Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета

Егор Ивойлов

Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета

Мимо ристалищ, капищ,

мимо храмов и баров,

мимо шикарных кладбищ,

мимо больших базаров,

мира и горя мимо,

мимо Мекки и Рима,

синим солнцем палимы,

идут по земле пилигримы.

Увечны они, горбаты,

голодны, полуодеты,

глаза их полны заката,

сердца их полны рассвета.

За ними поют пустыни,

вспыхивают зарницы,

звезды горят над ними,

и хрипло кричат им птицы:

что мир останется прежним,

да, останется прежним,

ослепительно снежным,

и сомнительно нежным,

мир останется лживым,

мир останется вечным,

может быть, постижимым,

но все-таки бесконечным.

И, значит, не будет толка

от веры в себя да в Бога.

…И, значит, остались только

иллюзия и дорога.

И быть над землей закатам,

и быть над землей рассветам.

Удобрить ее солдатам.

Одобрить ее поэтам.1

Глава 0. Старик.

Санчо, ты сказал больше, чем сам понимаешь, – ответил Дон Кихот, – ибо есть много людей, которые трудятся над тем, чтобы разрешить разные вопросы, а когда они разрешены, то оказывается, что они и гроша ломаного не стоят.2

Старик был очень сильным несмотря на возраст.

Старик проснулся. Он лежал на узкой лавке. Первые лучи солнца заглядывали в крошечное окошко жилища пастуха. В глиняном очаге горел огонь. Старик надел пуховую куртку и вышел наружу. Было солнечно и морозно. На траве иней. Горы покрыты снегом. Стадо яков перегоняли вниз. Он еще долго слышал бренчание их колокольчиков.

– Я бы мог позвонить ей и сказать, что останусь с тобой еще на пару недель.

Первые тридцать дней у старика был напарник, но снегопады и дожди с градом не дали штурмовать Вершину.

– Нет. Не стоит заставлять ее ждать слишком долго.

– Нельзя идти туда одному.

– А тебе нельзя оставаться дольше.

– Тогда вернемся вместе!

Старик не ответил. У него больше не осталось других планов. Только эта Вершина.

– Возьми хотя бы мой спальник. Твой уже старый.

– Старый не значит плохой. Я тоже старый.

– Возьми, пожалуйста. Я хочу помочь тебе хотя бы этим.

– Ты уже много помог мне.

– Помнишь, как ты впервые взял меня в горы?

– Да, тогда ты чуть не убил нас. Я еще не успел сделать станцию, а ты уже полез. Мне пришлось остатками зубов цепляться за камни, чтобы мы не улетели вниз.

– Прости за это.

– Теперь ты хороший альпинист и хороший друг. Спасибо за спальник. Я возьму его – старик посмотрел в глаза юноше.

– Отдашь в Москве, когда вернешься. Я угощу тебя пивом.

– Да, когда вернусь.

Дальше старик должен был идти один. Юноша был ему как сын. У старика никогда не было сына, только дочь. Дочь старика давно умерла.

Старик вышел рано утром. Перешел перевал. В долине, запертой со всех сторон горами был монастырь. Старинные стены казались крошечными на фоне гигантских вершин. Чуть в стороне, стоял лагерь японских альпинистов. Паломники с неподвижными лицами перебирали четки, беззвучно шевелили губами. Другие крутили медные цилиндры с молитвами. Шерпы несли на носилках больного горной болезнью. Высота была около четырех тысяч метров.

Старик старался обходить людей.

Ледяной ветер дул со снежных полей. Растительность осталась позади. Старик шел среди скал, осыпей и льда. Горные цепи тонули в бесконечно далеком горизонте. С гребня высотой около пяти тысяч метров увидел Вершину. Старик вновь почувствовал себя свободным. Была идеальная погода для восхождения.

Рюкзак весил около сорока килограмм. Старик шел мерно, почти не расходуя силы. Вечером, он долго лежал без сна и смотрел на свою Вершину.

Утром вышел на ледник. Он был весь искорёжен. Заваленная камнями ледовая чаша предстала перед стариком, как штормовое море, укрытое обломками кораблей. Когда проходил неудачно провалился в небольшую трещину. Упал всего по пояс, но ударился лицом о камень.

