывалось очень жестко. Запросто можно было угодить в приказ со всеми вытекающими. На областниках, в свою очередь, лежала обязанность в суточный срок сообщать о наиболее тяжких преступлениях в Генеральную прокуратуру. Там сообщения брали на контроль, заключавшийся в ежемесячном истребовании с мест подробных письменных информаций о ходе расследования. Начальство не столько ругало за нераскрытое преступление, сколько за промедление с направлением специального донесения. Возможно, в этом крылась определенная логика, но Кораблёву она была пока не подвластна.

Саша подвинул к себе телефон. Хорошо, что у него, единственного из всех следователей, имелась «восьмерка» и он мог звонить по межгороду. А то пришлось бы поднимать Элю, снимать с сигнализации канцелярию, а это со всеми разъездами еще час. Вообще, надо после сдачи отчетов разориться на мобилу. Дорого, но зато как удобно. Друг Диман купил и не нарадуется.

Первый звонок Кораблёв сделал прокурору. Уезжая, Трель наказал Саше прикрыть его в случае чего. Это означало, что, несмотря на все свои прихваты, прокурор всё-таки остерегался полностью забивать на службу. Держа перед собой открытой записную книжку, Саша набрал домашний номер Треля. Выслушав полтора десятка длинных гудков, стукнул по рычагу. Дождавшись непрерывного сигнала, повторил попытку и получил аналогичный результат. Звонок на мобильный телефон оказался более успешным.

Трель откликнулся почти сразу:

– Слушаю вас.

В динамике Саша слышал басовый грохот музыки, женский заливистый хохот, одобрительные мужские возгласы.

– Олег Андреевич, это Кораблёв вас беспокоит.

– Что?! Не слышу! Подождите, я выйду.

Прокурор проявился через несколько секунд.

– Да.

– Извините что отрываю, Олег Андреевич… – Саша был воспитан в традициях уважительного отношения к начальству. – У нас убийство двойное. Огнестрел.

– Кто, чего? – Трель мобилизовался, голос его казался вполне трезвым.

Саша изложил время, место, способ совершения преступления и данные о погибших. Их фамилии прокурору, человеку в Остроге новому, ничего не говорили.

Алкоголь все-таки дал о себе знать шуткой сомнительного качества.

– Главное, что хорошие люди не пострадали. А без этих только воздух чище будет.

Кораблёв не отреагировал на этот пассаж. Он прикидывал, в каком режиме и сколько придется впахивать по резонансному убою.

– В область звонил? – Трель не забыл о порядке доклада наверх.

– Вам – первому, Олег Андреевич.

– Молодец. Я сам шефу доложу. Я – в городе, понял?

– Конечно! – По приказу прокурор был обязан выезжать на все убийства.

– Продиктуй мне фактуру. Секунду, листок с ручкой возьму.

На тумбочке гневливо забурлил, заплевался кипятком, заблямкал крышкой вскипевший чайник. Саша, не отнимая от уха трубки, распутал шнур, чтобы не утащить за собой телефон. Вышел из-за стола и выдернул из розетки вилку. Сверяясь с записями, сообщил известные ему сведения.

– Если недостаточно, я уточню в дежурной части. – Кораблёв уловил в своем голосе угодливую интонацию, поморщился.

– Для первого доклада хватит! – Прокурор разбирался в аппаратных правилах.

Подчинённого он проинструктировал детально.

– Лично проследи, чтобы меня указали в сводке. Утром подготовишь спецдонесение в область. Отправишь факсом с утра же. Завтра короткий день, а им еще надо успеть в Москву отрапортовать.

– А подпишет кто?

– Ты и подпишешь, как исполняющий обязанности зама. Привыкай. А я у шефа сейчас заодно отпрошусь домой слетать, семью с праздником поздравить. Все запомнил?

– Все.

– Действуй, Саша. Помни, что работаешь на себя. С наступающим.

– И вас также, – спохватился Кораблёв.

