Ороро

– Хм, – изрекла она. – У тебя черные глаза, Ороро, твоя душа в прошлой жизни жила в теле тэйвера.

«Она и сейчас там живет», – подумал Ороро, с интересом слушая заспоривших женщин.

Он узнал, что в самый жаркий день лета (на самом деле жарких дней было много, и Ороро не взялся бы утверждать, был тот день жарче или нет) после того, как заканчивалась уборка сена, начинался праздник с играми, песнями, танцами, и люди были непривычно нарядные и даже красивые.

Веселье началось с раннего утра, и когда Ороро и Ингрэм добрались до деревни, шло уже полным ходом. Главная улица пуще прежнего была заставлена прилавками с разнообразной снедью и вещицами, разукрашена лентами и яркими тканями. Приехали жители соседних деревень, и такую огромную толпу людишек Ороро увидел впервые в жизни. Он успел немного испугаться, прежде чем Ингрэм взял его за руку и негромко сказал, что они могут уйти в любой момент. После этих возмутительных слов Ороро расслабился, расправил плечи, отдернул руку и заявил, что намерен как следует повеселиться. Праздник захватил его, и, даже вымотавшись к вечеру до предела, он упрямился и уговаривал Ингрэма остаться еще чуть-чуть, тоже спеть, ну пожалуйста! и Ингрэм пел, и уже не ожидавший этого Ороро таращился на него и не мог наслушаться, а раскрасневшаяся Мэриэль размахивала кружкой хмельного напитка и хохотала, что он о папке своем ничего не знает. Ингрэм и танцевать умел и показал, как надо, и развеселился даже и заулыбался по-настоящему, и тоже неожиданно стал красивым и совсем не старым.

После заката люди зажгли костры вдоль реки и пели песни до самых петухов. Ороро выбился из сил, поддерживая оборот, и Ингрэм на руках понес его домой. Ороро чуть не плакал от досады – уж очень хотелось послушать еще песен! У опушки на границе леса Ингрэм остановился. Ороро вернул свой облик и едва не упал в обморок. Его стошнило съеденными пирожными, было до слез обидно. Задумчивый Ингрэм расстелил на земле свою легкую накидку и устроился на ней, оставив свободное местечко. Приведя себя в порядок, Ороро плюхнулся рядом. Отсюда слышались песни и виднелись у деревни и у реки танцующие огни.

Ороро не помнил, как заснул и попал домой. Это было в первый раз, когда он ни разу за весь день не подумал о поиске Двери и Нижнем мире и, поняв это следующим утром, вдруг испугался непонятно чего.

Он узнал, что в человеческом народе понятие «семьи» обладало более широким значением и включало в себя не только кровных родственников, но и друзей. Если так, мрачно думал Ороро, то у Ингрэма вся деревня – одна большая семья. Он был человеком толковым, не бросался словами почем зря и мог бы с легкостью прийти в деревню жить, и людишки были бы этому только рады. Но Ингрэм не хотел. А Ороро с вопросами не лез – а ну как передумает, кто же потом ему Дверь будет искать?

Дверь искать шли привычно по вечерам. Ингрэм определял с крыльца, есть сегодня Дверь в лесу или нет. Чаще всего вечер был насмарку, и Ингрэм опускал дрожавшие от усталости руки и утешающе ерошил Ороро волосы.

А еще он заваливал тэйверенка работой.

«Ух, Дверь, ты только появись! Я тут же в тебя прыгну, чтоб ноги моей здесь больше не было!» – сердито думал Ороро. Он узнал от деревенских ребят, что прибираться в доме и трудиться в огороде – это скучная и грязная работа, и теперь праведно негодовал. Раньше он и помыслить не мог, что ему придется заниматься такими недостойными делами! На это были слуги!

«Дай попробовать, дай мне, я хочу попробовать!» – канючил он, напрочь позабыв о своих обидах, когда Ингрэм делал что-то интересное. Что-то интересное он делал постоянно, а ничего не делал лишь когда ел, читал свои бумажные вестники и спал.

