Танец с чашами. Исход Благодати

Тьег снова пересказал список всех вероятных ниточек. Ничего нового. Сейчас он был раздражен, но по вечерам на него частенько находила сентиментальность, и Асавин все больше узнавал о его покойном старшем брате.

– Галь во всем был для меня примером… – говорил Тьег, грустно улыбаясь пламени свечей. – Он хотел взять меня адъютантом, когда подрасту, потом началась эта война… Он ушел на дно вместе с кораблем. В этом был весь Галь. Он все доводил до конца и никогда ни на кого не перекладывал ответственности… Когда мне исполнилось пятнадцать, я попросился адъютантом к дяде, но тот, похоже, до сих пор не простил себе смерти Галя…

«Ну и в чем же мы тогда похожи? – думал Асавин, слушая рассказы про героического старшего брата. – Мы абсолютно разные». Словно прочитав эти мысли, Тьег смущенно улыбнулся и пожал плечами.

– Когда я увидел тебя, я сразу подумал о Гале. Вы так похожи. Он тоже был смуглее прочих, остроносым. Щурился, когда улыбался, и от этого всегда выглядел хитрецом, но на деле таким не был. А потом ты привел меня в «Негодницу». Галь обещал сводить меня в бордель, как подрасту, но так и не дожил до этого. Выходит… его аспект воплотился в тебе.

– Прости, я не понимаю, что это значит, – Асавин развел руками.

– Эх ты! – насмешливо возмутился Тьег. – Аспект – то, что делает нас нами.

– Душа?

– Души не существует. Все мы – вода одного океана, нас различают друг от друга только намерения, устремления, идеалы. Это и есть аспект.

Асавин непонимающе поморщился. Ирдианство казалось ему диковатым.

– Это и есть аспект, – тихо повторил Тьег. – Ты заботишься обо мне, оберегаешь, как и Галь. Спасибо…

Асавин скрыл за улыбкой борьбу противоречивых эмоций. Тьег был исключительным дурачком, не знающим ничего о жизни и ее подлости. Мысль о том, что могут существовать настолько незамутненные люди, забавляла и причиняла боль одновременно. Отчасти, потому что такие личности развиваются в исключительно тепличных условиях и не шибко умны, отчасти – потому что Асавин и сам был когда-то таким. Тоже грезил чистыми мечтами, тоже смотрел в рот старшему брату. И где он теперь, кем стал? «Лучше и не думать об этом».

Выплеснув гнев на портьеру, Тьег, кажется, немного успокоился. В приоткрытое окно просочился кусочек неба. Цвет его переменился, говоря о наступлении вечера.

– Пойду, снова попытаю удачу, – сказал Асавин. – А ты сиди здесь, жди Курта. Не выходи, никому кроме меня не открывай, ни с кем не говори. Ты меня понял?

Мальчишка сердито свел зачерненные брови.

– Ты меня понял? – повторил Асавин.

Коротко кивнув, рубиец отвернулся. Пусть дуется, сколько влезет. Главное, будет в безопасности.

Пока Асавин собирался, выкрашенный басмой оранганец вернулся с рынка. Пожалуй, Курт был проницательней хозяина, и поэтому категорически блондину не нравился. «Пусть щенки стерегут сундук с книгами, – думал мужчина. – Не желаю, чтобы в нем снова копались».

Асавин покинул дом, когда красное солнце склонилось к горизонту, и утомительная дневная жара отпустила город. Он вышел из—под козырька парадной, приложил ладонь ко лбу, посмотрел на облака, которые принесло с запада. Серые, всклокоченный и тучные, быть дождю. Асавин улыбнулся. Прекрасное время, чтобы купаться в море. Вода сверху, вода снизу, а посредине – вода жизни, облаченная в оболочку плоти. Последний день Высокого Солнца – прекрасный повод прогуляться.

