Твой Ангел

Мальчик на экране зашёл в дом и увидел много взрослых людей. Некоторые были в форме с погонами, некоторые – в обычной одежде, несколько человек в синих врачебных костюмах. Он понял: что-то случилось. Быстро сбросив портфель с плеч, даже не разуваясь, он бросился вглубь дома, где стояла детская кроватка. То, что он увидел, заставило сердце на миг замереть от страха.

На полу лежала его двухгодовалая сестрёнка, вся синяя, над ней склонились два человека в медицинской одежде. Один из них держал над лицом маску с каким-то мешком и нажимал на него, а второй одной рукой ритмично давил ей на грудь. Мальчик кинулся на пол, шапка отлетела в сторону, но его подхватили чьи-то сильные уверенные руки. Он отбивался, как мог, кричал, умолял отпустить его, бил человека, который крепко прижимал его к себе и уговаривал успокоиться, тихо и спокойно говорил о том, что ей сейчас помогут, что всё получится, не надо переживать. Но он не слышал ни слова. Он продолжал биться, как пойманная в сети птица. В комнату ввалилась пьяная мать и опёрлась на дверной косяк. Держа в руках стакан, она произнесла, глядя на него и еле выговаривая слова: «Что ты орёшь, дурень, подохла она». От услышанного он в шоке замолк и уставился полными слёз огромными глазами на маму, лицо которой не выражало ни капли сожаления. В его памяти всплыл похожий момент: тогда умерла бабушка. В тот миг у матери на лице так же, как и сейчас, было даже слабо скрываемое облегчение, а не горе. Да, её лицо было в то время чуть моложе и не настолько опухшее, но такое же отвратительное в своей безразличности. Но тут он краем глаза увидел, что сестрёнка сделала вдох, и прямо на глазах её кожа становилась всё менее синей, приобретая серовато-розовый оттенок. Она приоткрыла глаза и застонала.

Мальчик почувствовал, что руки, держащие его, ослабили хватку. Он отмахнулся от них и кинулся на пол, на колени рядом с сестрой: «Лиля, Лиля, моя девочка, Лиля», – не переставая твердил он и аккуратно гладил её по лицу, рукам, животику, пока люди вокруг него готовили всё для того, чтобы увезти её в больницу. Его маленькая девочка лежала и смотрела на него, попыталась улыбнуться и протянула к нему свои маленькие ручки.

«Нет, Лиля, лежи, лежи, моя хорошая, не вставай, нельзя. Всё будет хорошо. Ты жива, и это главное. Ты жива». Огромные слёзы катились по щекам мальчишки и падали на тело его любимой маленькой сестры. На лбу, руке и груди расползались большие капли слёз брата.

Тут экран потемнел. Помощник посмотрел на мальчика. Тот сидел, глядя на свои руки. Глаза были сухие, но слова, которые он произнёс, были наполнены болью: «Она вдохнула пуговицу, мать была пьяна, заметила не сразу. Повезло, что скорая была рядом – в соседнем доме был ребёнок с температурой». Он поднял глаза: «Пойдем, я расскажу».

Кинозал вновь принял образ комнаты. Мальчик сел на стул и опустил голову на руки. Сидел он так довольно долго. Помощник сел напротив и терпеливо ждал. Когда мальчик поднял голову, это вновь был молодой человек. Спокойный и уверенный.

«Хочешь узнать, что было дальше? Нас забрали из дома. Обоих. Отвезли в больницу. Сначала Лилит была в реанимации, но потом её перевели ко мне в отделение. Мы были в одной палате. Там было немного народу. С нами лежала мама с ребёнком, которая приглядывала за нами. Это было так непривычно, потому что за нами после бабушкиной смерти никто не ухаживал. Мы с Лилит выживали, как могли.

Мать пару раз пьяная приползала в больницу и устраивала концерты под окнами. Лилит в это время забиралась ко мне на руки, закрывала ушки руками и начинала покачиваться и себя убаюкивать. После этого мы её больше не видели. И слава Богу. Прошло некоторое время, сколько точно, я не помню. Нас развезли по разным детским домам: Лиля попала в дом для маленьких, а я – для старших. Я очень просился к ней, мне её не хватало, но «умные» взрослые говорили, что так будет лучше, что если я её увижу, то буду ещё больше расстраиваться, и ей не пойдёт это на пользу. Прошёл год. Мне исполнилось десять. В один из дней меня вызвал к себе наш Леший (так мы называли психолога). Мы с ним не часто виделись. Я был спокойным, не приносящим проблем, учился хорошо, друзей практически не было. Поэтому психолога почти не знал. Мы с ним виделись один раз при моём поступлении в детский дом, а потом только на запланированных общих встречах.

