Исход Благодати

К удивлению, Эстев не застрял, а бойко заскользил вниз. Он растопырил руки в попытке зацепиться за стены, но ладони не находили опоры. Омерзительно! Эстев отдернул кисти и тотчас заскользил еще бодрее. Почему так скользко, разве так должно быть? Отчетливо несло тухлой водой, помоями и экскрементами, но к этому примешивался запах масла. Оливковое. Эстев не спутал бы этот аромат ни с чем другим. Прогоревшее масло ни за что не вылили бы в помои, но все же тоннель был щедро сдобрен им.

Спуск занял не больше десяти секунд и закончился болезненным ударом о железную решетку. Резкий скрип, щелчок, верхняя часть ковки отошла от камня. Еще одна невероятная удача! Несколько ударов по решетке, и она со звоном отвалилась. Эстев вывалился из слива и, не удержав равновесие, покатился по крутому склону. Резкий удар о камни наполнил голову каленой болью. Белое зарево застлало глаза, рот наполнился металлическим вкусом. Вода залила ноздри, обожгла ссадины. Эстев с трудом приподнялся на коленях и посмотрел на возвышающуюся над ним стену палаццо и зев сливного отверстия. Он выбрался, а что дальше? Куда ему бежать? Ближе всего до особняка, но там будут искать в первую очередь. Лучше всего покинуть город, бежать как можно дальше. Туда, где власть Протектората не так сильна. Мысли все еще перепуганно скакали и путались.

А ведь ему казалось, что жизнь только начала налаживаться.

Эстев Соле слыл толстяком и трусом. Он не преуспел ни в одном из дел, достойных его благородного происхождения. На лошади Эстев держался, как мешок с мукой, шпага в его руках выглядела не страшней вилки, он спотыкался на ровном месте и заметно заикался, стоило заговорить с прелестной дамой. Несмотря на это, именно Эстев прославил мало чем известную в Леаке дворянскую фамилию Соле, открыв свою первую пекарню. Как оказалось, единственным его талантом была кулинария.

Ильфеса… На семейном совете многочисленная родня воспротивилась его решению переехать в этот город. Клоака Побережья Кассиуса, где по улицам вместе с честным народом ходили нелюди: свирепые авольдасты и богомерзкие вакшами. В Ильфесе процветала легальная Гильдия Убийц, а в районе Угольного порта, словно насекомые, копошились люди самого низкого достатка и достоинства, не имеющие понятия о чести. Там стоял мрачный город мертвых, и по ночам любого могли погубить златоглазые твари.

Однако Эстев видел нечто иное: огромные возможности, рынки, изобилующие товарами со всего побережья, многочисленные фабрики и сталелитейные заводы, и, главное, обитель Черной Маски. Именно в Ильфесе Всеблагой сверг Царя-Дракона, утопил его трон в свинцовых водах бухты, выгнал за стены захватчиков-нелюдей и отдал мир в руки человечества. Там Он лишился мирского имени и возложил на лицо маску, став бессмертным владыкой и единственным достойным почитания богом. Еще ребенком Эстев вычитал это в Законе Благодати и уже тогда вдохновился верой в силу человеческой воли. Соле мечтал стать протектором, верным рыцарем бога-человека, лишенным лица и имени, чтобы хранить Закон Благодати, и то, что он не годился на эту роль, стало первым в его жизни настоящим разочарованием. Тогда он посвятил всего себя кулинарии, мечтая однажды соприкоснуться со священной для него личностью, как и требует Закон Благодати. Быть полезным винтиком великого механизма – вот настоящее счастье истинно верующего.

Переезд и последующие два года тяжело дались Соле. Местная гильдия пекарей долго не желала признавать пришлого мастера, продажи шли из рук вон плохо, вдобавок ко всему жаркий приморский климат доводил Эстева до изнеможения. Но в итоге все начало идти на лад. До этого момента.