Он испытал облегчение от того, что Трель взял на себя задачу доложить о случившемся прокурору области. Общение с такими большими людьми было для Саши слишком волнительным. В то же время отсутствие прокурора на месте происшествия его не смущало. Алгоритм действий следственно-оперативной группы Кораблёв знал досконально. А от Олега Андреевича все равно проку не было бы, в вопросах следствия он не шарил. В органы Трель пришел пять лет назад из арбитражного суда, причем сразу в прокуратуру области на пост начальника гражданско-судебного отдела. На первоначальной аттестации было решено присвоить ему с учетом судейского стажа классный чин «юрист первого класса», что соответствует капитану. Большую звезду «младшего советника юстиции» Олег Андреевич получил по сроку. Не за горами виднелись погоны «советника юстиции», подполковника. По слухам, выглядевшим правдоподобными, один из заместителей Генерального прокурора приходился Трелю тестем. Что тут скажешь? Повезло человеку. Саша не имел причин обижаться на Олега Андреевича. Прокурор относился к нему с приязнью, двигал к себе в заместители.

Не будь еще некрасивой истории с изгнанием Коваленко!

Кораблёв на глаз насыпал из банки в кружку растворимый Nescafe, залил кипятком и перемешал. По кабинету поплыл приятный аромат. Необходимо было срочно хлебнуть кофейку для поднятия производительности труда и настроения. Осторожно, чтобы не обжечься, Саша сделал глоток, сразу вспомнив еще об одном деле.

На продолжение осмотра следовало взять фотоаппарат с цветной пленкой. Преступление не рядовое, надо чтобы все получилось красиво. Качество фотографий, которые печатали эксперты ЭКО, давно перестало устраивать Кораблёва. Криминалисты пользовались фотобумагой и реактивами с безнадежно просроченными сроками годности, отчего снимки получались мутными и серыми. Экономя дефицитную бумагу, эксперты печатали фотографии размером со спичечный коробок. Порой даже вытрясти с них снимки было целой проблемой. Нередко они отделывались справками о том, что изготовить фотографии не представилось возможным якобы в связи с заводским браком пленки. И это в то время, когда возрастала активность стороны защиты и наглядность доказательств становилась все актуальнее. Саша, с детства увлекавшийся фотографией, быстро понял преимущества появившейся в продаже импортной цветной пленки и открывшихся фото-салонов «Кодак-экспресс». Теперь отпала нужда занавешивать окно в ванной, разводить проявитель и фиксаж, возиться с увеличителем «Юность» при свете красного фонаря, промывать снимки, сушить их на электроглянцевателе, обрезать при помощи фотоножа. Сейчас всё просто до примитива: отщелкал пленку, сдал в проявку. Отсмотрел потом негатив и продиктовал симпатичной девушке, какие именно снимки надо изготовить. Или просто сказал: «Все хорошие – по одной». На следующий день заехал, заплатил денежку, достаточно по их зарплате приемлемую, и получил красно-белый конверт с красочными глянцевыми снимками.

Еще год назад Саша стал применять при выезде на происшествия купленную на личные деньги пленку «Кодак». Фотоаппарат он использовал тоже личный, «Зенит-122» с зеркальным объективом. Только надо было обязательно предупреждать девушек, принимавших заказ в салоне, чтобы они не пугались при виде страшилок на снимках и не думали, что пленку в печать им отдал маньяк. Теперь на фотографиях можно было во всех жутких подробностях разглядеть раны на жертвах убийств, свежая кровь была красного цвета, а запекшаяся – дегтярно-черного. Товарищи судьи, ни разу не видевшие воочию криминального трупа, приобрели возможность получить наглядное представление о результатах действий гражданина РФ, вершить правосудие над которым им было доверено. Евгения Марковна Молодцова, специализировавшаяся на рассмотрении бандитских дел, как-то не без намека польстила Саше, что его дела самые красивые, под стать автору.

Инициативу Кораблёва одобрил Коваленко, надзиравший до последнего времени за прокурорским следствием. Пообещав пробить в области через отдел криминалистики финансирование цветной фотопечати, он призвал и остальных следователей последовать примеру добросовестного коллеги. Чтобы эффективнее использовать расходные материалы, договорились вчетвером сбрасываться на пленку и расходовать на выездах поровну. Так быстрее отщелкивалась кассета, и меньше тратилось денег. Задумка обломалась на Боре Винниченко. Получив в руки дежурный фотоаппарат, он либо расходовал всю пленку по последнего кадра, либо засвечивал ее, испортив отснятое другим следователем. Боря только один раз сбросился на печатанье фоток, у него никогда не было денег. Централизованного финансирования не дождались, главный бухгалтер прокуратуры области назвала их идею блажью. Постепенно все острожские следователи, кроме Саши, отказались от применения цветного фотографирования. А Кораблёв продолжал, он привык работать с личным клеймом качества.

