Хроника СССР: жизнь в нём и возле него. 1911—1983 годы

Таким образом, под давлением внешних обстоятельств, Геннадий постепенно расставался со своими юношескими иллюзиями относительно «светлого будущего» и в условиях социальной прострации общества 1930-х годов вынужден был замкнуться на самом себе.

* * *

Как говорят, наша жизнь – это цепь случайностей. Геннадий подошёл уже к тому возрасту, когда пора было подумать о создании семьи. Случайно Геннадий попал на службу в Забайкалье, случайно не уехал и остался здесь на стройке. Так же случайно познакомился и с девушкой, которая стала его женой. А произошло это так.

На стройке работала бойкая девчушка – Граня (то есть Глафира) Трофимова. Вообще-то её имя, данное при рождении, было Агафья, но она считала его слишком «простонародным» и потому всюду представлялась «более благородным», как ей казалось, именем Глафира. Точно так же она поступила со временем и со своим отчеством, переименовав себя из «Перфильевны» в «Петровну».

В моём распоряжении оказался фотографический снимок предположительно 1919 года, правда, очень неважно сохранившийся, из-за чего пришлось даже его немного образать. На нём – три женщины в традиционном семейском одеянии, как тогда ходили в Забайкалье вне полевой работы все женщины-старообрядки: блузка, сарафан с фартуком, на головах – кичка (головной убор замужней женщины), на шее янтарные бусы. Справа – Павлина Антоновна Калашникова, рядом с которой её старший сын Фёдор и дочь Агафья.

Глафира-Агафья была на стройке секретарём комсомольской ячейки и Геннадий познакомился с ней вначале в связи со своими общественными делами. Ей в 1936 году было всего 20 лет, хотя в своё время она в документах прибавила себе лишних 2 года. Была она из простой семьи, коренная забайкалка из соседнего села Хонхолой, о котором уже говорилось в этой главе чуть выше. Мать её Павлина Антоновна была из семейской фамилии Калашниковых, 1881 года рождения, и всю свою долгую жизнь придерживалась староверческого вероучения. Павлина Антоновна прожила, практически не болея, до 83 лет. А дедушка по матери был зверовщик – профессиональный охотник – и славился необыкновенной силой: он спокойно брал два мешка зерна по два пуда каждый (общий вес – 64 килограмма) и пешком относил их за несколько километров на мельницу. Здесь же, в Хонхолое, жил брат матери дядя Ларион, у которого было четверо сыновей. Они жили одним общим домом, имея крепкое, зажиточное хозяйство, но в период репрессий 1930-х годов всю семью дяди Лариона «раскулачили» и выслали из села.

А. М. Селищев писал: «Семейские – народ рослый, здоровый, красивый. Нередки старики и старухи 80 – 90 лет. Но молодое поколение уже мельчает. По цвету кожи и волос отметим следующее. Наряду с великорусским светлым типом встречаются и смуглолицые, с большими карими глазами. „Смотри, какие мы чумазые, – заметил мне один старик в Тарбагатае. – Верно, повелось так от хохлов, когда деды наши в Польше жили“». Тут надобно сказать, что Глафира Трофимова была как раз этого последнего типа.

Отец Глафиры – Перфилий Трофимов – тоже жил в Хонхолое, но был из забайкальских казаков, не семейский. Забайкальские казаки, как, впрочем, и амурские, отпочковавшиеся от Забайкальского Казачьего Войска, носили своё особое прозвание – гураны. Такое имя они получили потому, что свои папахи шили не из овечьих шкур, как в большинстве казачьих Войск, а из шкур диких козлов – гуранов. Дети его запомнили слабо, так как он исчез бесследно в начале 1920-х годов. Возможно, он разделил судьбу многих других забайкальских казаков, примкнувших к атаману Семёнову, сражавшемуся против большевиков, и сложивших свои головы в бескрайних степях или в тайге Забайкалья. Единственное, что осталось о нём в памяти, так это то, что он был прекрасным гармонистом, его часто приглашали на всевозможные пьянки-свадьбы-гулянки и он настолько утомил своей гульбой богобоязненную и благонравную жену-старообрядку, что она сбежала от него, прихватив с собой трёх маленьких детей.

