Врата бога. Ашшур в гневе. Часть третья

Эти слова не убедили сотника. Он по-прежнему ещё сомневался, однако не так активно проявлял уже своё недоверие:

– Н-ну-у…Ну, допустим, и что из этого? Что ты от меня хочешь?

– Ну, не здесь же говорить! – с лица Харбе-аххе сошла улыбка.

Сабуум дал знать новоявленному родственнику жены, чтобы тот зашёл с ним в башню, и они стали подниматься наверх, в каморку сотника.

***

Когда они поднялись и остались наедине, выражение лица у незнакомца тут же изменилось. Он совсем перестал улыбаться и стал более чем серьёзен.

– Слушай меня, Сабуум, – произнёс незнакомец уже совсем другим голосом. – Я – на самом деле не родня тебе, я – человек Главного глашатая и слуга Великого царя Ашшурбанапала. Я начальствую над всеми, кто находится в Вавилоне и не нарушил клятву, и по-прежнему верен империи и Великому царю!

После этих слов незнакомец показал сотнику медную бляшку, на которой был изображён герб тайной ассирийской службы:

– Ну, что, ты убедился? – усмехнулся незнакомец.

Глаза у сотника округлились:

– Та-а-ак, зна-ачит… з-з-значит, это ты командуешь нами всеми?!

Незнакомец кивнул головой:

– Я!

Сотник нервно потеребил нечёсаную бороду, и стало видно, как его пальцы внезапно задрожали.

– Мда-а-а…первый раз с тобой сталкиваюсь… Во-от, значит, как…А как т-т-тебя на самом деле звать?

– А это не важно! Однако меня по-прежнему называй Харбе-аххе, – продолжил незнакомец, – и я по-прежнему буду считаться твоим родственником. Ты же и твои люди уже получили серебро?

– На днях.

– Всё до последнего сикля?

– Сполна!

– Значит, теперь пора исполнить то, что вы должны сделать за полученное серебро.

– Ко-огда? – дрогнувшим голосом пролепетал сотник.

– Сегодня…

– С-с… что, уже… у-у-уже сегодня? – жила с права на шеи у сотника набухла и нервно задёргалась

– И-и-именно! Именно сегодня! – подтвердил незнакомец. – Сделаете это в полночь. Во время третьей стражи.

После некоторого молчания, Харбе-аххе продолжил:

– Сколько под твоим началом людей?

– Тридцать. Дежурим не все, а по очереди. По шесть человек.

– И скольким ты можешь из этих тридцати доверять?

– Двоим. Я их посвятил в наши дела. И поделился с ними серебром.

– Сделаешь так, – продолжил Харбе-аххе, – чтобы в полночь эти двое и заступили на охрану ворот. В третью стражу. Ну а остальных… Найди предлог и как-то удали … или отправь их куда-нибудь подальше… Что бы они не путались под ногами и никак тебе не помешали. И вот уже со своими посвящёнными людьми, в назначенный час ворота и откроете. Пусть каждый из твоих посвящённых в наши замыслы людей повяжет голову белой ленточкой. И тоже самое пусть сделают их родственники. Тогда их ассирийцы не тронут. Ты всё понял?

Сотник кивнул головой.

Больше ничего не сказав, мнимый Харбе-аххе покинул башню.

***

Ночь стояла безлунная, по-особенному тёмная. Тучи надёжно закрыли месяц.

Сабууму не спалось. Он очень нервничал. И он понимал, что уже через несколько часов произойдёт что-то ужасное и непоправимое.

Великий город, который неслучайно тогда называли столицей Мира, блистательный Вавилон, державшийся уже больше двух лет, может пасть. А за этим страшно подумать, что последует…

Будут жертвы. Причём, будут многотысячные жертвы.

Было понятно, что ассирийцы мало кого пощадят. Это уже стало совершенно ясно после того, как пали те города, которые осмелились выступить на стороне Шамаша.

Захватив эти города, воины Ашшурбанапала в них не просто бесчинствовали, а грабили и истребляли тысячи людей, и устраивали зверства и жуткие расправы над побеждёнными.

Сабуум уже давно пожалел, что связался с ассирийцами. Он вышел наверх башни и устремил свой взгляд на ассирийский лагерь.

Лагерь вражеского войска вроде бы был погружён в покой, там не слышно и не видно было никакого движения, но сотник понимал, что всё это было обманчиво. Ассирийцы не спали, а бодрствовали, и готовились совершить бросок и скрытно, не зажигая огней, подбирались к воротам, которые им должны были уже через пару часов открыть.

