Время и мысли

Где совершенно верно указал, что учение Маркса о коммунизме напрямую увязывает революцию с упразднением государства.

– Государство есть частная собственность бюрократии.

– Пролетарии находятся в прямой противоположности к той форме, в которой индивиды составляющие общество, до сих пор выражали себя как некоторое целое, а именно к государству, и должны низвергнуть государство, чтобы утвердить себя как личности.

Заметьте: не власть захватить, а низвергнуть государство.

Что гораздо круче. И прямо противоположно.

Это всё объясняет.

Маркс – основоположник научного коммунизма.

Его учение отрицает государство.

Как так – без государства?! Это же анархия!

Попробуй, пойми сам, да ещё растолкуй другим!

А социал-демократия таких проблем не создаёт.

Тем самым гораздо удобнее. Что и обусловило «выбор».

Выгодный, удобный на латыни – opportunus.

Отсюда термин «оппортунизм».

Оппортунизм не сознательная ложь, а тривиальный самообман.

Естественное, но каверзное стремление к обходу трудностей.

Для российских «революционеров» таковой трудностью был вопрос упразднения государства. Поэтому, позиционируя себя марксистами, они предпочитали называться не коммунистами, как Маркс, а социал-демократами. На манер германских эпигонов Маркса, о которых он с иронией отозвался в стиле Сократа:

«Я знаю лишь то, что я не марксист».

Маркс социал-демократию не жаловал и называл социалистов путаниками (как видим, история подтвердила его правоту), зато это снимало вопрос об упразднении государства. Что было удобно.

В результате, совершенно естественно возникло два вида оппортунизма: «Маркс» без коммунизма (социал-демократия) и «коммунизм» без Маркса (ленинизм-большевизм).

Эпигонство вовсе не означает взаимосвязь.

Точно так же: революционная деятельность это всегда политическая борьба, но политическая борьба далеко не всегда революционная деятельность.

Ленин не понимал учение Маркса – в чём несложно удостовериться по его же собственным словам, не говоря уже о делах.

В брошюре «Три источника и три составных части марксизма» он написал: «Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело. Он строго обосновал и последовательно развил эту теорию. Он показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени идущего на производство товара».

Данный ленинский пассаж до сих пор свободно гуляет по головам аж на академическом уровне, а между тем это полнейшая профанация марксизма – о чём Энгельс вполне доходчиво сказал ещё в «Анти-Дюринге».

На самом деле Маркс вовсе не был на подхвате в подмастерьях у Смита и Рикардо, а, наоборот, на основе анализа этой их теории вскрывал научную несостоятельность всей политэкономии вообще, абсолютно верно резюмируя, что «… труд не имеет и не может иметь никакой стоимости».

Там же Ленин умозаключил: «Гениальность Маркса состоит в том, что он сумел отсюда и провести последовательно тот вывод, которому учит всемирная история. Этот вывод есть учение о классовой борьбе».

Увы, «опять двойка».

Вот слова самого Маркса: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов».

Подобным примерам несть числа.

При наличии учения Маркса, которому Ленин сам же пел панегирики как всеобъемлющему учению – победоносному оружию пролетариата, вождь большевизма яро ратовал за теоретическое новаторство и идейную самостоятельность российской социал-демократии под девизом «марксизм не догма».

Научный коммунизм начинается с упразднения государства.

Социал-демократия заканчивается идеалом бюрократии.

Нетрудно увидеть, что если научный коммунизм против государства, а социал-демократия наоборот за, то получается, что они идейно противоположны и следовательно: увязывать имя Маркса с социал-демократией означает не только открыто расписываться в явном непонимании его учения, но и заведомо обрекать всё дело на обратный результат, т.е. неизбежный провал.

Ленинизм-большевизм это гремучая смесь германской социал-демократии с русским народовольчеством, т.е. оппортунизм в квадрате – не просто невежество, а воинствующее!

Народовольцы звали крестьянскую Русь к топору, Ленин – рабочую Россию к винтовке. Фактически этим вся разница и исчерпывалась. Он не поднимал сознание пролетариата до марксизма, а опускал его до пугачёвщины.

Как далеко лидера большевиков завело его кредо теоретического новаторства, показывает ленинский лозунг: «Грабь награбленное!», который он искренне считал переводом с латинского языка на русский марксистского тезиса экспроприации экспроприаторов.

Истина на поверхности.

Экспроприация экспроприаторов – это о частной собственности.

«Грабь награбленное!» – о личном имуществе.

Возврат средств производства из частной собственности в общественное достояние способен содействовать устранению эксплуатации.