В 1932 году в Чите Граня (Агафья-Глафира) окончила советскую партийную школу и сразу после этого была откомандирована на стройку. Не прошло и полгода с начала их знакомства, как Геннадий и Граня поженились. Таким неожиданным образом судьба соединила потомков людей, полторы сотни лет назад покинувших пределы Великого княжества Литовского и, кроме того, сплела в один узелок шляхетский и казачий корни.

Что я могу сказать об этом? Конечно, молодость всегда привлекательна и, если человек обладает к тому же бойким, весёлым нравом, он уже симпатичен. Граня хорошо играла на гитаре, пела. Видимо, склонность к этому у неё была от отца. Но в целом, если сравнивать их как бы со стороны, забыв, что они оба – мои близкие родственники, то я должен признать, что Геннадий был более интересным человеком, красивее Грани Трофимовой, более душевно выносливым и, хоть мне и неудобно вторгаться со своими оценками в такую область, более умным. К тому же по склонностям и по характеру они были полной противоположностью друг другу. Например, если Геннадий даже в действительно плохом положении предпочитал говорить, что у него всё нормально, то Граня, столкнувшись даже с маленькой неприятностью, начинала повсюду искать сочувствия, жаловалась и раздувала на словах неприятность до размеров огромного несчастья. А ещё, конечно, много неудобных моментов пришлось испытать Гране в дальнейшем, поскольку почти все сёстры Геннадия, хоть и жили сами бедно и трудно, сочли женитьбу их брата мезальянсом. Что повлияло на такое их решение, врождённое барство или сельское происхождение жены Геннадия, уровень образования или какие-то манеры и особенности поведения, мне неизвестно. Однако факт остаётся фактом – тёплых и дружеских родственных отношений между сёстрами Геннадия и его женой не получилось. Но, как бы то ни было, они, в конце концов, вместе прожили довольно долгую и более-менее счастливую жизнь, любили и заботились друг о друге и я могу только по-доброму завидовать их семейному благополучию.

У Грани была мать, старший брат Фёдор, служивший военным фельдшером в Красной армии, и младший брат Кузьма 11 лет, который обладал большими способностями к рисованию. Граня, Кузьма и их мать жили в однокомнатной квартире, полученной от стройки. У Геннадия также была полученная от стройки однокомнатная квартира, но они решили жить все вместе в одной. За время работы Геннадий подкопил кое-какую сумму – получил безвозвратную ссуду («подъёмные» за три месяца), сколько-то денег скопил, – и вскоре молодая семья купила себе маленький домик с усадьбой за 800 рублей в военном городке, через некоторое время купили корову. Зарабатывали они по тем временам неплохо, стали постепенно обживаться, заводить всё нужное в быту.

* * *

А теперь, для того, чтобы лучше понять то время и царившую в обществе атмосферу, необходимо сделать обзор событий, происходивших в мире и в стране.

В 1936 году Германия в одностороннем порядке отменила Версальские ограничения и уже 7 марта немцы заняли демилитаризованную зону – Рейнскую область. Хотя из-за «железного занавеса», опущенного коммунистами над Советским Союзом, мировые события доходили до населения, преломляясь в лучах пропаганды как в кривом зеркале, они, эти события, неумолимо вели к новой мировой войне.

Обстановка в Европе и мире становилась всё более напряжённой. На протяжении всех 30-х годов она неумолимо накалялась. Первый очаг войны возник ещё в 1931 году на Дальнем Востоке, когда Япония ввела свои войска в китайскую провинцию Маньчжурию. Второй очаг возник теперь в Германии. Интересно, что в планы Гитлера на мировое господство вновь (после попытки императора Вильгельма II) вошла идея возрождения «Священной Римской империи германской нации». Именно поэтому при нём Германия стала называться «Третьим Рейхом».

В августе 1936 года Германия в союзе с Италией открыто вмешивается в гражданскую войну в Испании на стороне поднявших мятеж военных во главе с Франсиско Франко. Великобритания и Франция ответили на это «политикой невмешательства», а СССР активно поддержал вооружением и добровольцами власть республиканцев, среди которых было много коммунистов, социалистов и анархистов.

