Хроники тихого охотника

Выйдя из штаба, я подошёл к Шефу и кивнул ему.

Как все прошло? – спрашивает он, протягивая мне мой чемодан и наплечную сумку из парусины.

Как обычно!

Забираю у него вещи, и мы направляемся к докам.

Пока идем мимо зенитных орудий, складов и железнодорожных вагонов, задаю вопросы:

Проблема с СРП решена?

СРП – счетно-решающий прибор, вычислительное устройство для управления торпедами, в последнем походе что-то часто коротил, чуть пожар нам не устроил.

Да, господин каплей! Заменили пару проводов и контактов – сейчас всё работает! – отвечает Шеф.

А перископ?

Крепление одной линзы расшаталось! Видимо, из-за атаки глубиной бомбы. Затянули и на всякий случай поменяли все линзы.

Хорошо, а проверка корпуса что-нибудь показала?

Да, на правом винте лопасть погнута была! Из-за неё и был звук на малом ходу, поставили новый винт!

И так далее. Шеф – отличный механик! Знает лодку, как свои пять пальцев, ни одна гайка не была закручена без его присмотра!

Пройдя мимо двух пустых доков, подходим, наконец, к нашей лодке. «Ну здравствуй, моя красавица!»

Перёд нами стандартная подводная лодка типа VII C, выкрашенная в серый цвет. Больше всего она напоминает корабль, что даёт ей хорошую скорость в надводном положении. Посередине корпуса возвышается боевая рубка, на ней зелёной краской нанесена наша эмблема – улыбающаяся рыба-пила. На заднем ограждении расположено 25-миллиметровое зенитное орудие, перед рубкой ещё одно «вспомогательное» 88-миллиметровое орудие. На флагштоке развевается флаг флота, на корме выстроен весь экипаж, у трапа стоит старпом и двое автоматчиков из вахтенной команды.

Я подхожу к трапу и слышу:

Экипаж, внимание! Смирно, равнение налево!

Мне отдаёт честь улыбающийся Алексей и докладывает по всей форме:

Господин капитан-лейтенант, экипаж в полном составе построен! Лодка к выходу – готова!

Спасибо, старпом! Виват U 96! – отдав честь, в ответ сказал я, повернув голову к экипажу.

Виват, гер калёйн! – раздаётся дружный громогласный рёв всего экипажа.

Поднимаюсь по трапу на борт лодки и не могу сдержать радостной улыбки! За мной заходят Кригбаум, Алексей и вахтенные матросы. Я прохожу вдоль выстроенной шеренги офицеров и матросов, заглядываю каждому в лицо. Вот Макс – штурман, тоже мой друг детства (кареглазый, подтянутый шатен), стоит улыбается и слегка кивает мне, вот Йохан – старший механик и специалист по торпедам, за ними стоят Красев, Ильман, а рядом другие офицеры и матросы. Парни стоят, и на их лицах улыбки – это хорошо! Дойдя до конца строя, я возвращаюсь и встаю перед ними, ещё раз обводя всех взглядом.

Ну, парни… всё всем ясно?!

Яволь, гер калёйн! – кричит весь экипаж.

Удовлетворённо киваю и, задумавшись на секунду, убираю улыбку с лица.

Все вы знаете, что произошло с лодкой Бекера! Попала под «Каталину» – какая славная лодка и какой бесславный конец!

Все понурили головы и минуту простояли глядя вниз. Я вздыхаю и продолжаю:

Ладно, это не наша вина. И мы такого не допустим. Подтянитесь!

Все смотрят на меня, и на их лицах снова начинают проскальзывать улыбки.

Я намерен вернуться домой с ещё одним победным вымпелом на перископе! Надеюсь, вы мне поможете в этом?!

ЯВОЛЬ, ГЕР КАЛЁЙН! – радостный крик огласил весь порт

Вольно, по местам!

Цу бефель! Ну же, шевелитесь, караси дохлые! – орёт наш боцман.