И сейчас он вынул из нижнего ящика стола тяжелый фотоаппарат в поцарапанном чехле. Посмотрел на время.

«Ох ты, чёрт, половина двенадцатого! Не получится у Львовича собрать совещанье в двадцать четыре. Часа три на осмотр уйдет, не меньше. Самое главное и интересное впереди. В таком деле спешка не нужна. А ведь дома мамка не спит, дожидается. Я ж в восемь звонил, сказал, разогревай ужин, скоро буду. Позвонить или нет? Вдруг уснула? Разбужу. Не-ет, она будет дожидаться, лифт слушать. Вот ещё один довод за сотовый телефон. Позвонил бы с Васнецова: “Мама, я на выезде, приеду поздно, не жди, спокойной ночи, целую, Саша”. Надо позвонить. Или?..»

6

30 декабря 1999 года. Четверг.

23.00 час. – 23.50 час.

– Проходите, Олег Геннадьевич, присаживайтесь, – начальник РУБОПа гостеприимно распахнул дверь, пропуская Рожнова в кабинет.

Рог помедлил и с неохотой шагнул через порог.

– Без адвоката я всё равно разговаривать не буду.

– Твое право. – Давыдов не умел долго «выкать». – Во-он туда к столу.

Рог расстегнул молнию на куртке, присаживаться не торопился. Доставление среди ночи в «шестой» отдел заведомо не сулило приятных сюрпризов.

«Какую поганку они на этот раз замыслили?»

Он согласился проехать с рубоповцами в милицию только потому, что находился под следствием. Над ним висели целых три статьи: «сто шестьдесят третья», «двести двадцать вторая» и «триста девятая». Вымогательство, незаконное хранение боеприпасов и принуждение потерпевшего к даче ложных показаний. Сразу после возбуждения дела следователь Самандаров задержал Рога на семьдесят два часа. Потом выпустил, не найдя понимания в прокуратуре. Спустя пару недель увеличил объем обвинения и закрыл. Почти месяц Рожнов провел под стражей. Ушлому адвокату удалось вытащить клиента, обжаловав арест в суде. Меру пресечения в виде заключения под стражу судья изменил на залог в тридцать тысяч рублей. Адвокат втолковал Рогу, что теперь тот должен быть предельно осторожным. Нужно вовремя являться к следователю, отвечать на его телефонные звонки, не уезжать из города без ведома следствия, не делать никаких поползновений в сторону потерпевшего. За любой его неосмотрительный поступок рубоповцы ухватятся, как псы, и снова поволокут в камеру. Ах, какой лютый скрежет ментовских зубов стоял в зале, когда судья распорядился выпустить обвиняемого Рожнова из клетки!

Наконец Рог уселся на простонавшем под его массой стуле с обтрепанной бордовой обивкой. Выглядел он более чем внушительно: громоздкая машина с бочкообразной грудью и длинными руками. Мощные ляжки туго обтягивала черная ткань джинсов. На голове топорщился светлый жесткий ежик, серые глаза настороженно зыркали из-под выступавших надбровий. Нос Рога имел профессиональный боксерский дефект – вмятую переносицу. Тяжёлый подбородок по вертикали разрезала глубокая ямка. В последнее время таких мужиков стали называть брутальными.

Расположившийся в своем кресле напротив Давыдов мало уступал Рожнову по комплекции, но выражение лица имел улыбчивое и простодушное. Он не надеялся таким образом расположить к себе своего визави и тем паче обмануть его, но на всякий случай с привычной маской не расставался.

Паша Комаров разделся, бросил бушлат на диванчик, обитый кожзамом, взял пустую пластиковую полторашку и отправился на второй этаж за водой. Отсутствие в кабинете лишних ушей придало обстановке атмосферу некоторой доверительности. Начальник РУБОПа, налегая грудью на край стола, приглушенно поведал Рогу новость про найденных с простреленными головами Калинина и Зябликова. Повествуя, Давыдов буравил Рога медвежьими глазками, снимая реакцию.

Она выглядела вполне естественной для человека, ошарашенного известием об убийстве своих знакомых.

Рог отрывисто выругался, потом хрипло спросил:

– Кто?

Давыдов усмехнулся наивности вопроса:

– Я думал, ты подскажешь.

