Дом на краю темноты

– Эти тоже построил мистер Гарсон, – сообщила нам Джейни Джун. – Ими он занялся где-то через год, как построил главный дом. Один коттедж для домработницы Бейнберри Холл, а второй для смотрителя. Это все еще актуально, хотя теперь это их не единственное место работы, конечно. Но можете звонить им по необходимости, если возникнут трудности.

Она вела нас все глубже в лес сосен, кленов и величественных дубов, не сбавляя скорости до тех пор, пока впереди не показались ворота, перегораживающие дорогу. Увидев это, Джейни Джун ударила по тормозам. Всех в «Кадиллаке» резко бросило вперед.

– Вот и приехали, – объявила она.

Перед нами возвышались высокие и внушительные ворота. По бокам от них в лес тянулась огромная каменная стена. Джесс смотрела на все это с заднего сиденья с едва скрываемым беспокойством.

– Это чересчур, тебе не кажется? – сказала она. – Эта стена огибает все поместье?

– Да, – ответила Джейни Джун, дергая коробку передач. – Поверьте мне, вы будете благодарны, что она здесь.

– Почему?

Джейни Джун проигнорировала вопрос и вместо этого порылась в сумочке, в которой в конце концов нашла связку ключей. Повернувшись ко мне, она сказала:

– Не поможете старой леди, мистер Холт?

Мы вместе вышли из машины и открыли ворота, Джейни Джун занялась замком, пока я раскрывал створки, издающие громкий ржавый стон. Вскоре мы снова сели в машину, проехали через ворота и двинулись по длинной дороге, которая, словно штопор, вилась вверх по неожиданно крутому склону. Когда мы поднялись выше, я заметил словно бы проблески здания среди деревьев. Тут высокое окно. Там кусочек богато украшенной крыши.

Бейнберри Холл.

– После того как это место посещали кинозвезды, дом превратился в гостиницу, – сказала Джейни Джун. – Когда владельцы обанкротились спустя тридцать лет, их сменилось немало. Предыдущие прожили тут меньше года.

– Почему так мало? – спросил я.

Вопрос снова проигнорировали. Я бы добился у Джейни Джун ответа, если бы в этот момент мы не поднялись на вершину холма, откуда мне впервые открылся полный вид на Бейнберри Холл.

Трехэтажное здание, тяжелое и зловещее, стояло в центре холма. Дом был прекрасным. Каменный и величественный. От одного только вида перехватывало дыхание, и я с замиранием сердца смотрел на него сквозь испещренное букашками лобовое стекло «Кадиллака» Джейни Джун.

Это был большой дом. Гораздо больше, чем нам было нужно или, при нормальных обстоятельствах, и больше, чем мы могли себе позволить. Последние десять лет я работал в журналах – сначала как фрилансер, пока зарплата была хорошей, потом как редактор в издательстве, которое закрылось после девятнадцати выпусков. Так что я вынужден был вернуться к фрилансу, хоть зарплата и была паршивой. С каждым днем Мэгги становилась все больше, а наша квартира, казалось, все меньше. Из-за этого мы с Джесс много спорили. В основном о деньгах.

И о будущем.

И о том, от кого больше наша дочь переняла плохие черты.

Нам нужно было пространство. Нам нужны были перемены.

Перемены прискакали галопом – в течение нескольких недель произошло два случая, изменивших нашу жизнь. Во-первых, умер дедушка Джесс – такой «старомодный» банкир, один из тех, кто курит сигары за столом и называет свою секретаршу «дорогуша» – и оставил ей 250 000 $. А потом Джесс устроилась учительницей в частную школу неподалеку от Бартлби.

Наш план состоял в том, чтобы на деньги, которые оставил ей дедушка, купить дом. Потом она будет ходить на работу, а я буду дома заботиться о Мэгги и сосредоточусь на писательстве. Статья на заказ, конечно же, но также на коротких рассказах, и, если повезет, на моей версии «Великого американского романа».

Такой дом, как Бейнберри Холл – не совсем то, о чем мы думали. Мы с Джесс сошлись на том, что подыщем что-нибудь красивое, но недорогое. Чтобы за таким домом было нетрудно ухаживать. Такое место, с которым сможем сродниться.

Когда Джейни Джун предложила Бейнберри Холл, я сразу же отказался. Затем она назвала нам запрашиваемую цену, которая составляла половину оценочной стоимости поместья.