В этот раз он завел длинную песню о том, как важно для маленьких детей расти в семье, как важно иметь «значимых взрослых» рядом. Я не всё понимал, что он говорил. У меня было ощущение, что он разговаривает со взрослым человеком, а не с десятилетним пацаном. Я пытался ему объяснить, что я уже не маленький, и никакие «значимые взрослые» мне не нужны, пока наконец не понял, к чему он ведёт. Тут у меня случился первый срыв.

Психолог к этому времени перешёл к сути вопроса. Была семья, которая хотела забрать Лилит к себе. Но мальчик им не нужен (как потом я узнал, просто детский дом не хотел меня отдавать, они им сказали, что я недоразвитый и мне будет лучше в детском доме). Я орал, действительно как ненормальный. Кричал, что они не имеют права, и так нас надолго разлучили, обзывал его всеми плохими словами, которые только мог вспомнить (поверь, дома я их узнал немало). И такое поведение им было на руку. Так я в первый раз попал в психушку. До этого я только по рассказам слышал, что это за место. А теперь узнал на своей шкуре».

Парень ненадолго замолчал. Помощник ждал, что он вновь станет тринадцатилетним мальчишкой, но этого не происходило.

«Пока я там был, – продолжил он, – мне принесли подписать какую-то бумагу. Я пытался прочитать её, но буквы прыгали перед глазами и никак не хотели собираться в слова и тем более в предложения. Позже я узнал, что это было согласие на удочерение Лилит. Так я потерял её навсегда.

По фотографии, которую я увидел в начале нашей встречи, я догадываюсь, что с ней всё хорошо. Я очень на это надеюсь. Я бы этого безумно хотел. Но я очень по ней скучаю. И я знаю, что она тоже, даже если совсем меня не помнит. Мы слишком много прошли вместе».

Теперь он вновь замолчал, пришла очередь Помощника.

«Я понимаю, что ты едешь в родительский дом. Но мне странно, что после всего, что случилось, ты хочешь увидеть свою мать. Зачем сейчас тебе к ней? Что ты хочешь узнать? Ты же понимаешь, что если бы что-то в её жизни изменилось в лучшую сторону, то она бы пришла за тобой. Или хотя бы просто навещала тебя».

«Я всё понимаю, – сказал мальчик. – Но ты знаешь не всё. Буквально на днях я залез в кабинет директора. Мне нужна была информация о Лилит. Я не собирался ничего предпринимать. Я просто хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Если бы она жила рядом, я бы сходил просто посмотреть на неё издалека, одним глазком. Я чувствую, что несу ответственность за неё.

Это было целое приключение. Детский дом многому учит, и чаще – это не те навыки, которыми обладают приличные «домашние дети».

Директор относится к нам, как к отсталым, поэтому иногда приятно этим воспользоваться.

К нам в детский дом приехала съёмочная группа: как всегда – показательное выступление под названием «О сиротах заботятся». Нам привезли кучу подарков, которые потом воспитатели разобрали по домам для своих детей. Директор была очень скромно одета и приехала на работу на чьей-то старенькой машине в этот день, а не на своей BMW. Было очень много сказано слов типа: «Посмотрите, у них всё есть. Даже ваши дети дома не могут похвастаться тем-то и тем-то». Такие слова у меня всегда вызывали бурю возмущения. Хотелось кричать от злости. Неужели эти взрослые не понимают, что нам, детям, ничего не нужно, кроме любви?! Обычной родительской любви?! Нам просто хочется иметь своего «взрослого», а не п-п-поделённого на двадцать детей в группе! А иногда… нам иногда просто х-х-хочется побыть в одиночестве!» – мальчик начал заикаться от нахлынувших чувств, но быстро взял себя в руки и продолжил:

«Во время съёмок я изобразил дикую любовь к директору и отсутствие интеллекта (за что, кстати, получил вознаграждение в виде оставленного привезённого волонтерами подарка – копеечного «тетриса»), залез к ней на колени, стал ласкаться, а сам в это время забрал из кармана ключ от её кабинета. Ты бы видел отвращение в её глазах! Она пыталась на публику показать любовь к детям, но в глазах было столько ненависти, что мне хотелось плюнуть в её противную рожу.

