Республика воров

Немного помолчав, Локк криво ухмыльнулся и вздохнул:

– Ну раз уж ты такой упертый болван… Помнится, меня кто-то поить обещал. Откупоривай бутылку, придурок.

9

Жан отволок Зодешти в переулок в трех кварталах к западу от гостиного двора, уложил мирно посапывавшего лекаря под стену и хорошенько завалил мусором и его самого, и его драгоценный саквояж. Когда досточтимый магистр проснется, ему это вряд ли понравится, но тут уж ничего не поделаешь.

За ночь Локку не стало ни лучше, ни хуже – спал он урывками, сделал несколько глотков вина и неохотно сжевал хлебный мякиш и кусочек разваренной говядины. Кровотечение не прекращалось. Жан, уснув за столом, ненароком залил пивом бесполезные трактаты о ядах. В общем, ночь прошла как обычно.

Целые сутки над городом висела пелена дождя. Вечером, когда невидимое солнце клонилось к закату, Жан отправился в город пополнить запасы съестного. В десяти минутах ходьбы от гостиного двора была лавка, где в любое время дня и ночи можно было купить необходимый товар.

Вернувшись, Жан внимательно оглядел входную дверь, но не заметил ничего необычного и, только переступив порог, увидел лужу на полу в прихожей.

На него тут же набросились со всех сторон. Врагов было слишком много, корзинкой с едой и вином от них не отобьешься. Жана свалили с ног. Он отчаянно сопротивлялся, пинал и лягал противников, вслепую саданул кому-то в лицо, ощутив, как под кулаком хрустнул чей-то нос, но добраться до топориков за спиной так и не смог.

– Стоять! – раздался повелительный голос.

Жан приподнял голову. Дверь в спальню была распахнута, кровать Локка окружали какие-то незнакомцы.

– Не троньте его! – завопил Жан.

Четверо мужчин схватили его за руки и отволокли в спальню, где у кровати стояли еще пятеро. Один прижимал полотенце к окровавленному носу.

– Извини, – просипел Локк. – Ты как ушел, так они и заявились…

– Молчать! – приказал главарь – бритоголовый крепыш, чуть постарше Локка и Жана, с расплющенным носом и многочисленными бойцовскими шрамами на скулах и подбородке; под длинным черным плащом виднелся кожаный доспех. – Леон, ты как там?

Жан запоздало сообразил, что Зодешти, разъяренный дерзким похищением, обратился за помощью не к официальным властям, а к людям пострашнее.

– Од бде дос свобав… – пробубнил Леон сквозь полотенце.

– Ничего, крепче будешь, – небрежно заметил человек в черном плаще.

Он подтащил к себе стул, поглядел на Жана и внезапно пнул его в живот. Жан застонал, согнувшись от боли, а четверо громил, державших его за руки, навалились на него изо всех сил, не давая шевельнуться.

– Пого… погодите, – закашлявшись, начал Локк.

– А тебе было велено молчать, – напомнил человек в черном плаще. – Иначе язык отрежу и к стене приколочу. Заткнись. – Усевшись на стул, он ухмыльнулся. – Меня зовут Кортесса.

– Шептун… – произнес Жан.

Иметь дело с Шептуном Кортессой было гораздо хуже, чем с лашенскими констеблями, – он возглавлял преступный мир Лашена.

– Ну или так, – с улыбкой кивнул Кортесса. – А ты, значит, Андолини.

Жан кивнул – под этим именем он снял апартаменты в гостином дворе.

– Ага, если это имя – настоящее, то я – король королевства Семи Сущностей, – хмыкнул Кортесса. – Ладно, мне это без разницы. А как по-твоему, что меня к вам привело?

– Наверное, ты всех своих овец отымел и от скуки решил новых приключений на свою жопу поискать.

– Нет, я просто обожаю каморрцев, – беззлобно заметил Кортесса. – Легких путей они не ищут. – Он лениво отвесил Жану пощечину, от которой защипало в глазах. – Попробуем еще раз. Итак, что меня к вам привело?

