Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета

На столиках пляжных кафе уже замерцали маленькие огоньки свечей, которые перемигивались с морскими бликами. Алиса неторопливо брела вдоль воды и рассматривала маленькие ракушки, которые иногда проглядывали сквозь мокрый песок. Было немного забавно наблюдать за встречающимися, время от времени, людьми. Она легко отличала вновь прибывших от старожилов. Приезжая в Гоа человек старается надышаться, насмотреться и испытать все. Он суетится, спешит, разговаривает громко и смешно жестикулирует, но, постепенно, замедлятся, успокаивается, умолкает, становится созерцательнее, задумчивее.

Глава 3. Глеб.

Если бы боги существовали, как бы вынес я, что я не бог?8

Глеб вышел из самолета, который приземлился в Дели. Прошел все положенные процедуры и сел в такси, направляясь, пожалуй, в самое известное место столицы Индии.

Смотрел через окно на проносящуюся мимо серую суету делийских улиц. Мутное солнце задыхалось в пыли и смоге, но продолжало топить город в вязкой жаре. Тяжелый, от испарения свалок и выхлопных газов, воздух не насыщал тело кислородом, скорее травил. Облезлый город с миллионами ненужных людей – вот, что видел Глеб – Наверное, по ночам они прячутся в грязных чуланных, а днем ордами изливаются на улицы. Вспомни Достоевского:

«В бедности вы еще сохраняете свое благородство врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании человеческой…»9

Таков мир безразличный, бездумный, но существующий. Миллиарды случайностей, которые складываются в закономерности вычислимые, но непреодолимые. Вот она реальность, истина, ледяное совершенство и гармония в бесконечном хаосе. Именно эта реальность формирует мысли, предопределяет их течение, создает сознание из вспышек электрических импульсов. Вместе с сознанием приходит человек, отягощенный иллюзией свободы, которая основана на невежестве и гордыне.

Глеб никакой свободы не видел. Вкруг была необходимость. Монотонная, гнетущая необходимость бороться за свои самые скромные потребности. Что же, когда-нибудь мысли исчезнут вместе с суетливыми страстями и жизнью, но реальность останется. Наверное, на вечно, в абсолютной тишине и неизменности космоса, в его холодном совершенстве.

Мэйн Базар – это лицо Дели. Именно сюда, первым делом, едут тысячи туристов, которые прибывают в страну. Рано утром, когда дневная жара набирает силу, на улицу опускается особая, пряная делийская дымка. Грязные, словно бродячие псы, коровы, лениво перебирая челюстями, доедают ошметки еды, которую торговцы не смогли распродать и выбросили на мостовую.

Спустя мгновенье, улица оживает, сбрасывая мимолетную маску утреннего затишья. Моментально, Мэйн Базар наполняется орущими людьми, наглыми криками торговцев, безумцами, облаченными в лохмотья, беспардонными нищими. Деревянные телеги тянут неказистые кобылы и ослы. Кругом звон велосипедных гудков, который переругивается с пронзительными сигналами автомобилей в бесконечной, сводящей с ума, суете. Шум, отбойным молотком, вгрызается в подсознание, беспрестанно меняет свою тональность и пульсирует в висках.

На Мэйн Базаре никогда не прекращается стройка. Кажется, что местные жители стаскивают все, что попадет им под руки для возведения дополнительных этажей и балконов. Иногда, между нелепыми термитниками попадаются старинные, прекрасные здания. Местами облупившаяся штукатурка и особый индийский колорит, придают им совершенно роскошный вид. Словно памятники отеческому мастерству, они гордо, но немного устало взирают на нелепые поделки бестолковых потомков.

Время летит на сумасшедшей улице, и голова кружится, вместе со стрелками часов, в хороводе красок, огней, звуков и запахов. Одновременно, здесь кажется, что время остановилось где-то в колониальной эпохе.

Глеб проходил мимо криво повешенных вывесок, мимо типовых храмов и баров, мимо базарных лавок, мимо опалённых синим солнцем людей. Смена декораций превращалась в едва различимый круговорот. Сознание немного плыло от жары. При этом, было странно и забавно наблюдать за окружающими людьми, стационарными, домовитыми, местными. Казалось, что они оставались неизменными, такими же, как и были – просто людьми, почти тенями, иногда склочными, часто алчными и всегда безразличными. С пустыми глазами, но шумные, демонстративно религиозные, суеверные и комично патриотичные. Дерзкие, но вжимающиеся в толпу. Их показная индивидуальность становилась шумом миллионов индивидуальностей, сливалась в однообразие, банальность, предсказуемость.