Пора было спускаться.

Сабуум тяжело вздохнул, поправил на своей патлатой голове белую ленточку и стал сходить по ступеням вниз.

***

– Ну что? – обратился к нему один из его приближённых, стражник по имени Адариту. – Назначенное время приближается?

Сотник заколебался. «Какой же я дурак! – пронеслась мысль в голове Сабуума. – Я же сам вызвался помогать ассирийцам! Са-а-ам! По доброй воле. Никто меня не принуждал. Конечно, если я не выполню поручение Харбе-аххе, то со мной жестоко расправятся, меня убьют, и вырежут безжалостно всю мою семью, а с другой стороны я буду повинен в массовом убийстве вавилонян. А кого из них не убьют, того обязательно продадут в рабство. А значит, неизбежно пострадают и кто-то из его пусть и не самых близких, но дальних родственников, и пострадает помимо этого множество его друзей и хороших знакомых. Тех людей, которых он знал с детства, и с которыми он прожил практически всю свою жизнь. Получается, что свершится что-то чудовищное. Самое трагичное и непоправимое, что можно только представить.»

Сабуум уже не знал, что ему делать.

И тут в ворота с внешней стороны постучали. Это был подан условленный знак.

Адариту вопросительно посмотрел на сотника:

– Начальник, уже пора открывать… Помоги же мне. – И Адариту повернулся к сотнику спиной и потянулся к засову. Это было громоздкое сооружение и с ним одному человеку невозможно было справиться.

Адариту подлаживался и так, и эдак, пыхтел и никак не мог тяжеленный засов отодвинуть, а Сабуум всё ещё медлил.

– Начальник, – повернулся к сотнику подчинённый, – ну что ты стоишь? Помогай же! Чего ты замешкался?! У меня не получается…Мне одному не под силу! Он тяжеленный.

– Сейчас! С-с-сейчас я тебе помогу…– откликнулся, наконец-то, Сабуум.

Сабуум приблизился к Адариту и… резким движением выхватив из-за пояса кинжал, вонзил его Адариту в спину. Затем выдернул лезвие из напарника и вновь вонзил в Адариту свой кинжал. Вонзил глубоко, по самую рукоятку.

Сотник передумал открывать ворота. Он решил пожертвовать собой и всей своей семьёй, но не допустить падение родного города, в котором он прожил всю жизнь.

Дважды пронзённый кинжалом сотника, Адариту захрипел и осел. Струйка крови вытекла из его рта. Глаза у Адариту уставились куда-то в небо и на лице застыла странная гримаса.

Сабуум оттащил от ворот стражника и не успел обернуться, как его уже пронзил со спины чей-то дротик.

Сотник не знал, что Харбе-аххе, так называемый его родственничек, договорился с третьим стражником, который был в курсе всего, чтобы тот присматривал за Сабуумом, и если что подозрительное возникнет, то тогда… И вот, когда третий стражник увидел, что сотник заколебался, то он тут же своего непосредственного начальника и устранил.

С большим трудом третий стражник, оттащив труп сотника, в одиночку каким-то чудом умудрился открыть ворота. И тут же в распахнутые Хаббанские ворота ворвались скифы.

***

Скифов было полторы тысячи. Они уже знали, что им делать.

От Хаббанских ворот до Внутренней стены и ворот Сина (эти ворота назвали в честь бога Луны) расстояние было в четверть фарсаха или примерно в три с половиной километра, да ещё необходимо было передвигаться по городским улицам, и поэтому для скифов задача была поставлена не из лёгких. Ещё больше её осложняло то, что передвигаться следовало ночью, когда ничего не было видно, а факелы им категорически запретили зажигать.

Саурмаг объяснил соплеменникам, что им следует как можно быстрее достичь ворот Сина и застать охрану этих ворот врасплох. И если эти ворота на ночь не будут закрыты, то их необходимо будет с ходу захватить и удерживать до подхода основных ассирийских сил.

За скифскими конниками должны были следовать несколько полков ассирийской тяжёлой пехоты. С учётом того, что тяжёлые пехотинцы будут по пути сражаться с защитниками города, им до ворот Сина придётся добираться не меньше пяти-шести часов. И это ещё при лучшем раскладе. Так что скифам всё это время, если они сумеют закрепиться у ворот Сина, придётся отбиваться от вавилонян без чьей-либо помощи.