На следующий день глаз совершенно заплыл. Половина лица частично онемела. Вечером все затянуло облаками. Ближе к утру немного прояснилось. Старик даже видел Вершину, мерцающую алыми искрами в лучах вздымающегося солнца. Показались бескрайние снежные поля. Пик сверкал ребрами, гранями и ледниками. Его очертания казались близкими и привычными, словно старик провел рядом с ним всю жизнь.

Старик стоял и пристально вглядывался в огромное небо и огромную Вершину. Потом все снова затянуло туманом. Он собрал вещи и двинулся в путь. Дальше возвышались отвесные склоны ледопада. Они поднимались на сотни метров над фирновыми полями ледника.

«Что же, пройти осталось всего две тысячи метров»

На следующий день начался ураган, который продолжался четыре дня. Старик лежал, скрючившись в своей палатке. Мысли путались из-за высоты, наверное. Ему мерещилась последняя Вершина. Это было как сон. Гора росла по мере того, как он вглядывался в нее. Все величественнее она вздымалась над облаками и космосом. Становилась космосом. Странно, но он не вспоминал ни о чем, что было ему дорого когда-то. Он не вспоминал о женщинах, своих достижениях и неудачах, не вспоминал о дочери. Только о Вершине, такой огромной что было больно глазам. Потом вспоминал стихи, которые заучил в юности. Мало, что осталось в памяти. Разве, что небольшие отрывки:

«Передо мной – корабль. Трепещет парус.

Морская даль темна. Мои матросы,

Товарищи трудов, надежд и дум,

Привыкшие встречать веселым взором

Грозу и солнце, – вольные сердца!

Вы постарели, как и я. Ну что ж;

У старости есть собственная доблесть.

Смерть обрывает все; но пред концом

Еще возможно кое-что свершить,

Достойное сражавшихся с богами.»3

Потом метель стихла.

Справа гребень обрывался снежной стеной. Свет становился все ярче, отражаясь от льда. Слепило даже через очки. Старик смотрел на стену. Она вздымалась как исполинская пирамида из льда и камня. Обойти возможности не было. Склон опирался на ледник, укрытый свежевыпавшим снегом.

Вскоре он полз по отвесной стене. Три дня продолжалась отчаянна борьба. Для ночлега он находил крошечные выступы. Задыхаясь бил ступени и ввинчивал ледобуры. Срывался и вновь карабкался по веревке.

Вышел на плато. Путь преградила пятиметровая трещина. Прошел по тонкому снежному мосту. Наконец стоял у подножья последнего ледового участка. Стена высотой триста метров была отвесной и гладкой. Старик пролез около восьмидесяти метров, но был вынужден отступить. Переночевав у подножья пытался подняться по камину. Спустя десять часов борьбы спустился, скользя и срываясь. К тому времени, старик был почти мертв от усталости.

Три следующих дня он провел в палатке не в силах вылезти из спального мешка.

Звук был резкий и мощный. Походил на взрыв. Старик никогда не слышал такого в горах. Старик сразу понял, что он означает. Мгновение. Ровная, снежная поверхность рядом с ним раскололась и покрылась рябью, как вода. Старик сделал несколько отчаянных шагов, но стал медленно сползать вниз. Смог перевернуться так, чтобы не лететь вниз головой. Несколько секунд казалось, что опасность невелика: он двигался медленно и плавно, замедляясь, как будто. Потом снежный вал накрыл его. Старик протиснул ладони к лицу, стараясь оставить пространство для дыхания. Потом последовал удар. Все тело сдавило, как будто в застывающем бетоне. Лавина остановилась. Пробовал пошевелиться, ничего не вышло. Старик решил, что все кончено. Все было кончено.

Лишь на следующий год группа альпинистов обнаружила тело старика. Его палатка была разорвана штормами. На теле только лохмотья. Плоть иссушена ветрами. Кости переломаны. На предплечье старика была татуировка «скелет марлина».

Его захоронили в одной из трещин ледника.

Глава 1. Смысл пути.