Наверное, это обычная человеческая осторожность. Нет, это не осторожность, а мелкая, гнусная трусость. В конечном счете, это глупость, посредственность и серость. Они могли бы целиком посвятить себя духовный жизни, или, наоборот, полностью отдаться своим желаниям. В любом случае, это было бы самоотречением, приводящим к саморазрушению. В каком-то смысле, это принесение себя в жертву либо идеальному, либо материальному. И то и другое пугает большинство, которое стремиться занять место по середине. «А мы пока понаблюдаем» – наверное, такой фразой проще всего описать такую позицию.

Все из-за слишком сильной привязанности к собственному «я», несмотря, на его очевидную незначительность, тленность и иллюзорность. Эта мысль настолько очевидна, что понятна каждому, буквально, на уровне подсознания. Однако, люди упорно делают вид, что не понимают.

Пытаются усидеть на двух стульях, отказаться от ответственности. Такие люди хотят и послужить богам и прожить земную жизнь в удовольствие. Это банальное сомнение в своих выводах. Они, всю свою жалкую жизнь, словно боятся прогадать, поставить не на ту лошадь. Страшатся времени, но хватаются за него, как наркоманы за последнюю дозу. Никогда не осмелятся предаться разврату, опьянению, гедонизму. Никогда не бросят свой дом и привычный уклад, ради мечты, искания, любопытства. Но и не примут аскезу, монашество, или мученичество. Не станут святыми, или странствующими мудрецами. Словно хотят, чтобы решение приняли за них. Это лучшие люди для любой власти глупые, нерешительные и послушные! Они изображают одержимость богом, или хвастаются как «оторвались по полной» во время очередных выходных. Любые их слова – лишь глупое, мерзкое, пошлое вранье. Они верят в своих богов «на всякий случай», меняют наслаждение на удобство, свободу на комфорт. Получают безопасность, взамен жизни. Жить можно лишь ценой собственного «я». Лишь поставив все на кон, лишь заняв сторону. Вспомнился Теннисон:

«Что пользы, если я, никчемный царь

Бесплодных этих скал, под мирной кровлей

Старея рядом с вянущей женой,

Учу законам этот темный люд? –

Он ест и спит и ничему не внемлет.

Покой не для меня; я осушу

До капли чашу странствий; я всегда

Страдал и радовался полной мерой…»10

Отелей множество, выбрал один из них наугад. Глеба встретил вестибюль в стиле «колхозный шик». Стены и полы в мраморе, при входе диван, обитый затертой кожей. Помещение без окон и с пыльными лампами, которые прямо на проводах свисали с плохо оштукатуренного потолка. В углу гудел огромный кондиционер, корпус из пожелтевшего пластика. Администратор довольно преступного вида, худой, в спортивных штанах.

-Hello, «Taj Mahal Hotel».11 – он широко улыбнулся, обнажая гнилые зубы.

-Hello. I'd like to make reservations for one night.12

– A double room is twenty dollars a night.13

– O.K. I'll take it.14

– What is your name and where will you go from Delhi? 15

Он протянул журнал из пожелтевшей бумаги и шариковую ручку, предлагая Глебу заполнить паспортные данные, и дать информацию о следующем пункте путешествия (очевидно, что бы полиция знала где искать дурака-туриста, в случае наступления непредвиденных обстоятельств). Глеб на мгновение задумался.

– Can you book me a ticket to Jaipur?16

– Do you want a train, a bus, or a car with a driver?17

В тот момент Глебу показалось, что он достаточно насмотрелся на индийскую толпу. Пользоваться общественным транспортом не хотелось, без необходимости.

– How much does it cost to rent a car?18

Договорились, что водитель будет ждать Глеба утром возле отеля. Отвезет в Джайпур, затем в Агру. Поторговались немного. Сошлись на двухстах долларах.