– Эй, сюда!

Эстев шарахнулся от подбежавшего к нему мальчишки, поскользнулся и рухнул на живот. Чумазый семилетка с торчащим хохолком потянул его за рукав пропитавшегося маслом дублета:

– Да живей же, че расселся? Увидят!

Откуда здесь мальчишка? Эстев не ожидал встретить здесь кого-то еще. Разве что стражу, что подхватит его под белы рученьки…

– Не считай ворон! – возмутился мальчишка. – Ну же!

– Ты кто? – проблеял Соле, поднимаясь на ноги.

– Святой Гаудо! – фыркнул тот, зло сощурив глаза. – Ты головой что ли пришибся? Или хочешь здесь остаться?

«Нет, я не хочу!» – подумал Эстев. «Бежать-то и некуда», – мелькнула вторая мысль, и ноги сами понесли по скользким камням, к маленькой, спрятанной между скал лодочке. На веслах сидел старик-нерсианин. Лысый, сморщенный, узкоглазый, в провонявшей одежде прибрежного мусорщика. Однако от Эстева пахло не лучше.

– Ложись, – распорядился старик, подняв рваную мешковину со дна лодки. – И чтобы ни звука.

Эстев снова засомневался. «Так просто довериться им? – промелькнуло в голове. – Первым встречным людям?».

– Куда вы меня отвезете? – спросил он.

– Туда, где никто не достанет. – Старик воровато оглянулся. – Живей. Светает, надо успеть, пока туман.

Можно было бы и дальше упрямиться, только Эстев не видел в этом никакого смысла. Сам он не выберется. Соле шагнул на шатающуюся лодку, лег под рваную мешковину и безмолвно помолился Всеблагому. Лодка еще раз качнулась, когда мальчишка примостился у кормы, и двинулась в долгое путешествие.

Волны умиротворяюще качали Соле в своих объятиях, и он вдруг беззвучно разрыдался. Соленые слезы не давали никакого облегчения. Зачем он убежал? Только продлил неизбежную агонию. Ему ни за что не выбраться из этого города. А эти люди? Они легко могли причалить где-нибудь в Медном, сдать его в руки стражи или протекторов. При мысли о рыцарях веры Эстев ощутил животный ужас, слезы моментально смешались с испариной страха, в голову полезли отчаянные мысли. «Что, если прыгнуть за борт и выплыть к берегу? Ох, дурак! Из тебя же пловец, как из топора. А если завладеть лодкой?» Плеск волн смешался с горечью осознания, что он не посмеет взять на душу такой страшный грех, как убийство. Эстев притих, раздумывая, что же он сделал не так, раз всеблагой решил так жестоко наказать его. Ведь в прошлом году он купил гратию – грамоту, что искупляет все грехи! Неужели за год успел накопить новых? Он попытался успокоиться и вспомнить подробности прошедшего вечера.

Румяные пироги вытащили из печей, и Эстев поручил помощникам украшение блюд узорами из соусов, кремов и паштетов, а сам удалился, чтобы принять ванну и переодеться в надушенный наряд. Он трепетал, словно ребенок накануне праздника, ожидая возможной встречи с самим Всеблагим. О, как было бы чудесно услышать голос живого бога из его собственных мудрых уст. Если Его Благость пожелает лично встретиться со своим кулинаром, Эстев должен выглядеть несравненно. Предавшись сладострастным мечтаниям по этому поводу, он стегнул плетью глуповатого Брэдли, который, как ему показалось, украсил пирог недостаточно изящно. Ничто не должно было испортить этот день.

– Сотри и переделай, – холодно приказал Эстев, указав на изъяны.

– Слушаюсь, – жалко пискнул помощник, потирая место удара.

Мог ли Брэдли отравить Всеблагого? Нет. Слишком уж слабоумен.