Ты называешь себя свободным? Я хочу слышать господствующую мысль твою, а не то, что ты избежал ярма. Из тех ли ты, кто имел право сбросить его? Есть и такие, что лишились последней ценности своей, отбросив покорность.4

Дорога… Глеб всегда любил аэропорты. Есть особая романтика в том, чтобы сидеть на стандартном пластиковом сиденье и рассматривать скользящие по рулежным дорожкам самолеты, или пассажиров, дремлющих среди своих чемоданов. Разве существует место, где бы человек мог себя чувствовать столь же умиротворенным и свободным? Где еще можно просто ждать, понимая, что заботы и проблемы остались далеко позади, в тумане другого измерения, почти в прошлой жизни. Кажется, что если в руке зажат паспорт с вложенным в него билетом, то нет никакого прошлого, или, по крайней мере, оно утрачивает значение. Есть только сейчас и есть будущее, в котором могут случится любые приключения.

Если вы решили прочитать эту историю, то, наверное, хотите услышать о том, кто такой Глеб, где он родился и как выглядит. Быть может, желаете, что-то услышать о его работе, дурацких отношениях и прочую ерунду. Мне, говоря откровенно, лень в этом ковыряться. Главное, у него был билет Москва – Дели с пересадкой в Бишкеке продолжительностью в шестнадцать часов, небольшой рюкзак и несколько сотен долларов.

У Глеба в тот день было достаточно времени, чтобы смотреть в окно и размышлять о сходстве человеческой жизни и дороги. О том, как вспыхивают огни ночных городов, когда самолет выныривает из облаков. О проносящихся мимо пейзажах и людях, которые быстро появляются, чтобы в тот же миг необратимо исчезнуть, смениться другими обстоятельствами, видами, любимыми… Постепенно из памяти, уходят детали, особенности, нюансы, все становится похожим, словно мерцание маяка, который подает сигналы, толи из прошлого, толи из будущего.

Все, что мы видим вокруг материально. Никакие искания пока не помогли человеку обнаружить ничего «идеального». Все соткано из вещества: все предметы, люди, даже чувства и мысли. Но имеет ли это значение? Ведь все материальное уходит, меняется, ржавеет, гниет, стареет. Картинки воспоминаний проносятся словно виды в иллюминаторе самолета. Жизнь кажется рваным сном пассажира, который видит размытые кадры полей, гор, океанов и городов сквозь мглу облаков и дремы.

Какой ценностью могут обладать, например, леса, увиденные мгновенье назад, если сейчас перед нами лоскутное одеяло полей? Получается в мире нет ничего важного, заслуживающего внимания, сожаления? Что может быть ценного в том, что с нами лишь на миг? Даже наши любимые тела. Что драгоценного в них? Мы словно восковые куклы, и разум вынужден бессильно наблюдать, как они плавятся, испаряются, исчезают, пропадают словно их и не было, и даже сейчас их нет. Разве, порой, мы не кажемся себе иллюзией. Быть может, мы просто приснились сами себе?

Как же хочется верить, что есть нечто, действительно существующее, пронизывающее время, то что сохраняется после нас, что не исчезает, нечто абсолютное, реальное. Глеб в это не верил.

Поэтому, пожалуй, хорошо, что в его жизни была дорога. Ведь дорога – это не расстояние на карте, это время, чтобы размышлять о чем- то, или время, чтобы смотреть, ни о чем не думая. Если и возможно найти нечто важное среди неумолимо ускользающих мгновений, то только во время путешествия. По крайней мере, Глеб на это надеялся.

***

Глеб не думал о том, куда конкретно поедет и, что должен посмотреть, когда окажется в Индии. Не знал сколько времени продлится путешествие. Где окажется через несколько дней и когда вернется домой. Поэтому, воспользовавшись почти сутками ожидания в аэропорту Бишкека он погрузился в изучение тематических форумов, групп в соцсетях и путеводителей.

Был полдень. Глеб просматривал однотипные описания достопримечательностей и пустые рецензии, из-за которых интернет кажется помойкой, или потоком сознания сумасшедшего. Казалось, что само наличие этой писанины дискредитирует культурное наследие человечества. Неужели ни один город, или достопримечательность не вдохновили хоть кого-то на настоящие слова, метафоры, эмоции, не посеяли семена любопытства и интереса?

«Ну да, Тадж Махал хорош. Можно разок посмотреть», «Дели – это свалка мусора, накрытая смогом! Бегите оттуда! Только транзит!»

