Последняя точка судьбы

– Да говорят, что у вас тут привидения ночами разгуливают!

– Это кто говорит?

– Да, почитай, все в городе!

Таисия Антиповна молчит, словно, собираясь с мыслями:

– Ты ведь помнишь наше кладбище?

– Конечно, сколько в детстве рядом играли!

– Играли… – старушка, повернувшись к иконе в углу, долго крестится и что-то шепчет.

– Ну, что там, бабуль? – не выдерживает Петя.

– Помнишь ведь, старый склеп на самом конце?

– А как же, там, по-моему, помещик Ардов покоится!

– Верно! Да ещё сынок его Андрей!

– Ну?

– В последнее время, – старушка испуганно смотрит на зашторенные занавески и переходит на шёпот, – говорят, видели старого барина возле кладбища….

– Кто же видел-то, бабуль? Двадцать первый век идёт, сто пятьдесят лет уже твоему барину!

– Петенька, ну его этого барина! Может, привиделось мужикам нашим!

– Ладно, бабуль, разберусь я с этой нечестью, слово даю! Да и по работе мне этот случай ох  как нужен!

– Болтаю, старая, болтаю…– Таисия Антиповна, спохватившись, начинает суетиться возле внука, а на Петю наваливается дремота, и он, поцеловав бабушку, заваливается на свою, так знакомую с детства, постель. Успевает стянуть рубашку с брюками и проваливается в глубочайший сон, в котором приснится ему шелест вековых тополей над покосившимися крестами, старый барин Ардов, лица которого он никогда не видел, и он, Петя, бегущий с кладбища.

Как ни уговаривала Таисия Антиповна внука, отправился Петя с утра на старое саратовское кладбище! И склеп Ардовский отыскал, целый час ходил вокруг да около, только ничего подозрительного не обнаружил. Разве что лаз подозрительный, щель простая, но человек при желании выбраться сможет.

– Какой человек! – вскрикнув, одёргивает себя Петя.

Долго всматривается в тёмноту лаза. Ничего.

И витает над кладбищенской порослью особый запах, перемешанный травами, листьями и каким-то тонким, присущим только таким местам, дуновением ветерка.

Красным заревом угасает день за саратовскими холмами. Затихает неспешная жизнь на деревенских улицах. Один за другим гаснут окна в покосившихся домишках, а ближе к полуночи и вовсе стихают все звуки. Даже куры, усевшись на шестках, дремлют, лишь изредка подрагивая крыльями, да периодически открывая свои чёрные, как бусинки глаза. В небе горят звёзды, и в эту режущую человеческое ухо тишину откуда-то из далёких лугов доносится монотонный стрёкот кузнечиков.

Дождавшись полуночи, Петя Суворов отправляется в путь. По дороге вспоминает соседа бабкиного, Матвея Григорьевича. Он в аккурат встретился возле дома своего, завидев Петю, возвращавшегося с кладбища.

– Никак на разведку ходил? – хитро сощурив один глаз, спросил он.

– На какую, Матвей Григорьевич?

– Ой, Петя, не хитри! Когда журналист в нашу глухомань приезжает, да ещё после слухов страшных, тут никаких сомнений не будет! Ардова словить хочешь?

– Вы сами-то хоть верите?

– А я и видел его издалека! По надобности во двор ночью вышел, а он по улице идёт. Злой такой, трясётся! Я быстро домой, да дверь на защёлку!

– Померещилось…

– Эх, ты, померещилось! Брось это дело, Петруша! Напиши начальнику всё с моих слов, так тебе и почёт и уважение!

– Ладно, Матвей Григорьевич, разберёмся!

И вот сейчас идёт Петя по тропинке, а душа аж в пятки уходит! «Если на самом деле, то только издалека посмотрю!» – успокаивает он сам себя. Чуть не вскрикнул от треснувшего под ногой сучка! Остановившись, Петя вслушивается в темноту. Да и кладбище, вот оно, рядом, рукой подать. Несёт с него ночным гнилостным холодом. Чернеют силуэты вековых тополей, сливаются в общую массу кресты и постаменты. Боже правый, дёрнул же чёрт согласиться на эту командировку! К бабке и так бы съездил, погостил бы и уехал!

