Полная версия
Последняя точка судьбы
– Ты здесь откуда? С кем?
– Да ты не бойся, дяденька, нас здесь много! Пацаны! – мальчишка махнул рукой, и из кедрача вышли трое подростков. Явно, деревенские! Держатся в стороне, смотрят подозрительно, засунув руки в карманы. Изодранные на коленках штаны, поношенные выцветшие рубашки.
Они осматривали равнодушным взглядом незнакомого им человека. Изредка перешёптываясь, нерешительно топтались на месте.
– Да не бойтесь вы! – крикнул друзьям паренёк, – Заблудился он! Приезжий, наверно!
Василий потёр виски: чудится что ли? Может, просто пацаны местные!
– Ну, вы, ребятки даёте! Разве ж можно в такую даль без взрослых?! – пытался было оценить ситуацию, хотя чувствовал, как снова начинает шуметь в голове, и предательски дрожат руки.
Пацаны засмеялись.
– Нам можно! – донеслось до Василия, – Нам, дяденька, теперь всё можно!
– Мне к сопке надо! – сразу захотелось бежать куда-нибудь сломя голову от этого болота, от этой подозрительной ватаги ребятишек, накричать на свата…
– Так вон же гать! – показал рукой новоявленный знакомый, – прямо к сопке ведёт! Только осторожно! Шаг влево, шаг вправо….
Пацаны захихикали.
Ещё не дослушав, Василий ступил прямо в болото и действительно почувствовал твёрдость под ногами. Топнул для уверенности. Верно, настил!
Снова услышал детский смех, но уже не оглядывался. Чувствовал, как спину сверлил холодный, а от этого ставший жутким, взгляд. Чей это был взгляд – уже не имело значения!
Гать была добротной, достаточно широкой, выложенная опытными руками. На середине Василий, смахнув пот, оглянулся – ребятишек не было. «Убежали!» – уверенно решил он, и, уже не спеша, спокойно прошёл оставшиеся метры.
Почву почувствовал сразу. Облегчённо вздохнул. Пропала обида на свата. Даже наоборот, захотелось сказать «спасибо» за то, что в кои веки вытащил его на природу.
У подножия сопки Василий увидел поваленную колоду. « Здесь и подожду!» – подумал он. Прислонившись, почувствовал, как тёплой пеленой медленно приближалась дремота.
« Ничего, подожду… – продолжало ещё сверлить в сознании, но и это было уже неважно, – я только немного, минуту…»
Василий проснулся, когда вдали услышал тревожные крики Иннокентия. Свистнул, ещё толком не отойдя ото сна. И когда испуганный сват появился рядом, виновато сложил на груди руки:
– Потерял горбовик, забодай меня комар! Ты уж прости, сват!
– Да бог с ним, с горбовиком-то! – успокоившийся Иннокентий махнул рукой, – Новый сделаю!
– Лады!
– Ты лучше расскажи мне, как на эту сторону попал?
– Понимаешь, пацанов тут местных встретил. Вот они мне гать и показали! – Василий махнул рукой в сторону мари.
– Ты бредишь, Вась, какие пацаны?
– Я ж говорю, местные! Видимо тоже ягоду собирали! Четверо пацанов, маленьких таких!
Иннокентий странно посмотрел на Василия. Немного помолчал:
– Какую гать, сват? Какие пацаны? До Саратовки, если помнишь, километров тридцать по тропе. Да и не ходит сюда никто из местных! Говорил же тебе – много люду потонуло в этом болоте! И гати здесь никогда не было…. Куда её прокладывать, на сопку что ли?
Василий чуть не поперхнулся:
– А я кого тогда видел?
Иннокентий не ответил. А потом похлопал Василия по плечу:
– Ладно, пошли, таёжник! Только уговор – Варваре ни-ни!
Ягоду они всё-таки привезли. Сватья нахваливала их за столь удачную поездку, хоть и насобирали всего половину из запланированного. Оба молчали о том, что это ягода, собранная Иннокентием. Молчали и о странном приключении Василия. Правда, сват, сажая его в поезд, почему-то ещё раз внимательно посмотрел ему в глаза.