– Ты узнал, что мы умеем кривые рожи подправлять?

– Ну, в таком случае ты бы первый этим воспользовался. – Кулак Кортессы впечатался в Жанову скулу с такой силой, что у того в глазах потемнело.

– Я бы с удовольствием твоей кровушкой полы здесь вымыл, да рассиживаться недосуг, – вздохнул Кортесса и поманил к себе одного из своих людей с дубинкой. – Ну, что мне с твоим приятелем сотворить? Коленную чашечку раздробить или пару пальцев отрезать? Возможны варианты. У меня богатое воображение.

– Прошу вас, не трогайте его! – взмолился Жан; если б его не удерживали четверо, он бы распростерся у ног Кортессы. – Вы здесь из-за меня, вот со мной и разбирайтесь. Не тратьте на него время.

– Ах из-за тебя? С чего бы это вдруг?

– Ну, тут без лекаря не обошлось…

– Вот видишь, как все просто, – с улыбкой сказал Кортесса, похрустывая костяшками пальцев. – Объясни-ка, а на что ты надеялся, когда Зодешти отпустил?

– В лучшем случае – на его молчание.

– Ага, размечтался. Нет-нет, я знаю, что ты из Путных людей, мне про тебя говорили. Как вы только в Лашене объявились, ты вел себя по понятиям, к нужным людям должное уважение проявил. Одного не пойму: с какого перепугу ты решил, что Зодешти к констеблям побежит жаловаться на то, что его, как младенца, вокруг пальца обвели, из дому похитили? Не дотумкал, что у него среди наших людей друзей много?

– Тьфу ты, – сказал Жан.

– То-то и оно. А как я прослышал, что с магистром случилось, так и вспомнил, что какой-то чудак, на тебя похожий, совсем недавно обращался за советом к алхимикам да к собачьим лекарям. Вот они мне и подсказали, где вы с приятелем остановились. – Кортесса, широко улыбаясь, развел руками. – Так что найти вас было легче легкого.

– Чем мне свою вину искупить? – смиренно спросил Жан.

– А ничем, – рассмеялся Кортесса, вставая со стула.

– Прошу вас, оставьте моего приятеля в покое, – умоляюще протянул Жан. – Он в этом деле не замешан. Это я виноват, что хотите, то со мной и делайте. Я противиться не стану. Только…

– Да ты, оказывается, парень покладистый. Значит, противиться не станешь? Конечно не станешь, тебя вон четверо держат.

– Я вам заплачу, деньги у нас есть. Ну или отработаю, как скажете…

– Видишь ли, вся штука в том, что до вас мне и вовсе никакого дела нет, – улыбнулся Кортесса. – Однако же именно это и вызывает у меня весьма серьезные затруднения.

– Почему?

– При обычном раскладе мы бы сейчас тебе яйца вырвали и съесть заставили. Но это при обычном раскладе. А вот вы с приятелем создаете… гм, как бы тут лучше выразиться… ну, скажем, конфликт интересов. С одной стороны, ты – человек посторонний, сдуру обидел лашенца, который с нужными людьми дружен. За это тебя убить полагается, без лишних разговоров. А с другой стороны, ясно, что ты – из каморрских Путных людей. Хоть Барсави и покинул нас раньше времени, да упокоят боги его преступную душонку, но с капами связываться – себе дороже. Вдруг ты чей-то родственник? Мало ли, вдруг через год-другой кто из Каморра в Лашен заявится, начнет выспрашивать да вынюхивать: мол, куда ты подевался, – ну и прознает, что косточки твои на дне озера валяются. Как по-твоему, кому за это расплачиваться придется? Чью голову в Каморр отправят? Нет уж, благодарствуйте, мне моя голова дорога. А значит, убивать вас мне не с руки.

– Ну, деньги у нас есть, мы вам заплатим… – начал Жан.