А это что?! У Пети от страха слёзы на глазах выступили, сердце стучит на всю округу! Отделилось что-то от кладбищенской ограды, зашумела трава, как от ветра, да ещё луна появилась невесть откуда! Движется на Петю силуэт, но до того странный и непонятный, что захотелось было сойти с тропинки. Да только он  уже заметил его. Видит Петя лицо, исполосованное тысячами мелких морщин, видит поднятые к верху худющие руки с тонкими, похожими на когти, пальцами. Развевается длинный халат, светят ярким огнём лишённые глаз глазницы! Шумит трава, шумит под полами халата, и летит это существо над поверхностью, совсем не касаясь земли!

Ардов! Петя без сомнений определил старого барина. И когда в лицо пахнуло гнилью и затхлостью, когда трупный смрад ворвался в ноздри, Петя закричал!

– Ы-ы-ы!!!!! – мечется вокруг старый Ардов, крутится возле Пети со всех сторон. Вот болью пронзает щеку от острых когтей, вот кипятком обдало руку от соприкосновения с халатом барина!

– А-а-а!!! – кричит Петя.

Он несётся напролом прямо через кусты, прыгает через какие-то коряги, и всё слышит за спиной зловонное дыхание, всё проникает в уши шелест травы. Луны уже нет, звёзды попрятались в своих небесах, а Петя всё несётся куда-то по прибрежным косогорам местной речушки.

– А-а-а!!! – раздаётся среди мертвеющей тишины, и топот от Петиных ботинок сливается с кузнечным стрёкотом.

… Его находят через два дня. Петя сидит у одинокой берёзы. Обхватив руками колени, он дрожит всем телом, пытается что-то сказать окружившим его людям, но слёзы душат и перехватывают горло, поэтому Петя только машет руками.

Он не сойдёт с ума. Продолжит работать в редакции. Но Петя никогда не напишет рассказ об этом случае. Садясь за клавиши компьютера, работая над очередной статьёй, он подолгу сидит без движения, отстранённо отдаваясь своим мыслям. Жена подходит, обнимает его сзади за плечи, и они вместе молчат. А однажды узнают от случайно встреченных в городе саратовских мужиков, что старый Ардовский склеп как-то незаметно провалился, засыпался. Только поговаривали мужики, что видели старого барина теперь днём, за далёкой речкой, аккурат возле той берёзки, где нашли Петю….

Некто

Истории со счастливым концом умиротворяюще действуют на психику человека, истории с присутствием мистики всегда будоражат воображение, заставляют сомневаться в реальности происшедшего, но где-то там, в подкорочке нашего сознания, нас неизбежно гложет один вопрос: « А вдруг?»

Этот случай как-то поведала мне моя супруга. Мы тогда находились в гостях у родственников в городе Кемерово. И так уж получилось, что в тот день Наташа одна оставалась в квартире.

За окном пылал июль. Было неимоверно жарко. Набегавшись по делам за день по раскалённому городу, жена решила немного отдохнуть. Она сняла с себя сарафан и прилегла на диван. Задремав, вдруг почувствовала, что в квартире находится посторонний.  Но самое главное, как рассказывала супруга – это полное отсутствие страха.

Осторожно приоткрыв глаза, Наташа увидела, что в зале на табуретке рядом с диваном, на котором она спала, сидит совершенно маленький мужичок с бородкой и, болтая ногами, как ребёнок, внимательно её рассматривает.

Мелькнула одна мысль: « Господи, я ж раздетая!»

Но какое-то полусонное состояние окутало её. Супруга  сильно зажмурила глаза. Через какое-то время открыла их, но мужичок продолжал так же сидеть на табурете и смотрел на неё. И тут она ясно услышала:

– Я пожилой!

Наташа снова закрыла глаза и спокойно уснула.

До сих пор она утверждает, что не открывал тот странный человек рта, а фраза просто вонзилась в мозг без звука. Телепатия?

Проснувшись, убедилась, что на табурете никого нет, быстро оделась и стала готовить ужин. Но странное видение никак не выходило из головы.

Позже, когда мы уезжали, улучшив минуту и оставшись на какое-то время одна, Наташа тихо произнесла: «Спасибо, что не напугал!».

Вот такой случай произошёл в 2012 году.