Пожалуй, только Гоа вдохновлял авторов многочисленных статей и отзывов на искренние, пропитанные ностальгией тексты.

В какой- то момент, Глеб решил, что из Дели имеет смысл направиться прямо туда. Все-таки море! Наверное, только житель русских равнин может испытывать такую тоску по морю. Она превращается в манию, наваждение, навязчивую идею. Хотя, и в этом отношении Индия не казалась идеальным вариантом. Какой-то серо-желтый песок и пальмы, размытые сквозь оранжевое марево душной индийской пыли.

Среди множества различных постов и сообщений, его внимание привлекло одно объявление:

«В связи в тем, что подруга возвращается в Москву предлагаю комнату на вилле, для совместной аренды. Арамболь, вид на море, пятнадцать тысяч рупий в месяц».

Со страницы «Вконтакте» на Глеба смотрела красивая, юная девица с притворно стервозным лицом.

– Привет! Объявление об аренде виллы актуально еще? – Глеб написал сообщение в личку незнакомке.

– Вообще, актуально, но я девушку искала, а не тридцати летнего, незнакомого мужика.

– Ну, а написал я. Быть может, мне сдашь? Я не буду приставать.

– Ты, когда приезжаешь в Гоа?

– Я завтра буду в Дели. Планирую пробыть там пару дней. Потом могу в Гоа отправиться.

– Мне срочно надо заплатить за виллу, или придется съехать.

– Ну, заплати. Я отдам, когда прилечу. Можешь на меня рассчитывать, я не подведу.

– У меня нет столько денег.

– Давай я тебе сейчас переведу?

– Ты же меня не знаешь, не пиши ерунду!

– Я готов рискнуть. Соглашайся, чего ты теряешь?

– Нет, пожалуй, я пас.

– Как пожелаешь, дай знать, если передумаешь, а ты давно в Гоа?

– Третий месяц.

– Как думаешь, какие города стоит посетить в Индии?

– Ты же в Гоа хотел прилететь?

– Я рассматриваю разные варианты.

– Езжай Дели – Джайпур – Агра – Варанаси – это стандартная программа.

– Ок, спасибо, так и сделаю. Надеюсь увидимся!

Ответа не последовало.

Глеб выключил телефон. К сожалению, знакомство не вполне задалось. Зато теперь Глеб знал куда ему ехать.

Глава 2. Алиса.

Кто в себе не носит хаоса, тот никогда не породит звезды. (Нужно носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду).5

Если вы решили прочитать эту историю, то, наверное, хотите услышать о том, кто такая Алиса, где родилась, как выглядит. Быть может, желаете, что-то услышать о ее работе, дурацких отношениях и прочую ерунду. Мне, говоря откровенно, лень в этом ковыряться. Главное, что она уже третий месяц находилась в Индии, у нее был обратный билет Дели-Москва с пересадкой в Бишкеке, продолжительностью двадцать часов (через пару недель), чемодан с вещами и последние двести долларов.

Алиса смотрела на алый гоанский закат. Солнце рассыпалось искрами, погружаясь в рябь морской воды и казалось немного потусторонним сквозь воздух, пропитанный щедрыми лучами тропического солнца, любовью и ганджей. Вот подлинная гармония! Алиса смотрела на то, что ее окружает и видела истину. Видела, что вся правда, свобода, совершенство, вечность находится внутри нее. Именно она своим мыслями преображала мир вокруг, создавала его, из ничего. Все существовало, менялось и оставалось с ней на протяжении всех жизней. Так будет почти вечно, пока не достигнет абсолютной гармонии и совершенства. Все было лишь ее отражением. Тысячи жизней она смотрела на вселенную, и любовалась на себя в каждом цветке, в закате, в морском прибое, в людях, которые ее окружали.