Перед выдачей пекарь строго проверил каждое изделие, придирчиво осмотрев со всех сторон. Опрятные слуги понесли их наверх. Сквозь толстую каменную кладку послышалась музыка: мелодичные вибрации леаконов и трели флейт. До кухни доносились лишь слабые отзвуки, которые тонули в галдеже слуг, стуке ножей и посуды, гоготе перепуганных гусей и реве пламени в печах. Эстев вслушивался в мелодию кухонной суеты и наслаждался ее совершенной гармонией. Все на своих местах и безупречно выполняют работу. Буквальное воплощение первого закона Всеобщей Благодати.

Он был слишком счастлив и беспечен. Не разглядел убийцу среди своих работников. Теперь уже ничего не воротишь.

Через некоторое время к шуму волн прибавились крики чаек и человеческий гомон. Нерсианин тоже что-то закричал. Эстев осмелился глянуть в прореху мешковины. Лодка нырнула в толчею Медного порта, между разных лоханок и стоящих на якоре судов. Окружающие гнали мусорщика с пути, отпихивали его лодку веслами. Эстеву показалось, что сейчас судно перевернется и пойдет на дно, запаниковал, но его проводник, похоже, ничего не боялся. Потанцевав на волнах, лодка снова вынырнула в спокойные воды. Эстев, обессиленный от переживаний, закрыл глаза и на какое-то время впал в забытье.

Он очнулся от того, что днище лодки проскрипело по гальке, и старик бесцеремонно хлопнул по мешковине.

– Вылазь.

Эстев опасливо высунул голову.

– Вылазь скорей! – пробурчал старик. – Времени мало.

К ужасу Эстева, лодку обступили семеро мужчин, похожих на бандитов с большой дороги. «Вот здесь-то меня и убьют» – промелькнуло в голове, но бойкий мальчишка тотчас деловито распорядился:

– Вещи давайте, надо переодеть его.

Вялого и немого от ужаса Соле поставили на ноги, быстро избавили и от туфель с золотыми пряжками, и от пояса, украшенного крупицами полудрагоценных камней. Последним с плеча пополз дорогой зеленый дублет, безнадежно испорченный маслом и помоями. Тут Эстев наконец пришел в себя.

– Куда? – неожиданно грозно рявкнул он, ухватившись за рукав дублета.

Раздевавшие Соле бандиты беспомощно переглянулись, в их глазах промелькнул страх. «Они что же, боятся меня?» – удивился Эстев. Мальчик потянул его за край рубахи:

– Не злись. Не стырим ничего. Переоденем только. Лады?

Эстев посмотрел на мальчишку, на замерших в нерешительности бандитов и кивнул. Тут же ему протянули ворох простолюдинской одежды, а вместо туфель с пряжками ступни нырнули в старые стоптанные сандалии.

– Толпой не ходим, – распорядился старик, когда Эстев натянул замызганный плащ с капюшоном. – Вы, поотстаньте и глядите в оба…

Отряд разделился, и Эстев огляделся по сторонам. Вокруг него простирался утопленный в скалах пляж. Чуть поодаль ютились навесы и шалаши, от воды пахло нечистотами и тухлой рыбой, волна прибивала на берег кусочки гнилого дерева и панцири креветок. Слишком угрюмо и негостеприимно выглядел этот незнакомый пляж. Трое провожатых вместе с мальчишкой потянули его вперед, в переулки между старыми серо-черными домами. Высокое солнце скрылось за пеленой низких туч, отчетливо запахло дымом, помоями вперемешку с густым запахом крабовой похлебки и травяного самогона. Эстев наклонил голову, полностью скрыв ее в тени капюшона, и смотрел только на свои семенящие ноги да на обувь своих спутников. Вокруг стоял разноголосый шум людного места. Топот, пьяный смех, скрип телеги, и только тени провожатых отделяли его от текущих по улицам толп.