Глеб вошел в свой номер. Комната довольно просторная, темная. Небольшое окно задернуто тяжелыми, пыльными шторами. На потолке вентилятор, неспешно мешал по помещению пыльный воздух. Постельное белье показалось несвежим. Попросил сменить – сменили. Зашел в душевую комнату. На стене бойлер, но вода только холодная. Открыл кран, хлынул мощный поток. Унитаз и раковина оказались залиты – душевая никак не отделена. Слив в полу, немного засорен. Вода медленно затапливала пол. Окно на уровне глаз, видна делийская подворотня: облезлые стены, мусор. Помылся с удовольствием, одел свежее.

Вышел на улицу. Гул, металлический скрежет, пыль, толпа. Дома сдавлены друг другом. Иногда, проходы во дворы, заваленные мусором и обломками кирпичей. В глубине разбитые двери, на ступенях бродяги спящие, жующие что-то.

Чуть в стороне видел костер, на сковороде кипящее масло, черный, жирный дым вокруг. Глеб плутал, поворачивая в произвольных направлениях. Никаких перемен не замечал: массы индийцев в сандалиях и босые, в пыльных брюках и застегнутых рубашках. Иногда, индианки в сари, с покрытыми головами. Грудь плотно замотана, но живот оголен всегда. Нашел метро, спустился.

Древний архитектурный комплекс вокруг минарета Кутб-Минар, показался Глебу самым интересным памятником в Дели. Мечеть Кувват-уль-Ислам (мощь ислама), была возведена из того, что осталось после разрушения индуистских и джайнистских храмов. Для первых исламских правителей Индии она стала символом власти. Знаменем победы истинной веры над язычеством. Теперь же и она лежала в руинах. Молчаливые груды камней громоздились под открытым небом, в окружении прекрасного парка. Глеб провел там немало времени, наслаждаясь тишиной и покоем. Отдыхал после гула и суеты делийских улиц.

Глеб думал о недостижимой, но непреодолимой человеческой жажде прикоснуться к вечности. О том, какая непоколебимая уверенность приводила в движение целые народы, чтобы десятилетиями, буквально, ногтями и зубами вырывать из земли и скал неисчислимые тонны руды и камня. Все это громадами храмов тянулось к безучастному солнцу, опираясь на фундамент из черепов своих же строителей и, еще более древних, языческих капищ. Но каменные колоссы обрушились. Все труды и жертвы оказалось тщетным. Наверное, человеку не дано покорить время.

В центре, среди обломков, исполинский минарет. Казался капитаном тонущего корабля. Он взирал с самой высокой мачты на то, что еще не поглотила пучина времен. Мгновение. Осталась лишь морская гладь застывшая, бесстрастная, не живая…

Вернулся затемно. Мэйн Базар вспыхнул тысячами огней. Ночная улица походила на безумный шабаш. Никаких тротуаров не было. Люди и транспорт хаотично двигались в общем, разнонаправленном потоке, лавируя между телегами торговцев, коровами и спящими (!) нищими. Простой выход в этот безумный поток мог вызвать психологическую травму у дезориентированного европейца.

В толпе, Глеб с трудом нашел свой отель. Поднялся в номер. Принял душ и хотел уснуть. Не тут-то было. Тонкие, словно картонные, стены были не способны заглушить какофонию звуков, которые извергала улица. Глебу казалось, что он пытался уснуть в палатке, посреди ночного клуба и людская толкотня продавливала ее матерчатые стенки.

***

Глеб лежал без сна. Вспоминал как мальчиком ходил ловить хариусов. Он мысленно шел вдоль берега небольшой, быстрой реки. Там, где течение было особенно сильным он закидывал свою удочку. После нескольких неудачных бросков шел дальше. Иногда приходилось карабкаться вдоль обрывистых берегов. Иногда идти вдоль заводей, поросших тиной. В таких местах переворачивал камни, чтобы пополнить запас личинок ручейника.

Течение стремительно несло поплавок. Запаса лески хватало на несколько секунд, потом нужно было перебрасывать. Иногда, поплавок резко уходил под воду. Чаше всего это был очередной зацеп за камень, или траву, но, бывало и хариус хватал наживку.

Хариус почти никогда не срывался с крючка, но всегда отчаянно сопротивлялся. Удочка сгибалась в колесо, натянутая леска звенела, как струна. Нужно было закинуть рыбину на берег, там она быстро прекращала борьбу, умирала почти сразу. Некоторые мальчишки утверждали, что из-за разрыва сердца.