Саурмаг объяснил воинам, что они по возможности не должны вступать в противостояние с противником, и им важнее всего захватить плацдарм внутри Старого города. А значит, они должны действовать внезапно и молниеносно.

***

Скифы скрытно подобрались к Хаббанским воротам. Возле них произошла небольшая заминка, но вот ворота эти хотя и со скрипом, тяжело и натужно, но всё-таки начали открываться. И, наконец-то, они распахнулись. Вернее, их с грехом пополам сумели раскрыть настежь.

И Саурмаг тут же отдал команду двигаться вперёд.

Его воины вскочили на коней и последовали за своим тысячником. Конники Саурмага буквально ворвались в спящий город. К ним были приставлены два проводника из перебежчиков вавилонян, которые и возглавили бешеную скачку к заветной цели, то есть вперёд.

Меньше чем за полчаса полторы тысячи скифских конников преодолели расстояние от Хаббанских ворот и до ворот Сина, и на удачу наступающих, ворота бога Луны оказались не заперты.

Скифы заняли их и тем самым успешно выполнили первую часть поставленной перед ними задачи. Теперь эти ворота необходимо было любой ценой удержать.

Со всех сторон послышались крики, зажглись сотни факелов, и вавилоняне увидели, что враг проник не только в Новый город, но и оказался даже внутри Старого.

Во всём огромном городе тут же поднялся небывалый переполох.

Глава третья

 Когда Шамаш узнал, что ассирийцы ворвались в Новый город, а горстка скифов захватила ворота бога Луны, которые по чьему-то головотяпству или даже может быть и из-за предательства в эту ночь как обычно не были заперты, он понял, что его жизнь и жизни всех многочисленных членов его семьи повисли на волоске.

У него в Старом городе под рукой находилось почти шестьдесят тысяч воинов и ополченцев, и четвёртую их часть он отправил на скифов, чтобы отбить у них ворота.

Ну а Саурмагу и его людям необходимо было продержаться до рассвета, чтобы до них пробились основные силы ассирийской армии.

И вот несколько часов скифы отбивались от десятикратно превосходившего противника, который накатывался на них волнами.

Скифы бились упорно и не жалели себя, однако они были зажаты на очень узком пространстве, и их преимущество в меткой стрельбе из луков и подвижности нельзя было реализовать в полной мере.

Вавилоняне наседали. Они с отчаянием обречённых вступали в рукопашную. Причём наступали бунтовщики разом со всех сторон. Они ведь понимали, что если сейчас не сомнут скифов, то им, а также всем их родным и близким неминуемо грозит гибель, и Вавилон тогда окончательно падёт.

***

Прошло больше двух часов, а скифов так и не удавалось выбить из занимаемых ими позиций.

До ворот бога Луны ассирийской тяжёлой пехоте предстояло пройти уже совсем небольшое расстояние, пехотинцы наступали всё энергичнее и всё стремительнее. Уже послышались торжествующие крики и лязг оружия, топот тысяч ног. Ассирийские тяжёлые пехотинцы были уже на виду. Им оставалось преодолеть пять или шесть кварталов плотной городской застройки, и они бы ворвались в ворота Сина.

– Аха-арай!

– А-а-аха-арай! («За мной!» – прим. авт.) – слышался боевой кличь ассирийских воинов на арамейском языке.

Наступил наиболее критический момент…

И тогда атаку на скифов лично возглавил Шамаш-шум-укин. Он облачился в доспехи простого воина и за долгое время впервые взял в руки оружие.

***

Вавилонского царя сопровождал отборный отряд его телохранителей. Это был полк тяжёлой пехоты. Как и в ассирийской армии этих воинов называли ещё щитоносцами. Они были на ассирийский манер вооружены внушительными железными, изогнутыми и на конце утяжелёнными мечами, которые назывались махайрами, и в отличии от остальных вавилонян их отменно обучили владению оружием. Царские телохранители-щитоносцы не хуже ассирийцев умели биться в ближнем бою. И они со всех сторон окружили Шамаша.

Шамаш-шум-укин сделал краткое напутствие. Он пообещал своим телохранителям большую награду, если они смогут отбить у противника ворота бога Луны. Впрочем, о награде можно было царю сейчас и не заикаться, так как все его воины прекрасно осознавали, чем же им грозила неудача при этой атаке.