Отъём личного имущества никоим образом служить достижению данной цели не может и как агитационный призыв годен лишь на разжигание низменных страстей толпы, для привлечения её на свою сторону в борьбе за власть.

Правое дело в подобных приёмах не нуждается.

Энгельс по данному поводу высказался однозначно: «Всякий пролетарский вождь пользующийся люмпенами как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения».

Ленин своей деятельностью полностью подтвердил данные слова. Помимо сознания и воли.

Разумеется, предателем революции он, конечно, не являлся.

Он просто не был революционером.

Ленинизм это не развитие марксизма, а ревизия оппортунизма.

В результате, когда дело дошло до практики, вождь в «Очередных задачах советской власти» указал партии курс не на коммунизм, и даже не на социализм, а на… государственный капитализм по примеру кайзеровской Германии.

То есть подменил Маркса Бисмарком.

Может ли партия, стремящаяся к госкапитализму, называться коммунистической – вопрос на сообразительность.

А как же его работа «Государство и революция», где он сам ехидничал над обывательскими иллюзиями: «Государство, милые люди, есть понятие классовое» и, умудрённый знаниями, пояснял:

«По Марксу государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание „порядка“, который узаконяет и упорядочивает это столкновение классов…»

«Всякое государство есть „особая сила для подавления“ угнетённого класса. Поэтому всякое государство не свободно и не народно».

«Надо сказать, что Энгельс с полнейшей определённостью называет и всеобщее избирательное право орудием господства буржуазии».

«Энгельс подчеркивает ещё и ещё раз, что не только в монархии, но и в демократической республике государство остаётся государством, т.е. сохраняет свою основную черту: превращать должностных лиц… „слуг общества“, органы его в господ над ним».

(Не правда ли: настолько верно, что актуально до сих пор?!)

«Социализм невозможен без демократии в двух смыслах:

(1) нельзя пролетариату совершить социалистическую революцию, если он не подготовляется к ней борьбой за демократию;

(2) нельзя победившему социализму удержать своей победы и привести человечество к отмиранию государства без осуществления полностью демократии».

«Азбука демократии нарушается претензией центра назначать или утверждать местные власти».

(Довольно знакомо – не так ли?)

«В свободной стране управляют народом только те, кто им самим выбран для этого. Управление народом в свободных странах происходит посредством открытой борьбы партий и свободного соглашения их между собой».

«Мы… сведём государственных чиновников на роль простых исполнителей наших поручений, ответственных, сменяемых, скромно оплачиваемых «надсмотрщиков и бухгалтеров» (конечно, с техниками всех сортов, видов и степеней) – вот наша пролетарская задача.

1) не только выборность, но и сменяемость в любое время

2) плата не выше платы рабочего

3) переход немедленный к тому, чтобы все исполняли функции контроля и надзора, чтобы все на время становились «бюрократами» и чтобы поэтому никто не мог стать бюрократом.

Такое начало на базе крупного производства само собою ведёт к постепенному «отмиранию» всякого чиновничества, к постепенному созданию такого порядка – порядка без кавычек… когда всё более упрощающиеся функции отпадут как особые функции особого слоя людей».

Замечательные слова.

Жаль только остались на бумаге.

Как это всё соотносилось у Ленина на практике?

А никак. В смысле: так же, как всё остальное.

Вопреки учению Маркса, вместо упразднения государства, Ленин наоборот взял курс на воссоздание оного.

Когда оппозиция из т.н. левых коммунистов во главе с Бухариным попыталась ему указать на явное несоответствие практики с теорией, напоминая едкие слова Энгельса о нелепости ассоциирования огосударствления с социализацией: «…иначе должны быть признаны социалистическими учреждениями… ротные швальни или же всерьёз предложенное при Фридрихе-Вильгельме каким-то умником огосударствление домов терпимости» и т.д., Ленин, не мудрствуя лукаво, попросту объявил их «обрывками книжных истин».

В конечном итоге, авторитет вождя взял верх.

Правда, ненадолго.

Спустя некоторое время Ленин сам заговорил о том, что:

«Наш госаппарат… в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого, в наименьшей степени подвергнутого сколько-нибудь серьёзным изменениям. Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата».

«Мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и буржуазии… Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня, которая за пять лет доказала лишь свою непригодность или даже свою бесполезность или даже свою вредность». И т. д.

Пётр Бернгардович Струве так положение и охарактеризовал:

«Советская власть есть, по существу, николаевский городничий, возведённый в верховную власть великого государства».