Я поднялся по трапу на рубку, скользнул в люк, спустился в центральный пост. В нос сразу же ударил слабый запах плохо выветриваемого дизельного топлива, вперемешку с запахами мяса, плесени и застойной водой. Внутри царят хаос и неразбериха. Не толкаясь и не пихаясь, невозможно продвинуться ни на шаг. Из стороны в сторону раскачиваются гамаки, набитые хлебными батонами. Везде в проходах стоят ящики с провизией, горы консервов, мешки. Я кое-как протиснулся в люк в офицерский отсек и сразу же посторонился, так как двое матросов несли здоровенный окорок, закреплённый на палке. Кладовых на лодке всего две, причём одна из них (в офицерском отсеке) хранит запас ремонтных инструментов; оружия с боеприпасами и часть дыхательных аппаратов для экипажа, а вторая (на камбузе) очень маленькая, так что почти всё мясо, колбасы и ящики с продуктами и консервами распиханы по всей лодке: на центральном посту (ЦП), в носовом отсеке (НТО) и даже в гальюне рядом с камбузом.

Подождав пока матросы пройдут, я отодвинул небольшую деревянную дверцу в сторону и прошёл в свою личную каюту. Здесь было всё достаточно скромно: небольшой стол, вмонтированный в шкаф для бумаг, койка, над ней два небольших рундука, слева от входа маленький шкаф для одежды и собственно все! Я сажусь на койку и оглядываю пространство, останавливаю свой взгляд на противоположной от меня стенке: на ней несколько фотографий, беру одну из них в руки, и на моих глазах готовы выступить слёзы. На фото я со своими родителями, дядей и тётей, и их дочкой, моей младшей двоюродной сестрой Викторией. С минуту посмотрев на снимок, возвращаю его на место и принимаюсь распихивать вещи по рундукам.

Закончив, сажусь на кровать, открываю шкаф для бумаг, достаю судовой журнал, делаю новую запись: « 21 октября 1939 года. 11 боевой поход. Выходим из порта Вильгельмсхафен в 8:00. Погода ясная, небо чистое…»

Внезапно раздаётся стук.

Войдите!

В кают входит Шеф, докладывает о готовности лодки. Киваю и, надев фуражку, выхожу из каюты, плотно закрыв дверь. Спустя минуту, я уже на рубке отдаю привычные команды:

Убрать трап! Отдать швартовы!

Включить электромоторы! Обе машины – средний вперед!

Лодка начинает медленно, но постепенно ускоряясь, отходить от причала. «Всё… всё – мы снова в море!», – подумал я, сжав ограждение рубки руками.

Над стеной канала собралась толпа: рабочие из гавани в промасленных спецовках, матросы, несколько офицеров флотилии. Я узнаю Кальмана, которого не было с нами прошлой ночью, Савилова, близнецов Купша и Стакманна, офицеров с U-55, Труманн, конечно, тоже здесь. Он выглядит совершенно нормально, без каких-либо следов ночной пьянки. За ним я замечаю Зайтлера – с пробоинами после встречи с «Каталиной». Явился даже штабной пижон Эрлер, окруженный компанией девушек с букетами цветов. Нет только Томпсона. Музыканты военного оркестра в своих стальных шлемах тупо смотрят на нас. Кривоногий дирижер поднял свою палочку и грянула медь; еще секунда – и все разговоры потонули в музыке, в которой я сразу же узнаю флотский марш, мозг сразу же выдаёт и первые строчки текста:

Der mächtigste König im Luftrevier

Ist des Sturmes gewaltiger Aar.

Die Vöglein erzittern, vernehmen sie nur

Sein rauschendes Flügelpaar.

Wenn der Löwe in der Wüste brüllt,

Dann erzittert das tierische Heer.

Ja, wir sind die Herren der Welt

Die Könige auf dem Meer.

Tirallala, tirallala, hoi! hoi!