Начиная с 1936 года Германия пыталась подговорить своего союзника Польшу совместно действовать против СССР. 25 ноября 1936 года польское правительство отклонило предложение Гитлера подписать Антикоминтерновский пакт.

* * *

Так как в дальнейшей судьбе моего деда немалую роль сыграли события, происходившие в Польше, скажем и о них. В этой стране, где ещё в 1924 году в результате переворота пришёл к власти «начальник государства» Пилсудский и был установлен так называемый режим «санации», то есть режим оздоровления политической и экономической жизни страны, так же, как и в Германии, было много проблем.

Земли Пинщины в это время входили в состав Польского государства. В 20-30-х годах XX века деревня Хойно являлась центром гмины Пинского повета. В Хойно, в одном из крупнейших на Пинщине имений, хозяйствует семья Витольда Мянчинского, женатого на Стефании из Орд (умер в 1954 году). Им принадлежало 218 гектаров пашни, 1071 гектар леса, 2052 гектара прочих территорий. Управляющими работали В. и О. Готлибы, Ю. Гринштейн. В Хойно жили и представители рода Дзиковицких. В частности, в 1920 году здесь родился некто Иван Лаврентьевич Диковицкий. Тогда же в окрестностях деревни существовали поселения бывших польских военнослужащих, так называемых осадников, вознаграждённых земельными наделами за участие в защите страны от большевиков в войне 1920 года: Тадеуша Бочковского, Наполеона Цыбульского, Вудолковского. Все – под общим названием Новое Хойно.

В Местковичах потомок местной шляхты Ян Сачковский имел более 100 гектаров земли. Работала кузница Яна Барана. В Малых Дзиковичах накануне Второй Мировой войны находилось 40 хозяйств, прописано было 178 сельчан. Практически все местные подростки, включая и живших в Больших Дзиковичах, ходили в польские школы.

* * *

Что же происходило в это время в самом Советском Союзе? Коротко на такой вопрос можно ответить так: усиливающаяся внешняя угроза не осознавалась в полной мере. Сталин гораздо больше внимания уделял борьбе с «внутренними врагами» и безграничному расширению своей тиранической власти.

В 1935 – 1936 годах проводилась массовая чистка партии. В целом по стране нарастал террор, усиливалась репрессивность режима. Вот яркая иллюстрация из литературы, хорошо передающая дух времени. «25 сентября 1936 года из Сочи в Москву, в Политбюро, пришла телеграмма-молния: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т [оварища] Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД». И две подписи: Сталин, Жданов.

Эта сочинская телеграмма-молния – одна из самых кровавых депеш в истории нашей и общечеловеческой: сигнал к 1937 году, самому пику террора. Если бы соавторы этой телеграммы сами писали родившиеся из неё бесчисленные арестантские повестки и приговоры, сами арестовывали людей, сами их допрашивали и пытали, забивали и расстреливали, сами закапывали и сжигали трупы, а потом ещё, снова и снова, проделывали то же самое – с родственниками и детьми убитых (и с детьми этих детей), – сколько миллионов дней понадобилось бы им для всего этого?» (Осетров Е.)…

У бывшего начальника НКВД еврея Ягоды, расстрелянного за то, что он «оказался не на высоте», был маленький сын, Гарик. Затерявшийся в кровавой сутолоке, прежде чем окончательно и бесследно исчезнуть, он сумел послать своей бабушке в лагерь несколько писем. Вот одно: «Дорогая бабушка, я опять не умер, это не в тот раз, про который я тебе уже писал. Я умираю много раз. Твой внук». И сколько таких слов, написанных и ненаписанных, отосланных и неотосланных, звучало в те годы по всей стране: страшный детский сиротский хор, организованный двумя дядями. Короче говоря, смерть плясала по всей стране, могла заглянуть в любой дом, от неё не были застрахованы даже, а может и в первую очередь, ближайшие подручные Сталина. Народ, всего 20 лет назад совершивший революцию во имя лучшей жизни, не побоявшийся, как тогда пели, «на ужас всем буржуям мировой пожар раздуть», теперь оказался в плену повального страха – страха за свою жизнь, жизнь детей, жизнь родных. Всюду пели песни с именем Сталина, сочиняли стихи в его честь, все успехи в труде превращались в его прославление. И в то же время малейшее случайно обронённое слово, даже вполне невинное, но которое можно было истолковать как неудовольствие, было достаточно для того, чтобы проститься с жизнью.