– Почему так дешево? – спросил тогда я.

– Дом нуждается в ремонте, – ответила Джейни Джун. – Но не то чтобы там все совсем плохо. За домом просто нужно ухаживать.

Вживую Бейнберри Холл казался не столько развалюхой, сколько брошенной жертвой. Сам дом выглядел прекрасно, хотя и несколько эксцентрично. Каждый этаж был немного меньше предыдущего, что придавало дому многоярусный вид причудливого свадебного торта. Окна на первом этаже были высокими, узкими и закругленными кверху. Из-за того, что второй этаж был меньше, окна там были менее высокими, но не менее величественными. На третьем этаже, с его резко скошенной крышей, окна уменьшались до такой степени, что напоминали пару глаз, смотрящих на нас сверху вниз.

Две трети дома были построены ровно, словно по линейке, с прямыми стенами и идеальными линиями. Другая треть отличалась настолько, что казалось, будто архитектор внезапно заскучал в середине процесса и решил развлечься. Вместо ровных линий этот угол дома украшала круглая башенка, больше всего напоминающая маяк, перенесенный с побережья штата Мэн и кое-как прикрепленный к фасаду. Окна там представляли собой аккуратные квадратики, расположенные несимметрично. Сверху его венчала остроконечная крыша, похожая на ведьмовской колпак.

И все же от дома веяло беспокойством. Тишина, казалось, окутывала это место, придавая ощущение, будто дом оставили внезапно. Атмосфера заброшенности облепила стены, как плющ.

– Почему вы сказали, что мы будем благодарны за эти ворота? – спросила Джесс, которая к тому времени уже наклонилась между двумя передними сиденьями, чтобы лучше видеть дом. – Здесь было много преступлений?

– Вовсе нет, – ответила Джейни Джун, и прозвучало это совсем неубедительно. – Тут полно всяких чудиков, вот и все. История дома притягивает любопытных, как мух. Кстати, не горожан. Они привыкли к этому месту. А вот люди из другого города – нет. Особенно подростки. Мы точно знаем, что время от времени они перепрыгивают через стену.

– И что они тут делают? – спросила Джесс.

– Типичные подростковые штучки. Тайком выпивают пару баночек пива в лесу. Может быть, всякие шуры-муры. Ничего криминального. И не о чем беспокоиться, клянусь. А теперь пойдемте внутрь. Я гарантирую, вам там понравится.

Мы собрались на крыльце, пока Джейни Джун вынимала ключи из сейфа, висевшего у двери. Затем она глубоко вздохнула, ее мягкие плечи поднялись и опустились. Прежде чем открыть дверь, она перекрестилась.

Мы последовали за ней в дом. Переступив порог, я резко почувствовал перемену в воздухе, как будто мы внезапно перешли из одного климата в другой. В то время я списал это на сквозняк. Одна из тех странных, необъяснимых вещей, которые всегда происходят в старых домах.

Холод продержался недолго. Всего несколько шагов, которые мы прошли от аккуратного вестибюля до большой комнаты, тянущейся от передней части дома до задней. Потолок высотой не менее двадцати футов, поддерживаемый выступающими балками, напоминал мне вестибюль «Гранд-отеля». Столь же величественная лестница изящным изгибом поднималась на второй этаж.

Над нами с потолка свисала массивная медная люстра, свернутая по обеим сторонам, как щупальца осьминога, с которых капали кристаллы. На конце каждой стороны был закреплен шар из дымчатого стекла. Когда мы стояли под ним, я заметил, что люстра слегка покачивается, как будто кто-то топает по полу над ней.

– В доме есть кто-то еще? – спросил я.

– Конечно же нет, – ответила Джейни Джун. – С чего вы это взяли?

Я показал на витиеватую люстру над нашими головами, которая все еще мягко покачивалась.

Джейни Джун в ответ пожала плечами.

– Наверное, это из-за сквозняка, когда мы открыли входную дверь.

Уверенно положив руку на спину мне и Джесс, Джейни Джун повела нас дальше в большую комнату. Справа у стены возвышался массивный камин. Приятное дополнение во время жестоких вермонтских зим.

– По другую сторону стены есть такой же, – сказала Джейни Джун. – В Комнате Индиго.