Кто-то скажет, что вы опоздали в Гоа лет на тридцать. Раньше Арамболь был глухой, прибрежной деревней, в которую, по сути, не было даже дороги. Сегодня сюда хлынул поток туристов. Построенные на скорую руку дома-отели заполнились постояльцами. Закипел бизнес по продаже сувениров и марихуаны. Вдоль моря выросли кафе и рестораны. Нищие хиппи и музыканты исчезли. Им на смену пришли офисные служащие, мелкие рантье и всевозможные «просветленные». Внезапно, местные крестьяне и рыбаки оказались в эпицентре культового места и среди огромного количества желающих арендовать жилье, или байк. Все это научило их зарабатывать деньги и готовить европейские завтраки, но постепенно, как-то совсем незаметно, настоящая Индия ушла из этих мест. Зато пришли опустившиеся бородачи, которые назвали себя бродячими философами, готовые за несколько монет, или косяк, рассказывать о мудрости, нирване, или о вселенной.

Что же, Алиса множество раз слышала подобное нытье про старые добрые времена. Все это казалось ей ворчанием о пустом. Ведь она, по-прежнему могла выйти из-под навеса, покрытого пальмовыми листьями, сесть на пляже и смотреть как огромное красное солнце погружается в океан. В такие моменты, она переставала слышать, сотрясающие пространство звуки музыки и приносимые с ветром запахи марихуаны. Только соленый морской бриз немного трепал ее темные волосы и даровал странное, едва уловимое ощущение свободы.

Несмотря на непрекращающееся самоедство и блуждание в лабиринтах собственного сознания, она находилась в своей зоне комфорта. Казалось, что намерения в Индии исполняются на раз-два, а молитвы всегда бывают услышаны. Ежедневные практики, медитации и работа над собой гармонично вписывались в распорядок дня. Даже случайные люди, представлялись неслучайными, но явленными как знаки, или учителя. Все вокруг, так естественно и понимающе реагировало на любые состояния, настроение, эмоции, размышления. Казалось, что дорога сама стелилась перед ней. Да, пока она не притянула по-настоящему интересных и глубоких людей, чьи знания были бы ценны и природу которых хотелось бы изучать.

Но есть намерение, а значит все еще впереди.

Жаль, только деньги заканчивались и соседку найти не удалось, поэтому пришлось переехать в гостевой дом к знакомому индусу6. Пару лет назад, она уже останавливалась у него, когда приехала в Гоа с отцом. Старик, хозяин геста, почему то, был очень доброжелателен к Алисе. Отказывался брать деньги за проживание и смотрел, иногда, очень задумчиво. Отец рассказывал, что индус вообще не меняется со временем. Рассказывал, что двадцать лет назад он уже был точно таким же стариком.

Алисе достался номер с просторной лоджией, на которой, помещалась полноценная кровать, стол и пара стульев. Она сразу влюбилась в это место. Гостевой дом находился почти в первой линии от моря и возвышался немного над соседними постройками и пальмами. Поэтому, можно было смотреть на море, наслаждаться ветром и запахом песка. При этом, пляж и люди на нем, были скрыты из вида. Пространство казалось прекрасно уединенным, уютным, и даже немного магическим.

Алиса сидела, лицом к морю, за потрескавшимся деревянным столом, который был в несколько слоев покрыт синей, немного облупившейся от солнца краской. Перед ней стояло небольшое зеркало, баночки с кремами и мазями, набор для маникюра и щетка для волос с гладкой, пластиковой ручкой. Все было аккуратно расставлено на чистом, пестром полотенце с индийскими узорами и изображением Шивы в центре.

Алиса была красива. От матери ей досталась белая кожа, конечно, не совсем уместная в тропическом климате, и карие глаза, которые желтыми огнями блестели в лучах скоро заходящего солнца.

Чем дольше Алиса находилась в Индии, тем чаще слышала, о своей эгоистичности, самовлюблённости, черствости, невнимательности к людям. Странно, но с каждым днем эти слова казались все менее значимыми и иллюзорными. Мир вокруг будто терял очертания, тонул в тумане, утрачивал осязаемость. Зато мысли и чувства обострялись, становились материальнее, реальнее, важнее. Алиса все больше углублялась в духовность, в осознанность. В мире осталась только она и ее Бог и это было единственным, что значимо.

Алиса чувствовала гармонию с собой. Она вставала и уходила из компании, когда ощущала такой порыв, не прощаясь и не говоря ни слова. Отправлялась гулять по пляжу, или размышлять сидя на песке. Наверное, заходящее гоанское солнце действительно дарует свободу.