И уже в поезде Василий, подумав, усомнился в реальности происшедшего. Может, действительно, от страха всё перепутал, а, может, газ болотный злую шутку сыграл…. Но ведь так реально всё было: и мальчишки эти, и гать! Только тогда, в Саратовке, узнали они со сватом, что несколько лет назад исчезла в тайге ватага местных ребятишек: ушли в тайгу за ягодами и не вернулись. Всем селом искали, милиция искала, спасатели. Даже вертолёт летал! Вот и решили потом, что детишки в болоте утопли. Хотя… в тайге заблудиться большого ума не надо, а здесь дети….
Так закончилась история Василия Павловича. Хотел я ему свою рассказать, подобную этой, да передумал. Раз решил человек, что всё привиделось ему, так тому и быть! И думается меньше, и спится лучше!
Кондрашкино озеро
Велико Патомское нагорье! Непролазной дремучей тайгой отгородила Сибирь эти места от людских глаз. Валежником и густым кустарником скрыла когда-то проложенные тропы. То сойка крикнет, то кедровка поднимет шум где-то у горизонта! И тишина…
Аркадий вздрогнул от шума открываемой двери. В купе почти бесшумно втиснулся маленький сухонький старичок. С облегчением положил на свободную нижнюю полку свою небольшую сумку и устало вздохнул.
– Гостей принимаете, люди добрые?– проворковал он, хитро посматривая на Аркадия.
– Отчего ж не принять? Присаживайся, дед!
Аркадий в купе был один. Прежние пассажиры вышли на предыдущей станции, поэтому «люди добрые» был он, Аркадий Вольский, писатель и журналист, который ехал в неизвестные ему края, повинуясь неистребимой жажде новых сенсаций и открытий.
Старик долго пыхтел, открывая свою видавшие виды сумку, но современную, пошитую из добротного и, наверное, дорогого материала. Достав, наконец, начатую палку копчёной колбасы, нож и пару кусков хлеба, обернулся к закрытой двери купе, а потом к Аркадию:
– А если мы с тобой, мил человек…
– Доставай, дед! – понял Вольский, улыбаясь обоснованным опасениям старика, – Мы ж тихо.
– Ну-ну, – старичок достал солдатскую фляжку, бултыхнул в руке и гордо прошептал,– Спирт!
– Пойдёт! – опять улыбнулся Аркадий.
Они сразу нашли общий язык. Голос у старика тихий, певучий. Настолько, что сразу располагал к откровениям. Вот и Вольский не смог удержать себя, и стал рассказывать в общем-то незнакомому человеку о себе, о профессии, которую выбрал ещё в юности, о мечте, которой не суждено сбыться, но к которой идёт всю свою сознательную жизнь.
Старичок, Кондратий Феофанович Сучков, ехал от родственников, у которых гостил где-то под Самарой. То ли гостил, то ли ещё что… Аркадий трудно запоминал незнакомые названия, старался их записывать, но в данной ситуации они, эти названия, не имели никакого значения.
– Так едешь-то куда, Аркаша? – ещё раз переспросил старик.
– Ой, далеко, дед, очень далеко! – попытался отмахнуться Вольский, не желая впутывать Сучкова в свои планы.
– А всё-таки? Чего юлишь?
– В Сибирь, Кондратий Феофанович!
– О, Аркаша! Сибирь большая, нет конца ей, матушке, ни на севере, ни на юге! Ты уж поверь, старому человеку!
– Сам-то бывал там? – вроде бы невзначай задал вопрос Вольский.
– Всю жизнь там живу. Много лет живу…– старик вздрогнул, словно сказал что-то лишнее, потом оправился и уставился на Аркадия своими бесцветными, поблёкшими от возраста, глазами.
– Слыхал что-нибудь про Кондрашкино озеро? – не надеясь на ответ, спросил Аркадий.