Меня больше интересовал портрет над камином – человек в костюме начала прошлого века. Черты его лица были суровы. Узкий, заостренный нос. Скулы острые, как ножи. Темные глаза смотрели из-под тяжелых век и бровей, таких же белых и густых, как борода мужчины.

– Уильям Гарсон, – пояснила Джейни Джун. – Человек, который построил этот дом.

Я смотрел на картину, зачарованный тем, как художнику удалось изобразить мистера Гарсона в таких ярких деталях. Я заметил едва заметные морщинки вокруг его глаз, будто он улыбался, тонкие волоски на изогнутом лбу, легкую приподнятость уголков рта. Вместо почтенного джентельмена портрет изображал человека надменного, почти презрительного. Как будто мистер Гарсон смеялся над художником, позируя ему, что, в свою очередь, заставляло думать, что он смеется и надо мной.

Мэгги, которая держала меня за руку на протяжении всего тура, встала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть портрет.

– Он страшный, – прошептала она.

Мне пришлось согласиться. Уильям Гарсон, по крайней мере через призму этого художника, походил на очень жестокого человека.

Рядом с нами Джесс изучала портрет, потирая рукой подбородок.

– Если мы купим дом, то этой картине конец.

– Не уверена, что это возможно, – вмешалась Джейни Джун, протягивая руку, чтобы коснуться нижнего угла рамы – единственного места, до которого она могла дотянуться. – Она нарисована прямо на камне.

Я присмотрелся повнимательнее и убедился, что она права. Прямоугольная часть камина была построена из кирпича, а не из камня, что давало художнику более гладкую поверхность для работы.

– Так это фреска, – сказал я.

Джейни Джун кивнула.

– Рама просто для вида.

– А зачем это делать?

– Думаю, мистер Гарсон хотел навсегда остаться частью Бейнберри Холл. Он был, судя по всему, собственником. Полагаю, вы могли бы избавиться от портрета, но цена будет непомерно высокой.

– А вы думаете, это разрешено? – спросила Джесс. – Наверняка такой старый и важный для города дом был объявлен исторической достопримечательностью.

– Поверьте, – сказала Джейни Джун, – историческое сообщество никак не хочет связываться с этим домом.

– Почему? – спросил я.

– Это придется узнавать у них самих.

В задней части дома большая комната переходила в парадную столовую, предназначенную для семьи куда более многочисленной, чем мы трое. Затем шла кухня, куда вела лестница между столовой и большой комнатой. Кухня была гораздо больше в длину, чем в ширину, и располагалась на подуровне, который тянулся во всю ширину Бейнберри Холл. Не совсем в доме и не совсем в подвале. Ее декор отражал эту тревожную неопределенность. Ближе к лестнице она выглядела довольно элегантно, с высокими шкафами, зелеными стенами и раковиной – такой большой, что Мэгги могла бы принять там ванну.

На стене висели маленькие колокольчики, прикрепленные к металлическим завиткам. Всего я насчитал тридцать, расположенных в два ряда по пятнадцать штук. Над каждым из них висела табличка, указывающая на другую часть дома. Некоторые из них были просто цифрами, по-видимому, оставшимися еще с того времени, когда Бейнберри Холл был гостиницей. На других висели более высокие титулы. Кабинет. Хозяйская спальня. Комната Индиго.

– Эти колокольчики, наверное, не звонили уже несколько десятилетий, – сказала нам Джейни Джун.

В глубине кухни декор начал меняться, становясь более темным и утилитарным. Там стоял длинный разделочный стол, поверхность которого была изрезана лезвиями ножей и потемнела от старых пятен. Шкафы закончились, уступив место полосам голой стены. К тому времени, как мы достигли другой стороны, все следы кухни исчезли, сменившись каменной аркой и рядом шатких ступенек, ведущих дальше под землю.

– Словно пещера, – сказала Джесс.

– Технически это подвал, – ответила Джейни Джун. – Хотя он определенно немного старомодный, но вы могли бы превратить его в очень полезное пространство. Из него получился бы потрясающий винный погреб.

– Я не пью, – сказала Джесс.

– А я предпочитаю пиво, – добавил я.

Улыбка Джейни Джун стала шире.

– Хорошо, что из него можно сделать еще кучу всего полезного.

Ее радостное отчаяние подсказало мне, что это был не первый ее тур по Бейнберри Холл. Я представил, как молодые пары вроде нас с Джесс приезжают сюда с радостным ожиданием, которое темнеет с каждой новой комнатой.