Как только ключ оказался у меня, я побежал к нашему местному БОМЖу Петру Васильевичу (он давно уже живёт у нас под забором и помогает, конечно, не безвозмездно, замечательный человек!) и попросил сделать дубликат. Он управился довольно быстро. И хотя директриса заметила пропажу, не придала этому значения – слишком была занята, играя чужую роль. Поэтому я тёрся около неё весь день и при первом же удобном случае безболезненно вернул ключ обратно ей в карман.

Ночью, когда дети спали, а взрослые устроили очередную гулянку – традиция после приезда телекамер, я пробрался в кабинет к этой змее. Найти своё личное дело мне не предоставило труда – у неё в кабинете даже карандаши лежат по линеечке, что уж говорить о документах – в них всегда слишком всё в порядке, комар носа не подточит. Мне кажется, что там даже тараканы ходят строем.

Подробно мне было некогда читать, я боялся быть обнаруженным. Второго шанса у меня бы не было. Если бы меня обнаружили, то как минимум на полгода я бы вновь уехал в психушку, а потом долго бы приходил в себя после лечения. Я нашёл документ, где было указано, что мою Лилит забрали в Италию. Я, конечно, рад за неё. Но сердце моё в тот момент сжалось до размеров рисового зёрнышка, и я очень чётко ощутил ту же боль, которая настигла меня, когда я увидел её бездыханное тело. Это потом, когда у меня появилось время для размышлений, я смог порадоваться за неё. Но в тот момент внутри как будто порвалась туго натянутая струна. Мне показалось, что я даже услышал этот звук…»

Он немного помолчал, как бы ощупывая себя изнутри после впервые высказанных вслух мыслей, ощущений и чувств, и продолжил:

«Но что ещё я увидел в своём личном деле: что у меня совсем недавно появился брат. Эта информация тогда прошла фоном, но осталась где-то на задворках сознания. Через пару дней я начал больше думать о брате, и мне стало страшно, что он находится сейчас с матерью (это было написано там же, в моём деле). Вот отсюда и родилась мысль о побеге».

«Что же ты хочешь сделать?» – Помощник понимал, что вопрос задаёт больше для своего собеседника, нежели для себя.

«Честно, я не знаю, – он встал и вновь прошелся вдоль ряда фотографий. – Я не знаю».

«Хорошо, – сказал помощник, – я понял тебя. Теперь ты готов увидеть то, к чему приведёт твоя поездка. Но помни, что это ещё не произошло, это не предопределённое будущее, всё ещё можно изменить».

«Показывай».

Помощник вновь переместил мальчишку в кинозал, но сам в этот раз был невидимым наблюдателем.

На экране вновь появился тот же дом, но ещё более разваленный: окна были забиты досками, дверь болталась на верхней петле, издавая скрипящие звуки, звучащие в унисон с завывающим ветром, крыша почти сползла со своего места и норовила придавить того, кто подходит. Дом-монстр. Как и его обитатели.

И снова знакомая спина мальчишки, только теперь он уже в том возрасте, в котором появляются первые признаки будущего мужчины. Он уверенным шагом подходит к дому, протискивается в дверь и делает шаг в тёмный и тихий коридор. Внутри все, как прежде, только стало ещё грязнее. По углам – кучи пустых бутылок и жестяных банок, по стенам и потолку стадами ползают тараканы разных размеров (в темноте слышно шебуршание их маленьких многочисленных лап). Несколько упало прямо на мальчишку, он механически смахнул их. Пройдя мимо кухни, мальчик мельком глянул в помещение: всё осталось как прежде, как он помнил, только вдоль стены на полу на грязном одеяле лежит в неестественной позе его мать. Подошёл, послушал. Дышит. Лицо исказила гримаса отвращения, сквозь которую пробивалась еле заметная жалость. Дальше по коридору – комната. В одном углу стоит всё та же детская кроватка, в другом – на старом диване лежит фигура взрослого человека.

Мальчик медленно подошёл к кроватке и заглянул в неё: очертания кукольной фигурки ребёнка были еле различимы в ночной темноте. Малыш лежал лицом вниз. Мальчик взял его и перевернул. На него смотрели полуоткрытые безжизненные стеклянные глаза с синего лица. Он сначала даже подумал, что это действительно кукла, пока не понял, что ребёнок не меняет позы из-за наступившего трупного окоченения… Он был мёртв. И после этого прошло немало времени.

