Хребты безвременья. Северный Кавказ и война в XXI веке

– А вот школа наша, – показывает сельчанка Джамиля на одноэтажное бетонное строение, поправляя выбившиеся при ходьбе рыжие волосы, – Они с нее табличку сорвали и прибили к коровнику. Но знаете, что меня больше всего задело?

– Что?

– У нас мемориал есть в честь участников Великой Отечественной и тружеников тыла. Там рядом с именами фото были прикреплен, фото бабушек и дедушек наших. Эти снимки исчезли во время зачистки. Кому они понадобились?

Выкрашенные в светло-розовый многоквартирники Временного на уровне первых этажей покрыты черными и синими черепами и свастиками. Позже сельчане, вернувшись, обнаружили в одном из домов на стене некрупную надпись на аварском «Простите». Говорят, ее сделал кто-то из местных полицейских.

Война плотно засела в сердцах и сознании горцев благодаря проявленной к ним жестокости.

– На улице не фотографируйте, – советуют мужчины.

– Почему?

– На окрестных высотах видеокамеры установлены. Следят. Откуда знаем? А перед вами сотрудница правозащитной организации приезжала. И как только прибыла, сюда сразу из администрации и УВД заявились. Пришлось ее переодевать и вывозить другой дорогой, чтобы они ее не обнаружили. Так что лучше не привлекать внимание.

Квартиры полупустые. Если где-то и осталась какая-то бытовая техника, то и она поломана. Шарапутдин, – сельчанин лет сорока, среднего роста, с проседью, – показывает у себя дома на стиральную машинку. У нее нет крышки.

– Для чего крышку оторвали? Непонятно, – произносит он, – Да мне, вообще, многое непонятно. У них зарплата по 70 тысяч. Для чего им мой телевизор, шторы, которые моя жена вешала? Для чего этим взрослым людям с хорошим доходом коляска моих детей, школьные учебники моих детей? У меня не укладывается в голове.

Там, где располагались деревянные строения, теперь груды развалин. Среди досок, земли и камней можно заметить чудом уцелевшую посуду, книги, детские игрушки.

– Полюбуйтесь, – разводит руками сельская активистка Аминат, – Мы уйму писем отправили и в правительство, и президенту. А толку? Наверное, гимринцы очень плохие? Пусть тогда нас перебьют. И все проблемы исчезнут, наверное.

– А участники зачистки что-то говорили вам?

– Конечно. Когда высадились, сразу спросили: «Где Сулейманов?»

7.

Кадр видеозаписи: на фоне флага «Имарата Кавказ», – на чёрном поле белая сабля и шахада, – сидит мужчина. Ему почти сорок. Обрамлённое недлинной чёрной бородой жесткое, волевое лицо. Смотрит прямо в камеру. На голове чёрная пуштунка. Одет в чёрную куртку, под которой виднеется зелёный камуфляж. По карманам рассортированы гранаты и автоматные рожки. Вот вам портрет последнего амира «Имарата» Магомеда Сулейманова.

Он родился в воскресенье, 29 февраля 1976-го, в старинном аварском ауле Гимры. В 1983-м стал посещать местную среднюю школу, одновременно отец начал учить его Корану. Позже Магомед отправился в аул Учкент постигать шариат. В 1992-м Сулейманов по протекции Духовного управления мусульман Дагестана уехал в столицу Сирии Дамаск, где поступил в один из исламских институтов. Учебу за границей он продолжал до 2005-го. Уже тогда Магомед проявил лидерские качества – учившиеся вместе с ним гимринцы избрали его руководителем землячества. Вероятно, в те же годы Сулейманов познакомился со своим земляком, известным исламским богословом Муртазали Магомедовым, преподававшим в Сирии. До конца жизни Магомедов будет примером для Сулейманова. Мало того, смерть первого окажет роковое влияние на судьбу второго.

Вернувшись домой, Магомед, ставший алимом – мусульманским ученым, читал проповеди в гимринской мечети. Пользовался популярностью в районе. В октябре 2005-го его решили спровоцировать. Вероятно, кому-то не понравилось, что молодой независимый знаток ислама так быстро набирает авторитет среди горцев. Провокация заключалась в следующем – с Магомедом связался житель соседнего аула и попросил о встрече. Местом назначил выезд из Гимринского тоннеля. Сулейманов с единомышленниками выехал туда, нашел просителя. Но тот внезапно предъявил несколько автоматов и скрылся. Тут же, как из под земли, вырос ОМОН. Завязалась перестрелка. Магомед и его друзья сумели уйти в горы.