О другом подобном случае рассказал мне знакомый:

« Проснулся я как-то ночью, очень уж пить захотелось. Рядом жена посапывает. За окном девятого этажа звёзды моргают – знать, до рассвета ещё не близко. В темноте прошаркал на кухню, ещё не отойдя ото сна.

Нащупав выключатель, щёлкаю по нему и… немею!

На кухонной табуретке сидит мужичок с белой бородкой, болтает ногами, как дитё малое и хихикает себе под нос. Увидев меня и, жмурясь от яркого света, с трудом сползает с табуретки. Я, как вкопанный стою у двери и пытаюсь прийти в себя. А он боком – боком, старается протиснуться мимо меня. Ростом чуть повыше моих колен, но видно, что старый.

Так и вышел в прихожую. А я пока в себя пришёл. Потом выглянул за дверь – никого!

Попил водички и думаю: «Чего только ночью не привидится!» А утром всё гадал, было или не было? До сих пор так и не знаю…»

Правда, нет ли – судить читателю.

Лешак

Возле ручья Василий остановился, перевёл дух, вытер со лба пот.

Изнывающий зной расползался по всей тайге. Стрёкот насекомых то пропадал, то нарастал с новой  силой. Даже кедровка как-то нехотя покрикивала вдали и замолкала. Солнце палило нещадно. Благо, под кронами деревьев можно было отсидеться и отдохнуть.

Из «однодневки» Василий возвращался с рюкзаком, набитым образцами. Ушёл утром, пораньше. Не стал будить студента Сашку. Умаялся пацан, пусть отдохнёт. На «камералке» посидит. Да и до Саранки-речки  не так далеко, один быстро обернулся.

Василий сбросил рюкзак и сел, устало прислонившись к дереву. «Немного отдохну и пойду!»– уже  успел подумать как-то издалека и провалился в сон. Снилась всякая ерунда. То двери автобуса захлопнулись перед самым носом, то пробирался по бурелому на экспедиционном вездеходе, лихорадочно дёргая фрикционы.

Хруст ветки молниеносно прогнал сон. Ещё не открыв глаза, Василий почувствовал рядом постороннего. Сквозь прищуренные веки увидел рядом мужичка. Сразу спросил:

– Что, дед, заблудился?

Тот по-детски хихикнул:

– А чего плутать дома-то?

Василий вконец проснулся, открыв глаза, увидел, подтянул к себе рюкзак. Стараясь быть спокойным, достал из ножен  охотничий нож. Зачем-то воткнул в землю возле своих ног.

Мужичок небольшого роста. Сильно обросший. «Что ж ты, дед, так давно не постригался?»– про себя подумал Василий. В такую жару одет в телогрейку, подпоясан сыромятным ремешком. На ногах ичиги, тоже затянутые в сыромятину. Карабин на плече. Глаза хитрые, но уверенные. Нос с горбинкой.  Давно не чёсанная седая борода. И шрам от рваной раны на левой щеке. «Эко тебя!»– пожалел старика  Василий.

– Так, говоришь, от самой Саранки топаешь? – старик снова улыбнулся.

– Я тебе ничего не говорю, дед! И откуда ты здесь взялся  такой весёлый? Далеко забрёл! До Васенок полсотни километров. Назад-то дойдёшь?

– Дойду, а как же!– старик настороженно хмыкнул, – И не один раз… А ты, как я понял, до Колдуньей горы путь ищешь?

Василий вздрогнул:

– Откуда тебе знать, дед?

– А я здесь многое знаю, – старик, стоявший до этого возле геолога, опустился рядом, – Как пойдёшь вон на тот кедр, возьми чуть правее. Дальше ручей будет. Переправишься, уткнёшься в гору. Это и есть Колдунья.

– Да… – удивился Василий, – На карте она в другой стороне!

– Это ты плутаешь, хоть и геолог. Бывает!

– Сам-то кто будешь? – Василий размял уставшую спину.

– Живу я здесь, – хитро прищурил глаза незнакомец, – Давно живу.

– Охотник?

– Можно и так сказать.

Старик вдруг резко поднялся, уставился взглядом на Василия. Подтянул на телогрейке ремешок, поправил карабин.