Помощник почувствовал изменения вокруг, но сначала не понял, что происходит. Экран погас не по его воле. Это было не всё, что он собирался показать мальчику. Кинозал исчез. Помощника усилием мысли мальчика понесло в глубь сознания с такой неимоверной скоростью, что он физически ощутил боль в каждой клеточке своего астрального тела. Когда он смог посмотреть по сторонам, то увидел, что вокруг него возведены высокие стены, и только на одной из них имеется отверстие, через которое он может наблюдать за происходящим снаружи, в реальном мире.

Помощник попытался сломать эти стены мысленно, как обычно, но ничего не получилось. Попытался физически, с разбегу, хоть немного сдвинуть их, но также безуспешно. Он знал, что произойдёт в будущем, и сильно хотел хотя бы попытаться изменить ситуацию, помочь этому столь юному и доброму человечку. Он искренне сострадал ему. Он пропускал через себя его страдания, пытаясь хоть немного улучшить ситуацию, но ничего не помогало. Стены так и оставались на месте.

Помощнику было страшно увидеть в реальности то, что он видел у себя в сознании. Он страшился такого будущего для мальчика. Но не смотреть он тоже не мог.

В это время сознание мальчика вернулось к нему в полном объёме. Он немного хмурился, до сих пор чувствуя инородного жителя у себя в голове, но это ему не мешало. Он столько раз ощущал подобное, находясь под воздействием лекарств в психиатрической больнице.

Тем временем поезд начал сбавлять скорость. Мальчишка понимал, что ему пора покидать своё хоть и не очень тёплое, но уже привычное место (как-никак он ехал почти неделю), чтобы не быть обнаруженным. Поэтому на медленном ходу поезда он выпрыгнул из вагона, сгруппировался при падении, но без синяков и ссадин не обошлось.

Встав и отряхнувшись, он пошёл вперед по намеченному пути. Помощник, обессиленный безуспешной борьбой с возведёнными стенами, обречённо наблюдал за происходящим, мысленно вознося молитвы о том, чтобы всё было не так страшно.

Мальчик уверенно шёл к своему будущему, и никто и ничто в мире не могло его остановить. Путь длился довольно долго. Несколько раз он проходил небольшие деревеньки, которые отзывались ностальгией в груди: очень уж напоминали они ему его детство… И бабушку… Её голос («Спи, милый, спи»), тёплые мягкие руки, поглаживающие его по голове, запах парного молока от её одежды.

Когда уже стемнело, он увидел вдалеке небольшой посёлок и дом, стоящий немного в стороне. Даже издалека он заметил, как этот дом просел и покосился. Мальчик пошёл к нему.

Помощник через оставленные в стене отверстия беспомощно взирал на происходящее. Только теперь не со стороны, а как бы изнутри, ощущая все чувства аватара.

Сердце было готово выпрыгнуть из груди и стучало в ушах, как колокол перед церковной службой в Пасху, дыхание участилось, но воздуха всё равно не хватало. Чувство страха и надежды перемешались в одно настолько сильное, что, казалось, сейчас разорвёт тело изнутри.

Мальчик подошёл к дому. Немного постоял, закрыв глаза и собираясь с мыслями. По виду дома он понял, что ничего не изменилось, а стало только хуже. Дом выглядел нежилым. Но по документам он знал, что его мать с братом живут именно здесь. Надежда угасала, как угли от костра под начинающимся дождём, издавая шипящие звуки при попадании каждой капли на раскалённую деревянную плоть.

Дверь скрипела в такт завыванию ветра. Мальчик шагнул в тёмный коридор. Помощник очень хотел зажмуриться и не смотреть на то, что будет происходить дальше, но не мог. Глаза были распахнуты страхом и страданиями аватара. Он мысленно повторял: «Ты ничего не сможешь изменить! Не делай этого! Пожалуйста! Я умоляю тебя!». Вся сила его слов была направлена на сознание мальчика, но не доходила до того. Слишком хорошо он научился ставить преграды. Слишком часто ему делали больно за его короткую жизнь.

Мальчик механически смахнул тараканов, упавших на него сверху, и пошёл дальше. Зашёл на кухню, убедился, что мать, лежащая там, жива и как всегда пьяна до беспамятства. И пошёл дальше. В тёмной комнате увидел кроватку, подошёл к ней и взял на руки кукольное тело мёртвого брата.