Он двинулся по узкой улочке, затесавшейся между рядами четырехэтажных длинных домов с красными черепичными крышами. Квартал Звонарей был не самым плохим, несмотря на расползающиеся молнии трещин по стенам, корявые узкие дороги, где густо пахло нечистотами, помоями и гниющей на солнце рыбой. Здесь солнце относительного благополучия еще нет—нет, но освещало дома. Небогатые ремесленники селились в этих ласточкиных гнездах, создавали семьи и плодили ту кровь, что текла по жилам города. Асавину казалось, что стоит приложить ухо к стене – непременно услышишь ровный пульс и спокойное дыхание Ильфесы. Ставни отворялись, впуская в жилища вечернюю прохладу, потянуло сладковатым запахом эфедры из ближайшей питейной. Где-то далеко звенела расстроенная мандолина, скрипела телега, и торговка хрипло предлагала персики. В маленькой часовенке Его Благодати зазвонили колокола. Мерный звук отражался от стен, расплывался в густом воздухе, обволакивал Асавина. Сейчас благочестивые пойдут на вечернюю молитву, а ему надо ниже и дальше, в самую настоявшую Гаялту, темный ледяной ад.

От этих мыслей Асавин зябко поежился. Он уже почти месяц избегал спускаться в бездны Угольного порта и не показывался на глаза Френсису, но все сточные воды стекаются в канавы, а все слухи – в питейные самого нищего района. Он оттягивал неизбежное так долго, как только мог. Страшно представить, что произойдет, попадись Тьег в руки Висельников!

Дойдя до Крабьего спуска, Асавин заметил, что за ним следят. Не оборачиваясь и не сбавляя шагу, он судорожно подумал: «Кто? Люди Протектората? Люди Френсиса? Люди того гуся, которого я подставил пару месяцев назад?». Он нырнул за угол дома и положил ладонь на рукоять даги. Пусть он неважный боец, то неожиданность будет на его стороне. Кинжал послушно покинул ножны, палец нащупал потайную кнопку. Тяжесть стали успокаивала нервы. «Соберись, старик», – мысленно прошептал Асавин.

Он был готов увидеть кого угодно, даже имперскую гвардию.

– Успокойся, это я, – шепнул Тьег.

Мальчишка обезоружено поднял руки вверх. «Во дурак!» – мелькнуло в голове Асавина.

– Ты зачем пошел за мной? Я же сказал оставаться дома!

– А я не ребенок, чтобы беспрекословно слушаться, – насупился парень.

Асавин еле сдерживался, чтобы не зарычать в голос. Он толкнул мальчишку к стене:

– Я пошел в трущобы, в рассадник бандитов и ворья. Там нет места таким как ты!

– Каким? – упрямо спросил мальчишка.

– Чистеньким, – прошипел Асавин. – Благородным. Тепличным розочкам, – Эльбрено схватил парня за локоть. – А сейчас мы пойдем обратно.

Тьег стряхнул с себя руку Асавина.

– Я никуда не пойду! Меня всю жизнь опекают! Отец, брат, дядя! Меня даже Курт опекает, а он младше на шесть лет!– парень яростно раздул ноздри. – И ты опекаешь. Спасибо, но это и мое дело тоже. Нет, – он яростно замотал головой. – Это в первую очередь мое дело, я хочу нести за него ответственность.

Асавин опешил. В этот момент Тьег так сильно походил на Бастиана, словно чертов близнец.

– Но ты ничем не поможешь…

– Откуда тебе знать? – упрямился Тьег. – У меня есть шпага и я умею ею пользоваться. Этого мало?

Яростные глаза высекали искры. Нет, мальчишка не уйдет, и Асавин не сможет увести его обратно силой. Он еще раз хорошенько оглядел рубийца. Басма отлично скрыла цвет волос, но загар на бледную кожу никак не хотел ложиться и проступал красноватыми ожогами. Пурпурный костюм был ему велик, топорщился складками в районе плеч, талии, штаны тоже большеваты… Тьег выглядел несуразно, потрепано. То, что нужно.