Партизанил гимринец три года. В 2008-м его уговорили сдаться. Правда, на легальном положении Магомед находился недолго. Вечером 3 октября 2009-го на трассе «Кизилюрт – Махачкала» неизвестные расстреляли авто его старшего товарища Муртазали Магомедова, к тому времени тоже возвратившегося из Сирии и ратовавшего за мир в Дагестане. Данное убийство оказалось сигналом для Сулейманова. Стало окончательно ясно – ситуация не изменится. И Магомед с Алиасхабом Кебековым, также учившимся ранее в Сирии двоюродным дядей Муртазали, опять рванул в лес.

Во второй заход Магомед сделал в подполье внушительную карьеру – дослужился до звания амира горного сектора и кадия (шариатского судьи) вилаята Дагестан «Имарата Кавказ». Его друг Алиасхаб стал кадием всего движения сопротивления. В апреле 2013-го силовики блокировали их в Гимрах, но Кебеков и Сулейманов вышли из окружения. Есть мнение, что их, по какой-то причине, пропустили. Осенью 2014-го Магомеда искали во Временном. Не нашли. Но финал был близок.

К тому времени пост верховного амира «Имарата» занял Кебеков. При нем достигла расцвета практика отъезда кавказских моджахедов на Ближний Восток – в группировку «Исламское государство» (ИГ)2, захватившую часть Сирии и Ирака, и другие джихадистские организации, «работавшие» в регионе. Алиасхаб выступал против. Он считал, что если кто-то из кавказцев хочет воевать, то им не обязательно ехать за тридевять земель, дома и без того полно возможностей.

К нему прислушались, но своеобразно. В ноябре 2014-го Сулейман Зайналабидов, амир ауховского джамаата, действовавшего на севере Дагестана, покинул со своей «боёвкой» ряды «имаратчиков» и присягнул ИГ. Бунт Зайналабидова явился толчком, обрушившим всю систему прежнего подполья. Полевые командиры один за другим отказывались подчиняться Кебекову. Впрочем, часть амиров поддержала Алиасхаба в трудный момент. В частности, Сулейманов. Но разве можно остановить лавину?

В апреле 2015-го Кебеков и четверо его сторонников погибли в результате спецоперации ФСБ, проведенной в поселке Герей-Авлак, пригороде Буйнакска. Частный дом, где они защищались, спецназ взял штурмом. Возможно, информацию о местонахождении бывших коллег чекистам слили кавказские неофиты ИГ. Очень похоже на правду, надо признать.

После смерти Алисхаба новым амиром «Имарата», – вернее, того, что от него осталось, – выбрали Сулейманова. Однако, об активных действиях говорить не приходилось. На повестке дня стояла единственная задача – выжить. Выполнить ее не удалось. В августе силовики вышли на след ближайшего окружения Магомеда – все они укрывались в Гимрах. При отходе из аула по ним нанесли авиаудар. Тогда группа разделилась на две части – первой руководил сам Сулейманов, а второй – сирийский ветеран Магомед Абдуллаев. 11-го числа Сулейманов и его спутники полегли, напоровшись на засаду спецназа. Абдуллаев пережил их лишь на пять дней.

8.

Чтобы попасть в верхнюю часть Временного, нужно было пройти мимо разоренных садов и частных домов, превращенных бульдозерами в комья из земли, грязи, досок, и подняться по проржавевшей лестнице. Эта часть поселка располагалась на склоне горы и состояла из выпотрошенных «фазенд». Все те же выбитые стекла, вырванные двери, снесенные стены, раскуроченные полы…

От дома Магомеда уцелела половина – комната и кухня. Причем, кухня оказалась на свежем воздухе. Обрушенная стена открывала взгляду маленький стол, белый, советских времен, шкафчик и старенькую плиту. Вокруг гулял прохладный горный ветер и невысокий Магомед, одетый в ватник, утепленные штаны и кирзовые сапоги, кипятил воду в пластиковом электрическом чайнике и заливал ею растворимый кофе. Сюда же он выходил покурить и сизый сигаретный дым терялся в его обширной седой бороде.