– Это на Патоме? – удивился Сучков.
– Да! – обрадовался Вольский, – Вот туда и надо попасть!
– Ну, это ведь нетрудно, Аркаша! А зачем тебе?
– Ладно,– Аркадий махнул рукой,– расскажу! Слышал про сокровища?
Старик усмехнулся. Только как-то неприятно, зло:
– И что там?
– Слушай! – Вольский достаточно опьянел, но уже не мог остановиться и выплеснул в стакан оставшийся во фляжке спирт, – Слушай! Лет этак сто пятьдесят назад была в этих местах золотая лихорадка. Десятки, а то и сотни фартовых людей потянулись в тайгу, чтобы поймать наконец эту свою птицу счастья, вырваться из одолевшей нищеты. Кому-то везло, кому-то нет, кто-то безвестно сгинул в таёжной глуши. А те, кто возвращались, рассказывали о неизвестном никому Кондрашкином озере, в котором дно, якобы, усеяно золотыми слитками да человеческими скелетами. Потому что лежали там пропавшие старатели, которые на беду свою встречали Хозяина этих мест.
– И что же это за Хозяин? – после небольшого молчания спросил Сучков.
– Откуда я знаю, дед! Откуда я знаю… Вот и еду, чтобы узнать, увидеть! Я книгу напишу…
Поезд мерно покачивался на рельсах. Грохотали на стыках колёсные пары, а за окном проносились меняющиеся пейзажи Уральских гор, за которыми начиналась она, величавая и таинственная Сибирь, в бескрайних просторах которой хранились ещё никем не разгаданные тайны.
Знал Кондратий Феофанович и про Патом, и про Кондрашкино озеро, и про сокровища, что хранило оно в своих объятиях.
– Жил я там, Аркаша, живу! Проведу тебя заповедными тропами к этому озеру! Ох, и много чего интересного хранится в тех местах! – шептал старик подвыпившему Вольскому, а тот довольно улыбался и утвердительно кивал головой.
– Вот ты старый, вроде, а не пьянеешь! – удивлялся Аркадий, – Я пьяный, а ты нет. Почему? Ты в общем вагоне должен ехать, а ты в купе! Пенсионер ведь!
– Потому, милок, что воздухом таёжным пропитан. Вот и не пьянею! И пенсия у меня хорошая, северная! Вот и езжу в купе – не люблю духоты вагонной, расспросов всяких! Я тишину люблю – привык в тайге! А ты поспи, Аркаша, поспи! У нас столько с тобой ещё впереди, что некогда будет отдыхать! Спи!
Аркадию снилась громадная, нависшая над ним кедровка. Он закрывал голову обеими руками и пытался убежать от этой страшной птицы. Но не слушались ноги. Вольский пытался кричать, только вместо крика в ушах слышался тихий и успокаивающий смех Кондратия Феофановича…
От станции они долго ехали на попутной машине. Только уже стоя на пароме, старик показал Аркадию на противоположный берег:
– Витим, Аркаша! А там – Бодайбо! Поживёшь тут пару дней без меня, рюкзаки купишь, консервы. А мне кое-куда сбегать надо! Да, я и денежки тебе дам! Возьми!
Вольский удивился, но отказываться и переспрашивать не стал.
А потом они снова ехали на попутке, шли пешком и снова на попутке.
В записную книжку Вольского ложились неизвестные названия местных рек, заимок, фамилий… Остановились в небольшом посёлке. Здесь Кондратия Феофановича не знали, а он знал всех и каждого.
– Старика не знаю, про Кондрашкино озеро давно уже никто не говорит! Тёмное место, страшное! Ты туда что ли собрался? – вопросительно спросил подпитый мужичок, у которого не хватало десятки до вожделенной бутылки местного самогона.
– Да нет! – отмахнулся Аркадий, – Так, для интереса!
– А, – понял тот.
Вольский помнил наказ Сучкова, не расспрашивать местных ни о чём. Он сам дорогу знает, а попутчики им не нужны.