– Так ведь деньги все равно были ваши, стали наши, – улыбнулся Кортесса. – Да и дружок твой, судя по всему, на последнем издыхании… скоро отмучается.

– Прошу вас, оставьте его в покое. Ему отдых нужен…

– Вот именно. Поэтому я и приказываю вам из Лашена убраться. Немедленно. – Кортесса махнул своим людям. – Выносите отсюда все шмотки. Все забирайте – съестное, вино, одеяла, бинты, деньги, дрова из камина, воду из кувшина. Хозяина предупредите, чтоб шуму не поднимал. Его гости съезжают.

– Умоляю… – начал Жан.

– Заткнись. Одежду и оружие я, так и быть, вам оставлю. Но если до рассвета вы из города не уйдете, то Зодешти тебе лично уши отрежет. Так что придется твоему приятелю в другом месте помирать, с меньшими удобствами. – Кортесса беззлобно хлопнул Локка по ноге. – Помяни меня в преисподней добрым словом, ублюдок.

– Мы с тобой там скоро встретимся, – буркнул Локк. – Я тебя обниму.

Люди Кортессы споро обобрали апартаменты. Жаново оружие сложили в центре комнаты, а все остальное вынесли или разломали в щепки. Локка, в окровавленных штанах и рубахе, оставили лежать на досках кровати. Из всех кошельков вытряхнули деньги, а потом забрали и сами кошельки.

Когда бурная деятельность несколько поутихла, Кортесса обернулся к Жану:

– Кстати, Леон с тобой минуточку поговорит. Вон там, в уголке. Ему за разбитый нос обидно.

– Пребдого бдагодаред, – буркнул Леон, осторожно ощупывая распухшую губу.

– А ты не вздумай сопротивляться, – предупредил Кортесса Жана. – Только попробуй пальцем шевельнуть, я твоему приятелю кишки выпущу. – Он ласково потрепал его по щеке. – И чтобы на рассвете духу вашего в Лашене не было, иначе наша следующая беседа состоится в подвале Зодешти.

10

Наконец люди Кортессы покинули апартаменты.

– Жан! – шепотом окликнул Локк. – Жан, ты жив?

– Да жив я, жив! – отозвался Жан, растянувшийся на полу под окном, там, где совсем недавно стоял столик. – Я тут… с половицами знакомлюсь. Они очень милые – я упал, а они меня вовремя подхватили.

Леон богатым воображением не отличался, но кулаки у него были крепкие, поэтому сейчас Жан чувствовал себя так, словно долго катился вниз по каменистому склону.

– Жан, когда мы сюда вселились, я немного денег припрятал… на черный день. Тут под кроватью тайник есть.

– Ага, знаю. Я их оттуда давным-давно забрал.

– Ну ты и сволочь! Я же для тебя старался, чтобы было на что потом…

– Я так и понял, Локк. А до другого потайного места добраться у тебя сил не хватило.

– Тьфу на тебя!

– И на тебя тьфу. – Жан с трудом перевернулся на спину, уставился в потолок и осторожно ощупал бока – ребра целы, переломов вроде нет, но все тело ноет. – Вот передохну чуток, пойду искать тебе одеяло. И телегу. Или лодку. В общем, до рассвета я тебя отсюда увезу. Под покровом темноты.

– Жан, за тобой все равно следить будут и своровать ничего не позволят… – Локк закашлялся. – А на руках меня нести я тебе не позволю.

– Да неужели? И как это у тебя получится? Ты меня своим остроумием наповал сразишь?

– Знаешь, по уму, тебе с самого начала надо было взять деньги и смыться куда-нибудь подальше… от меня. Глядишь, и занялся бы каким-нибудь полезным делом…

– Тоже мне, советчик выискался! Я сделал то, что захотел. А теперь либо ты со мной добром пойдешь, либо я здесь с тобой умирать останусь.

– Ну чего ты такой упертый?!