Но полуразрушенное домовладение – не главная беда Магомеда. Дело в том, что во время зачистки пропал его сын Али, получивший религиозное образование в Сирии, а по возвращении на родину работавший электромонтером и, в свободное время, обучавший гимринских детей Корану. В день, когда началась зачистка, Али поехал в Буйнакск к стоматологу. Вероятно, за ним следили – на выходе от врача скрутили, затолкали в машину и увезли. С тех пор Магомед не видел своего ребенка. Позже ему сообщили – твой сын погиб. Кем были все эти люди – доподлинно неизвестно. Но для жителей региона, погруженного в состояние «грязной войны», являющегося полигоном для «эскадронов смерти», данный вопрос – риторический.

– Жизнь мою они растоптали, честь растоптали. Из-за чего? А просто так. И кто я теперь? Зеро, – шепчет Магомед, устремляя взгляд на скалистые хребты, волнами набегающие на поселок, и продолжает, уже громче, оборачиваясь ко мне, – У нас тут, в общем, как в тридцатых. Внешне красиво и благополучно, а если копнешь глубже…

Магомед отступает, чтобы взять со стола железную кружку с кофе. Возвращается.

– Вот поселок раскурочили. А ведь сколько ненависти теперь будет. А они приходят: «Дайте нам Сулейманова». Ну, слушайте, он у меня в кармане, что ли, сидит? Или я его дома держу? Ну, найдите хорошо подготовленных людей. Пусть за ним следят. А мне позвольте жить нормально. Я же не инопланетянин. Я гражданин Российской Федерации. Не издевайтесь надо мной!

На обратном пути все те же посты на участке трассы от тоннеля до Буйнакска. В самом городке – тишина и безлюдье. Жарко. Еще полтора года назад местный подпольный джамаат являлся головной болью для расквартированной неподалеку 136-й мотострелковой бригады, здешней администрации, внутренних войск и полиции. Теперь всё иначе.

9.

Амиром буйнакского джамаата был Бамматхан Шейхов. Человек, по праву входивший в плеяду одиозных дагестанских полевых командиров. Родился 4 апреля 1964-го. Одно время жил в Москве, а в 2004-м вернулся в Буйнакск ремонтировать родительский дом. Именно тогда, по словам Бамматхана, на него обратили внимание дагестанские правоохранители. Сначала Шейхова постоянно задерживали, а потом, как позже рассказывал он сам, появилась информация о том, что его хотят «потерять». Очередной жертвой здешнего «эскадрона смерти» Бамматхан становиться не собирался, а потому ушел в лес.

Несколько лет в горах превратили обычного горожанина в опасного вожака. В декабре 2007-го он объявился в ауле Гимры, куда прибыл для обсуждения текущей ситуации с Магомедом Сулеймановым. Внезапно силовики блокировали село. Зачистки не давали результата – амиров не могли обнаружить. Тем не менее, через некоторое время, Сулейманов все же сдался. Чуть погодя примеру Магомеда последовал Бамматхан. Не исключено, что на Шейхова могло подействовать известие о гибели в бою в Махачкале его сына Гаджимурада.

Сложил оружие Шейхов под гарантии главы дагестанского МВД Адильгерея Магомедтагирова. Согласно договоренностям, амира должны были отпустить, если выяснится, что на нем нет крови. Странное условие. Особенно в тех обстоятельствах. Разумеется, Бамматхана отправили за решетку. На три года. Вышел он условно-досрочно в марте 2010-го. Сперва оставался дома, а затем опять рванул в лес.

В группу Шейхова входили порядка 30—40 бойцов. В июле они атаковали КПП 136-й бригады, убив четырех военных. А 5 сентября на территории палаточного лагеря подразделения, расположенном на полигоне «Дальний», что на окраине Буйнакска, взорвался заминированный грузовик под управлением смертника. По официальным данным, погибли пятеро армейцев, по неофициальным – более 50.