Он брал Ороро с собой в деревню через раз, и Ороро не понимал уже, ждет эти деньки или нет. С одной стороны такие походы заканчивались одинаково – он оборачивался назад тэйвером и с трудом удерживал обед в желудке, а потом остаток дня пытался утолить голод. С другой – встречал таких же детей, как он сам. Поначалу было странно и дико – общаться с ними, как с равными, чтобы они чего не заподозрили, но чувство это быстро прошло, и Ороро с нетерпением дожидался новых встреч и игр, хотя если бы ему предложили провести время с Ингрэмом, выбрал бы это, ведь Ингрэм был совсем не то же самое, что все остальные. Он был… как наставник, наверное? Хотя Ороро было сложно представить, чтобы наставник отбирал ему лучшие кусочки еды, таскал его на спине и возмутительно-непочтительно ерошил волосы, что Ороро втайне очень нравилось.

Порой Ороро с грустью вспоминал, как им, тэйверятам, не разрешалось бесноваться – всю энергию, по словам наставников, они должны были сосредоточить на обучении, узнавать и запоминать как можно больше, пока в силу физических особенностей их организм находится в стадии стремительного развития. Здесь же, в человеческой деревеньке, в такой глухомани, что вести из столицы добирались лишь через несколько месяцев, жизнь и порядки были совсем иными. Человеческие дети терпеть не могли школу, они даже – страшно подумать! – прогуливали уроки, и их наставники вместо того, чтобы наказать их, докладывали об этом родителям, и уже те задавали трепку, после которой несчастный провинившийся едва ходил!

Ороро умел писать, читать и считать, сколько себя помнил. Он дивился простецким рассказам да легким вычислениям, которые задавали наставники деревенским детям, но отмалчивался, ведь Ингрэм сказал, что он не должен ничем выделяться.

Несмотря на явную глупость в каких-то предметах, человеческие дети были на диво изобретательны в придумывании новых игр и шалостей. Ороро вместе с ними носился по улицам, бегал по крышам, лазил по деревьям, воровал яблоки, прятался в заброшенной части деревни, вымазывался в грязи, с восторгом играл в плевки, надувал лягушек полой трубкой, купался в реке, там же они ловили рыбу и, кое-как поджарив на огне, торопливо ели или гордо несли домой. Ороро бегал и плавал быстрее всех, дольше всех мог задержать дыхание под водой и благодаря обучению Ингрэма лучше всех управлялся с ловлей рыбы, чем тут же заслужил уважение мальчишек.

Ингрэм сказал деревенским наставникам, что сам учит Ороро чтению и письму, потому тот не будет посещать местную школу. Ороро с трудом уже заставлял себя придерживаться медитаций и частенько по вечерам повторял палочкой в кучке золы перед очагом магические формулы, сверяясь со своими книжками. Он прочитал учебник языка богов от корки до корки и жалел теперь, что не догадался прихватить побольше книг из поместья господина Дарэро. И обернуться ведь теперь туда было невозможно – защитное заклинание позволяло покинуть дом, но как вернуться, Ороро не знал, не умел. Уж больно сложным был наведенный мираж.

Однажды ужасно довольный Ингрэм приволок из деревни ящик на колесах. Весь день он безвылазно копошился в одном из сарайчиков. Ороро никак не мог понять, что и для чего он делает. «Увидишь» и «догадайся» раззадорили фантазию, но все равно получившиеся у Ингрэма предметы порядком его озадачили.

– Это станки, – объяснил Ингрэм. – Видишь штучку? Это педаль. Нажимай на нее. Давай, не бойся, – подбодрил он.