– А ты, в отличие от меня, уступчивый и покладистый. Самовлюбленный болван. И мозги у тебя свинячьи.

– Нет, так не честно. У тебя сил больше, длинные слова легче выговаривать, – рассмеялся Локк. – О боги, да нас и впрямь до нитки обобрали. Даже дрова из камина унесли.

– Меня уже ничего не удивляет, – со вздохом сказал Жан и, морщась, медленно поднялся. – Ну что, подведем итоги. Денег нет. Одежда – та, что на нас. В основном на мне. Оружие… Дров тоже нет. Значит, если в городе воровать не позволяют, придется заняться грабежом на тракте.

– И как ты будешь кареты останавливать?

– Тебя поперек дороги брошу, может, кто и остановится.

– Гениальная задумка! А останавливаться будут из жалости?

– Нет, из брезгливости. Чтобы колеса не замарать.

В дверь апартаментов постучали.

Локк с Жаном встревоженно переглянулись. Жан подобрал с пола нож.

– Может, они решили еще и кровать унести? – спросил Локк.

– Нет, они бы стучаться не стали.

Жан, поудобнее перехватив нож, завел руку за спину и осторожно приоткрыл дверь.

У входа стоял не Кортесса, не лекарь, не хозяин гостиного двора, а какая-то женщина в непромокаемом плаще, по которому сползали струйки дождя. В руках незнакомка держала алхимический фонарь, слабое сияние которого освещало ее лицо. Незваная гостья была немолода.

Жан вгляделся в темноту: ни кареты, ни носилок, ни сопровождающего – только туманная мгла и шорох дождя. Кто она? Из местных? Приезжая?

– А… простите, сударыня… Чем могу быть полезен? Вам помощь нужна?

– По-моему, мы с вами можем быть одинаково полезны друг другу. Вы позволите войти? – негромко произнесла незнакомка, выговаривая слова вроде бы на лашенский манер, но все же не совсем.

– Мы… ох, прошу извинить, но сейчас это не совсем удобно… Видите ли, мой друг болен…

– Да, мне известно, что у вас всю мебель забрали.

– Что?

– А еще мне известно, что вещей у вас и так почти не было.

– Сударыня, вы… простите, я в некоторой растерянности…

– А я под дождем.

– Гм… – Жан незаметно спрятал нож в рукав. – Как я уже упомянул, мой друг очень болен. Если вы…

Воспитание взяло верх, и Жан открыл дверь чуть пошире. Незнакомка, решительно переступив порог, заметила:

– Меня это нисколько не смущает. В конце концов, яд опасен только на званых обедах.

– А… вы лекарь? – ошарашенно спросил Жан.

– Отнюдь нет.

– Вы от Кортессы?

Рассмеявшись, она откинула капюшон плаща. Ей было лет пятьдесят – пятьдесят лет, проведенных в достатке и роскоши. Волосы цвета осенней пшеницы у висков отливали серебром, на широком скуластом лице темнели большие глаза.

– Вот, держите! – Она швырнула Жану алхимический фонарь. – Мне известно, что свечи у вас тоже отобрали.

– Благодарю вас… но…

– Ну и ну! – Гостья невозмутимо направилась в спальню, на ходу расстегнув пряжку у горла и сбросив плащ с плеч. – Очень болен – это еще мягко сказано, – заметила она, взглянув на Локка. Ее платье было богато расшито серебром, ладони скрывались под серебристыми кружевными манжетами.

– Прошу простить великодушно, но даже ради вас встать я не могу, – пробормотал Локк. – И кресло предложить не могу. И одеться как подобает тоже не могу. Могу только на все наплевать.

– Похоже, у вас еще сохранились жалкие остатки былой учтивости и обходительности, – улыбнулась незнакомка.

– Ага, и этого тоже… И сам я жалкие остатки, – буркнул Локк. – А вы кто будете?

Она стряхнула с плаща капли воды и накрыла им Локка вместо одеяла.