В таких условиях пышным цветом расцвело доносительство. Геннадий вспоминал, что были известны случаи, когда сосед за какую-либо житейскую обиду доносил на соседа властям, что тот является «врагом народа». Этого было достаточно для того, чтобы оклеветанного больше уже не видели и никто не знал о том, что с ним и где он. Сестра Геннадия Клавдия, жившая в Москве, вспоминала о том времени, что тогда как страшную тайну передавали слух о том, что Сталин так любил убивать, что даже, подходя к зеркалу и грозя своему отражению пальцем, говорил: «Погоди, доберусь и до тебя!». Это, конечно, нелепость, но она прекрасно, на мой взгляд, передаёт ту атмосферу террора и страха, что окружала жизнь людей…

В период террора в СССР даже сложился особый язык чекистов – язык жестокости и крайнего цинизма. Жаргон скрывал многие тайны и именовал расстрел «осуждением по первой категории», массовый арест (или казнь) – «спецоперацией». Расстрел именовался «свадьбой», казнённые – «черепками», рядовые члены «контрреволюционной организации» – «низовкой», подставные свидетели – «стульями», внутрикамерные агенты – «клоунами», следователи – «забойщиками» или «колунами», фабрикации крупных дел в ответ на команду сверху – «соцзаказом», избиение арестованного – «допросом третьей степени», «допросить с нашатырным спиртом» – избить до потери сознания.

В то время топор террора прошёлся по родственникам моей бабушки со стороны её отца – по Трофимовым. 14 августа 1937 года был арестован Трофимов Никита Григорьевич – житель районного города Петровск-Забайкальский Восточно-Сибирского края РСФСР (существовавшего с 30 июля 1930 года по 5 декабря 1936 года). По документам, составленным чекистами, он родился в 1881 году в селе Хонхолой Верхнеудинского уезда Забайкальской области и в своём «контрреволюционном деле» записан как русский. Видимо, в период наибольшего гонения и геноцида казаков, когда было даже запрещено упоминание самого слова «казак», многие из них либо сами записались, либо были директивно записаны «русскими». Но чекисты, конечно же, знали, с кем они имеют дело. И эта часть населения была ими «особо любима» ещё со времён Гражданской войны.

Никита Григорьевич на момент ареста работал в «Петровскстрой» рабочим. Имел жену Федосию 56 лет и детей: Евстигнея – 25, Григория – 20, Евдокию – 17, Елистрата – 16, второго Евстигнея – 12, Фёдора – 9 лет.

На следующий день, 15 августа 1937 года, был арестован родственник Никиты Григорьевича, тоже житель г. Петровск-Забайкальский – Трофимов Трофим Михайлович. По документам «дела» он родился в 1888 году в селе Хонхолой, и в его «деле» тоже записан как русский. Работал в лестранхозе рабочим. Имел жену Евдокия 47 лет от роду.

Ещё через день, 16 августа 1937 года, был арестован Трофимов Лазарь Нефёдович, тоже житель г. Петровск-Забайкальский. По документам чекистского «дела», он родился в 1892 году в селе Хонхолой, и опять же записан как русский. В прошлом – «красный партизан». Работал в лестранхозе лесорубом. Жена – Устинья Осиповна, дети: Иван, Миней, Никифор, Аксинья.

Все трое Трофимовых были обвинёны по статьям сталинского Уголовного кодекса РСФСР 58—2 и 58—11 и, видимо, их «антисоветские дела» были сведены в одно общее, которое чекисты вполне могли бы назвать «делом казачьей банды Трофимовых». А, может, они так это дело между собой и называли? Что же это за статьи, вменённые арестованным?

58—2. Это – «Вооружённое восстание или вторжение в контрреволюционных целях на советскую территорию вооружённых банд, захват власти в центре или на месте в тех же целях и, в частности, с целью насильственно отторгнуть от Союза ССР и отдельной союзной республики какую-либо часть её территории или расторгнуть заключённые Союзом ССР с иностранными государствами договоры».

58—11. Это – «Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой».