Помятый, усталый и потерянный, Эстев не находил в себе сил ни на возражения, ни на вопросы. Все это напоминало дурной сон. Кто эти люди, куда его ведут и, главное, зачем? Эстев бездумно пошел за ними, руководствуясь лишь инстинктами, приказывающими прятаться и защищать себя, забыв про опыт управления людьми и гордость. Осталось только животное нутро. «Вот что ты на самом деле собой представляешь», – подумал Соле, скривившись от этой мысли.

Лабиринты переулков уперлись в дурно пахнущие завалы мусора. Его провожатые ловко взобрались наверх, а вот толстяку пришлось повозиться. Когда он скатился с противоположной стороны, то окончательно потерял человеческий вид. Начало смеркаться. Эстев удивился. Оказывается, он ходил по черному лабиринту улиц не один час.

В сумерках они прокрались вдоль хребта налепленных друг на друга лачуг. Кое-где горел огонь, и к нему жались еле различимые в темноте люди. Провожатые тотчас испарились, остался только мальчишка.

– Ляг здесь, отдохни, – распорядился ребенок, указывая на что-то, больше похожее на собачью будку.

Эстев протестующе замотал головой, а пацан вдруг рассмеялся, похлопав того по пузу:

– Да не боись, тут тебя ни в жисть не найдут.

Почему-то это успокоило Соле, и он, скрючившись в три погибели, заполз в конуру. Завернувшись в обрывки плаща, он упал на несвежую солому. Все еще на свободе, только во что же вляпался? Усталый разум быстро погасил дотлевающие угольки мыслей.

9. Сладкий вкус (Ондатра)

– А ну, ты! – проорал багровый от гнева человек, замахнувшись кулаком на Ондатру.

Тот легко увернулся и подставил древко копья под заплетающиеся ноги противника. Драчун обдал его волной смрада и кувыркнулся с лестницы, прямо в сточную канаву. Молодой охотник щелкнул зубами. Об этот мусор не стоит марать руки. Удостоверившись, что человек жив и относительно цел, молодой охотник вернулся под крышу, и его тотчас охватили духота, чад табака и густой смрад множества людей. Ондатра облокотился о стену и оглядел зал. За столиком в углу бойко стучали костяшками какой-то непонятной человеческой игры. На столешнице разрастались узоры из разноцветных квадратов, люди галдели, звенели желтыми кругляшками, рычали друг на друга и много пили, проливая часть на пол. Ондатра не понимал смысла этой игры, да и вообще, что это за удовольствие, сидеть в четырех стенах и стучать, стучать, стучать по дереву, пока тебя не выкинут, бессознательного и нагого. Не понимал он и страсть людей к выпивке, от которой те становились либо шальными, либо вялыми, как выброшенные на берег морские звезды.

Несколько людских компаний заигрывали с пробегающими мимо девушками. Полуголые самки, похожие на ярких коралловых рыбок, дрейфовали между столов, охотно присаживаясь на свободные колени. Их разукрашенные лица напоминали гальюнные фигуры13 людских кораблей. Ондатра не переставал думать о рассохшейся древесине и облупившейся краске, изъеденной солью и корабельными червями. Девушки и сами не жаловали ни молодого охотника, ни других членов племени, а ведь именно они оберегали в этой рачьей норе хрупкое подобие порядка.