– С-спасибо, – с заминкой произнес он.

– Трудно вести серьезный разговор с человеком, чье достоинство уязвлено, – сказала незнакомка. – Видите ли, Локк…

Жан, с грохотом задвинув дверной засов, ворвался в спальню, швырнул алхимический фонарь на кровать и угрожающе наставил нож на незваную гостью.

– Честно говоря, моя любовь к загадочным происшествиям исчезла вместе с нашими деньгами и мебелью. Если вы немедленно не объясните, откуда вам известно это имя, я не стану мучиться угрызениями совести из-за…

– Последствий вашего опрометчивого поступка вы не переживете, Жан Таннен. Точнее, ваша гордость этого не переживет. Уберите нож.

– Вот еще!

– Ах, Благородные Канальи, – негромко произнесла незнакомка. – Вам от нас укрыться негде. Вам от нас никогда не уйти.

– Не может быть… – ошеломленно выдохнул Жан.

– О боги! – Локк закашлялся, утомленно закрыл глаза. – Вот только вас нам не хватало. Я так и знал, что вы рано или поздно объявитесь.

– А чем вы так расстроены? – Гостья недоуменно наморщила лоб. – Я не вовремя? Вы мне не рады? Локк, неужели смерть вас привлекает больше задушевной беседы?

– Ага, задушевные беседы с вольнонаемными магами добром не кончаются.

– Мы здесь из-за вас! – процедил Жан. – Из-за вас и ваших дурацких игрищ в Тал-Верраре! Из-за ваших подметных писем!

– Не совсем так, – возразила гостья.

– На Ночном базаре вы нас не запугали и сейчас не запугаете! – Жан, забыв о недавних побоях, взмахнул ножом.

– Увы, вы нас совсем не знаете, – сказала гостья.

– Да знаю я вас, знаю! И на ваши дурацкие правила мне наплевать!

Незнакомка стояла спиной к нему. Жан стремительно рванулся вперед и, не дав ей возможности шевельнуться, обхватил левой рукой за шею и вонзил нож между лопаток.

11

Теплое, мягкое, живое тело внезапно исчезло; рука ухватила пустоту, клинок прорезал воздух. Жан впервые столкнулся с противником, который исчезал от одного прикосновения. С нечеловеческой скоростью. С помощью колдовства.

Другого случая не представится.

Жан резко втянул в себя воздух. По коже пробежала холодная дрожь – он совершил непоправимую ошибку, и сейчас на него обрушится карающий удар. Стук сердца барабанным боем отзывался в голове. Вот-вот…

– Ах, Жан Таннен, – раздался негромкий голос гостьи у него за спиной. – Было бы весьма неосмотрительно с моей стороны довериться человеку, затаившему обиду.

Жан медленно обернулся. Незнакомка стояла в шести шагах от него, у окна.

– Ваше истинное имя – как птица в клетке. Ваши глаза и руки вас обманут, если вы захотите причинить мне вред.

– О боги, – раздраженно вздохнул Жан. – И не надоело вам в кошки-мышки играть? – Он присел на кровать и метнул нож в половицу. – Убейте меня – и дело с концом. Вашей игрушкой я не буду.

– А чем вы будете?

– Встану и буду стоять столбом. Ну, приступайте.

– А почему вы считаете, что я намерена вас убить?

– Ну если не убить, так что похуже сотворить.

– Я не собираюсь вас убивать, – сказала гостья, скрестив руки на груди. – Вы же оба живы, верно? Какие еще доказательства вам нужны? Остановить меня вам бы не удалось.

– Вы не боги, – еле слышно вымолвил Локк. – Может, сейчас мы и в вашей власти, но один из вас уже попадал к нам в руки.

– Это что, завуалированная угроза? Или вы решили напомнить мне, что стали нечаянными свидетелями того, как Сокольника гордыня сгубила?

– Кстати, а где теперь Сокольник? – спросил Локк.