17 ноября 1937 года Лазарь Нефёдович, Трофим Михайлович и Никита Григорьевич Трофимовы были приговорёны Тройкой УНКВД по Читинской области к ВМН (высшей мере наказания – к расстрелу). Приговор над ними был исполнен в один день – 15 декабря 1937 года.

* * *

Но вернёмся к рассказу о Геннадии Ивановиче Дзиковицком.

1 января 1937 года, в самый пик большевистского террора, в посёлке Бада в его молодой семье родилась дочь Галина. Забот прибавилось. Геннадий, конечно, очень любил дочку и, как я думаю, видя, что происходит вокруг, не мог не задумываться о её будущем. Как я уже говорил, он был неглупым человеком и потому должен был хоть раз представить себе, что будет с Галей, если всплывёт его «буржуйское» происхождение, к примеру… Недаром Геннадий всё время, когда приходилось упоминать о своём происхождении, говорил только, что его отец был железнодорожником, а дед – «революционером, сосланным царизмом в Сибирь».

Я полагаю и почти уверен, что в то время Геннадий особенно стал тяготиться своей должностью председателя постройкома, именно тогда он в полную меру ощутил себя «между двух огней». На стройке, где работал Геннадий, среди прочих репрессированных более всего заметным событием стал арест одного из руководителей – то ли главного инженера, то ли директора, то ли ещё кого-то из начальства. Главное было не в его должности, а в том, что этот руководитель давно уже «завоевал» стойкую неприязнь рабочих за грубое обращение с ними и притеснения. И тут вдруг «к счастью» оказалось, что он – враг народа! Кое на кого такой арест вполне мог произвести впечатление обоснованного. Но если бы этот арест был единичным и касался бы только «плохих начальников»!

В истории сохранились известия о том, что под репрессии попадали и отдельные представители рода Дзиковицких (Диковицких). Согласно протоколу от 20 октября 1937 года, был репрессирован 30-летний Устим Семёнович Диковицкий. Таким же был и 45-летний Диковицкий Иван Николаевич, записанный в документах поляком, социальное положение – из мещан, до революции успевший окончить городское училище (судя по возрасту, скорее всего он успел окончить только часть курса). В 1937 году, когда его арестовали и обвинили в шпионаже, Иван Николаевич работал кочегаром землечерпальной машины №5 Рейдфлота и проживал в городе Астрахани. Особым совещанием при НКВД СССР 14 декабря 1937 года Иван Диковицкий был приговорён к 10 годам лишения свободы.

31 мая 1938 года в селе Айнак Славгородского района Алтайского края СССР был арестован 28-летний рабочий Иосиф Григорьевич Диковицкий. К его несчастью, этот уроженец Минской губернии по документам числился поляком. Через четыре с небольшим месяца (8 октября) он будет осуждён «судебной тройкой» Управления НКВД по Алтайскому краю к 10 годам лишения свободы по целому «букету», состоявшему из пунктов 2, 6, 7 и 9 – 11 политической 58-й статьи тогдашнего уголовного кодекса.

* * *

Обращусь опять к литературе.

«Я не могу себе представить, чтобы у человека старше меня на пять лет процессы 37-го уже тогда не вызывали сомнений. По крайней мере вызывали сомнения у моих сверстников, с которыми я общался. Нам трудно было понять, как это старые большевики, соратники Ленина, признаются во всём подряд, наваливают на себя нелепые обвинения, мог ли Константин Михайлович (Симонов, писатель. – Примечание автора), которому было уже 22, принять всё это вслепую? Сомневаюсь. Вот отринуть от себя, стараться не задумываться – могло быть» («Письмо «исторического оптимиста»).

Скорее всего, примерно такое же отношение к действительности было и у Геннадия, которому в 1937 году было уже 25 лет. Сознательно уходя от активной общественной жизни, несущей гибель всему честному и независимо думающему, он сосредоточил свои интересы на природе, в которую Геннадий всегда был влюблён. А здесь, в Забайкалье, она была особенно величественна, от неё веяло дикой мощью и первобытной свободой. В густой таёжной чаще действительно можно было ощутить себя человеком – властелином жизни, почувствовать свою душевную раскрепощённость, и шагать, шагать с ружьём по глухим тропам, впитывая в себя чистый лесной воздух. Вот как это описывал сам Геннадий.