– Почему так, старик? – удивлялся Аркадий,– Много лет ведь здесь живёшь, а, как чужой!
– Я ведь в тайге всё, в тайге! – отмахивался Сучков, – Да и тебе-то это зачем, Аркаша? Или боишься? Или на озеро уже не хочется?
На озеро хотелось. Очень хотелось! Теперь Аркадий был уверен, что есть ради чего переться в неизвестные дали с этим странным стариком. А ведь хитрый дед, очень хитрый! Аркадий ему всё про себя, а он почти ничего. Ничего не значащая Самара, хмурый взгляд при первом упоминании про озеро, певучий голос… Странностей много, только так ли легко пересилить желание, когда знаешь, что напишешь главную книгу в своей жизни?! А, что она таковой будет, Вольский уже не сомневался.
– У меня там избушка есть, Аркаша, зимовьё по-сибирски. Захаживаю в эти места, захаживаю. Сокровищ не видел, но сам убедишься…
Они переночевали в небольшом заброшенном доме на самой окраине посёлка. Июльские ночи были достаточно тёплыми, поэтому не было большой проблемы, растянувшись на дощатом полу, задремать под стрёкот сверчка, который беспокоился где-то в углу, то замирая, но начиная свою бесконечную песню.
Это была Сибирь. Это было то самое Патомское нагорье, в глубине которого Аркадия ожидало то, ради чего пришлось отмахать более пяти тысяч километров. Если б знать, Аркадий, если б знать!
Уже к вечеру старик показал Аркадию странные приспособления.
– Это паняги,– объяснил Сучков, – Сибирские рюкзаки, что б ясно было. И вот ичиги ещё, что б ходить легче.
Аркадий не понял, но утвердительно кивнул головой.
А утром они ушли в тайгу. Сколько скверных слов, сколько проклятий услышала она в свой адрес! Старик вёл Аркадия по таким дебрям, что Вольский еле сдерживал себя, чтобы не плюнуть на всё, не накричать на Сучкова. А тот уверенно то сходил с тропы, то снова возвращался на неё, ориентируясь по своим, только ему известным приметам.
День, два… Ночевали возле костра, положив под головы паняги.
– Это тебе не в городах, Аркаша! Это тайга! Не бывал в Сибири-то? – выспрашивал старик.
– Откуда, дед! – Вольскому совсем не хотелось разговаривать. Но молчать было ещё тяжелее, – Далеко ещё?
– Рядом! Рядом уже…
Снова шли. Аркадий потерял счёт часам. Один раз, отстав от старика, сбросил ненавистную панягу и пошёл дальше. Но вернулся, закинул на занывшие плечи, проклиная свою неуёмную мечту и озеро, которое уже ненавидел, но которое нужно было непременно увидеть.
– Кондрашкино озеро… – шептал он еле слышно, – Кондрашкино…
Как ошпаренный пришедшей мыслью, Вольский вдруг остановился: озеро, Кондрашка, Кондратий… Кондратий Феофанович. Да ну, глупость какая-то!
– Ты чего, Аркаша? – голос старика прозвучал рядом, Как будто и не видел Аркадий мелькающую далеко впереди спину Сучкова.
– Да, ничего, устал немного! – успокоил старика Аркадий, – Отдохнуть бы!
– Давай, раз устал! – покорно согласился тот.
Они присели на изнывающую от жары землю. Зной растекался по заросшим сопкам Патомской тайги. Птицы, опалённые солнечными лучами, попрятались в раскидистых листвяных лапах, разомлевшие звери скрылись в прохладных распадках, и только эти двое упрямо продвигались вперёд.
– Слышь, дед, а как давно ты в этих местах? Всё говоришь, что живёшь здесь, а откуда появился – молчишь.
– А тебе это надо, Аркаша? Живу да живу себе!
Аркадий отполз чуть подальше и прислонился спиной к поваленной сосёнке.
Шустрый дед, и взгляд у него какой-то настороженный! Неужели он? Не может быть, тот Кондрашка лет сто, как в землю лёг. Если не убили где, так от старости помер! А всё-таки?