– Не забудь, тебя зовут Ациан, – буркнул Асавин. – Ты студент, с Иллалика. Этим объясним твой имперский акцент.

Серые глаза сверкнули детским восторгом. Словно ребенку позволили оставить дома щенка, только тут все было куда серьезней. «Я совершаю ошибку, – отчетливо подумал Асавин. – Я об этом еще пожалею».

Вниз по Крабьему спуску они пошли уже вместе. Асавин – пребывая в мрачных мыслях, Тьег – в приподнятом настроении победителя.

– Скажи, Асавин, почему ты не красишь волосы басмой? – внезапно спросил Тьег. – Разве так не проще для тебя?

На мгновение Асавин задумался. Действительно, покрась ему волосы, и он будет похож на любого другого смуглого ильфесца, а голубые глаза… Подумаешь.

– Все верно, – кивнул Асавин, уступив место дородному парню с котомкой сушеных трав. – Светлые волосы слишком приметны… Однако, если я покрашу их, я могу кое что забыть…

«Забыть, что за поганая кровь течет в моих жилах», – думал Асавин, но вслух сказал:

– Как бы человек ни пытался искоренить в себе все эмоциональное барахло, но оно – часть человеческой натуры. Наши переживания, а не намерения – вот что делает нас нами.

Судя по взгляду, парень был не согласен и снова хотел прочесть лекцию про аспекты. Между тем, Крабий спуск круто пошел вниз с пологого холма между домами. Когда бывал дождь, потоки грязи и дерьма со всего города отвратительным водопадом стекали с него, омывая Мусорную стену – грандиозную свалку прямо в черте города, за которой начинался район Угольного порта. Асавин порадовался, что они с Тьегом обогнали дождь на несколько часов.

– Воняет, – парень поморщил свой аристократический нос, – но я все равно рад, что выбрался. Я всерьез опасался, что ты решил убить меня книжной пылью.

«Дурачина, я убил бы тебя иначе», – подумал Асавин, а вслух сказал:

– Какие горькие слова, мой друг. Я думал, ты будешь в большем восторге от книг. Многим они даже не по карману.

– Ненавижу читать, – фыркнул парень. – Сразу вспоминается старый учитель. Он бил меня розгами!

– Надо же! – Эльбрено неподдельно удивился. – Мне казалось, что с особ такого пошиба должны сдувать пылинки…

– Старый хрыч учил не одно поколение Обраданов, – пробурчал парень. – Двор питал к нему большое уважение, а отец считал, что телесные наказания прибавят мне ума.

Асавин рассмеялся:

– Битье розгами – разве ж это наказание? В детстве мальчишки и похлеще наказывают себя, не проронив ни единой слезинки.

«Посмотрел бы я, хлещи тебя отец подпругой», – подумал блондин, и поясница непроизвольно заныла.

– О да, – фыркнул Тьег. – Уж лучше розги, чем бесконечные вечера в компании Треолара и пыльной братии.

– Треалора, – поправил Эльбрено. – Я тебе книги не развлекаться дал. Ты у нас студент, а значит, парень неглупый, образованный, начитанный.

Собеседник скорчил кислую мину.

– Не понимаю, как можно просиживать штаны за книгой, когда мир полон приключений? – в сердцах воскликнул юноша.

– Мир полон приключений, говоришь? Иногда они заводят в такие мрак и безысходность, что начинаешь отчаянно цепляться за то немногое, что способно подарить крупицу радости. Если бы тебя внезапно заставили жить как свинью в хлеву и батрачить как ишака пока твоя спина не переломится… Я бы посмотрел, что бы ты тогда сказал.

В его словах прозвучало больше горечи, чем Асавин хотел показать, поэтому он смазал реплику хитрой ухмылкой. Можно срезать клеймо каторжника со своей кожи, но из сердца оно не сотрется никогда. Мальчишка снова ничего не заметил. Его увлекали улицы, крики людей и запахи.