– Бывай, геолог! Да, пустые твои надежды, нет в Колдуньей того, что ты ищешь! Пустые жилы! – дед развернулся и быстро зашагал вглубь черёмуховых зарослей. И уже издалека Василий услышал слабый смешок.

«Вот лешак!» – мелькнуло в голове.

Всю зиму в городе  не давала покоя Василию эта встреча в тайге. И в машине, и на улице, и дома слышался скрипящий  дедовский смешок.

«Наваждение!» – ругал себя Василий за впечатлительность. Но это ничего не меняло.

Дедовский образ настолько заполонил сознание, что однажды Василий не выдержал. Благо, подходил очередной отпуск. Он ходил по Васенкам и всех подряд расспрашивал про этого старика. Кто-то пожимал плечами, кто-то подозрительно всматривался Василию в лицо. И только в гостинице ему повезло.

– Вы про Лешего спрашиваете? – уборщица тётя Маруся, ловко орудуя шваброй, кивком позвала к себе Василия.

– Вы что-то знаете?– не поверил геолог.

– Так эту сказку все у нас знают!

– Тогда что же…

– Не рассказывают? – перебила тётя Маруся.

– Ну да…

– Боятся! Он уже лет восемьдесят по нашим краям бродит. Говорили старики, что ещё в гражданскую в нашем селе расстреляли красные колчаковских офицеров. Вывели на речку и расстреляли. Сбросили с обрыва. А один встал и пошёл. В него стреляют, а он идёт! Речку перешёл, в тайгу направился. В спину пули попадают, а он не остановился даже. Так и скрылся в лесу.

– У этого  щека…– начал, было, Василий.

– Правильно! Отец мой его видел, когда ещё пацаном был. В телогрейке, щека разорвана. Издалека, правда! А потом сам сомневался, видел ли!

– И в ичигах…

– Вот-вот! Только сказка всё это! Вы ж городской,  не уж то верите?

– Я ж сам видел.… Разговаривал…

– Показалось Вам тогда. Устали просто! А у нас им детей пугают, чтоб в тайгу одни не бегали!

«Бред какой-то! – думал Василий, – Какая  гражданская? Какой Леший? Хотя, как он его тогда назвал? Лешак?!»

– Бред!

Уезжал Василий на местном лесовозе. Попросил водителя остановиться на минутку у обрывистого берега реки, где по рассказам тёти Маруси убили колчаковских офицеров. Он стоял и пытался представить, как уходил от красных  расстрелянный офицер.

Сказка. А как же старик, его смех?

Он ещё немного постоял, пока водитель  не нажал на клаксон. Пошёл к машине.

…А из тайги, которая начиналась сразу за излучиной реки, оперевшись  седой бородой на старенький карабин, смотрел вслед уходящему лесовозу и усмехался Леший.

Удача

Петя Шелковников проснулся с больной головой. С трудом оторвал её от подушки, облизнул губы, прогоняя сухость во рту.

– Петька, алкаш проклятый! Я что ли за водой пойду?! – услышал он голос Верки, своей жены, которая за двадцать один год супружеской жизни ни разу не помянула его добрым словом. Ну, разве что первое время после свадьбы.

– Иду…– с раздражением буркнул Петя.

Проснувшаяся деревня наполнялась мычаньем коров, визгом поросят и куриным кудахтаньем. Август подходил к концу. Всё короче становились дни, всё длиннее становились ночи.

Поёживаясь от утренней прохлады, Петя с вёдрами шагал к колодцу. Ругал жену за бессердечность, себя за слабость, что не мог её послать куда подальше.

Хорошая ведь бабёнка, работящая! И он когда-то первым механизатором слыл по деревне. Да что по деревне, по району!  Двух прекрасных девчонок родили. Лизке двадцать уже, Тоньке восемнадцать. А потом вдруг понял Петя, что не может купить старшей дочери такое же платье, как у председательской хохотушки Женьки, и туфли младшей дочери гораздо хуже, чем у дочери зоотехника Антонова. Хоть и зарабатывали тогда комбайнёры неплохие деньги, но это было  совсем  ничто по сравнению с доходами деревенской элиты.

Рассчитался Петя в колхозе, под причитания супруги отправился в Сибирь, на золотые прииски. Отработав сезон, вернулся в деревню. И очень удивился, когда заработанных денег хватило на два месяца беспечной жизни. Зато девчонок своих одел, как королев!