– В Картене, – со вздохом ответила она. – Как его из Каморра привезли, так он до сих пор в беспамятстве и пребывает.

– Он боль плохо переносит, – сочувственно заметил Жан.

– Вы полагаете, он из-за пыток рассудок потерял?

– Ну не из-за наших же застольных бесед, – сказал Локк.

– Увы, в том, что с ним произошло, виноват он сам. Видите ли, картенские маги обладают способностью отгораживать сознание от страданий плоти. Но делать это надо с превеликой осторожностью, а в спешке легко допустить ошибку.

– Как я рад это слышать! – сказал Локк. – Значит, он попытался отгородиться от боли…

– А вместо этого его рассудок погрузился в марево безумия, исцелить которое мы не в состоянии, – пояснила гостья.

– Великолепно! – хмыкнул Локк. – На самом деле мне плевать, как и почему это произошло. Меня это очень радует. И вообще, желаю вам всем применять эту восхитительную способность исключительно в спешке.

– Вы к нам несправедливы, – вздохнула незнакомка.

– Знаешь, стерва, если б у меня силы остались, я б тебе сердце из груди вырвал и попинал бы, как мячик, – просипел Локк и зашелся кашлем. – Никто из вас иного обращения не заслуживает. Вы убиваете людей из прихоти, а тем, кто вас из-за этого ненавидит, всю жизнь отравляете.

– Вот вы нас презираете, а нет чтоб в зеркало поглядеться…

– Я вас презираю… – начал Локк, пытаясь приподняться на локтях, – за Кало и Галдо, за Клопа, за Наску и за Эзри и за все время… что мы в Тал-Верраре… попусту потратили… – Он затрясся, побагровел и без сил повалился на доски кровати.

– Вы сами воры и убийцы, – сказала гостья. – Вы повсюду сеете смятение и произвол. Вы стали пособниками свержения одного правительства, а краха другого правительства не допустили исключительно из сентиментальных соображений. А теперь возомнили, что совесть у вас чиста… По-вашему, вы имеете право упрекать нас в том, что мы поступаем как вздумается?

– Имеем, – сказал Жан. – И будем. А за Эзри я с вами отдельно посчитаюсь.

– Если бы не наше вмешательство, вы бы с ней не встретились. Или вам бы самим взбрело в голову в мореплаватели податься?

– Это никому из смертных неведомо…

– Ах, значит, мы виноваты только в ваших злосчастьях, а все остальное – воля случая?

– Я…

– Да, мы изредка вмешивались в вашу жизнь, Жан, но вы себе льстите, воображая, что ради вас мы составляли сложные и запутанные схемы. К исходу морской битвы мы не имеем никакого отношения. Да, ваша возлюбленная погибла. Примите мои соболезнования.

– Можно подумать, вы на это способны, – презрительно фыркнул Жан, усаживаясь на краешек кровати.

Гостья направилась к нему. Жан, сдерживая невольную дрожь, встал и гневно уставился на нее. Она протянула к нему левую руку, кончиками пальцев легонько коснулась щеки и произнесла:

– Времени у нас почти не осталось. Я снимаю с вас заклятье, Жан Таннен. Вот, я перед вами во плоти. Если захотите меня изувечить, остановить вас я вряд ли смогу. Или смогу, но с большим трудом. Итак, что вы выберете – схватку или беседу?

Жан передернулся. В нем бушевало горячее желание немедленно схватить ее за горло и шмякнуть об стену что было сил, проломить ей череп, задушить, раздавить всем своим весом – а потом молить всех богов, чтобы этого было достаточно, ведь она одним словом или еле заметным движением пальцев способна стереть его в порошок.

Они целую вечность стояли, глядя друг другу в глаза. Потом Жан стремительным движением правой руки перехватил левое запястье незнакомки и жестко сомкнул пальцы, ощутив под тонкой кожей хрупкие кости. Один резкий выверт – и…

Она моргнула и отвела глаза, в которых на мгновение мелькнул неприкрытый страх. Эта маленькая человеческая слабость тут же скрылась в безмерном океане самообладания, однако Жан успел ее заметить.