Если бы ассирийские тяжёлые пехотинцы соединились со скифами, то замысел карлика полностью бы удался. И потому царские телохранители с беспримерной яростью набросились на врага, истекавшего кровью, но продолжавшего удерживать ворота Сина.

***

Безжалостная рубка у ворот длилась уже почти четыре часа…

Скифы отбивались как могли, но их оставалось чуть больше пятисот, а наседавших на них вавилонян было во много-много раз больше. Так как атаковали скифов уже и городские ополченцы, и простые вавилонские воины, и, самое главное, телохранители Шамаша.

Саурмаг этого воина сразу выделил, хотя он и не отличался доспехами от остальных царских телохранителей. Но он всем окружающим отдавал приказы. Кто-то из рядом находившихся с Саурмагом скифов воскликнул: «Это же сам брат Великого царя!»

Услышав это Саурмаг сломя голову бросился на него и попытался царя Вавилонии убить, но на пути скифа встали царские телохранители. И больше ничего Саурмаг уже не помнил.

Через каких-то полчаса всё закончилось.

Бунтовщики опрокинули скифов Саурмага и с большими потерями сумели всё же выбить спешившихся кочевников с занимаемых позиций.

Из первоначальных полутора тысяч наёмников-скифов в живых осталось не больше четверти, ну а предводитель их оказался тяжело ранен. Старому вояке продырявили грудь в трёх местах и зацепили мечом бедро справа, но скифам удалось его вынести с поля боя.

В этой жуткой сечи погибло немало скифских коней, и в том числе погиб Орлик.

***

Бунтовщики отбили ворота в самый последний момент и смогли затем их забаррикадировать. И тем самым падение столицы Мира было ещё на какое-то время отсрочено.

А в захваченном ассирийцами Новом городе началось что-то невообразимое. Озверевшие ассирийцы тут же стали жестоко избивать находившихся там вавилонян.

К вечеру число погибших составило уже больше сорока тысяч. Ассирийские воины резали горожан как скот и даже над их труппами продолжали безжалостно измываться. Расправы над побеждёнными бунтовщиками были самыми изощрёнными. Ещё больше вавилонян были обращены в рабов.

Вавилоняне наблюдали с башен и стен Старого города, что же творилось в захваченном врагом Новом городе и приходили в трепет. Они убеждались, какая же страшная участь их всех ждёт в недалёком будущем. И никто теперь даже не помышлял о сдаче Вавилона. Горожане готовы были защищаться до последнего вздоха. А, впрочем, никто им и не предлагал сдаваться.

Ассирийцы жаждали крови, только крови.

И этого они не скрывали.

Насмехаясь над защитниками Старого города и желая их унизить и устрашить, воины Великого царя растлевали девушек и молодых женщин, а потом обезглавливали и складываои их головы на видном месте или играли с ними в мяч. А ещё они без прерывно проводили показательные и самые жестокие казни захваченных вавилонян перед стенами Старого города. При этом они не щадили и малолетних детей.

***

После всего случившегося я вот на что хочу обратить внимание…

Обычно в отношении жителей столицы Мира по природе своей не просто суровые, а очень жестокие ассирийцы проявляли некоторую мягкость и снисходительность, так как считали вавилонян всё-таки для себя не чужаками, а родственным народом, но вот на этот раз…О-о, на этот раз всё было совсем по-другому! Ассирийцам был отдан приказ никого не жалеть и поэтому вавилонян они не удостоили пощады.

Полторы тысячи захваченных в плен вавилонских воинов ассирийцы посадили на кол, ещё стольких же обезглавили. С трёх сотен с ещё живых содрали кожу, а нескольких военачальников четвертовали и их останки разрубили на куски. И все эти устрашающие экзекуции ассирийцы проводили на виду у ещё державших оборону бунтовщиков.

Новый город был охвачен пожарами. Весь день и всю последующую ночь ворвавшиеся в Новый город воины Великого царя не прекращали зверствовать. Зверства их были поистине ужасающими. Евфрат и все каналы в черте города стали красными от пролитой человеческой крови.

***

Мардук-апла-иддин по своему происхождению был вавилонянином, но он совершенно равнодушно взирал на то, как бесчинствовали ассирийские воины, ворвавшиеся в его родной город, как они убивали, насиловали и обращали в рабство защитников и жителей Вавилона.