Помощник второй раз за день посмотрел в эти маленькие мёртвые глаза, как бы задающие вопрос: «За что?». У него ответа не было.

Его свернуло пополам от чувств аватара. На глазах выступили слёзы, хотя глаза мальчика были сухими. Он поцеловал брата в холодный лобик, положил на бок в кроватку и бережно укрыл пропахшей мочой простынкой, лежащей рядом. Постоял пару секунд, глядя на маленькое тело, и молча пошёл на кухню.

Мать спала, не меняя позы. Он взял со стола нож и стал наносить удар за ударом по телу матери. Лишь один раз из её рта вырвался сдавленный стон, после которого тишину нарушали лишь глухие звуки ударов. Когда он остановился, на месте груди и живота когда-то любимого человека было кровавое месиво. Он положил нож обратно на стол, лёг рядом с матерью, положил голову ей на грудь и закрыл глаза. В душе было совершенно пусто. Его не беспокоили ни тревога, ни страх, ни надежды. Он чувствовал металлический запах крови и отвратительный запах внутренностей, но и это его не беспокоило. Как хорошо…

Помощника сотрясали рыдания. Он упал на колени и кричал от беспомощности, страха, безысходности, жалости. Он так устал видеть весь этот ужас в жизнях людей! Он больше не может так! Не хочет!

«Хватит! – кричал он, протягивая руки вверх, как бы к небу, которого он не видел своими глазами много лет. – Отпусти меня! Я устал!»

Слёзы катились по его щекам до тех пор, пока он совсем не обессилел. Он свернулся калачиком прямо на полу. Сил не было даже для того, чтобы соорудить себе диван или кровать, или хотя бы простенькое одеяло. Сил нет. Да и желания тоже. Он больше ничего не хочет…

Подходя к временному рубежу перемещения, Помощник был разбит и раздавлен. Он понимал, что облажался в этот раз. Он должен был помочь ребёнку… Но не смог.

Мальчик спал, мирно посапывая. Он был свободен.

Часть 4

Глава 1

«А-а-а-а-а! Где я?! Что происходит?! Есть здесь кто-нибудь?!»

Помощник не успел сообразить, что происходит, как к мысленному женскому крику присоединился физический крик грудного ребёнка. Это была девочка. Крик страха и боли.

– А-а-а-а-а-а!

Малышку взяла на руки молодая симпатичная женщина. Где же он её видел? Точно! Буквально день назад! Кэрэн!

– Тсс. Солнышко, не плачь, – сказала она и начала петь нежную колыбельную.

Но голос в сознании ребёнка не замолкал: «Ответьте мне кто-нибудь! Мне страшно! Где я?» – эмоции в голосе переполняли его хозяина. Физически ощущались паника и ужас.

«Тихо», – твёрдым голосом сказал Помощник. Он начинал понимать, что происходит. Такой резкий переход не дал времени на самоистязания по поводу вчерашнего происшествия и заставил быстро взять себя в руки.

«Кто ты?! Что ты здесь делаешь?! Где я?! Где ты?!» – женский голос никак не хотел успокаиваться, из-за чего ребёнок, в чьей голове они вели разговор, тоже, не прекращая, надрывно кричал.

Помощник попытался представить комнату, чтобы защитить личность Малышки и поговорить со своим неожиданным «сожителем» в голове, но никак не получалось: она мешала, всё время переключая картинки с комнаты на пляж, торговый центр, мост. От мелькания образов у помощника зарябило в глазах. Он усилием воли постепенно замедлил перепрыгивание с места на место и остановился в пустом заброшенном сарае. Не ахти, конечно, но хоть что-то. Он был сильнее этого непрошенного гостя, а может, просто опытней.

Когда он огляделся вокруг, то увидел какой-то неоформленный сгусток энергии, мечущийся по помещению, из-за чего Помощнику приходилось прилагать огромное усилие, чтобы сохранить хотя бы это воображаемое место для переговоров. Существо не могло успокоиться, перемещаясь от потолка к полу, из угла в угол, издавая непонятные воющие звуки. Прошло немало времени, прежде чем ребёнок, в голове которого они находились, наконец-то успокоился и уснул, благодаря тому, что этот непонятный бой перемещался всё глубже в сознание, а стены сарая Помощник делал всё более прочными. Но это тоже могло повлиять на психику ребёнка, поэтому требовалось поскорее прекращать этот хаос.