Правда, под удар попадали не только мотострелки. В 2011-м в городе взорвали вместе с охранником, водителем и сыном главу соседнего Унцукульского района Магомедгаджи Тагирова. В 2012-м – имама центральной мечети Гитино-Магомеда Абдулгапурова и сопровождавшего его полицейского. Аналогичная судьба постигла начальника местного ИВС Ибрагима Мамаева. А вот бывшего руководителя Унцукульского РОВД Магомеда Абдулмаликова расстреляли в подъезде собственного дома.

Сам Шейхов сложил голову 20 августа 2013-го в родном Буйнакске. Полицейские и сотрудники ФСБ окружили частный дом, в котором он находился с девятью подчиненными. Среди них был и двоюродный племянник амира. В жестоком бою все они погибли. По одной из версий, наводку силовики получили от недоброжелателей Бамматхана в рядах подполья. Якобы незадолго до случившегося амир «вилаята Дагестан ИК» Рустам Асельдеров при поддержке шариатского судьи «Имарата Кавказ» Алиасхаба Кебекова предложил назначить командиром буйнакского джамаата Камиля Саидова. «Буйнакские» воспротивились. Тогда решили провести по данному вопросу совет. Он должен был состояться именно там, где Шейхов и его спутники приняли финальный бой. Вот только вместо Асельдерова и Кебекова на совещание приехал спецназ ФСБ.

Смерть Шейхова и его ближайшего окружения подкосила джамаат. Новым амиром группы стал зять Бамматхана Алексей Пашенцев из Белгородской области. Но уже 8 февраля 2014-го Алексея и еще четырех моджахедов «сложили» в ходе спецоперации в Махачкале.

До других героев этой истории костлявая дотянулась в течение двух лет. Кебекова вскоре выбрали амиром «Имарата Кавказ». В декабре 2014-го Асельдеров отказался ему подчиняться и ушел в раскол, объявив себя сторонником «Исламского государства» (ИГ). Должность Рустама досталась Саидову. В апреле 2015-го Кебеков пал. В августе погиб Саидов, сопровождавший последнего амира «Имарата Кавказ» Магомеда Сулейманова. Вероятно, их слил федералам кто-то из свиты Асельдерова, чья очередь подошла в декабре 2016-го.

10.

До отъезда оставался еще целый день. Делать было особо нечего и я решил сходить в Тарки – старинный аул на склоне горного плато Тарки-тау, подпирающего Махачкалу с запада. Вышел из гостиницы утром, проследовал по Ярагского почти через весь город до перекрестка с Имама Шамиля, там свернул направо и, пробравшись через импровизированный мини-базар в парке 50-летия Октября, очутился на проспекте Гамидова. Оттуда – налево. Три-четыре квартала спустя показалась маленькая мечеть Сафар, примостившаяся за транспортным кольцом.

Подъем в Тарки начинался возле мечети. Обычная поселковая улица вскоре устремилась вверх и я попал в лабиринт переулков, рассекающих одно- и двухэтажную застройку, помнящую, наверное, Гражданскую войну. За поворотами открывались то мечеть, то кладбище с древними исламскими надгробиями в виде вертикально установленных каменных плит, испещренных арабской вязью и растительным орнаментом. Или сады – преодолеть их можно было лишь поднявшись по не внушающим доверия металлическим лесенкам, внезапно выводящим на небольшие залитые солнцем пустые «площади» – вымощенные булыжником открытые «пятачки» в окружении сельских продуктовых, заборов и ворот.

Ближе к вершине, на очередном повороте, уже за пределами аула, я резко остановился. Впереди на камнях сидели пять или шесть мужчин в спортивных костюмах и джинсовках. Они одновременно повернули головы в мою сторону, а крайний произнес:

– О! Русский!

Деваться было некуда, я подошел, поздоровался. Немного поговорили.

– Как тебя сюда занесло?

Представился туристом.

– А где же твой дорогой фотоаппарат?

– Да вот, на мобилу снимаю.

Ответ их явно разочаровал.

– Может, на хинкал зайдешь?

– Нет, спасибо. Мне пора.

– Ну, ладно. Давай.

На вершину мне расхотелось и я пошлепал вниз, в город. А за спиной, в рюкзаке, рядом с ручкой, блокнотом и электронной книгой лежал мой дорогой фотоаппарат.

Звонок из Махачкалы

1.

Налево глянешь – море плещется.

Направо – горы простираются.

Гостиница – старьё, скворешница,

над городом торчит, качается.