Вольский решил играть в открытую:
– Ты Кондратий, и озеро Кондрашкино! Того Кондрашку Сучком звали, так ведь и ты Сучков!
Старик не ответил. Он долго сверлил Аркадия вопросительным взглядом и о чём-то думал. Потом произнёс:
– Дурак ты, Аркаша!
Как он оказался рядом, Вольский даже не заметил. Пахнуло в ноздри старческим потом, от взмаха руки пролетел мимо табачный дух, и сразу стало мутнеть сознание.
« А ведь он при мне ни разу не курил!» – ещё успел подумать Аркадий, а когда пришёл в себя, увидел, что Сучок сидит рядом.
– Вот сидишь ты сейчас привязанный к дереву и думаешь: кто такой этот старый хрыч? И сам себе отвечаешь – Кондрашка Сучок! Да, Аркашенька, я это!
Руки затекли от неудобного положения, потому что связаны были за деревом. И ноги уподобился связать старик, взяв верёвку из рюкзака Вольского. А ведь просто так взял, на всякий случай!
– Промолчал бы, Аркаша, я б тебе озеро показал! Такую груду золота увидел бы! Я много его за это время прибрал к рукам! – продолжал старик.
– Не ты это! – Вольский попробовал пошевелиться и у него немного получилось.
– Ошибаешься! – Сучок неприятно захихикал,– Я это! В году этак одна тысяча девятьсот четвёртом пришли с батюшкой вкупе с артельной голытьбой в эту тайгу. Так и остались здесь. Сначала мыли золотишко, потом решили проще жить.
– Это как? – стараясь растянуть разговор, спросил Аркадий.
– Проще-то? А всего на всего грабить, Аркаша! Сначала батюшка мой, потом и я!
– И убивать… – добавил Вольский.
– А без этого никак, Аркаша! Сопротивлялись все: кому ж хочется нажитое отдавать! Вот и батюшка мой, тоже сопротивлялся!
– Так ты и отца?! – вскрикнул Аркадий.
– И его, родителя моего! Тоже на дне лежит, бедолага! – Сучок снова хихикнул, – Хозяин один должен быть. А я сильнее оказался. Вот с тех пор и коплю своё богатство. Понемногу, понемногу…
– Ну и урод же ты, дед! – Аркадий начал понимать, что вряд ли старик оставит его в живых. Только страха почему-то не было. Только ненависть, да боль в руках от затянутой верёвки.
– Это как посмотреть! – Сучок внезапно нахмурился, – Вот и ты за тысячи километров припёрся за богатством! Не так, скажешь? Много вас таких здесь было! Даже китайцы: шустрые, маленькие. Намоют золотишко и тайными тропами к границе! А только знал я все их тайные тропы! Выйду навстречу, на чай приглашу, потому как в тайге чай – первое дело! Ну, а потом по голове да в воду!
Сучок заулыбался и подошёл к Вольскому:
– Вот такое оно, Кондрашкино озеро, Аркаша! Жаль, не увидишь ты ничего – тайга вокруг, глушь, и никто сюда дороги не знает! Не напишешь ты свою книгу, милок, не нужна она.
– Так сколько ж лет тебе? – уже без интереса спросил Вольский.
– А ты посчитай: с одна тысяча восемьсот восьмидесятого….
– Врёшь ты, столько не живут!
– Я же живу! – на этот раз громко засмеялся старик.
Он отошёл в сторону и долго разглядывал Аркадия:
– А я тебя, пожалуй, в живых оставлю! Поживи ещё чуть-чуть, подумай. Потом тебя либо звери съедят, либо муравьи обглодают. Так-то, Аркаша!
Сучок закинул на плечи панягу:
– Всё-таки жаль, что ты моё озеро не увидел! И ещё: дорогу назад запомнил? – старик самодовольно осмотрел окрестности и скрылся за густыми зарослями тальника.
– Гад! – крикнул вслед Аркадий.