У меня же было все наоборот. Каждая странность, которую я находил в доме, только усиливала мой интерес. Всю свою жизнь меня тянуло к эксцентричности. Когда мне исполнилось шесть лет и родители наконец разрешили мне завести собаку, я обошел блестящих чистокровок в зоомагазине и направился прямиком к неряшливой дворняжке. И после того, как я сидел взаперти в квартире, настолько невзрачной, что она с таким же успехом могла быть невидимой, я жаждал чего-то другого. Чего-то с характером.

Когда тур по кухне закончился, мы вернулись наверх и направились в переднюю часть дома, где теперь горела люстра прямо в большой комнате.

– Она же не горела раньше? – спросил я.

На лице Джейни Джун играла нервная улыбка.

– Видимо, горела.

– А я уверен, что нет, – настоял я. – В доме какие-то проблемы с электричеством?

– Не думаю, но я все проверю.

Бросив еще один тревожный взгляд на люстру, Джейни Джун быстро провела нас в комнату справа от вестибюля.

– Гостиная, – сказала она, когда мы вошли в круглую комнату. Внутри было душно, в прямом и переносном смысле. Выцветшая розовая бумага покрывала стены, а покрытые пылью чехлы висели над мебелью. Одна из скатертей упала, открыв взору высокий стол из вишневого дерева.

Джесс, отец которой торговал антиквариатом, поспешила к столу.

– Ему же как минимум сто лет.

– Наверное, больше, – заметила Джейни Джун. – Большинство мебели принадлежало еще семье Гарсонов. Она все эти года оставалась в доме. И сейчас самое время сообщить вам, что Бейнберри Холл продается в таком виде. Включая мебель. Можете сохранить то, что хотите, и избавиться от остального.

Джесс задумчиво поглаживала поверхность стола.

– Продавцу вообще ничего не нужно?

– Ни стула, – ответила Джейни Джун, грустно покачивая головой. – Не могу сказать, что виню ее.

Затем она провела нас в так называемую Комнату Индиго, которая была на самом деле покрашена в зеленый.

– Сюрприз, я знаю, – сказала она. – Может, стены когда-то и были синими, но я сомневаюсь. Комнату назвали в честь дочки Уильяма Гарсона, а не цвета.

Джейни Джун указала на камин, который по размерам и размаху соответствовал камину в большой комнате. Над ним, тоже нарисованный на гладком кирпичном прямоугольнике, висел портрет молодой женщины в кружевном пурпурном платье. На ее коленях сидел белый кролик, которого она обхватила руками в перчатках.

– Индиго Гарсон, – сказала Джейни Джун.

Картина явно была написана тем же художником, что писал портрет Уильяма Гарсона. У обоих были одинаковые стили – изящные мазки, кропотливое внимание к деталям. Но если мистер Гарсон казался надменным и жестоким, то портрет его дочери был воплощением красоты молодости. Сплошные нежные изгибы и светящаяся кожа. Сияющая до такой степени, что едва заметный ореол окружал ее корону из золотых кудрей. Я бы не удивился, если бы узнал, что художник, кем бы он ни был, влюбился в Индиго, когда писал ее.

– У Гарсонов была большая семья, – продолжила Джейни Джун. – Жена Уильяма родила четверых сыновей, у которых тоже потом были большие семьи. Индиго была единственной их дочерью. Ей было шестнадцать, когда она умерла.

Я сделал шаг ближе к картине, мой взгляд остановился на кролике в руках Индиго Гарсон. Краска там была слегка облуплена – пустое пятно прямо над левым глазом кролика, что делало его похожим на пустую глазницу.

– Как она умерла? – спросил я.

– Я точно не знаю, – ответила Джейни Джун таким тоном, из-за которого я подумал, что она врет.

Совершенно не заинтересованная в еще одной картине, которую нельзя убрать, Джесс пересекла комнату, очарованная другим изображением – фотографией в рамке, которая торчала из-под скомканной ткани. Она подняла ее, рассматривая фотографию семьи, стоящей перед Бейнберри Холл. Как и нас, их было трое. Отец, мать, дочь.

Девочка выглядела лет на шесть и была точной копией своей матери. Помогало и то, что у обеих была одинаковая прическа – длинные волосы с повязками на голове – и одинаковые белые платья. Они стояли бок о бок, взявшись за руки, и смотрели в камеру с ясными, открытыми лицами.