– Не могу поверить, что ты все это прочел… Там же целая библиотека.

«Целое состояние », – мысленно поправил его Асавин.

– Пока ты молод и свеж, можешь наслаждаться поверхностью жизни, но с возрастом хочется все больше глубины, – ответил он. – Неужели не интересно, что там, за стеной города? В других государствах, землях и чужих головах? Начитанному человеку всегда есть что сказать, мой дорогой мальчик.

– Однако Уна заткнула тебя за пояс, – хохотнул Тьег.

Паскудный мальчишка! При упоминании девушки в груди полыхнуло жгучее желание. Он не одну ночь вспоминал ее рыжие волосы, хриплый голос и дерзкие зеленые глаза исподлобья. Тело хотело хорошенько отыметь ее, разум кричал держаться от нее подальше. Эльбрено почти не сомневался, что дамочка никто Адиру, но это хрупкое «почти» пьянило похлеще кижары.

– Уна обладает природным талантом, – парировал Асавин. – Он нередко встречается, особенно среди женщин. Этот талант называется Змеиный Язык.

– Но признайся, этим языком она тебя и окрутила, – Тьег панибратски толкнул блондина локтем под ребра. – Я удивлен, что ты до сих пор не кинулся обтирать ее пороги, фонтанируя изящными книжными цитатами.

Асавин остановился и посмотрел на парня так, что тот притих. На его лице все еще была улыбка, но глаза стали холодными, словно надвигающиеся дождевые тучи.

– Будешь волочиться за женщиной как собака – будешь получать собачьи подачки, – ответил он. – Мне не нужны подачки, Тьег.

Мальчишка ненадолго притих, словно обдумывая все сказанное. Они, наконец, миновали Крабий спуск, и Мусорная стена предстала во всей своей гротескной красе. Тьег задрал голову и приоткрыл рот, разглядывая ее. Отходы громоздились кручами по семь—восемь футов в вышину и, говорят, с каждым годом эти горы все расширялись и увеличивались. Кто-то называл ее язвой на теле города, рассадником вони, болезней и крыс, кто-то – большим нищенским кладбищем, ведь всем известно, что покоиться в Некрополе стоит недешево. С каждым дождем потоки зловонной жижи стекали с нее во все стороны, отравляя источники воды, а ветер разносил вонь в соседние кварталы. Год от года ее пытались разобрать, но на месте очищенных участков мгновенно возникали новые, и чиновники сдавались, считая это слишком затратным. В районе Угольного порта было забавное поверье, что однажды стена поглотит весь город, а некоторые всерьез считали, что в ее зловонных недрах вылупляются всякие страхолюды. Что не мешало, однако, всем районом азартно побираться на ее скользких гребнях.

– Ничего себе вал, – протянул парень. – Здесь что, когда-то шли уличные бои?

Асавин одобрительно хмыкнул.

– Шли, идут и будут идти. Район Угольного порта – это город в городе, и властям это не нравится. Время от времени они посылают войска зачистить его. Показуха, но кровь проливается самая настоящая. Здесь живут те еще монстры в обличье людей… Я тебя предупреждал. Мы не станем углубляться в эту навозную кучу, пройдемся по верхам.

Он провел парня петляющими дорожками к ближайшему проходу в стене. Асавин знал каждый из них, как и пути отступления в случае облавы. Местные представляли большую опасность. Эльбрено расстегнул дублет, расшнуровал рубашку, чтобы было лучше видно обмотанную вокруг шеи ржавую цепь, и надел на большой палец перстень с дешевым красным стеклом. Его окутал бессловесный язык условных сигналов. Тьег вылупился на него во все глаза:

– Что ты делаешь?

– Есть старая поговорка, – пробормотал Асавин, делая цепь на горле менее тугой. – Я перефразирую ее для тебя: в Святой Империи поступай по-имперски. Усек? Здесь свои порядки.