Он ослабил захват, закрыл глаза и медленно выдохнул:

– Надо же, вы не солгали.

– Это очень важно, – прошептала она.

Жан, не выпуская левой руки гостьи, откинул серебристое кружево манжет: на бледной коже запястья четко выделялись черные линии, сомкнувшиеся кольцами.

– Пять колец… – протянул Локк. – Я знаю только, что чем больше, тем лучше. Или тем страшнее, – в общем, кому как. Ну и сколько их всего может быть?

– Больше не бывает, – усмехнулась гостья.

Жан выпустил ее руку и отступил на шаг. Она подняла согнутую в локте левую руку, раскрыла ладонь и пальцами правой руки легонько коснулась вытатуированных полос. Черные кольца подернулись серебристой рябью, превращаясь в сверкающие браслеты из сгустков лунного сияния.

Завороженно глядя на переливы серебра, Жан внезапно ощутил холодное покалывание под веками, а пальцев правой руки коснулось что-то твердое. В сознании возникла череда образов: тяжелые складки светлого шелка, швейные иглы, протыкающие пену тончайших кружев, грубая кромка ткани, распускаемая на нити. Казалось, это в его пальцах ловко сновала игла, кружила по белому полотну в бесконечном танце.

Наконец образы исчезли.

– Ох! – вздохнул Жан, приложив руку ко лбу. – Что это было?!

– Я, – ответила гостья. – Образно выражаясь. То есть в самом прямом смысле – это мое «я», выраженное в образах. Вот как иногда вспоминаешь о человеке, ощутив, к примеру, запах трубочного табака, цветочный аромат или бархатистость ткани под пальцами… Глубинные воспоминания, которые словами не опишешь. С вами такого не бывало?

– Ага, – кивнул Локк, потирая виски: судя по всему, его посетило такое же видение.

– Между собой мы общаемся мысленно и начинаем мысленный разговор с того, что посылаем такие вот образы – сигиллы, – созданные из определенных воспоминаний, чувств и страстей. По сигиллам мы узнаем друг друга. – Она одернула серебристое кружево манжет, скрыв под ним пять черных колец, утративших призрачный блеск, и улыбнулась. – Теперь моя сигилла вам известна, так что вы не испугаетесь до смерти, если я обращусь к вам мысленно, а не вслух.

– Да кто вы такая? – спросил Жан.

– Нас четверо, – невозмутимо продолжила гостья. – Предполагается, что мы мудрейшие и сильнейшие маги пятого уровня. Так ли это, не мне судить, но живем мы в самых роскошных дворцах.

– Вы повелеваете картенскими магами… – недоверчиво уточнил Локк.

– В данном случае «повелеваете» – слишком сильно сказано. Хотя время от времени нам удается предотвращать всемирные катастрофы.

– А как вас зовут?

– Терпение.

– Что, ваши проклятые правила вам свое имя запрещают называть?

– Нет. Меня так и зовут – Терпение.

– Ни фига себе имечко! Сразу видно, как вас собратья ваши обожают.

– Само по себе имя ничего не значит, ведь девушки, которых зовут Роза, не источают неземное благоухание. Это не имя, а… скажем так, титул. Архидонна Терпение. Ну что, мы наконец примем решение воздержаться от смертоубийства?

– А вот это зависит от предмета нашего дальнейшего разговора, – заявил Жан.

– Ох, вы двое – та еще парочка, – вздохнула гостья. – Я за вашими делами давно присматриваю. Из воспоминаний Сокольника нам удалось извлечь кое-какие обрывки, а наши люди привезли из Каморра его вещи, среди которых был нож, некогда принадлежавший одной из сестер Анатолиуса.

– Ага, окропленный моей кровью, – припомнил Жан.

– Так что нам не составило большого труда вас найти.