Ороро почти взъерепенился, что ничего не боится, но приведенное в движение колесо привело его в восторг, и он тут же позабыл все свое возмущение. Ингрэм подал знак, что можно ускориться, и Ороро поднажал. От улыбки разболелся рот, но он не мог перестать. Хотелось хохотать и взлететь, но он терпеливо нажимал на штучку под названием педаль, и смотрел, как Ингрэм задумчиво выбирал из груды деревянных брусочков один, ну совершенно на взгляд Ороро не отличающийся от других. Ингрэм разглядывал его так и эдак, словно что-то в уме прикидывал. Потом прижал одной стороной к опасно острому резцу. Стружка полетела, легкая и тонкая, как перышко.

– Продолжай, – кивнул Ингрэм.

И Ороро продолжил. А Ингрэм поворачивал брусок то одной стороной, то другой. Брусок в скором времени превратился в длинную изящную палочку, испещренную узорами, которые Ингрэм позже поправил ножом. После он сделал еще несколько похожих палочек, теперь уже один и намного быстрее, чем вместе с Ороро. Потом заменил резец на жесткую шкурку и объяснил, что это нужно, чтобы полученные палочки стали гладкими и красивыми, хотя завороженный Ороро не верил, что можно сделать их еще лучше.

О Двери в тот день Ороро снова напрочь забыл. Ему нужно было о многом расспросить Ингрэма: из какого дерева эти бруски, как люди додумались до такой штуки, а не проще ли магам сколдовать это сделать? А потом украдкой ночью перед огнем попытался поколдовать над поленом, но ничего толкового не вышло – он не знал нужных заклинаний. Это его раззадорило, и он решил, что нужно будет одним глазком поглядеть книги Хорея, когда они снова побывают у него дома. Любопытство было сильнее страха разоблачения. К тому же Хорей больше не выказывал своей подозрительности, и Ороро постепенно расслабился в его присутствии.

– Ни разу не слышал, чтобы маги занимались подобными вещами, – протянул Хорей в ответ на его невинный вопрос. – У нас, у магов, есть дела поважнее. Оставь ручной труд пустым, надо же и им чем-то заниматься.

Позже разочарованный его ответом Ороро узнал от Юки, что:

– Нужен высокий контроль и годы тренировок режущей магии или магии деформации, чтобы добиться такой точности в ее использовании. Проще и быстрее освоить ручную резьбу. Я сама немного колдую, – добавила она. – Школу магов посещать так и не довелось из-за частых сражений шэйеров с тэйверами, а потом я переехала сюда, познакомилась с Хореем… Анн появилась и стало уже не до занятий магией.

Она выглядела до отвращения счастливой, хотя Ороро не представлял, как можно быть счастливым, отринув такую громадную часть себя.

– Оставим магов мнить о себе бог весть что, – бурчала, замешивая тесто на булочки, Мэриэль, когда Ороро завел разговор о магии с ней.

Ороро очень нравилось навещать ее – она всегда приятно пахла, делала вкусную еду и давала в дорогу человеческие сладости, которые пришлись ему очень по нраву.

– Спорить не буду, то, что называется магией, многое дало миру, что уж тут, основало его, создало и нас и всех прочих божьих тварей. Само божество – есть древняя могущественная сила, но когда магия и боги оставляют нас, что нам остается, кроме силы собственных рук да разума? – Мэриэль выразительно ткнула перепачканным мукой пальцем Ороро в лоб. – Жители деревни могут нести всякий бред насчет брата Ингрэма, но я скажу тебе вот что – благодаря этому парню простым существам, лишенным магии, удалось показать всему миру, что не только магия решает спор. – Мэриэль поджала тонкие, ярко накрашенные губы. – Маги слишком уверились в своем превосходстве. Надеюсь, из тебя не вырастет самонадеянный засранец, как из большинства моих знакомых?

– Я не самонадеянный засранец! – возмутился Ороро. – Я помогаю Ингрэму! Он столькому учит меня, даже если я его разозлю! Я очень рад, что попал к нему!

– Да, тебе повезло. – Мэриэль переложила тесто в формы для хлеба. – Так, а теперь давай ухватом, как я тебя учила.