Wir sind die Herren der Welt3

Я отмахиваюсь от наваждения, поднимаю бинокль к глазам, окидывая взглядом гавань, внезапно замечаю силуэт девушки в окне одного из полуразрушенных пакгаузов. Она машет нам рукой, слегка свешиваясь из окна, не могу сдержать ухмылки и наклоняюсь к Алексею, стоящему рядом.

Лёха, ты романтик?

Что? – не понял он.

Я смотрю на него и рукой указываю на девушку.

Вон там на верхнем этаже пакгауза! Не тебе машут?

Он смотрит в бинокль и, явно увидев ту же картину, что и я, ухмыляется.

Ха… девушка! Только что она там делает – это же запретная зона?!

Я пожимаю плечами и ещё раз осматриваю гавань. Нам сигналят гудками стоявшие рядом пара эсминцев, их экипажи машут руками и фуражками. На мостик падают маленькие букетики цветов. Вахтенные втыкают их в вентиляционные заглушки. Темная полоса воды между серой сталью лодки и масляной стенкой мола продолжает расширяться.

Внезапно я замечаю быстро подъезжающий чёрный «Хорхь», он огибает всю толпу и останавливается чуть впереди. Из него практически на ходу выпрыгивает человек в парадной форме и белой фуражке – а вот и Томпсон. Он подбегает вплотную к пирсу, вытягивает обе руки вверх, на его шее сверкает свежеполученная награда, и орёт во всю мощь своих лёгких:

Виват U 96! Виват! Славы, победы и жирной добычи!

После чего отдаёт нам честь, я улыбаюсь и тоже прикладываю руку к фуражке, а затем машу ему рукой, он машет в ответ и что-то говорит себе под нос.

Вскоре мы покидаем гавань и выходим в открытые воды, нас тут же догоняют два судна: слева от нас пристраивается патрульный катер: а справа переоборудованный под зенитную батарею старый сухогруз.

«Около шести, с половиной тысяч тон», – на автомате прикинул я, приказывая вниз:

Перейти на дизеля! Средний вперёд!

Спустя несколько секунд уже отчётливо слышу слабый шум дизеля, и лодка значительно ускоряеттся. К нам поднимается Макс с биноклем и секстантом в руках.

Какие у тебя ориентиры? – интересуюсь я.

Шпиль колокольни вон там – он едва заметен – и большое здание справа по борту.

Макс тщательно наводит прибор, считывает показания и сообщает их вниз.

Последние ориентиры, – произносит он, вздыхая.

Мы проходим рядом с плавучим маяком – двумя скреплёнными баржами, на которых возвели зенитную батарею и поставили десятиметровую вышку с прожектором наверху. Люди оттуда машут нам руками и что-то кричат. В десять часов мы расстаемся с эскортом, они «гуднули» нам и стали разворачиваться. Последний знак прощания. Через пару минут эти патрульные судёнышки уже остаются за кормой.

Теперь штурман демонстративно разворачивается всем телом вперед по курсу, подносит к глазам бинокль и упирается локтями в бульверк.

Спустить флаг, очистить палубу и приготовить верхнюю вахту к погружению! – отдаю я приказ, осматривая морскую даль.

Моряки закрывают все отверстия на верхней палубе, убирают флаг с флагштока.

Первый номер придирчиво смотрит, чтобы все было сделано, как надо: при бесшумном подводном ходе не должны раздаваться никакие звуки. Старпом перепроверяет еще раз, затем докладывает:

Верхняя палуба готова к погружению!

Я киваю и опускаю бинокль. Море из бутылочно-зеленого становится глубокого темно-синего цвета. По синей поверхности во все стороны разбегаются тонкие белые струйки пены, как прожилки по глади мрамора. Когда на солнце набегают облака, вода становится похожей на черно-синие чернила.