Отец держался от них на расстоянии, как будто ему было приказано не подходить слишком близко. На нем был помятый костюм, на несколько размеров больше, чем нужно, а на лице застыло хмурое выражение.

Если отбросить неприятное выражение лица, он был бесспорно красивым. Красавец-кинозвезда, из-за чего я подумал, что эти люди были посетителями Бейнберри Холл еще с голливудских лет. Потом я заметил, как современно они выглядят в одежде, которую можно было бы увидеть на улицах любого американского города. Единственное, что в них было старомодным, так это очки на женщине – из-за круглой оправы она немного походила на Бена Франклина.

– Кто это? – спросила Джесс.

Джейни Джун, прищурившись, посмотрела на фотографию, снова пытаясь сделать вид, что ничего не знает, хотя было ясно, что это не так. После нескольких секунд изучающего прищуривания, она сказала:

– Думаю, что это предыдущие владельцы. Карверы.

Она кивнула в сторону фотографии, показывая Джесс, чтобы та положила ее на место. Мы продолжили тур, и я подумал, что Джейни Джун не хочет, чтобы мы продолжали ее расспрашивать. Нам быстро показали музыкальную комнату, где стоял рояль с шаткой ножкой, и оранжерею, усеянную растениями в различных стадиях гниения.

– Надеюсь, кто-нибудь из вас любит сажать цветы, – беззаботно бросила Джейни Джун.

Она повела нас наверх по скромной лестнице для прислуги между столовой и оранжереей. На втором этаже располагались несколько спален и просторная ванная комната в конце коридора.

Джесс, которая годами жаловалась на нехватку места в нашей квартире в Берлингтоне, задержалась в главной спальне, занимавшей второй этаж башни, где одновременно прилагались и гостиная, и примыкающая к ней ванная.

Меня же больше привлекло место в другом конце коридора. Спальня с наклонным потолком и высоким шкафом казалась идеальной для Мэгги. Наверное, именно кровать с балдахином навела меня на эту мысль. Она была как раз подходящего размера для девочки ее возраста.

– Этот шкаф – единственный в своем роде, – сказала Джейни Джун. – Уильям Гарсон специально сделал его в подарок своей дочери. Это была ее спальня.

Джесс осмотрела его оценивающим взглядом, который унаследовала от отца.

– Это все ручная резьба? – спросила она, проводя рукой по херувимам и плющу, которые взбирались по углам шкафа.

– Разумеется, – ответила Джейни Джун. – Раритет, который наверняка очень дорогой.

Мэгги встала в дверном проеме, заглядывая внутрь.

– Это может стать твоей комнатой, Мэгз, – сказал я ей. – Как она тебе?

Мэгги помотала головой.

– Мне она не нравится.

– Почему?

– Она холодная.

Я поднял руку, пытаясь почувствовать холод. Температура в комнате казалась мне вполне нормальной. Даже, я бы сказал, теплее обычного.

– Уверен, ты ее полюбишь, – сказал я.

Третий этаж, куда нас отвела Джейни Джун, был вдвое меньше второго. Вместо мансарды мы вошли в просторный кабинет со встроенными книжными полками, занимавшими две стены, и двумя парами круглых окон, выходивших на фасад и заднюю часть поместья. Я понял, что это были те самые крошечные окна, которые я видел, когда мы только приехали. Те самые, напоминающие глаза.

– Изначально тут был кабинет Уильяма Гарсона, – сказала Джейни Джун.

А теперь он может стать моим. Я представил себя за большим дубовым столом в центре комнаты. Мне нравилась идея играть в измученного писателя, стучащего на своей пишущей машинке в предрассветные часы ночи, подпитываемого кофе, вдохновением и стрессом. Размышления об этом вызвали улыбку на моем лице. Я придержал ее, опасаясь, что Джейни Джун заметит и подумает, что мы уже у нее в кармане. Я и так уже опасался, что проявил излишнее волнение – отсюда и ускоряющийся темп тура.

Чувства моей жены определить было сложнее. Я понятия не имел, что Джесс думала об этом месте. На протяжении всей экскурсии она казалась любопытной, хотя и настороженной.

– Тут неплохо, – прошептала Джесс, когда мы спускались со второго этажа.

– Неплохо? – переспросил я. – Тут идеально.