Свои порядки, свой язык, свои короли и герцоги. Асавин ненавидел эту беспросветную грязь, но, в то же время, любил пьянящую свободу, которую та дарила. Здесь ты можешь быть кем захочешь. Трусом, жуликом, животным, глупцом и убийцей. Каждому скоту здесь найдется предназначение.

Походка Тьега стала менее уверенной, зато Асавин зашагал развязней. Никакой демонстрации страха или осторожности. Уверенность в себе увеличивает шанс на существование. Он был здесь в своей стихие.

Город вокруг неуловимым образом изменился. Улицы стали уже и беспорядочней, дома растеряли былой цвет, а удушающее амбре свалки разило наповал.

– Возьми вот, – Асавин притянул парню надушенный платок, – а то еще окочуришься с непривычки. Это самый вонючий квартал города, Крысиная улица. Обещаю, чуть дальше будет уже не так ужасно.

По улицам и правда бегали целые толпы крыс, выныривали из мусорной насыпи и забивались в щели по домами. По пути часто встречались нищие с ведрами, полными барахла и гнили, с ног до головы покрытые коркой грязи. Немного презентабельней выглядели крысоловы, в коротких бриджах и одутловатых шляпах, отягощенные клетками с шуршащей добычей. В подворотне орала какая-то пестрая толпа, за их спинами абсолютно ничего нельзя было разглядеть.

– Бей его! Откуси ухо! – послышалось из этого нечленораздельного воя.

Тьег вопросительно поглядел на Асавина, тот спокойно ответил:

– Крысиные бои.

Толпа издала ликующий рев, затем отхлынула, и на грязную мостовую рухнуло окровавленное полуголое тело, в голове которого торчал ржавый обломок. Несколько человек кинулись обобрать его. Тьег отшатнулся, Асавин буднично произнес:

– Крыса убила крысу. Не глазей так, а то и тебя убьют.

Совсем не пустое предостережение. Глупо стоять между мародером и его добычей.

За тугими узелками улиц показалась густая черная пелена.

– Пожар? – спросил Тьег.

– Фабрики, – ответил Эльбрено. – Стоят за стеной, но дым доходит аж до района Угольного порта. Часть на угле, часть на змеином молоке. В основном, оружейные, а тут, в их тени, обитают фабричные работяги, что из свободных.

– Ааа, – протянул парень, – я слышал что-то такое. Тут делают самострельные трубки.

– «Гадюки», «аспиды», – кивнул Асавин. – Вся стража уже ими вооружена. Грозное оружие, но пока его перезарядишь, можно получить пару ножей в бочину.

Глаза Тьега азартно загорелись:

– Всегда было интересно, как это работает! Как вода может заставить железный шарик лететь?

– Аякоса – это не вода, – фыркнул Асавин. – Это – конденсат змеиного молока. Чирк кремниевым замком, – блондин звонко щелкнул пальцами перед носом у завороженного парня, – искра воспламеняет пары аякосы. Бах! – шарик летит.

– Чудеса, – вздохнул Тьег.

«Собери свою первую сотню «гадюк». Посмотрим, что станет с твоим восхищением», – подумал блондин.

Они нырнули в темную подворотню. На пути им встретилась подозрительно выглядящая компания. Шрамы, кровоподтеки, кривые зубы густо—алого цвета и цепи, обмотанные вокруг рук. Тьег моментально встал в защитную стойку, положив ладонь на эфес шпаги. Асавин даже не шелохнулся. Он узнал их. Старые клиенты. Один из бандитов обвел блондина мутным взглядом и прохрипел:

– Есть… че?

– Я на поклон, – спокойно ответил Асавин, словно невзначай коснувшись цепи на шее.

Про поклон, конечно, была бессовестная ложь, но иначе от этой братии было не отделаться. Здоровяк рассеянно кивнул, и шайка расступилась перед ними, пропуская дальше по улице.

– Какой еще поклон? – спросил Тьег, когда они разминулись с бандитами.

Говорить об этом не хотелось, но игнорировать вопросы тоже не получится.