Лодка оставляет за собой в кильватере широкую полосу пенной воды, она сталкивается с набегающим валом и взметается вверх белой гривой. Такие же белые кудри видны повсюду, куда только достает взгляд.

Ну вот, Кригбаум, мы опять в море! – произношу я и скрываюсь в глубине боевой рубки. За мной спускается и Кригбаум. Лодка идет своим курсом в одиночестве.

Я прохожу в свою каюту, но перед этим останавливаюсь и говорю радисту:

Дай сигнал, что мы вышли в море!

Тот кивает и открывает большую деревянную коробку – шифровальный радиопередатчик – Энигма. Выставив настройки, Даня начинает набирать сообщение. Я захожу к себе, сажусь на койку, делаю запись в журнал и убираю его обратно. Затем снова смотрю на фотографии и, горько усмехнувшись, ложусь на кровать, подкладывая руки под голову, закрываю глаза.

Глава 3. «В море»

Меня кто-то трясёт за плечо, мычу что-то невразумительное в ответ и, отворачиваясь от стенки, ложусь на спину. С трудом продрав глаза, я сфокусировал их на человеке, стоявшем передо мной. Леха! «Ну конечно, кто ещё может войти без стука и срочного повода к командиру! Всё же он – мой друг детства как ни как! Хотя стоп, а что он здесь делает? Почему он не на посту?!»

Что случилось, Лех?

Извини, просто обед через полчаса! – пожимает он плечами

Спасибо! – говорю я, садясь на койке и трясу головой, чтобы прогнать сонливость.

Лёха кивает и уходит, а я выхожу вслед за ним. Протиснувшись в люк, оказываюсь в ЦП, жизнь в нём более или менее устаканилась: матросы уже не бегают туда сюда с многочисленными ящиками, коробками, банками и чем ещё только можно. Сейчас в ЦП всего несколько матросов из механиков, осматривающих вентили «Цистерн срочного погружения», ещё один матрос из рулевой команды, да штурман со своим помощником.

Штурман, какой сейчас курс и скорость? – спрашиваю я, подходя к столу и наклоняясь над картой.

273, скорость 8,5 узлов, господин каплей! – отвечает тот.

Я киваю и всматриваюсь в карту. «Так, так, так… вот кусок оккупированного норвежского побережья, вот южное побережье Англии и северное Франции, а вот и то самое бутылочное горлышко – Ла-манш, через который нам предстоит пройти.»

Где мы сейчас?

Вот здесь! – говорит Макс, ставя синим карандашом крест на карте, в нескольких сантиметрах от «пролива смерти».

«Пролив смерти» – так моряки империи прозвали Ла-Манш, который конфедераты в первые месяцы войны пытались минировать. Правда, вскоре они эту затею бросили, но всё равно! Двадцать торгашей, десять эсминцев и пять лодок, лежащих на дне, дали право на такое страшное прозвище. А сейчас там свирепствует вражеская авиация, хотя в Англии и есть ПВО, но оно нацелено на защиту городов, побережье и пролив они физически не смогли бы защищать.

Смотри чтобы мы подходили к Ла-Маншу ночью!

Само собой, Старик!

Я ухмыльнулся и облокотившись на стол спиной, обвел глазами ЦП, словно вижу его в первый раз.

Как у тебя, кстати? – спросил я у Макса, не поворачиваясь.

Тот невесело усмехнулся и поджал губы.

Мать болеет всё ещё, с ней сейчас сёстры да дядя с тётей! Сам-то я не смогу им сейчас помочь…

А отец?

На фронте, во второй танковой армии, в Австрии.

Я киваю и поджимаю губы: «Да… война! И ничего ты с ней не сделаешь, пока одна из сторон не победит и совсем не факт, что это будем МЫ!»

А где Шеф? – задаю я, наконец, вопрос.

Скорее всего, в дизельном! – ответил Макс, что-то отмечая на карте.