– Откуда? Я с ними и раньше дел не имел, а в последнее время и не виделся даже.

Начальник РУБОПа кивнул, соглашаясь. Или делая вид, что соглашается. До того как стать вице-президентом катаевского ООО «Наяда ЛТД», Рог ходил под Клычом. В начале девяностых рубоповцы сажали Рожнова за вымогательство. Дважды его осуждали условно. Городская прокуратура, в те годы боевая, оспаривала приговоры по мотиву мягкости, и областной суд соглашался, отменял непонятные решения. На третий раз, когда в суде уголовное дело о вымогательстве соединили с новым, возбужденным по факту хулиганства, учиненного Рожновым в ресторане «Старый Острог», ему, наконец, дали реально. Правда, немного, всего три года. Вышел он по звонку[37].

– Ты не гонишь, Денис? – Рожнов вопреки зароку разговорился, и это свидетельствовало о том, что от сердца у него отлегло.

«Не по моему делу выдернули!»

Вернувшийся в кабинет Комаров занялся электрочайником. Вскоре он снова ушёл, мыть кружки. Рог успел заметить, что опер взял только две. Угощать гостя милиционеры явно не собирались.

«Или в грязную нальют?»

Давыдов взял в руку пульт от телевизора, в углу раздался мягкий щелчок. Экран стоявшего на сейфе «Филипса» ожил. Энергичный, несмотря на полуночный час, ведущий аналитической программы в красивом блестящем галстуке подводил нерадостные итоги уходившего года.

– …тринадцатое сентября. В столице на Каширском шоссе взорван восьмиэтажный дом. Сто двадцать один человек погиб, девять получили ранения…

– Соображения есть какие-нибудь? – начальник РУБОПа делал вид, что целиком погружен в рассказ диктора.

Но от Рога не укрылся скошенный в его сторону взгляд. Он ответил односложно.

– Без понятий.

– А с Клычом у Петрухи с Ромкой какие дела были? – рубоповец спрашивал ненавязчиво, казалось – формально.

– Говорю же, не знаю. У каждого свои гонки. И потом, вы меня месяц в камере мариновали. Отстал я от жизни.

– Поменьше месяца, Олег, поменьше, – Давыдов стёр улыбку. – Ты за дауна меня держишь?! Весь город знает, что у Клыча с Зябликовым конфликт был серьезный. Из-за рынка!

– Весь город знает, а я – нет, – Рог упёрся.

– Клыч ведь своего не отдаст, а? Не в его характере задом сдавать. Как он Чеснока завалил, слышал?

Рог шевельнул неохватными плечами. История про то, как почти двадцать лет назад Клыч запорол в кильдыме[38] блатнягу Чеснока, воспринималась им как поросшая мхом легенда. Сейчас на дворе другие времена, двадцать первый век завтра начнется. Рогу стало жарко, он шире распахнул полы куртки, оттянул ворот пуловера. Снимать верхнюю одежду он не собирался.

«Еще подсунут мусора в карман пару патронов, им не привыкать».

– Там адвокат мой не подошел?

– А я знаю? – Давыдов ответил вопросом на вопрос.

Еще минут пятнадцать разговор катался ни о чем. К нему подключился подошедший Комаров. Паша уселся на край своего стола, качал ногой, обутой в шнурованный армейский ботинок, курил и внушал Рогу, что теперь в городе спокойная жизнь для братвы закончилась.

– Не жилось кому-то спокойно! Теперь нас будет начальство душить, развели, понимаешь, Чикаго… А мы будем вынуждены вам кислород перекрывать конкретно. А что делать? Ждите скоро маски-шоу в гости, весь ваш бизнес перетряхнем на хрен, налоговую напустим. Не нравилось вам жить спокойно…

– Ага, – не удержавшись, вставил свои пять копеек Рог, – особенно мне.

– Ты – частный случай, жертва своего необузданного темперамента. – Комаров ввинтил окурок в прикольную пепельницу в виде крохотного унитаза.

Прогнусавил зуммер телефона внутренней связи. Давыдов не торопясь снял трубку.

– Слушаю вас. Подождите минуточку, я выйду.

Устроив трубку рядом с допотопным аппаратом, начальник РУБОПа прошел через тамбур в смежный кабинет, закрыв за собой обе двери. Рожнов проводил его глазами, догадываясь, что разговор касается его персоны.