«Бунтовщиков необходимо примерно наказать», – именно так распорядился Великий царь, и как верный его слуга, карлик неукоснительно исполнял волю своего повелителя. Ашшурбанапал только не хотел разрушать столицу Мира до основания, как это сделал его дед, неистовый Синаххериб, потому что Ашшурбанапал полагал, что самый тогда большой город на Земле необходим был Ассирийской империи. Он был ей полезен, как важнейший торговый и ремесленный центр всего Ближнего Востока, но следовало его жителей примерно проучить и отбить у них всякую охоту неповиноваться Ниневии в будущем.

Трое суток ассирийцы бесчинствовали в Новом городе, пока карлик не отдал приказ прекратить все эти бесчинства. Если бы он свой приказ не отдал, то Вавилон вообще бы обезлюдел.

Однако к большой досаде командующего армией Великого царя цитадель столицы Мира, её «сердце», которым являлся Старый город, устояла, и осада Вавилона продолжилась.

***

Перед воротами Сина скопилось свыше двух тысяч трупов, и их необходимо было немедленно захоронить. Понятное дело, что хоронить их надо было только в общих могилах.

Тут же в городе, вдоль стен, стали вырываться глубокие рвы и в них сбрасывались все погибшие. Впрочем, за некоторыми из вавилонян приходили родственники и забирали своих. Этих самых своих вавилоняне хоронили во дворах собственных домов. Такова у местных жителей была традиция, она сохранялась у них с глубокой древности, кажется ещё со времён шумеров (а может быть эта традиция зародилась у их предков и гораздо раньше).

Горе пришло почти в каждую вавилонскую семью.

В Новом городе до восстания проживало примерно триста тысяч человек, но когда ассирийская армия взяла в осаду Вавилон, то в этой его части осталось лишь только треть жителей, а остальные постепенно перебрались в Старый город, более укреплённый.

За два с лишним года осады население столицы Мира значительно поредело, и сейчас оно едва превышало половину довоенного уровня.

Вавилонян косили не только вражеские стрелы и мечи, но и голод, и различные хвори. И ещё хорошо, что до сих пор не возникло никакой эпидемии. Случись какой-нибудь мор, и тогда городу пришёл бы конец, и всё его многотысячное население могло сойти в царство теней.

***

Шамаш-шум-укин вернулся во дворец с рассветом, и только после того, как скифов окончательно выбили с их позиций и ворота бога Луны оказались вновь в руках вавилонян.

Грязный, весь в пыли, с оторванными наплечниками, в помятых доспехах, но вполне удовлетворённый тем, что проникновение ассирийцев в Старый город было предотвращено, Шамаш-шум-укин прошёл на женскую половину дворца, чтобы успокоить встревоженную Эушмиш и детей.

Жена встретила Шамаш-шум-укина на пороге своих апартаментов. В её взгляде прочитывались все те эмоции, которые её всё последнее время переполняли.

Шамаш попытался хоть как-то успокоить и воодушевить жену. Он обнял её и произнёс:

– Не переживай так уж сильно, всё будет у нас с тобой хорошо. Верь в это!

– Вы же всё-таки сумели отстоять Старый город? – переспросила Эушмиш.

– Да, мы его отстояли, нам это удалось сделать, – удовлетворённо заметил Шамаш. – А значит ещё не всё потеряно, боги пока на нашей стороне.

– Ну а ты видел, что творится в Новом городе? – вновь спросила Эушмиш.

Шамаш в ответ тяжело вздохнул:

– Разумеется видел.

– Ужас! Это какой-то у-у-ужас! Там же всё объято пламенем. И столько убитых…

– Ассирийцы зверствуют, – согласился Шамаш.

– Но свирепость их перешла все мыслимые границы…– заметила Эушмиш. – А ещё я видела, что Новый город они уже подожгли с разных сторон…

– Да, они действительно его подожгли! – Шамаш-шум-укин ещё больше помрачнел.

– Люди говорят, что ассирийцы ни к кому не проявляют пощаду. Ни к малым детям, ни к старикам, ни к женщинам, – не выдержала и всхлипнула Эушмиш. – Многих пленных они уже обезглавили. Десятки тысяч вавилонян обращены ими в рабов.

– Ну что же, это всё-таки война, – попытался хоть как-то успокоить жену Шамаш. Он притянул к себе её голову и поцеловал Эушмиш в лоб, будто бы это был его ребёнок. – Прошу тебя очень, только успокойся. Всё будет хорошо…Надо нам усердно молиться. И Мардук будет на нашей стороне! –продолжил Шамаш. Впрочем, если уж откровенно сказать, то он и сам не верил своим словам.