Я киваю и, протиснувшись в другой люк, иду в дизельный отсек. Вообще лодка имеет единый коридор, как в коммунальных квартирах, и состоит из 7 отсеков. Если идти с носа на корму, то устройство такое: Носовой торпедный (НТО) с четырьмя аппаратами (там же спят матросы); наш офицерский, совмещённый с постом гидроакустика и радиста (ОО); ЦП; отсек младших офицеров (ОМО); камбуз (специально отделён от других отсеков – во-первых, шума из машинного отделения меньше, во-вторых, частые пожары и пробоины); дизельный отсек (ДО) и, наконец, электромоторный (ЭО), там же находится и пятый торпедный аппарат (ТА). Собственно, всё! Ну, конечно, есть и рубка, но она вынесена за пределы прочного корпуса.

Прохожу мимо офицерского отсека, пробираясь сквозь парней, и открываю переборку в камбуз, там за плитой возится Алекс – наш кок (он полукровка: отец – немец, а мать русская). Он отличный кок – из тухлых яиц, протухшего мяса и плесневелого хлеба может приготовить просто восхитительные блюда. Шутка конечно, но в каждой шутке есть доля правды. Кок на лодке готовит одно меню на неделю, а в понедельник меняет его, но это относится только к обедам и ужинам, потому что завтрак у нас однообразный: кофе или какао, молочный суп с крекерами или галетами, джем или мёд, белый хлеб, масло или яйца – что первое испортится, и обязательно лимон каждому члену экипажа! Так как наше начальство всё ещё опасается того, что экипаж лодки может подхватить цингу.

Алекс, что на обед?

А… господин каплей! Суп, картофельное пюре, говяжья тушёнка и экзотические фрукты. Не желаете попробовать? – говорит он, кивая на большую кастрюлю с ароматным варевом.

Спасибо, чуть позже! – улыбнулся я и открыл следующую переборку.

Я прохожу в дизельный, там, как обычно, вонь дизеля, шум и повышенная влажность. И вот в таких условиях здесь работают наши механики, но у них вахта сокращённая – четырёхчасовая. Сразу же замечаю Шефа, он одет в рыжий комбинезон и чёрную фуражку, стоит, прислонив слуховую трубку, похожую на врачебную, но чуть длиннее, к дизелю – слушает сердце нашей лодки на предмет посторонних звуков. «Он и, правда, в таком состоянии похож на врача», – подумал я, улыбнувшись своим мыслям.

КРИГБАУМ! – кричу, пытаясь переорать грохот и шум дизеля.

Шеф открывает глаза и смотрит на меня вопросительно.

ЧТО ГОВОРИТ ДИЗЕЛЬ?

ДИЗЕЛЬ ДОВОЛЕН, ГЕР КАЛЁЙН! – орёт тот, улыбаясь

ХОРОШО, СМОТРИ, ЧТОБЫ НЕ КАК В ПРОШЛЫЙ РАЗ!

В ПРОШЛЫЙ РАЗ НАМ ДИЗЕЛЬ ПОВРЕДИЛИ! И УГАДАЙ ПО ЧЬЕЙ МИЛОСТИ, СТАРИК?!

ВТОРОГО ВАХТЕННОГО! – улыбнулся и опёрся спиной об переборку.

Постояв и послушав успокаивающий гул дизеля, я вышел из дизельного отсека. На камбузе, вытерев пот со лба, киваю Алексу и тот, макнув ложку в варево, протягивает её мне.

Осторожно, гер калёйн, горячее!

Подув на ложку, проглатываю содержимое и… зажмуриваюсь от удовольствия! «Да… наверное, так кормят только в элитных «столичных» ресторанах».

Отлично! Просто отлично, где ты так готовить научился?

У меня отец – шеф повар берлинского ресторан, наследственность! – пожимает плечами Алекс.

Затем он вздыхает и смотрит мне за спину, на дверцу кладовой.

Вот бы ещё интенданты выдавали нам нормальные продукты, а не те, у которых срок годности подходит к концу!