Давыдова беспокоил дежурный Андреич. Подполковника, накрученного сотней вводных, обрушившихся на дежурную смену после обнаружения двух криминальных трупов, понять было сложнее, чем обычно.

– Денис, тут адвокат лютует. Лютует адвокат. Ростик, лысый Ростик. Кожаная голова. Требует пропустить к тебе. У тебя его клиент, говорит.

– Андрей Андреевич, разве можно допустить, чтобы ночью по управлению внутренних дел передвигались посторонние лица, – Давыдов подтрунивал над дежурным, с которым находился в приятельских отношениях.

– Дениска, не клюй мне мозги, – подполковник был настроен серьезно. – Или спускайся в фойе и сам разбирайся, разбирайся… Или я адвоката пропускаю к тебе.

– Вот из-за таких как вы, Андрей Андреевич, бандиты думают, что они муровца могут запугать[39], – начальник РУБОПа придал голосу обличительные интонации.

– Кого? Муромца? Тьфу, балбес. Все, у меня область на линии.

Давыдов расправил перекрутившийся витой телефонный шнур и вернул трубку на место. В принципе, цели, которые он поставил, выдернув Рога, были достигнуты. Разумеется, он не надеялся услышать от бандита шокирующих откровений. Но выйдя из милиции, Рожнов непременно доведет до сведения своего босса Катаева то, что к двойному убийству «шестой» отдел примеряет Клыча. Награждая ментов соответствующими эпитетами, сообщит также, что они грозят создать проблемы уязвимому с точки зрения закона полукриминальному бизнесу Катка. Новости станут обсуждаться, по городу пойдут волны, начнется движуха, которую предстоит отслеживать. Катаев, его ближайшее окружение и Клыч стояли у РУБОПа под техникой[40]. Правда, не было гарантий, что милиция располагала сведениями обо всех телефонах, которыми пользовались члены ОПГ. Засветив в УВД Рога, Давыдов также надеялся отвести подозрения от своего действительного источника в среде братвы, который и слил информацию о конфликте между Клычом и группировкой Зябликова. Это должно было выглядеть правдоподобным, так как раньше Давыдов запустил дезу, что Рога освободили из-под стражи не за красивые глаза, свобода была ему дарована взамен на сотрудничество. Сделав несложный ход по вертикали, начальник РУБОПа понимал, что это лишь начало партии, имеющее целью скорейшее развитие сил.

Он заходил в свой кабинет через сквозной тамбур, когда в дверь раздался требовательный стук из коридора.

– О, как грозно, – Давыдов подмигнул Рожнову. – Не иначе, прокурор с проверкой.

– Разрешите? – в дверь заглянула голова адвоката Сизова, увенчанная кепкой из меха морского котика. – Разрешите войти, господа?

Сизов котировался не только в городе, но и за его пределами. В прошлом следователь военной прокуратуры, служивший в Подмосковье, по каким-то тщательно скрываемым причинам он всего год не дотянул до минимальной пенсии. Умный, контактный, поразительно работоспособный, прекрасно знающий законодательство, Сизов всегда создавал серьезные проблемы следствию и обвинению. Услуги его стоили дорого. Оперативные службы, плохо понимавшие в процессуальных крючках, старались с ним не пересекаться. Да и в среде следователей остались единицы, которые могли бороться с Сизовым на равных.

– А вам, Ростислав Андреевич, чего не спится? – притворно удивился Давыдов.

– За клиента беспокоюсь, Денис Владимирович, – золотозубо улыбался Сизов, проходя в кабинет и снимая головной убор.

Блестящей лысиной, густыми казацкими усами, худощавым лицом он напоминал артиста Розенбаума. Отличался лишь параметрами – невысокий, легкий.

– Можно? – Адвокату не казалось зазорным поминутно спрашивать разрешения.

Он уселся на стул рядышком со своим клиентом, заняв рубеж обороны. Поудобнее установил на коленях портфель.

– Я могу узнать причину… э-э-э… вызова Олега Геннадьевича?

– Он вам сам расскажет. Если захочет, конечно. – Небольшой моральной компенсацией Давыдову за бессонную ночь служила мысль о том, что Сизову тоже не удалось понежиться в постели.

Правда, адвокату неудобства сполна компенсировались клиентом.

Начальник РУБОПа посмотрел на Комарова, чуть заметно кивнул. Старший опер удалился в соседний кабинет, не забыв закрыть за собой двери.