Обычно Глеб брал сестру с собой. Он ее очень любил. Она его очень любила. Они всегда ходили вдвоем, других не брали. Она несла улов. Еще она несла бутерброды для того, чтобы устроить перекус.

Лес был смешанный, иногда хвойный. Они знали только одно место, где были дубы. Самый большой рос чуть в стороне, на высоком берегу. Под его ветвями они обычно садились обедать. Ели медленно, сидели рядом и смотрели на реку. Глеб очень любил сестру. Она его очень любила.

– Глеб ты женишься на мне, когда вырастешь?

– Да, я бы хотел этого.

– Я бы тоже хотела.

– Тогда мы всегда сможем ходить на рыбалку вместе. И еще в зоопарк.

– Да, и всегда будем брать с собой газировку.

В начале лета, Глеб ловил на червя. Тогда хариус клевал плохо. Примерно в июле, появлялись личинки ручейника. С ними дела шли лучше. Иногда река протекала среди полей. В траве можно было наловить кузнечиков – их хариус любил больше всего, по крайней мере Глебу так казалось. Секрет был в том, чтобы кузнечик оставался жив, но не мог выпрыгнуть из банки. Поэтому, Глеб отрывал им по одной лапке.

Потом Глеб уснул. Примерно в девять часов утра автомобиль ждал его напротив выхода из отеля. Дальше был Джайпур.

Глава 4. Кошка.

О многом сказал Заратустра и нам, женщинам, но ничего не поведал о женщине.19

Алиса шла на звук завораживающей, живой музыки. Столики одного из кафе были расставлены полукругом прямо на песке, вокруг импровизированной сцены из нескольких пестрых полотен. Красивая женщина лет тридцати пяти сильным и немного хриплым голосом исполняла «Hotel California», под аккомпанемент двух загорелых, молодых парней. Первый играл на барабанах, второй на гитаре.

Алиса села за один из столиков и погрузилась в свои ощущения. Кто-то из соседей закурил и воздух наполнился запахом горелого сена. Алиса смотрела в никуда. Звуки и последние отблески солнца смешались для нее в укутывающее прикосновение ночи. Улыбка появилась на лице Алисы.

Она не знала сколько продлилось это оцепенение. Где-то в листве прибрежных пальм кружились светлячки. На горизонте чернели громады облаков. Вода стала темно – синей, казалась прозрачной. Когда Алиса смотрела в морскую бездну, она видела причудливые, мерцающие голубым переливы планктона.

***

Алиса и он были вдвоем в квартире.

Полгода назад они закончили Университет. Алиса с отличием. Он учился как попало, считал, что в жизни достаточно посещать нелепые тренинги и выходить из зоны комфорта. Он строил «бизнес». В то время, все посредственности строили «бизнес».

Они жили на первом этаже и не здоровались ни с кем из соседей. Алиса уже давно не смотрела вдаль: ни на горизонт, ни на кромку леса. Впрочем, она привычно не думала об этом, как и большинство москвичей. Из ее окна была видна лишь серая стена противоположенного дома и детская площадка.

Во дворе, у подъезда стояла скамейка. В хорошую погоду, там всегда сидели местные старухи, либо дворники. Алиса редко слышала, чтобы они разговаривали. Обычно просто сидели и смотрели на асфальт перед собой. Смотреть там было больше не на что, говорить там тоже было не о чем.

В тот день, скамья была пуста. Шел дождь. Капли ударялись об оконное стекло и ручьями стекали вниз, преломляя отблески тусклого солнца. Из-за этого, двор казался огромным аквариумом, только без рыб, вообще без обитателей. Только один человек стоял под навесом соседнего подъезда. Он курил и смотрел в свой телефон. Поэтому его лицо немного светилась синим.

Алиса стояла у окна и смотрела во двор. Ничего интересного там не было, но и в комнате тоже ничего интересного не было. На детской площадке, под качелями спряталась черная кошка. Она сжалась в комок, но капли, иногда все равно, на нее падали, потому что качели немного двигались. Тогда кошка вздрагивала и перетаптывала передними лапами. Словно стараясь съежиться еще сильнее.

– Там кошка на улице. Я принесу ее домой – сказала Алиса человеку в комнате.