А… это в армии неискоренимо! Интересно, хоть в каком-нибудь веке в армии интенданты перестанут воровать и продавать военное имущество? – говорю я, понимающе вздыхая.

Кивнув Алексу и постояв с минуту, иду обратно, к себе в каюту. Дойдя до поста радиста, я останавливаюсь и поворачиваюсь к «шарманщику».

Новых радиограмм не поступало?

Нет, господин капитан.

Захожу к себе, оставив дверь открытой, открываю шкаф, беру с полки книгу, первую попавшуюся под руку книгу, и падаю на кровать, положив подушку под спину. Смотрю на обложку – «Шерлок Холмс «Союз Рыжих». Интересно, вроде я такую не читал! Открываю книгу и принимаюсь за чтение, изредка поглядывая на наручные часы, чтобы не пропустить обед.

Спустя некоторое время, мы сидели в офицерской кают-компании и «благообразно» принимали пищу. Мы – то есть я, Кригбаум, Лёха, Александр и Гюнтер. Максим и Йохан, увы, были на вахте.

Рядом со мной сидел Шеф, а передо мной, как назло, Гюнтер. Я смотрел на то, как он ест и меня аж выворачивало наизнанку. «Смотрите, какие мы аристократы! А вы все ничтожество… тьфу, мать его!» Переглянувшись с шефом, я по его лицу понял, что моё аж перекосило от отвращения ко второму номеру, но тот всё равно меня не видел или старательно делал вид, что не замечает. «Нет, вы только посмотрите на это! Вилка в левой, нож в правой! Были бы мы на каком-нибудь пароходе, он бы попросил весь набор столовых приборов и жрал бы согласно этикету!»

Внезапно раздаётся треск громкой связи и голос штурмана объявляет:

Второй смене заступить на вахту!

«Слава Богу!»

Простите, господа! – извиняется Гюнтер и встаёт из-за стола.

Он подходит к вешалке, снимает прорезиненный плащ. Когда он его надевал, рукавом задел лицо Александра, тот был готов взорваться, но я мотнул головой, и тот продолжил есть молча.

Одевшись, Гюнтер вытянулся по стойке смирно и громким голосом спросил:

Господин капитан-лейтенант, разрешите убыть на вахту?

Я киваю, и тот, отдав мне честь, покидает нас. Александру приходится встать, чтобы пропустить идущих следом вахтенных матросов, проходя мимо нас они отдают честь. Дождавшись, пока они скроются и Александр сядет на место, швыряю вилку на стол и вытираю рот салфеткой.

Челюсти от него сводит! Ярый службист! «Приказы верховного не обсуждаются»!

Рожу бы ему начистить, а то так зажат, что жопой орех грецкий расколет! Гнида аристократическая! – грубо выражается Александр

Но, но, но! – обрываю его я.

Извините, гер калёйн!

Я киваю, и тут снова идут вахтенный матросы, но уже из первой смены, Александру снова приходится вставать, чтобы пропустить их. За матросами идёт Макс, также одетый в прорезиненный плащ и перчатки, подойдя к нам, он отдал честь и начал докладывать, снимая перчатки.

Господин капитан, ветер северный, меняется на северо-северо западный, видимость хорошая, волны 2-3 балла, барометр 1001 миллибара!

Спасибо, штурман! Присоединяйся!

Непременно, Старик! – говорит тот, снимая плащ и садясь на место второго номера.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Имперский галстук – неофициальное название среди военных «ордена Большого Императорского креста», который тот получил из-за способа ношения на шейной ленте

2

Банки – жаргонное название глубинных бомб. Небольших жестяных бочонков, начинённых мощным взрывчатым веществом, предназначенных для борьбы с погружёнными подводными лодками

3

Der mächtigste König im Luftrevier (Самый могущественный король в воздушном пространстве – бурный могучий орёл) – старый немецкий марш, неофициально используется как песня флота Королевства Пруссии.