Петя стал попивать от обиды на свою не сложившуюся  жизнь. Опять работал трактористом, только уже в индивидуальном хозяйстве  бывшего  зоотехника. Не было прежнего желания ходить в передовиках и почему – то теперь  не замечал, как одеты ровесницы его дочерей.

На базе развалившегося колхоза возникали всевозможные ООО, ИП и другие частные конторы.

Вот и вчера «обмыли» возникновение нового ИП. Армейский друг Санька Балашов открыл мастерскую по ремонту обуви. «Теперь только не зазнавайся» – выговаривал за бутылкой Петя товарищу. И снова сетовал на  свою пропащую жизнь.

Эх, сейчас бы денег миллиончик!  Вот  зажил бы Пётр Иванович Шелковников со своим семейством! Лизку как раз бы после техникума в лучший институт определил, Тоньку бы в академию отправил! Да где взять такие громадные деньжищи?! Была бы возможность, душу дьяволу без сомнений заложил!

Петя даже поёжился от таких мыслей. Чего только с похмелья не придумаешь!

У колодца какой-то мужик набирал воду. Заполнял фляги и ставил их в громадный джип. «На таких как раз воду возить! – со злорадством подумал Петя, – городской что ли?»

– Ну что, живёт деревня? – спросил мужик, чем подтвердил Петину мысль (точно городской!) – Хотя простите, не представился: Арамисов Иван Иванович! Вода здесь у вас очень уж вкусная, много лет ей пользуюсь!

– Вода, как вода! – буркнул Петя, стараясь скорее избавиться от нежданного собеседника.

– Вы не из предпринимателей? – продолжил теперь уже знакомый Арамисов.

– Нет! – Пете совсем не хотелось продолжать разговор, – Некогда мне!

– Простите за назойливость – извинился Арамисов – До встречи, Пётр Иванович!

Чёрный джип тронулся с места, окатил Петю облаком пыли и скрылся за околицей деревни.

« Вот дьявол!» – с раздражением подумал Шелковников.

С трудом дотащив вёдра, Петя не обнаружил дома ни жены, ни дочерей.

« Ну, девчонки понятно, по подружкам побежали, а эта-то куда подевалась?!» – ворчал он недовольно.

На столе увидел записку. Незнакомый почерк, бумага какая-то дорогая.

« Уважаемый Пётр Иванович! Если Вы не изменили свои намерения, прошу в 16.00 подойти к известному Вам колодцу, чтобы подписать соответствующие документы и получить причитающуюся Вам сумму в размере одного миллиона долларов. С уважением Арамисов И.И.»

Какой Арамисов? Петя перебрал всех знакомых. Ах да, мужик у колодца!

«Как в фильме ужасов,–  думал он, с дрожью садясь на табуретку,– Чёрный джип, миллион долларов, исчезновение жены…»

Петя поднялся, стал, раздумывая, ходить по комнате. В конце–то концов, что он теряет? Если посмеялся Арамисов, то Пете вполне по силам разобраться с ним по-мужски, а если правда, то хоть посмотреть какую бумагу предлагают ему подписать. Хотя, откуда этот новый знакомый мог узнать его адрес и имя? И про миллион только сегодня утром подумал…

Петя в тяжёлых раздумьях всё быстрее ускорял шаг, выходил на крыльцо, опять заходил в дом и всё думал, думал… Голова уже болела не столько с похмелья, сколько от дум.

Решив, что всё-таки пойдёт к колодцу, Шелковников ещё раз крикнул жену, и, не услышав ответа, решительно направился к двери. До встречи оставалось пятнадцать минут.

Чёрный джип Петя увидел сразу же, как только свернул к колодцу.

– Я был уверен, что Вы придёте! – поприветствовал его Арамисов, – Прошу!

Распахнув двери машины, показал жестом на пассажирское сиденье.

В салоне было уютно, но как-то холодно. «Август на улице! – мелькнула Петина  мысль,– А здесь, словно в гробу!»

Сознание заволакивало, как туманом. Мысли путались, постепенно исчезало желание сопротивляться. Петя уже был готов подписать любую бумагу, только бы скорее очутиться дома.