Ондатра вздохнул. Скучная работа, за которую он ничего не получал, кроме возможности стать значимым членом племени. Заведение открывалось после обеда и принимало посетителей, пока ночь не сменялась предрассветными сумерками. Каждый день он кого-то запугивал, вышвыривал или бил. Серьезно вредить людям ему было запрещено. Периодически заглядывали соплеменники, уединялись в темных боковых комнатах с подозрительного вида двуногими рыбами, что-то с ними обсуждали. Ондатра страшно скучал и мечтал только, чтобы в эту нору заглянул действительно стоящий противник, хоть и понимал, что находится здесь не за этим. Со старейшиной Поморников, Эсвином, у них моментально возникла стойкая взаимная неприязнь. Именно с этой шальной корабельной крысой он тогда встречал злополучную баржу. Ондатре чудилось, что Эсвин воспринимал его присутствие, как посягательство на старшинство в его стае, но его враждебность оставалась скрытной, холодной и бескровной. На это легко закрыть глаза. На что закрыть глаза оказалось сложнее, так это на несоответствие повадок главаря и его слов. Сам о себе он говорил, как о благородном герое, спасающем людей из далеких мест от страшной участи, но вел себя не лучше крысы, дерущейся с другими крысами на куче отходов. Было и кое-то еще, что настораживало Ондатру: Эсвин никогда не снимал платка, обмотанного вокруг головы. Двуногие рыбы шептались, что так он скрывает «безобразные шрамы». Молодой охотник никак не мог понять, как шрамы могут быть безобразными.

Сначала местные шарахались от Ондатры, но вскоре осмелели. Время от времени ему приносили свежую чистую воду и мокрую тряпицу, чтобы приложить к разгоряченным жабрам. Сначала Ондатра не знал, как реагировать на это, затем стал отвечать сдержанными кивками. У людей принято улыбаться, но вид его зубов пугал их до трясучки. К тому же, они неспособны отличить дружелюбный оскал от агрессивного. Мальчишку, что носил ему воду, он мысленно прозвал Водолеем. Бойкий угрюмый подросток, от которого пахло едой и дымом. Пожалуй, он был по душе молодому охотнику.

Полированное древко ласкало руку. Копье он держал подле себя постоянно. У людей, как правило, пропадало всякое желание огрызаться, глядя на белый наконечник, похожий на зуб Извечного. Каждый вечер он натирал его до влажного блеска. Молочная белизна напоминала ему пляжи Нерсо с выброшенными волной ракушками.

Парень, похожий на покрытого ржавчиной морского конька, продолжал исторгать из инструмента в руках истошные звуки. Некоторые неодобрительно морщились, но большинство веселилось, и скоро нестройное бренчание потонуло в топоте множества ног. Еще один непонятный обычай – притоптывать и прихлопывать. Не похоже ни на сражение, ни на тренировку, и Ондатра решил, что это часть ритуала ухаживания. Затопать самку, пока она не выбьется из сил. Другой интересный ритуал – напоить ее горькой водой до бессознательности. По всем признакам с самками людей не все так просто, раз самцы боятся спариваться с ними, не прибегая к подобным ухищрениям.

– А-а-а! Сил моих нет! – проорал огромный рыжебород за столом играющих.

Шарах! – железный поднос полетел прямо в морского конька, да так резко и метко, что тот не успел отреагировать. Парня опрокинуло, жалко брякнул его инструмент, охнуло несколько самок. Рыжебород стоял, перекатывая мышцами под тканью, здоровенный, словно матерый морской лев. Копье Ондатры уставилось ему в грудь.

– Ты. Уходить!

Игральные кости прыснули, стуча по полу – в сторону молодого охотника полетела обшарпанная столешница. Ондатра, оседлав красного зверя, легко уклонился от нее, на ходу перехватив копье двумя руками. Древко вонзилось в грудину рыжего, а второй удар пришелся по затылку. Охнув, лев повалился на пол, прямо на рассыпавшиеся кости. В ноздри ударил запах крови, заставивший красного зверя жадно виться внутри тела. Осмотрев драчуна, Ондатра с облегчением отметил, что не убил его. А вот морскому коньку повезло меньше. Падая, он неосторожно ударился головой о ступеньку, и теперь под ним натекла большая лужа крови. Его обступило несколько служащих, но что будет дальше, Ондатру не интересовало. Ухватив здоровяка, он поволок его прочь из норы. Его приятели не стали вмешиваться, только прожигали опасными взглядами, но Ондатра не боялся их. Вооруженный копьем, он мог без труда раскидать несколько человек.