Ленин был махистом, возомнившим себя марксистом.

Он шёл не от теории к практике, а от деяния к опыту.

Собственно говоря, при отсутствии научного мировоззрения, ему ничего другого и не оставалось.

Отсюда зигзаги и противоречия его деятельности. Он сам писал:

«Кто берётся за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя „натыкаться“ на эти общие вопросы. А натыкаться слепо на них в каждом частном случае значит обрекать свою политику на худшие шатания и беспринципность».

Что и продемонстрировал на собственном примере.

Фактически, вся деятельность Ленина не что иное, как цепь попыток выкрутиться из ложного положения стратега революции,

в которое он сам себя поставил необоснованностью притязаний на обладание научным мировоззрением, поскольку жизнь неумолимо вскрывала реальное положение.

Без научного мировоззрения невозможно стать революционером.

Ленин был не вождем революции, а слепым поводырем.

Политический триумф ленинской партии в октябре 1917 года стал началом её конца.

До этого у Ленина было почти 20 лет на раздумья о судьбах России.

На первом Всероссийском съезде Советов, в результате бурных дебатов заключившем, что в России нет партии, способной ясно указать стране верную дорогу в будущее, вождь большевиков запальчиво выкрикнул «Есть такая партия!», вызвав дружный смех зала, совершенно верно оценившего ленинскую эскападу как гипертрофированную претенциозность выскочки-верхогляда.

Что вскоре и подтвердилось – выяснилось, что у большевиков, кроме популистских лозунгов, ничего больше нет, им пришлось даже попросту беспардонно заимствовать программу у эсеров.

Оказалось, что Ленин, без конца талдычивший о социализме, на самом деле абсолютно не понимал что это такое, не знал, что делать дальше, не представлял по какому пути вести страну.

В чем он не раз вынужден был впоследствии признаваться:

«Нет ещё для характеристики социализма материалов… Дальше ничего мы сказать не можем, и надо быть как можно осторожнее и точнее».

«Сколько ещё этапов будет переходных к социализму, мы не знаем и знать не можем».

«Дать характеристику социализма мы не можем: каков социализм будет, когда достигнет готовых форм, – мы этого не знаем, этого сказать не можем».

«Как будет выглядеть законченный социализм, мы этого не знаем». «Мы не претендовали на то, что мы знаем точную дорогу». «Кирпичи еще не созданы, из которых социализм сложится».

А именно это и пытались вдолбить ему меньшевики с 1903 года.

«Русская история ещё не смолола той муки, из которой будет испечён пшеничный пирог социализма». Г.В.Плеханов

Идейным тупиком была обусловлена и ленинская доктрина «мировой революции».

Суть заключалась вовсе не в стремлении «водрузить победное знамя коммунизма над всей планетой», и отнюдь не в том, чтобы «пожертвовать Россией во имя Интернационала», а в том, что, по мнению вождя, под впечатлением от грандиозности происходящих событий, «Европейские рабочие покажут нам „как это делается“ и тогда мы вместе с ними сделаем социалистический поворот» – надо лишь подвигнуть их на классовую борьбу героическим примером российского пролетариата.

Этим Ленин фактически полностью расписался в теоретической несостоятельности, так как согласно данной концепции дорога в новый мир пролегала не через учение Маркса и даже не через «творческий подход» РСДРП к теории, а через передовое сознание европейских рабочих, якобы гораздо более продвинутых, чем российский пролетариат, большим развитием капитализма.

Ленинская доктрина мировой революции прямо противоречила учению Маркса, в котором всемирный крах капиталистической системы не искомая цель, а попросту неизбежное следствие коммунистического движения.

Оная противоречила и самому Ленину, обвинявшему во всех смертных грехах идейных лидеров тех самых европейских рабочих, передовое сознание которых, по его словам, якобы было залогом успеха русской революции.

Наконец, она противоречила просто здравому смыслу: ибо, что это за «передовое сознание», которое позволяет манипулировать собой таким «оппортунистам, ревизионистам, ренегатам, прихлебателям и лакеям буржуазии», коими вожди европейской социал-демократии представали в его гневных филиппиках и которое нужно вдохновлять на борьбу героическим примером?

Разве не очевидно: кто в авангарде – тот и передовой!

Джон Рид в своей знаменитой книге назвал Советы «чудесным проявлением организационного гения русских трудящихся масс».

Непосредственный свидетель событий, американский экономист и социолог Уильям Инглиш Уоллинг так и оценивал наших прадедов:

«Русский рабочий – революционер, но он не насильник, не догматик и не лишён разума.