Эушмиш, однако, не склонна была успокаиваться, она настолько возбудилась, что находилась уже на грани нового нервного срыва.

– Ты постоянно мне это говоришь, но что толку от этого? Дети наши напуганы. Даже маленькие. Непрестанно плачут. Я уже не могу слушать их плач. Моё сердце скоро этого не выдержит и разорвётся, – почти в истеричном тоне произнесла Эушмиш. – Нам немедленно надо выбираться из Вавилона. Выбираться любым путём, – продолжила уже совсем на повышенных тонах Эушмиш.

И тут Шамаш вспомнил о Менгараби и велел узнать, вернулся ли привратник Эсагилы во дворец.

Вскоре вавилонскому царю доложили, что этот самый Менгараби появился на днях и ждёт, когда же его вызовут на встречу с повелителем.

– Что-о-о?! Да вы что-о, вы все давно плетей не получали?!– вскипел Шамаш. – И мне никто о нём так и не доложил?!

Перепуганные слуги начали низко-низко кланяться и заикаясь просить прощение за свою непростительную оплошность.

– Вы что, с ума все сошли?! Немедленно, я говорю не-ме-длен-но приведите его ко мне! – тут же распорядился в конец вышедший из себя и разгневанный Шамаш-шум-укин

Через буквально полчаса Менгараби отыскали, и он появился перед царём.

***

Шамаш-шум-укин, соблюдая предосторожность, велел посторонним удалиться и только после этого обратился к Менгараби:

– Ну что мне скажешь? – спросил привратника Эсагилы вавилонский царь.

Менгараби поклонился и приложил руку к груди.

– Государь, я тебя хочу обрадовать…

– У вас значит всё получилось?

– Всё!

– И не было никаких осложнений?

– Боги нам помогли! Мардук на нашей стороне! – и Менгараби скороговоркой про себя прочитал благодарственную молитву главному вавилонскому богу.

– Значит, визирь и его люди благополучно прошли через весь подземный ход? – переспросил всё ещё сомневавшийся Шамаш.

Менгараби закивал головой:

– О, да! О, да! Мы весь его прошли! Ве-е-есь!

– И они оказались в безопасном месте?

– Сейчас они дожидаются вас, – ответил Менгараби.

– Где?

– В священной роще Мардука. Это достаточно далеко от ассирийцев. И достаточно безопасно.

Услышав это, Эушмиш встрепенулась:

– Всё! Я ничего уже не хочу больше слышать! Мы собираемся! – тут же заявила она. – Я не намерена ещё чего-то ждать! Мы немедленно должны выбраться из этого проклятого города! Из этой ловушки. И больше я ни о чём не хочу даже слышать! Мы последуем немедленно за моим отцом по этому подземному ходу!

Шамаш-шум-укин не стал отговаривать Эушмиш и распорядился, чтобы она, их восемь детей и ещё с три десятка самых преданных их семье слуг начали готовиться к тому, чтобы покинуть город через тайный подземный ход.

***

Эушмиш была настроена очень решительно, она собиралась любой ценой спасти детей и поэтому начала готовиться к тому, чтобы уже в ближайшую ночь покинуть Вавилон и спуститься в подземный ход, найденный Менгараби.

Шамаш-шум-укин тоже намеревался вырваться из Вавилона, превратившегося для него в настоящую западню. Он собирался сопровождать свою семью, а потому ему надо было передать кому-то общее руководство обороной города. Кому это руководство передать у него не было ни малейших сомнений.

Для этого он вызвал к себе генерала Набунацира.

***

Его главный военачальник и правая рука (ближе к Шамашу был теперь только его тесть) появился не сразу, а лишь через несколько часов, или где-то после полудня. Его долго пришлось разыскивать. На поиски Набунацира было отправлено с десяток человек.

Они метались по всему Старому городу в поисках генерала, и едва смогли его найти.

Ну, впрочем, это и понятно, ведь он ни минуты не сидел на месте, а ему приходилось постоянно перемещаться, и он мог теперь появиться в любой точке столицы Мира. Он занимался буквально всеми вопросами. И теми, которые напрямую связаны были с обороной города, а ещё и теми, которые, кажется, к ним не относились.