– Помнишь, я говорил тебе, что обладаю связями? – неохотно начал Эльбрено. – Я работаю на влиятельного, но своеобразного… герцога, и должен отчитываться ему, но в последнее время пренебрегал этой обязанностью.

– Уверен, что смогу все ему объяснить, – ответил Тьег.

– Стой.

Асавин обернулся к мальчику:

– Ты – мой племянник, понял? Что бы ни случилось, пускай даже герцог будет спрашивать, кто ты и откуда. Не вздумай раскрыть себя.

Черненые брови сошлись на переносице, мальчик кивнул. Вот и славно.

Они вынырнули из подворотни на поперечную улицу и чуть не запнулись о свалку лежащих людей, укутанных в мешковину. Чертыхнувшись, Асавин перепрыгнул через живую груду. Вдоль улицы бродили тощие девицы с ярко раскрашенными лицами. Одна из них улыбнулась Асавину, зубы у нее были черными:

– Ну здравствуй, красавчик. Не хочешь подсластить одиночество?

Асавин проигнорировал шлюху и брошенный в спину поток оскорблений. Улица Лилий никогда не радовала его, здесь он по неопытности собрал свой первый букет и отнюдь не роз. В «Негоднице» девчонки были куда чище и симпатичней.

Мальчишка как-то притих и помрачнел. Он словно зверь чуял для себя опасность отовсюду. «Ой, зря я поддался ему», – вновь подумал Асавин.

– Сделай лицо попроще, улыбнись, и играй, блядь, свою роль, – сказал он, толкнув двери кособокого здания.

Двухэтажный дом с покосившейся крышей было похож на облезлого голубя: краска облупилась, часть черепицы отвалилась, а часть разворовали. Выцветшая вывеска некогда гласила: «Эллинор Карио», однако буквы давно стерлись, осталась только «нор Ка». Один из старейших игорных домов Угольного порта и один из немногих, что пережил пожар десятилетней давности. Асавин слышал об этом событии. Тогда погибло много людей, но в «Норке», говорят, игроки в крейнирский пакс не шевельнули и мускулом. Нынче она со всеми потрохами принадлежала Висельникам и приносила им немалый доход. Подручным Френсиса под страхом адских мук запрещено было ошиваться здесь. Им вообще запрещалось играть где—либо кроме их логова, которое, кстати, было совсем неподалеку. От близости Висельников по спине пробегал влажный холодок, но Асавин не собирался задерживаться. Сюда со всех концов Угольного стекались все городские сплетни и местных он знал очень хорошо.

В «Норке» всегда царила непередаваемая атмосфера разбитного нищенского гуляния. Громкая музыка, вечный стук костяшек хурука, визгливый смех девок и глухие тычки пьяного мордобоя. Тускло—красные, словно тошнотворное местное вино, портьеры посерели от пыли и были изъедены огромной жирной молью. Потолок давно стал черный от копоти множества трубок, кальянов и палочек сладкого опиума. Тьегу хватило ума не вертеть головой во все сторону. Асавин быстро осмотрел зал, и наметанный взгляд выхватил в толпе знакомую фигуру.

– Лонни! – ухмыльнулся он, протянув руку съежившемуся за столом парню. – Яркого дня. Давно не виделись.

Сидящий хмуро зыркнул на собеседника и нехотя протянул правую руку. В левой у него был зажат веер разноцветных квадратиков. За столом с ним сидели еще три странных упыря. Кажется, воротилы с Черного рынка. Асавин почти не сомневался, что его товарищ скоро проиграет последние портки.

– И тебе ни серых, ни благих, – мрачно ответил играющий общепринятую в здешних кругах фразу.

Асавина всегда поражало, что такой щуплый парень может говорить настолько низким, глубоким, богатым на интонации голосом. Его товарищ, темноволосый, бледноватый, коротко стриженный и гладковыбритый, имел ко всему тяжелый, вечно недовольный взгляд. Бордовая мантия алхимика сидела на нем, как мешок на тощем пугале.