Кинув здоровяка в знакомую канаву, он вернулся к своему посту. Последствия потасовки шустро прибрали, хозяин поспешил замять произошедшее выпивкой за счет заведения. Народ здесь был не из пугливых и быстро вернулся к своим занятиям.

И тут Ондатра увидел ту самую девушку с пляжа. Ее вел под руку высокий сухой старик с пестрыми узорами краски на лице. Он усадил ее туда, где играл морской конек, и скрылся из виду, а девушка открыла защелки на торбе. Что это она вытащила? Большая покрытая лаком доска с хищно переливающимися металлическими нитями. Установив ее перед собой, словно низкий столик, она принялась разминать смуглые пальцы. Каждый из них выкрашен в ярко-синий цвет. Взяв в них что-то, похожее на створку устричной раковины, она коснулась железных нитей, и по залу пронеслась вибрация. Трели – дрожащие, упругие – забились под кожей Ондатры. Непреодолимое чувство, что швыряет лосось против течения. Люди, однако, никак не реагировали на девушку.

Ондатра прокрался вдоль стены поближе к ней. Она выглядела так же, как и на пляже. Хитрым образом завернутая в обрез темно-красной материи, с черными волосами, вьющимися, словно водоросли, и такими же черными-черными глазами. На лице отметины краски. Молодой охотник подошел еще ближе и почувствовал ее запах. Вибрирующая трель, аромат дома и красный цвет сплелись в его голове, рождая полные покоя и радости видения: анемоны, колыхающиеся в такт волнам. Не выдержав, Ондатра издал свист восхищения.

Девушка дернулась, звук некрасиво оборвался, и она испуганно пригнула голову. Ондатра застыл на месте. Он ощутил досаду, какую иногда чувствовал, когда случайно сминал красивые морские цветы или ломал хрупкие коралловые поросли.

– Отойди, – шепнул Водолей, поднося ему кувшин воды. – Слишком близко подошел к столам, нервируешь народ.

– Хоро-щ-щ-щ-о.

Он взял кувшин и сделал шаг в сторону дверей, но тут заметил, что невидящие глаза девушки уставились прямо на него. Они настороженно замерли друг напротив друга, и губы девушки тронула улыбка. Она кивнула каким-то своим мыслям и вернулась к железным нитям. Ондатра так и не понял, чему она улыбнулась.

К утру, когда последние гуляки расползлись по норам и остались только совсем полудохлые рыбешки, пришло время немного подремать в своем логове. От этих мыслей Ондатру отвлек пестро разукрашенный старик. Он подвел к нему девушку, извлекавшую красивые звуки, и тут же убрался восвояси, словно опасаясь молодого охотника. Ондатра замер в нерешительности.

– Здравствуй, – произнесла девушка. – Я узнала тебя по голосу. Это ведь ты спас меня, верно?

Ондатра ничего не ответил, продолжая буравить девушку подозрительным взглядом.

– Ты помнишь, как меня зовут? – спросила она.

– Итиар.

Это странное инородное имя врезалось ему в память, словно волна в каменистый берег. Оно шелестело и рокотало на языке пенным валом и накрепко связалось с дурманящим запахом.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться:

– А как зовут моего спасителя?

– Ондатра, – отозвался он и тут же прибавил: – Нет долг.

Итиар приподняла черные полоски волос над глазами. Они изогнулись, как морские змеи. Ондатра давно заметил, что у людей есть свой мимический язык, и эти так называемые брови играли в нем важную роль. Брови были раскрашены в тон длинным вьющимся волосам и длинным… как их там… ресницам. Совсем не похожа на женщин племени, таких же мощных и широкоплечих, как и мужчины. Итиар же хрупкая, узкая, и фигура у нее расширялась у груди и бедер. Отрез ткани, в который она замотана, обнажал одно коричневое плечо.