«Остановись!» – громким твёрдым голосом сказал Помощник. Почему-то он выбрал образ, в котором предстал буквально недавно перед Кристи. Может, потому что этот образ был ещё совсем свеж и проработан, а времени на раздумья не было. Энергетический сгусток остановился неподалёку от него. Помощнику даже показалось, что он как бы развернулся к нему лицом. Значит у него (или у неё) уже происходит формирование стабильного образа.

«Тебе надо принять облик, который сохранился у тебя из жизни», – сказал он, вспоминая свои первые шаги. Это было так давно, что ему казалось, что он всегда только и делал, что жил в сознании чужих людей, меняя образы и помогая им. Оказывается, он действительно вычеркнул всё, что было до. К сожалению, сейчас не было времени на размышления о прошлом. Впрочем, как всегда.

Помощник подошёл к сгустку и протянул руки: «Раз ты можешь говорить, ты – человек. Давай попробуем начать с рук», – он поднял правую руку, развернул ладонью к сгустку и растопырил пальцы, чтобы это существо как можно чётче представило, что нужно сделать.

Некоторое время ничего не происходило, но вдруг у сгустка начал расти отросток, приобретая цвет и форму конечности. Сначала стало различимо плечо, затем предплечье с культей, а после появилась кисть, на которой по одному появлялись выросты пальчиков. Рука по образу помощника сначала была мужская, но потом, видимо, подключилась память существа, и пальчики стали немного тоньше и нежнее – конечность превратилась в женскую руку, без сомнений. Затем появился второй вырост, и уже намного быстрее по намеченному образу стала появляться вторая рука. Помощник улыбнулся.

«Посмотри, получилось две правые руки», – сказал он и поднял уже обе руки, чтобы было понятно, чем они отличаются. Существо булькнуло (как будто весело хмыкнуло) и исправило свою ошибку. Теперь это был прозрачный сгусток с руками. Забавно. Потом постепенно нижняя часть стала делиться пополам и появились две ноги в джинсах и мужских ботинках. Сгусток как бы посмотрел на них и решил немного исправить – через мгновение сквозь босоножки стали видны аккуратные женские ступни. Дальше тело – и опять по проработанному плану – изначально мужская форма менялась на глазах на женскую с небольшой грудью и в голубой футболке. Но вместо головы верхняя часть так и оставалась булькающей прозрачной субстанцией.

«Смелее, – подбодрил Помощник. – У тебя всё получится».

Казалось, что неуверенность существа он ощущает физически. Сначала прозрачность приобрела цвет, затем как бы плотность и неоформленная верхняя часть трансформировалась в женскую голову с каштановыми волосами чуть ниже плеч, карими, почти чёрными, глазами, небольшим носиком, губами, как нарисованными на кукольном личике. Помощник ахнул и, не удержавшись, упал на вовремя представленный небольшой стожок сена.

Перед ним стояла Кристи. Не совсем та, которую он видел, чуть старше. Но без сомнений, это была она. Неужели он передал своему неожиданному знакомому свою память? Или это действительно она?

Существо смотрело на него и молчало. Теперь это был оформленный человек. И не просто человек, а та, кто затронул его душу, кто дал ему имя, кто смог удержать связь с ним до конца дня. Он очень хотел поверить, что это действительно она стоит рядом с ним, но боялся разочарования.

Придя в себя и вновь поднявшись на ноги, Помощник заговорил первым: «Ну, вот и молодец. У тебя получилось. Теперь нам надо выяснить, кто ты и что здесь делаешь».

Кристи стояла и смотрела на него своим пронзительным взглядом, не проронив ни слова. Было ощущение, что она, немного наклонив голову вбок, изучает себя, своё состояние, свои чувства и собеседника.

Постояв и помолчав, Помощник заговорил вновь: «Давай попробуем проверить, что ты можешь. Где ты хочешь, чтобы мы поговорили? Тебе просто нужно представить это место. Попробуй сначала закрыть глаза и представить».

Теперь он увидел, что она его понимает: Кристи закрыла глаза, и вновь вокруг замелькали картинки так, что у Помощника зарябило в глазах, и он их зажмурил, пока не почувствовал стабильность вокруг себя, хотя и ощущалось небольшое покачивание.