На перекрёстках полицейские,

у каждого в руках «Калашников».

Летейские и семендерские

в бутылках позади лавашиков.

Часам к двенадцати – безветрие,

жара лежит платком подсолнечным.

ЧуднАя, дивная симметрия:

вода, вода/хребты. Испорченным

звоночком дребезжит, брыкается

артериальное давление.

Махачкала – форпост, красавица,

кавказское стихотворение.

2.

Надпись «Гимры» на бесхозном вагоне.

Здесь не до шуток, пойми.

Штиль, красота, ни стрельбы, ни погони,

маленький-маленький Ми-

24 стрекочет, рокочет,

близится… Ррраз. Пролетел.

Я же сказал, не до смеха. Короче,

всё это – новый раздел

в книге террора и антитеррора

местного… Ой, не грусти.

Съешь абрикос на краю разговора

горя, отчаянья и

зыбкой надежды на фоне погрома…

Да уж, хорош абрикос.

Пробный раскат перезревшего грома.

Словно состав под откос.

3.

Ах, какой вид на Махачкалу

из Тарков ясным июльским днём.

Переполняется окоём городом,

Каспием. Dodjer blu, —

синий, по-нашему говоря, —

навсегда с той стороны тепла.

Тут – лабиринт, зелена гора.

Радио булькает: «Бла-бла-бла».

Тащится в гору Toyota. Эх,

отойди в сторону, экстремал.

То ли джигита пробрал успех,

то ли джигит его проморгал.

Дерево, камни, аул-баул.

Селфи у кладбища, на углу.

А какой вид на Махачкалу!

Так накрывает, что караул.

4.

За Буйнакском посты-блокпосты.

Мелкий дождь засевает предгорье.

Диктофон – чтобы впитывать горе.

Фотокамера – для красоты,

для увечий: отснять-переснять,

перекинуть в компьютер, в соцсети.

Мелкий дождь налетел на рассвете

и остался, записан в тетрадь.

Пригодится. Любые штрихи

пригодятся: блокпост, БТРы,

разговоры о выборе веры

и название «Карамахи».

5.

Взойди на Тарки-тау, обернись

на город-порт, на море, на равнину,

лежащую за морем. Вверх и вниз

маршрут почти один и тот же – из

Махачкалы в Махачкалу. Причину

заставившую вновь пуститься в путь

искать, по сути дела, бесполезно.

Текут вода, водица, нефть и ртуть.

Кровь, сукровица, если полоснуть.

Но это уже слишком, если честно.

Куда честнее будет промолчать,

чем говорить, когда взойдёшь. Минута

и направляешь мокасины вспять.

Нет-нет, не вспять. Ведь город не узнать —

темнеет небо, тень бежит гулять

и дождик начинается как будто.

6.

Дочкин блокнотик открыв, делаешь пару набросков.

Сделав, откладываешь. Там теперь тоже Кавказ

Северный: вместо посёлка – смесь из камней и досок;

в городе возле мечети – полицейский УАЗ.

«Ну и художник. Балда. Выискал, где развернуться».

За собой подчищая, будто и не рисовал,

снова берёшь, извлекаешь, чтобы не лохануться,

чтобы ребёнок вопросов лишних не задавал.

«Рано ещё. Подрастёт, обсудим. Если захочет».

Вырванную страничку прячешь в одном из томов

Потто. Идёшь на балкон. Фасады торговых точек

светятся, проистекает осень из-за холмов.

7.

СевКав-99

Утром седьмого августа я включил

новости и пропал, погряз.

Или наоборот. Но что было сил

оглушительный новояз

оглушил меня, выбил из колеи,

проредил, перевоспитал.

И с тех пор истрачиваюсь на твои

поводы: ментовской хинкал,

диетический джихади-шашлык…

горе горское, вот и всё.

И летят параллельно, почти впритык,

обозрения колесо,

оборзения колесо,

озарения колесо.

8.

Мама, я звоню из Махачкалы (с).

Минеральные Воды не вдохновили.

Виртуальным бризом голос муллы

бросает в квартиры и автомобили.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Здесь и далее ИГИЛ (Исламское государство / ИГ) – террористическая организация, запрещённая на территории РФ,

2

запрещенная в РФ террористическая организация