Он готов к боям на баррикадах, но он изучил их и – единственный среди рабочих всего мира – изучил на собственном опыте.

Они (рабочие) все согласны, что наши (американские) политические учреждения предпочтительнее их собственных, но они вовсе не жаждут променять одного деспота на другого (т.е. на класс капиталистов)».

Любопытная картинка для сравнения на фоне современности, не так ли?

Однако для самого Ленина в его доктрине мировой революции никаких внутренних противоречий не было, поскольку для вождя оная имела значение вовсе не генеральной стратегической линии, а лишь очередного тактического маневра, о чём достаточно ясно свидетельствуют его же слова, сказанные, когда фиаско стало очевидным: «Тов. Рыков говорит, что социализм должен прийти из других стран с более развитой промышленностью. Но это не так. Это не марксизм, а пародия на марксизм». Вот уж действительно!

Доктриной мировой революции вождь большевиков попросту отмахивался от вопросов, на которые у него не было ответов – по методу знаменитого героя Ильфа и Петрова – «заграница нам поможет», и в дальнейшем пользовался ею с большой ловкостью, вплоть до оправдания стратегического провала: «Мы и начали наше дело исключительно в расчёте на мировую революцию», т.е. не он виноват – европейские рабочие подвели!

Что же касается ориентации Ленина на Германию, то ларчик просто открывался – согласно всё тому же Марксу: «Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину её собственного будущего». Вот эту картину вождь и увидел.

Как это всё у него увязывалось в голове?

Как всегда – очень просто.

Во-первых: Ленин, ничтоже сумнящеся, обвинил Маркса в том, что тот не удосужился ни строчки написать о государственном капитализме, из-за чего теперь приходится выпутываться самим.

Так и заявил соратникам открытым текстом: «До сих пор сколько-нибудь путные книжки о госкапитализме писались при таких условиях и при том положении, что государственный капитализм есть капитализм. Теперь вышло иначе, и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть».

Мягко говоря, довольно странно предъявлять подобные претензии Марксу, поскольку он был основоположником научного коммунизма, а никак не идеологом социал-демократии и уж, тем более, апологетом государственного капитализма.

А во-вторых: Ленин вполне логично рассудил, что раз путь в социализм пока неясен, а государственно-монополистический капитализм является последней стадией перед ним, то надо как можно скорее достичь оного и ускоренно пройти до конца, не считаясь ни с чем – цель оправдывает средства.

И большевики, идя напролом и проявив недюжинную волю к победе, не только преуспели, но и дали немцам 100 очков вперёд, абсолютно логично доведя дело до полного абсурда, задним числом названного «военным коммунизмом».

Но яснее не стало.

А как бы даже наоборот.

Пришлось отступать обратно к частным формам хозяйствования.

Мозг Ленина не справился с умственной нагрузкой и разрушился.

Вождь почил в бозе и вопрос остался нерешённым.

А вообще: какой идейный вклад внёс Ленин в дело коммунизма?

Гигантский! По сути, оный сводится к одному тезису: «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны».

Вне всякого сомнения, сия бессмертная фраза перевешивает все тома Маркса, поскольку ни о чем подобном там нет ни словечка!

О советской власти Маркс понятия не имел, а электрификацию, газификацию и прочую цивилизацию вполне успешно обеспечивал и капитализм. В итоге от фразы остаётся лишь советская власть. Гениально!

Ленинизм это доктринёрская самодеятельность на основе эклектической отсебятины.

Оппортунистическая хлестаковщина под лозунгом «творческого подхода».

Оценивая в целом проделанную историческую работу, вождь большевизма сказал: «Помнится, Наполеон писал … „Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет“. Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьёзный бой, а там уже увидали такие детали развития… как Брестский мир или нэп и т.п.»

Где здесь не то что марксизм, а вообще хоть какая-либо теоретическая концепция, кроме весьма сомнительного принципа драчливого французского императора?

Нетрудно также заметить, что Ленин пропустил «мировую революцию» и «военный коммунизм».

Причину долго искать не надо.

Ну и если вдуматься, то несложно установить, что Брестский мир это капитуляция «мировой революции» перед государственным капитализмом, а НЭП есть сдача позиций «военного коммунизма» частному капиталу – весьма интересные «детали развития»!

Различие между Марксом и Лениным вполне очевидно.

Марксизм это изменение мира устранением эксплуатации.

Ленинизм – «устранение эксплуатации изменением мира».

Между тем, невозможно эксплуатацию устранять эксплуатацией, а бесклассовое