Ороро осторожно принялся орудовать длинной палкой с железной дугой на конце.

– Каким был брат Ингрэма? – спросил он. – То есть отца?

– Со мной можешь не притворяться, – усмехнулась Мэриэль, и на мгновение Ороро показалось, что она видит его насквозь. – Если бы не гибель твоей бедной матушки, тебе не пришлось бы переезжать сюда. Ты не обязан называть его отцом.

– Брат… моего отца, – уверенно и решительно сказал Ороро. – Каким он был?

– Ингрэм упоминал о нем?

– Иногда.

– Думаю, он сам должен рассказать. – Мэриэль тщательно вымыла руки в тазике с водой. – С ним случилось много плохого, наберись терпения.

– Откуда вы знакомы? – Ороро поставил ухват на место и вскарабкался на высокий табурет, с которого было так здорово болтать ногами.

– Деревня маленькая, тут все друг друга знают.

Все же Мэриэль могла вести себя, как нормальная тетушка, подумалось Ороро.

– Гет – так его звали. Он вечно что-то придумывал и Ингрэма за собой таскал. Ингрэм был его самым преданным слушателем, драться лез со старшими мальчишками, которые смеялись над идеями Гета. Гет был… чудаковатый, но славный. Он был первым, с кем я поцеловалась. – Мэриэль улыбнулась.

– Фууу, – протянул Ороро.

– Да что ты понимаешь, сопляк!

Мэриэль ловко кинула ему яблоко, Ороро не менее ловко его поймал и ухмыльнулся. Мэриэль задорно тряхнула рыжими космами и продолжила:

– Гет был способный малый и уехал учиться на Восток, где через несколько лет началась война с тэйверами. Тэйверы всегда устраивали стычки с шэйерами, но в этот раз их спор затронул и остальные народы. Гет со своими дружками придумывал различное оружие, с помощью которого пустые могли дать отпор тэйверам и магам. Здорово он им спутал картишки. Тэйверы даже объявили награду за его голову. Разузнали, откуда Гет родом, и пришли в наши края.

– И что дальше? – нетерпеливо спросил Ороро.

– Его долго выслеживали, но все поймать никак не могли – ох и изобретателен же он был на выдумки! Отвернулись все от него: и те, кто прежде восхищался им, и родители – видано ли, чтобы сын преданного холопа вдруг оказался опасным предателем? – Мэриэль задумчиво теребила кончик рыжей пряди. – В конце концов, его загнали в угол, и он обратился к Ингрэму за помощью. Тот помог Гету бежать, но когда сам вернулся домой… Всю их семью перебили, включая жену Ингрэма и малолетнего сына – Гету в назидание. Ингрэм миновал этой участи, потому как в дороге был, а после, как похоронил своих, ушел воевать против тэйверов. Он искал Гета. До сих пор ищет, но коль тот был бы жив, услышав о такой беде, вернулся бы, я уверена, но Ингрэм не прекращает поиски. Думаю, он лишь потому еще в своем уме, что есть надежда найти его. Каждому нужно что-то, за что он может держаться в этом беспокойном мире, к чему он может вернуться, что не позволит ему сдаться. – Мэриэль замолчала. В концу речи ее голос дрожал, и она отвернулась, переводя дыхание.

глава 7

Ороро сидел, кусая губы, и жалел уже, что спросил.

Хотя нет, не жалел. Теперь он куда лучше знал Ингрэма и стал медленно понимать, отчего в нем так много тьмы. Немудрено после такого-то…

Какое-то время они молчали. Ороро рассеянно разглядывал кухоньку, заставленную множеством интересных штучек.

– Что это? – поинтересовался он, указав на каменные фигурки, поставленные в ряд на одной из полок. Подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть. Рядышком были насыпаны какие-то семечки и лежал засохший цветок, словно подношение.