Попытался ослабить верёвку. Слабина была, но очень уж сильно, видимо, был затянут узел.
«Гад!» – продолжал твердить Вольский и тёр верёвку, тёр… Рук уже не чувствовал, да первые муравьи начинали трапезу на его теле…
Потом по всему Патому гуляла легенда о человеке, который чудом выбрался из тайги. У него начисто было съедено лицо муравьями и мошкарой. Он ходил от дома к дому, рассказывал о золоте Кондрашкиного озера и всё грозился показать к нему дорогу. Показывал всем потёртую зелёную тетрадку, в котором описал своё странное путешествие. Отдал тетрадку почитать местному главе, та так и позабыл забрать обратно.
« Блаженный!» – сочувственно смотрели ему вслед, потому что знали, что нет никакого такого озера с его несметными сокровищами. Слышали когда-то, но это было так давно…
А тот ненормальный однажды исчез. То ли увезли куда-то, то ли сам в тайгу ушёл. Может, действительно нашёл тропу к Кондрашкиному озеру…
Заслон
Андрейка Белых только прошлый год вернулся из армии. Как и положено, покуралесил с недельку со своими закадычными дружками, навестил старых подружек, ударился было в долгосрочный запой от радости, да встретил старого школьного учителя, Павлова Антона Петровича. Тот, увидев Андрея на улице в совсем ненадлежащем виде, грустно покачал головой и молча прошёл мимо, лишь кивнув в знак приветствия.
А на утро Белых пошёл в школу. Они долго разговаривали с Антоном Петровичем. Ни единым словом не обмолвился учитель об Андрейкином поведении, но было так стыдно, так противно, что Андрейка для себя решил: всё, с алкоголем покончено!
– Понимаешь, – Антон Петрович раскладывал на столе какие-то пожелтевшие листочки, старые выцветшие фотографии, – в этих местах ведь кровавые бои проходили. В сорок третьем перед немцами была поставлена задача: взять нашу станцию. Много сил сюда перебросили. А у нас гарнизон из роты резервистов да хозвзвод в придачу. Вот и вся ударная сила!
Андрейка с интересом перебирал фотокарточки:
– Кто это?
– Вот эти резервисты и есть! Пособирал по архивам, кое-что выслали те, кто воевал тут.
– Ух ты, потрудились Вы, Антон Петрович!
– Потрудился…. Вот я и подумал: не поможешь? Одному трудно ведь столько информации собрать. Это ж и в город ездить надо и в архивах копаться! Друзья у меня в городе есть, помогут чем могут! Не устроился ещё на работу?
– Какая тут работа! – усмехнулся Белых, – вся работа в городе.
– Вот и поможешь мне! – оживился учитель.
Андрейка увлёкся обороной станции. Поиск работы как-то само собой отошёл на второй план.
– Погуляй хоть ещё с недельку! – уговаривала мать.
Отец одобрительно кивал головой. Андрейка и без того решил помочь учителю. Очень уж дело интересное!
Каждый день он мотался в город за тридцать километров. Ходил по архивам с рекомендациями Антона Петровича, часами просиживал в городской библиотеке, выискивая пусть крохотную, но такую нужную информацию!
– Антон Петрович, тогда, в сорок третьем, станцию отбили, знаете ведь! Только странно как-то отбили. Между станцией и нашим посёлком лесок всего в три километра, а немцев на той лесной дороге полегло порядочно. Хотя наши силы были сосредоточены именно на станции! Не знаете почему так?
– Понимаешь, Андрей, до сих пор не могу понять, какие такие силы задержали фашистов тогда на дороге! Только говорили, что крупный бой слышался из леса. Потрёпанные немцы всё-равно атаковали станцию, да только силы у них были уже не те. Не смогли её взять. А тут и наши подоспели! Войска на запад двигались, тут не до разбора было!
– Жаль…
– Правда, прочесали тогда этот массив, но кроме стреляных гильз да исковерканной земли ничего не обнаружили!