– Я признаю, что его много за что можно полюбить, – сказала Джесс в своей обычной сдержанной манере. – Но это старый дом. И огромный.

– Меня больше напрягает цена, чем размер.

– Думаешь, слишком дорого?

– Думаю, слишком дешево, – сказал я. – Такое-то место? Должна быть причина, по которой он так мало стоит, да еще и с мебелью.

Так и было, и об этом мы узнали только под конец тура, когда Джейни Джун вела нас обратно на крыльцо.

– У вас есть вопросы? – спросила она.

– С этим домом что-то не так?

Я выпалил это без всякой преамбулы, из-за чего Джейни Джун выглядела слегка пораженной.

Напрягая плечи, она сказала:

– Почему вы так подумали?

– Ни один дом таких размеров не может так мало стоить, только если у него нет каких-то крупных проблем.

– Проблем? Нет. Репутации? Это другая история, – Джейни Джун вздохнула и облокотилась на перила на крыльце. – Я буду с вами откровенной, хотя закон штата не требует от меня ничего говорить. Я говорю вам это потому, что, давайте посмотрим правде в глаза, Бартлби – маленький город, и люди сплетничают. Вы услышите об этом так или иначе, если купите это место. С тем же успехом правда может исходить и от меня. Этот дом – то, что мы называем «стигматизированной собственностью».

– И что это значит? – спросила Джесс.

– Что здесь случилось что-то плохое, – сказал я.

Джейни Джун медленно кивнула.

– С предыдущими владельцами, да.

– С теми, что на фото? – спросила Джесс. – Что случилось?

– Они умерли. Двое из них.

– В доме?

– Да, – ответила Джейни Джун.

Я попросил Мэгги пойти поиграть на лужайке – чтобы она была на глазах, но вне зоны слышимости, а потом спросил:

– Как?

– Убийство-самоубийство.

– Господи боже, – сказала Джесс, ее лицо побелело. – Это ужасно.

Это вызвало еще один кивок Джейни Джун.

– Это действительно было ужасно, миссис Холт. И это шокирующе. Кертис Карвер, человек с фотографии, которую вы нашли, убил свою дочь, а потом и себя. Его бедная жена нашла их обоих. С тех пор она не возвращалась.

Я думал о семье на фотографии. Какой счастливой и невинной выглядела маленькая девочка. Потом я вспомнил отца, стоявшего поодаль с хмурым выражением на лице.

– У него были проблемы с психикой? – спросил я.

– Очевидно, – ответила Джейни Джун. – Хотя внешне это не проявлялось. Никто этого не видел, если вы об этом спрашиваете. С виду семья выглядела самой счастливой. Кертиса очень любили и уважали. То же самое с Мартой Карвер, которая владеет пекарней в центре города. А маленькая девочка была просто прелестной. Кэти. Так ее звали. Маленькая Кэти Карвер. Мы все были потрясены, когда это случилось.

– Бедная миссис Карвер, – сказала Джесс. – Не могу представить, что ей пришлось пережить.

Я уверен, что она имела в виду каждое слово. Джесс была ужасно сердобольной, особенно когда дело касалось других женщин. Но я также почувствовал облегчение в ее голосе. Она была до глубины души уверена, что никогда не испытает такого ужаса, как потеря мужа и дочери в один и тот же день.

Но вот чего она не знала – и не могла пока что знать – так это того, насколько близка она будет к тому, чтобы точно такой сценарий повторился и с ней. Но в тот майский день единственное, о чем мы думали – это как найти идеальный дом для нашей семьи. Когда Джейни Джун повела Мэгги прогуляться по саду, чтобы мы с Джесс могли посовещаться на веранде, я сразу же сказал ей, что мы должны купить это место.

– Не смешно, – сказала она, иронически хмыкнув.

– Я серьезно.

– После того, как узнал такое? Тут умерли люди, Юэн.

– Люди умирали во многих местах.

– Я это прекрасно знаю. Но я бы предпочла, чтобы наш дом не был одним из таких мест.

Ну, в случае с Бейнберри Холл это был не вариант. Его история оставалась историей, и мы не имели над ней никакого контроля. Одно из двух – искать в другом месте или попытаться сделать его таким счастливым, чтобы все плохие времена в его прошлом больше не имели значения.

– Давай рассуждать здраво, – сказал я. – Я влюбился в этот дом. И ты тоже.