– О, это изображения кулинарных божеств. Гет сделал их для меня и подписал имена на языке богов. Сказал, что это откроет некий канал связи, и боги услышат мои молитвы. Не знаю насчет этого непонятного канала связи, но, похоже, это и впрямь работает – с тех пор мои блюда ни разу не подгорели и продукты не испортились. Все же знал он толк в этих чудесах, хоть и был пустым, – с гордостью сказала Мэриэль.

– Но здесь написано «тефтелька», – недоуменно прочитал Ороро, приподняв одну фигурку в виде круглой котлеты. – А здесь «господин супчик», – прочитал он под фигуркой в виде кастрюльки.

– Что? – чуть не поперхнулась Мэриэль.

– Никогда не слышал о таких божествах, – продолжал Ороро.

Покрасневшая Мэриэль, прижав фартук ко рту, то ли гневно ругалась, то ли кашляла, то ли хохотала.

– А ты уверена, что Гет не пошутил?

– Ммм, честно говоря, нет, – успокоившись, призналась Мэриэль. – Откуда это ты знаешь язык богов? Такому же только в школе магов учат.

– Сестра меня учила, – ответил Ороро.

– У тебя есть сестра?

– Мать, мать, точнее мать, я перепутал! – спохватился Ороро.

Мэриэль подозрительно оглядела его. Ороро постарался смотреть на нее как можно более невинными глазами.

– Ну и жарко у вас тут! – воскликнул вовремя зашедший на кухню Ингрэм.

Неловкая оплошность была позабыта, и Ороро выдохнул с облегчением.

Ингрэм запыхался и вспотел – взялся помочь Мэриэль с дровами на зиму, – и с жадностью припал к кружке воды, которую Мэриэль предусмотрительно протянула.

Ороро очень нравились подобные дни, когда они с Ингрэмом приходили в деревню рано утром, когда еще не высыхала роса, а солнечные лучи сонно пробивались сквозь дымку рассветного тумана. Было прохладно и свежо, улицы пустынны и тихи, а Мэриэль в своей таверне уже хлопотала и готовила еду.

Жители деревни часто просили Ингрэма подсобить в строительстве дома или уборке урожая, или подправить плетень у дома… Во многих семьях не было взрослых мужчин – одна женщина да сопливые дети и старики. Ингрэм, к негодованию Ороро, не брал денег с таких людей и даже обиделся на его справедливый упрек, и долго что-то нудел о помощи ближнему.

Ороро вдруг задумался, что и Мэриэль ведь не берет с них оплату за вкусную еду, которую каждый раз дает им домой, и что когда семейство Хорея пришло к ним в лес помочь с домом…

Ороро вдруг стало жарко и стыдно.

– Идем, Ороро. Не будем мешать тетушке Мэриэль.

Не заметив его бурного душевного переворота, утоливший жажду Ингрэм привычно взлохматил ему волосы. Ороро насупился, чувствуя, что багровеет, и отвернулся.

– Он ничуть не мешает, – заверила тетушка Мэриэль.

Ее блестящие рыжие волосы полыхали огнем в лучах заглянувшего в окно солнца, и неожиданно показались Ороро очень красивыми.

– У нас сегодня много работы, – отозвался Ингрэм.

– Даже хлеба не дождетесь?

Ингрэм поблагодарил ее и сослался на неотложные дела, и как ни хотелось Ороро поболтать с Мэриэль подольше и узнать о Ингрэме побольше, он послушно заторопился следом.

***

Вырезать фигурки из дерева было увлекательно, и когда что-то получалось, Ороро с гордостью мчался к Ингрэму – хвастаться и чтоб похвалил. Ингрэм дергал уголками губ и говорил что-то вроде «молодец», «отличная работа» и лохматил Ороро волосы своей тяжелой рукой.