В Москве, в прошлой жизни она, почему-то искала оправдания и причины, пыталась объяснять свои поступки, слова и порывы. Сейчас все изменилось. Как оказалось, легко сказать правду, свое мнение, вместо привычного вранья, или игнорирования звонков и сообщений. Она уже и забыла, почему раньше не могла выдавить из себя:

"Знаешь, ты мне не нравишься, я считаю тебя поверхностным, не интересным, скучным. Я не хочу больше с тобой видеться, или общаться. Я чувствую, что наш опыт взаимодействия закончен, тебе больше нечего дать мне. Извини, я не вижу в тебе собеседника, друга, любовника. Извини, я не стану помогать тебе в этом, просто потому что не нахожу отклика внутри себя."

Она была уверена, что любой человек постоянно ощущает нечто подобное, но многие ли способны выпустить эти чувства, или эти слова? Об этом не принято открыто говорить, поэтому люди довольно странно реагируют на правду. Сами желают быть обманутыми, униженными, возмущаются, сплетничают. Зачем мы врём? Неужели людское враньё – это проявление мудрости? Если так, то она желала остаться вне мудрости, но с глубоким уважением к самой себе. Разве в этом эгоизм, или черствость? Алиса считала это комплиментом, чем-то вроде знака уважения, который жители одной вселенной отправляют жителям другой.

Алиса заметила, как пожелтевшие от нещадного солнца пальмовые листья окрасились в изумрудный цвет, а морская вода стала черной, как нефть. Вечерний мрак опустился на гоанское побережье.

Она привычно вышла из своей комнаты и направилась в сторону пляжа, пробираясь по узкой улочке, стиснутой стенами домов. Ей нравились вечерние прогулки, когда раскаленное солнце больше не выжигало ее белую кожу и свежий, морской ветер ласково скользил по лицу.

Она знала, что некоторые женщины, как правило не первой свежести, были не против завязать роман с местными зимовщиками, или официантами. Алиса с первого дня пребывания в Гоа, всем видом давала понять, что она не из таких. Она избегала оставаться с кем-либо наедине, но часто бывала довольно приветливой и разговорчивой со знакомыми парнями, хотя это сильно зависело от ее настроения.

Иногда, после вечеринки, когда последние звезды тонули в утренней зарнице, она позволяла себя поцеловать, но похотливые, суетливые, откровенно смехотворные прикосновения не вызывали никакого отклика, лишь рушили гармонию шуршащего на линии прибоя песка, который перешептывался с пальмовыми листьями и ветром.

Откровенно говоря, она презирала девушек, которые полушепотом, возбужденно и со смешками обсуждали местных музыкантов, фотографов и прочих болтунов. Единственным мужчиной, которого Алиса могла бы представать в качестве своего возлюбленного был незнакомый ей человек, лет пятидесяти. Он появился на побережье недавно. У него были большие руки. У мужчины должны быть большие руки. На предплечье у него была татуировка «скелет марлина».

Однажды, Алиса сидела за соседним от него столиком, доедая завтрак и дочитывая «Старик и море». Перевернув последнюю страницу, она закрыла книгу и молча подошла к мужчине, протягивая ему законченный роман, распухший от брызг морской воды и солнца. На мгновенье, их взгляды встретились. Алиса видела, как вспыхнули его глаза.

«Печальный Демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей,

И лучших дней воспоминанья

Пред ним теснилися толпой;»7

Алиса, почему-то вспомнила отрывок из Лермонтова. Жаль, что все это было пустым. Мужчина приехал в Гоа с дочерью. Она была очень красива, с такой же, как у Алисы, белой кожей и почти такого же возраста. Быть может, только на два – три года младше. Наверное, их можно было бы принять за сестер.

Отдав книгу, Алиса молча развернулась и ушла по своим делам. Она вступила в горячий песок и подумала: «Скажи, что-нибудь. Я бы поболтала», но он ничего не сказал.

Что же, Алиса давно поняла, что Гоа волшебное место, где активированы законы Вселенной. Чудеса, материализация мыслей и гоанский синдром существуют. Она знала, что с ней обязательно что-то произойдет, для этого не надо суетиться, или спешить. Мать Индия уже услышала желания Алисы, и лучше бы она осторожнее их формулировала.