– Ты подумал… – начала было Итиар и сама себя оборвала: – Нет, я просто еще раз хотела сказать спасибо, и, может, немного побеседовать со своим спасителем. Какая я глупая! – вдруг спохватилась она. – Ты ведь всю ночь не спал и, наверное, очень устал. Керо, принеси, пожалуйста, ильфедры, две чашки, крепкой! – громко крикнула она, а затем подошла чуть ближе. – Извини, я ничего не вижу. Не мог бы ты сопроводить меня к столу?

Итиар протянула руку в его сторону. Определенно, она желала, чтобы он к ней прикоснулся. Можно ли считать это позволением? У людей необычный язык тела. Помедлив немного, Ондатра осторожно взял девушку за протянутую ладонь и повел к ближайшему столу. Помедлив немного, усадил на стул… Еще не хватало, чтобы она упала и сломала кости. Они у нее, должно быть, очень хрупкие при такой комплекции.

– Наверное, ты не очень любишь разговаривать, – предположила Итиар, сев на стул. – Я слышала разное про авольдастов, но никогда не общалась лично. Уверена, большая часть слухов о вас являются ложью. Например, что вы едите рыбу живьем…

Девушка вздрогнула, услышав его смех, похожий на птичью трель.

– Разве зивая рыба есть плохо? – спросил он отсмеявшись.

– Но она же… живая… трепыхается.

– Кровь долзна быть зива, – объяснил он, – или красный зверь злиться. Это плохо.

Судя по округленному рту, девушка не ожидала такого ответа. Да, люди едят приготовленную на огне пищу, как он мог забыть об этом. Зачем только портят хорошее мясо?

Недовольный Водолей, зевая и почесываясь, вынес дымящийся кувшин. Увидев, с кем сидит девушка, он моментально взбодрился.

– Э-э-э, – протянул он, поставив чашки на стол. – Ты уверена, Итиар? Это же…

– Спасибо, – улыбнулась девушка, а затем обратилась к Ондатре: – Налей, пожалуйста. Это традиционный напиток моей родины. Он придает бодрости и сил.

Молодой охотник с подозрением понюхал кувшин. Путем проб и ошибок он уже определил, что вино ему пить нельзя. Однако этот запах был совсем другим. Терпким, землистым, травяным и цветочным одновременно. Перед глазами появилась картина: залитый солнцем песчаный пляж, закат на Нерсо. Небесный Мореход ныряет в море, алое, словно свежая кровь. Он разлил напиток по чашкам и посмотрел, как девушка пьет его маленькими глотками. Питье обожгло горло и ударило в нос горечью. Ондатра закашлялся, расправив ключичные жабры. После горечи песка в горло прокрался другой вкус.

– Сладко, да? – хихикнула девушка.

– Это… знатьит… сладко? Это странно.

– У вас нет сладкой пищи? – удивилась она. – А фрукты разве не едите?

– Нет. Люди есть, тьто брать с земля. Племя брать с море.

Полоски волос над глазами девушки вновь причудливо изогнулись. Возможно, он сказал что-то неподобающее.

– Вам не нужна земля, чтобы питаться, – задумчиво протянула она. – Зачем вы тогда пришли из моря и стали жить здесь, с людьми?

Ондатра приоткрыл рот и тут же захлопнул. Хороший вопрос. Земля не нужна племени ни для пропитания, ни для размножения. Но ленты жизни росли только здесь.

– Океан… умирать, – тихо ответил он. – Изветьные уходить к земля, рыба уходить к земля, а там далеко-далеко, где Небесный Мореход умирать, он отравлять океан. Больще нигде не расти ленты зьизни. Без них не расти… дети. Кормить детеныщ тьем? – грустно вздохнул он. – Нет дети – племя вымирать.

– Я понимаю. Я знаю про засухи в Краю Грез, сама прибыла из Андинго, но никогда бы не подумала, что подобное происходит в океане.