Очень по душе Ороро было смотреть на огород возле дома. Однажды Мэриэль отсыпала ему в ладошку семена из коробочки, сорванной прямо из отцветшего высокого цветка. Велела посеять возле забора и с хитрецой подмигнула. Восходы были скорыми, и через несколько недель Ороро с восторгом совал нос в крупные красные бутоны высоких цветов, точно таких же, какие росли на заднем дворе таверны. Посмеивающийся Ингрэм отвел его в небольшую лавку, где было полно разных семян. Продававшая их девица охотно рассказала Ороро о цветах и показала картинки в огромной толстой книге. Он и не подозревал, что у пустых людишек могут быть такие полезные учебники! Ингрэм прикупил понемногу из каждого вида семян, на которые он указал. Преисполненный восторга Ороро старательно ухаживал за цветами: без напоминаний рыхлил, поливал, вырывал сорняки с вверенной ему клумбы, не используя магию, – ему ужасно нравилось работать руками, чувствовать кожей тепло земли и травы. Он мог часами сидеть на коленях перед своими драгоценными цветами и жадно наблюдать за тем, как набухают почки, растут листья, наливаются нежные бутоны.

Первый букет он водрузил в кувшинчик дома, на столе, где они обедали, а второй торжественно понес в деревню, дарить Мэриэль. Растроганная женщина обслюнявила ему щеку и щедро отсыпала в большую корзину свежую выпечку. Польщенный и не ожидавший такого результата Ороро в тот день впервые взлетел по-настоящему высоко – уже дома, в лесу.

***

Осень обрядила деревья и кусты в пышные цветастые наряды – выкрасила их зеленые одеяния в благородный пурпур, богатое золото, пламя закатного солнца. От такого великолепия рябило в глазах. Ороро во вдохновенном порыве спрятал под подушкой некоторые особенно красивые листья, но они быстро скукожились, стали некрасивыми и ужасно запахли, оттого Ингрэм и наткнулся на его тайник. Вместо того, что засмеяться, как ожидал сконфуженный Ороро, он достал ту потрепанную книжицу, где нашел описания Дверей, и показал, как заложить листья между страницами, чтобы они засохли и не испортились. Следуя его совету, Ороро сделал то же самое со своими учебниками. Ему было страшно любопытно, что еще интересного находится в той старой потрепанной книжке, но он не осмелился спросить – Ингрэм не трогал его вещи и лишнего о тэйверах и магии не говорил, и Ороро чувствовал, что не может расспрашивать его о прошлом.

Вслед за щедрой осенью надвигалась зима. Ороро в первый раз увидел снег, когда был совсем маленьким: однажды зимой столицу на несколько дней обнесло пышным белым покрывалом. Во второй раз увидел, когда его группу привезли к наставнику Дарэро, меньше года назад. Он помнил неудобные меховые костюмы, в которые наставники заставляли их одеваться перед ежедневной прогулкой по внутреннему двору. Во дворе было прохладно, но снег внутрь не попадал – дом наставника был обнесен не только скрывающим миражом, но и защитным куполом, за пределы которого нельзя было выходить, и тэйверятам только и оставалось, что наблюдать за снегом издалека. Потому Ороро с жадностью дожидался прихода снега: мысли о бескрайних серебристых просторах, о жгучем холоде, кусающем крылья, о ранней и долгой ночи, о коротком тусклом дне казались увлекательными и заманчивыми в своей неизведанности.

Ингрэм теперь доверял ему самостоятельно проверять силки и сети и вообще следить за домом, пока сам работал в мастерской над заказами. Ороро ужасно собой гордился за то, что научился всему этому и делал почти так же хорошо, как сам Ингрэм, только медленней – он уже уяснил, что лучше сделать поменьше, но хорошо, чем много и как попало.

Ингрэм уже несколько дней подряд уходил в деревню один. Шел непривычно налегке, налегке же и возвращался – даже от Мэриэль перепадало куда меньше гостинцев, чем обычно.

– На наши края напала странная болезнь, – пояснил он. – Лихорадку трудно сбить, на коже сыпь черная появляется. Ведьмы и маги с ног сбились – лекарство не могут найти. Тебе лучше оставаться дома, так безопасней.