– Эй, Аэрти, не отвлекайся, – гаркнул упырь за столом. – Твой ход. Пасуешь?

Алхимик дернул щекой от волнения. Поколебавшись, он стукнул по столу костяным веером, сложив из него сложную фигуру.

– Царица фей, – глухо сказал худой.

Его оппонент ощерился редкозубой улыбкой:

– А ты шустрый… Но мы шустрей.

Он вальяжно выложил свою фигуру.

– Дракон поимел твою царицу.

Его приятели скотски заржали, но алхимик не изменился в лице, только темные, то ли зеленые, то ли карие глаза медленно проследили, как золото утекает из—под его руки.

– Ну что, еще разок, Аэрти? – усмехнулся щербатый.

Прежде чем алхимик ответил, Асавин положил руку ему на плечо:

– О нет, господа, боюсь, он не может. Он и без того должен кораблик золота.

– А ты кто, его жена? – оскалился щербатый. – Начхать, что он там тебе должен, это его проблемы. Шел бы ты отсюда…

– Нет—нет, господа, – ухмыльнулся в ответ Асавин, – вы не поняли. Он должен Френсису. Надеюсь, его-то вы знаете? Может, желаете перетереть с ним за весь этот шорох?

Воротила мгновенно захлопнул пасть вместе со рвущимися на волю остротами, только глаза по-крабьи забегали. Имя Френсиса имело неизменно успокаивающий эффект за всех борзеющих.

– Пошли, Лонни, пока не пришлось заворачивать тебя в плащ, как младенца, – все так же улыбаясь, прошипел Асавин алхимику.

Через несколько минут они сидели в темном углу за маленьким грязным столиком. Тощая рябая девка стукнула о столешницу мисками с крабовой похлебкой. Алхимик хмуро отодвинул тарелку:

– Как любезно с твоей стороны, но я откажусь. Я ведь и без того весь в долгах.

Последнее слово он едко выплюнул.

– Не бойся, Лонни, за мой счет, – ответил Асавин, откинувшись на спинку стула. – Это чтобы ты восполнил силы, физические и умственные. Мне тебя о многом надо расспросить.

Тьег зачерпнул ложку непонятного варева, попробовал и тут же выплюнул обратно в миску. Цепкий взгляд алхимика проследил за этим действием:

– Не представишь меня своему приятелю?

– Ах да! – наигранно спохватился Асавин. – А это мой племянник, Ациан.

– Приятно познакомиться! – широко улыбнулся Тьег и протянул ладонь.

Поколебавшись, Лонни коротко сжал протянутую руку.

– Лонан Аэрти, – ответил он. – И мне не нравится, когда меня зовут Лонни, – он сверкнул глазами на Асавина.

– Ладно-ладно! – Эльбрено быстро пошел на попятную. – Расскажи лучше последние новости. Ну и… есть ли письмо?

– Нет письма, – покачал головой Лонан. – И не будет. Все, я умываю руки, больше алхимичить для этой шайки не буду.

– С чего такие перемены? – глаза Асавина резко похолодели. – Ведь на тебе все еще висит долг.

Лонан сплел длинные гибкие пальцы и положил на стол:

– Примерно неделю назад явился к нам протектор с отрядом стражи, перевернул все – от нужника до голубятни. Все стекла, аппараты, реагенты. Библиотеку превратил в руины.

– Очень странно, – блондин поскреб щетину. – А что ему было надо?

– Не знаю, но трижды успел проститься с жизнью, так близко он был от моей нычки с почти готовым Красным Поцелуем. Одно дело сизые, от них можно откупиться. Эти же фанатики… Нет, Асавин, теперь даже по нашей старой дружбе не возьмусь, пусть ищут другого алхимика. Если Протекторат возьмет за яйца, сам понимаешь…

– Понимаю. Постараюсь… поговорить с Френсисом.