– Кто ж тогда с немцами в бой вступил?
– Если б знать… Ничего не нашли.
Теперь Андрейка сам уже не мог отделаться от мысли о тайне пристанционного леса. А сегодня вдруг в очередной раз решил пройти лесной дорогой, той, по которой двигались фашисты в сорок третьем.
– Андрюш, не поздно? – посмотрела на часы мать.
– Мам, рядом ведь! Я недолго. Ну, очень надо!
– Иди уж, краевед! – мать с явным одобрением махнула рукой.
Как назло начал накрапывать дождик. Пожалев о невзятом плаще, Андрейка шёл по лесной дороге, то замедляя шаг, то ускоряя. Потом решил пройти напрямки, внимательно вглядываясь по сторонам. Темнело, но возвращаться не хотелось.
« В конце-то концов: три туда, три обратно!» – думал Белых, ежась в промокшей курточке.
Его внимание привлёк огонёк внутри леса. «Туристы что ли?» – удивился Андрейка. Решив узнать кто это, быстрым шагом направился было к костру, но что-то заставило его остановиться. Потом, чуть пригнувшись, двинулся вперёд.
… У костра сидело шестеро. Бойцы. Четверо пожилых, один на цыгана похожий, а шестой совсем юнец, лет восемнадцати. У кого-то через гимнастёрки проступали кровавые пятна, которые всё расширялись и расширялись. Юнец, держась за кисть руки, всё старался поднять её к груди, но она постепенно сползала вниз.
– Савватеич, ты что-то про семью говорил! – спросил один из бойцов, пожилой, подпоясанный узким, явно не уставным ремнём.
Старик, с рыжими, опалённой махоркой усами, грустно смотрел на костёр и только вздыхал:
– А что семья? Жена Мария да три дочки. Погодки. Младшенькая перед самой войной родилась. Сейчас сами бабушками были бы… Я ж тебе говорил, сержант – всю семью одной бомбой!
– Если б не война!
Один из бойцов молча раскачивался из стороны в сторону, иногда касаясь рукой головы. На него сочувственно посматривали, но не трогали.
– Петя, Петя! Если б не он, нас ещё раньше убило бы! – сержант грустно кивнул в сторону.
– Первый смерть принял. Это ведь тебя он, Юрка, от очереди автоматной прикрыл! – Савватеич в очередной раз вздохнул.
– Меня… – юнец виновато опустил глаза, посидел немного и снова занялся своей рукой, – Оторвало вот…
– А меня ножом прямо в сердце! Обидно! – подал голос ещё один из бойцов, – Был Юшкин Егор, и нет Юшкина Егора!
– Ладно тебе! У тебя и дети-то уже взрослые. Ты с Сибири, а там войны не было! – молчавший до этого солдат только хмыкнул.
– И то верно, Цыган! – согласился Егор.
– А мой табор где-то по просторам, наверно, гуляет! Знаете, какие у нас песни поют…– Цыган мечтательно поднял к небу глаза.
– И воруют! – продолжил Юшкин.
– Дурак ты! – обиделся Цыган и снова замолчал.
В ночи потрескивал костёр. Искры со струйками дыма поднимались в небо.
Затаив дыхание, слушал этот неторопливый разговор Андрейка. Решив поначалу, что здесь снимают кино, хотел было подойти открыто, но что-то удержало, остановило на мгновение. А потом понял – нельзя!
Притаившись за малиновым кустом, Андрейка, как на экране видел бой, что приняли эти шестеро здесь, в лесном массиве, в трёх километрах от железнодорожной станции. Страха не было, и он внимательно впитывал в себя всё, что касалось этого короткого и неизвестного никому сражения.
– Ты как на войну-то попал, Цыган? – внезапно спросил Савватеич, – в одном бою погибли, а кто ты, откуда…
– А! – Цыган сердито махнул рукой и зло посмотрел на Юшкина, – Немцы на табор напали. Кто мог – убежал! Я убежал. К нашим вышел. На фронт просился! Сержант знает!