– Но… – начал было встревоженный Ороро, что в таком случае и Ингрэму тоже лучше оставаться дома.

– К тому же кто-то должен приглядывать за хозяйством. А еще постарайся сегодня убрать оставшиеся в огороде овощи, скоро придут сильные холода.

– Ладно, я понял, – недовольно засопел Ороро. – Но тебе обязательно туда идти?

– Рук не хватает, а я кое-что смыслю в зельеварении – бабушка успела меня научить до всей этой… заварушки. Ухаживать за больными да сбивать жар уж точно смогу.

Он уходил рано утром, возвращался вечером, когда уже начинало темнеть. Едва хлебнув горячего чая, хватал рогатку и выходил во двор. Иногда звал Ороро, и они торопились в лес, но либо Дверь была не та, либо находилась слишком далеко и исчезала до того, как они добрались бы до нее.

Закончив с огородом, Ороро взялся осваивать станки и инструменты Ингрэма.

– Сам сделал? – уточнил Ингрэм, разглядывая его первую удавшуюся фигурку.

Ороро кивнул, взволнованно ожидая приговора. Ингрэм провел большим пальцем по неровному узору, поскреб по шероховатости.

– Хорошо получилось.

Ороро шумно задышал носом, тщетно скрывая довольную улыбку во все лицо.

– Завтра хорошенько пройдись шкуркой и углуби рисунок, вот посмотри, – Ингрэм достал нож, который всегда таскал с собой, – здесь и здесь…

Он показывал и говорил, глотал обжигающе горячий чай, лениво мурлыкал простую мелодию и смотрел на огонь в очаге. Огонь отражался в его зеленых глазах, накладывал густые тени от ресниц на запавшие щеки. Ингрэм показался вдруг бесконечно усталым и похудевшим.

Тем вечером он отказался от ужина, выпил еще чаю и завалился спать. Шумный дождь барабанил за окнами, усыплял монотонной дробью. Ороро устроился в ногах Ингрэма. Он никак не мог расстаться со своей деревяшкой, все проводил пальцами по узорам и улыбался.

***

Ингрэм собрался уходить очень рано. Толком не проснувшийся Ороро спотыкался о стол, табурет, его сапоги. Чесал затылок, брюзжал о надоедливых больных людишках, которые сами не могут о себе позаботиться, и почему бы в такую смурную погоду Ингрэму не остаться дома? Ингрэм ухмыльнулся, потрепал по волосам и велел хорошо себя вести. Ороро осклабился в ответ, запер за ним дверь и завалился спать в его постель. Пригретый оставшимся теплом, задремал аж до полудня. Осознав это, вскочил, заторопился к изголодавшейся козе с выросшим в козла козленком и возмущенно горланящему петуху с курами, но едва распахнул дверь, как позабыл обо всем на свете – мир покрывала слепящая белизна.

Белела земля, на кустах и деревьях примостились аккуратные белые шапочки. Ороро перевел взгляд на темнеющие на белой земле следы. Ингрэм, сообразил он и неожиданно пришел в дикий восторг. Выскочил наружу, засуетился, поставил ногу в один из следов, поставил другую, огляделся и, восторженно улюлюкая, забегал по двору, оставляя свои следы. Нагнулся, собрал снег в ладони. Снег сначала обжег, а потом захолодил. Ороро расхохотался, но тут же замолчал, услышав возмущенные звуки животинок, недовольных тем, что он до сих пор не принес им еду. Ороро поспешил в сени, набрал в ковш зерна, насыпал его обитателям курятника и забрал найденное яйцо. Затем полез в сарай, где лежало сено, полученное в благодарность за помощь в уборке. Взял небольшую охапку и закинул козам. Дрожа от холода, поспешил в дом. Затопил очаг, выскочил снова во двор, затащил побольше дров и, дыша на замерзшие руки, приступил к позднему завтраку.