– Не говори глупостей. Зачем нам кошка? Да, и потом, когда мы снимали квартиру, то обещали не заводить домашних животных – отозвался мужчина.

– Нет, я все равно принесу ее домой. Бедная киска! Прячется от дождя под качелями. Кажется, такой одинокой – Алиса говорила тихо, как будто сама себе, не поворачиваясь к мужчине. У нее был немного хриплый голос.

Мужчина смотрел в телефон. В комнате почти ничего не было. Двуспальная кровать, шкаф для одежды и стол, заваленный косметикой и книгами. Он никогда не прикасался к вещам на столе.

Алиса спустилась по лестнице.

-Добрый день, Алиса! – из помещения консьержа раздался доброжелательный низкий голос.

– Добрый! – сказала Алиса.

Консьерж был высокий, крепкий старик. Он сидел в старом кресле и здоровался со всеми, кто проходит мимо. Он нравился Алисе. Старик был рассудительным, спокойным, задумчивым. Иногда, он спал, опустив огромную голову на широкую грудь. У него были большие руки. У мужчины должны быть большие руки. Он всегда обращался к Алисе по имени. Алиса не знала, как его зовут.

Открыла входную дверь. Кажется, дождь усилился. На асфальте растеклись огромные лужи. Мелкая, водяная пыль маревом висела в воздухе. Консьерж появился за спиной Алисы.

– Чтобы вы не промокли. – сказал старик, раскрывая над головой Алисы зонт.

– Я просто увидела из окна кошку. Решила взять ее домой.

– Понимаю. Поищем ее вместе.

Алиса вышла во двор. Старик держал над ней зонт. Размеров зонта было недостаточно для двоих, поэтому его рубашка моментально намокла и прилипла к телу.

– Кошка была здесь. Странно, куда она исчезла? Быть может, ушла куда-то? – Алиса говорила как-то рассеяно, бубнила себе под нос.

Старик не отвечал. Смотрел на нее задумчиво.

Вместе с консьержем она походила по двору. Заглянула под стол и скамьи, хотя было понятно, что кошки нигде нет.

Старик взглянул на Алису:

– Думаю, нам нужно вернуться.

– Но тут была кошка. Я хочу ее найти.

– Я все время тут. Когда я ее увижу, то заберу ее к себе для вас.

– А я так хотела ее. Я так хотела кошечку – Алиса почувствовала странную тоску.

– Пойдемте, сейчас лучше вернуться. Мы промокнем. – Одежда Алисы была полностью сухой. Старик был мокрым насквозь. Он, по-отечески, приобнял Алису за плечи.

Они вернулись обратно к подъезду. Алиса наступила в лужу. Кроссовок моментально промок. Ледяная вода обожгла пальцы ног. Старик остановился у входа, чтобы сложить зонт. Алиса поднялась по лестнице к двери своей квартиры. Она почувствовала себя очень маленькой, почти ребенком. Скорее, она почувствовала разочарование ребенка. Разве дело было в кошке? Последнее время она часто чувствовала разочарование.

Алиса вошла в квартиру. Мужчина все также лежал на кровати и смотрел в телефон.

– Где твоя кошка?

– Не смогла найти.

– Ну и хорошо.

Он не отрывал взгляда от телефона. Не сказал больше ничего.

Алиса села за свой стол. Посмотрела на себя в маленькое зеркало.

– Я хочу уйти с работы. Она высасывает из меня силы.

Он, наконец, оторвался от телефона. Алиса увидела это в зеркале.

– Но, как ты уйдешь с работы? Мы должны платить за квартиру. Должны копить на ипотеку.

– Мне это надоело. Я хочу поехать куда-нибудь. Хочу новое платье. Хочу кошку, хотя бы.

– Помолчи лучше. Надоело это слушать. Вон, книжку свою почитай, или напиши, если много свободного времени.

– Мы живем в такое время, когда все хорошие книги уже написаны.

Алиса видела в зеркале, что он опять уткнулся в свой телефон. Она встала из-за стола и подошла к окну. На улице потемнело. Комната погрузилась во мрак.

– Все-таки, я уволюсь с работы и уеду. Ты со мной?

– Куда ты поедешь? – он говорил раздраженно, но не отрывался от своего чертового телефона.