«Горы, покрытые вековечной тайгой, долины, полные журчанием рек и ручьёв, чистый горный воздух, напоённый ароматом хвои и багульника – этого нельзя забыть. Кроме всех этих прелестей истинное наслаждение испытывает взор от неповторимой красоты суровой, не нарушенной человеком природы.

Множество лесного зверья: лось, олень, дикие козы, кабарга, кабаны, медведи, росомахи, барсуки, волки, лисы, соболи, куницы, колонки и неисчислимые стаи голубой белки, много зайцев, тарбаганов, сусликов, горностаев, ласок и бурундуков. В реках и озёрах полно рыбы… В лесах столько ягоды, что собирают её здесь гребешковыми совками, обрывая сразу весь кустик. Есть клюква, малина, чёрная и красная смородина, голубика, черника, костяника, княженика, морошка, моховка, знаменитая облепиха и многие другие.

Растут по горам и на полянах разные грибы. Особенно местные жители любят рыжики и грузди и засаливают их бочками.

Кедровые леса занимают сотни и тысячи квадратных километров и здесь их орехи щёлкают все так, как у нас на Украине семечки.

Я только возле Читы знаю около 15 минеральных источников…

Чудесный богатый край и особенно хорошие люди – коренные жители. Честные, простые и очень гостеприимные. Говор у них ещё до сего времени напоминает говор Великого Новгорода и Вологды».

* * *

На международной арене спираль напряжённости продолжала сжиматься. В 1937 году Япония начала войну за захват всего Китая и с того времени возросло количество вооружённых столкновений на советской границе.

В начале 1938 года в Тешинской области Чехословакии возник «Союз поляков», который был организован по образцу Судето-немецкой партии Гейнлейна. Более того, из Варшавы этому Союзу поступает приказ координировать все свои действия с Судетонемецкой партией, поскольку целями обеих организаций было отторжение от Чехословакии территорий, населённых немцами и поляками. Если в 1920 году Чехословакия использовала тяжелейшее положение Польши из-за её войны с большевиками, то вряд ли она могла рассчитывать на что-то иное в 1938 году, когда сама оказалась в подобной ситуации.

* * *

В это тревожное время семья Геннадия и Глафиры Дзиковицких жила по-прежнему тихо и незаметно. Летом 1938 года вторгшиеся в Приморский край в районе озера Хасан японские войска попытались вооружённой силой отторгнуть часть советской территории. Однако до большой войны дело не дошло. Красная армия быстро разбила противника и граница была восстановлена.

Конечно, сложность международной обстановки и наличие одного из очагов войны в непосредственной близости от места проживания семьи Геннадия не могли не отразиться на его жизни. Тем более, что он числился военнообязанным в запасе. Привожу его слова.

«За годы моей семейной жизни я каждое лето был на военной переподготовке по три месяца и, главное, летом, это было нам очень тяжело (тем, кто держал своё хозяйство, известно, что именно летняя работа кормит весь год: тут и заготовка сена для коровы на зиму, дров для печи и так далее. – Примечание автора). Но обстановка на Дальнем Востоке и в Забайкалье была очень напряжённая ввиду беспрерывных провокаций Японии на маньчжурской границе и, хоть и было трудно, но нужно было стеречь границу. А население здесь очень редкое было в то время. Вот и «отдувались» мы каждый год.

Служил я и в стрелковых, и в пулемётных частях, был зенитчиком, миномётчиком, – всего пришлось испытать и отведать».

* * *

В Европе в эти годы всё больше усиливался германский канцлер Гитлер. 21 сентября 1938 года польское руководство потребовало от Чехословакии возвращения польской части Заользья, аннексированной у Польши в 1920 году. Срок ультиматума истекал 30 сентября. Ультиматум сопровождался концентрацией на границе так называемой Самостоятельной оперативной группы под командованием генерала Владислава Бортновского, приграничными диверсиями (нападения на посты и учреждения), а также мощной пропагандистской кампанией. В Катовицах возникли «Заользинский легион» и «Комитет борьбы за Заользинскую Силезию». Польские требования Гитлер, как союзник Польши по договору 1934 года, включает в свой Годерсбергский меморандум.