– Не знаю. Быть может, в Индию.

– Почему именно в Индию?

– Была там с отцом, когда мне было девятнадцать. Там они познакомились с мамой.

– Ну и что это изменит? Бегство не решает проблем. Глупая ты, потеряешь все, ради чего мы трудились. Чтобы добиться счастья надо запастись терпением и работать – он говорил лениво и без эмоций. Казалось, что не обдумывает сказанное. Просто повторяет. Повторяет уже тысячный раз!

– «Увы! он счастия не ищет и не от счастия бежит!»20

Он делал вид, что не слушает. Она смотрела в окно. Там загорались огни.

***

В какой-то момент, музыка оборвалась. Алиса собралась уходить, но перед ней появился высокий, худощавый молодой человек.

– Привет, Алиса – сказал он.

Парня звали Артем. Алиса неплохо его знала. Он приехал в Арамболь примерно в одно с ней время. Артем снимал бунгало на берегу моря. Жил сдавая квартиру, доставшуюся ему по наследству. Вполне типичный «зимовщик» Гоа: пил, курил, месяцами слонялся без дела. Тем не менее, Артем много читал, и нередко менялся книгами с Алисой. Нельзя сказать, что она много общалась с ним, в целом, относилась равнодушно.

– Привет – сказала Алиса вполне приветливо и улыбнулась – где твой друг? (Артем все время таскался со своим товарищем).

– Он завалился спать, а я решил прогуляться. Оказалось, не зря. Тебя вот встретил – Артем улыбался во все свои тридцать два зуба. Он был очень длинным и тощим. Майка и шорты реяли словно паруса на мачте средневекового корабля. Казалось, что одна из накатывающих на берег волн когда-нибудь заберёт его в родную стихию.

– А я уже собиралась домой – Алисе хотелось посидеть немного на своем балконе в одиночестве, слушая море и подумать о чем-нибудь, перед сном.

– Тогда я провожу тебя. Хотя, тебя, наверное, ждет какой-нибудь симпатичный молодой человек? Я не хочу, чтобы он ревновал.

– Меня никто не ждет – ответила Алиса, хотя она прекрасно знала, что это пустой треп. Артем был отлично осведомлен о том, что она живет одна.

Артем достал пачку сигарет, которые, явно были забиты не только табаком. Неспешно закурил, привычно щурясь от пряного дыма и предложил раскрытую пачку девушке. Она отказалась.

Несмотря на довольно нескладную внешность, он был сильным, ловким и прекрасно владел своим телом. Умело контролировал мимику и жесты. Казался Алисе достаточно хитрым человеком. Впрочем, она считала это положительным качеством, для мужчины.

– Давай еще посидим немного, перед тем как идти? -предложил Артем. Не дожидаясь ответа, он с размаху устроился в кресле напротив Алисы. – Песок еще такой теплый, как хорошо ощущать его босыми ногами.

Алиса была согласна. С моря подул свежий ветерок. Лес, за спиной, зашуршал черной листвой.

– У тебя красивые ноги, Алиса.

Она с удовольствием посмотрела на свои ноги.

– Вроде, что надо.

Алиса и сама считала свои ноги красивыми. Не слишком тощие или длинные, и без выпирающих костей на коленках, как у многих. У нее все было красивым.

Спустя мгновение, Алиса продолжила:

– Помнишь, как в «Евгении Онегине»:

«Люблю их ножки; только вряд

Найдете вы в России целой

Три пары стройных женских ног.

Ах! долго я забыть не мог

Две ножки… Грустный, охладелый,

Я всё их помню, и во сне

Они тревожат сердце мне.»21

Артем расхохотался, чуть не упал с кресла. Пытался сдерживаться, но ничего не выходило. Похоже марихуана подействовала.

– Сколько тебе лет, Артем?

– Двадцать пять, а тебе?

– Почти двадцать один.

– У тебя отличный возраст, Алиса. Столько еще впереди, никаких обязательств, никаких обещаний и некуда спешить.

– Ты говоришь, как мой отец – она усмехнулась с несколько наигранной иронией.

-А что? По сравнению с тобой, я уже старик. Эх, где мои двадцать лет? Я уже не юнец, знаю правила взрослой жизни, много где побывал. Испил чашу успехов и неудач. Ты была на Бали?