Анонимные собеседники

В вишневой “девятке” сидели двое из акционерного общества “Контур”. Так называлась охранная структура, главной заботой которой была безопасность Ивана Дмитриевича Козинца. Несмотря на ухищрения с маскарадом, люди из “Контура” знали, куда наведывается “охраняемый объект”. Они делали вид, что нехотя отпускают Ивана Дмитрича, но продолжали охранять его тайно, рискуя навлечь на себя гнев очень важного лица. Этих двоих в “девятке” Козинец не знал, но они-то не раз дежурили возле дома, и сейчас примерно в полшестого уже заранее заняли свое место у подъезда. Подозрительные машины, которые засекли охранники, вызвали у них сильнейшие опасения, и они запросили подкрепление. Было уже почти шесть, вот-вот появится Козинец, а ответа из офиса “Контура” еще нет. Спят там, что ли, а здесь сиди, дергайся!

Вова Сластин и Миша Пианино также испытывали некоторое беспокойство, на профессиональном языке именуемое словом “мандраж”. Легко ли обеспечивать прикрытие при таком стечении народа? Они были постоянно на связи с Чудовским, и при необходимости он даст им нужные вводные. Пока же он не считал правильным отягощать Сластина и Пианино излишней информацией. Как и другие две пары наблюдателей, они ждали, что в шесть или немного позже появится Козинец.

У себя на балконе в шезлонге загорала Нина Васильевна Береговая. Удобная расслабленная поза могла бы ввести в заблуждение, но хитрая старушка не дремала. С волнением она посматривала на часы и тоже ждала появления Козинца. С балкона открывалась перспектива довольно скучной, обсаженной деревьями улицы с рядами запаркованных машин по каждой стороне. Движения почти никакого. Неподалеку метро “Новослободская”, и оттуда должен прийти Козинец. Если он сегодня придет.

На противоположной стороне улицы сидят на солнцепеке в жаркой машине два опера подполковника Иванова. Они благоразумно припарковались подальше от дома, и ни Данилов, ни соперники-наблюдатели их не заметили. Скоро шесть, и один из оперов следит за подъездом с помощью небольшого бинокля. О предстоящем свидании Козинца с Лолой они узнали, прослушивая телефон “Сирены”. Они запомнили, как должен выглядеть Козинец, чтобы Лола могла его узнать. И ждут.

Восемь молодых крепких мужчин, сидя в салонах своих автомобилей, ждут Козинца. Все они похожи друг на друга, как братья, как люди, занимающиеся одним и тем же делом, это профессиональное сходство. Только Вова Сластин выделяется длинными волосами, немного смахивая на подзабытого уже Криса Кельми. Да еще один из ментов в машине напротив выделяется своей привычкой: ни на секунду не останавливаясь, жует мятные подушечки “Орбит”.

Спланировавший операцию Чудовский наверняка знает, что Козинец, реальный Иван Дмитриевич Козинец сегодня не придет. На этом и строится его расчет.

В вишневой “девятке” охранники “Контура”, наконец-то, получили на свой пейджер ответ по поводу подкрепления. Ответ ими воспринят с облегчением. “К. не придет. Встреча на другом конце Москвы. Вы свободны. Лобов”. Очень приятное сообщение. Не нужно жариться в тачке, не нужно думать о подозрительных соседях. Водитель вишневой “девятки” смотрит назад в зеркало, чтобы вырулить на дорогу, и рука его замирает на ключе зажигания.

– Внимание, сзади! – напряженно шепчет он напарнику. – Только не смотри, не оборачивайся. Козинец идет. С телкой.

Проследовавший с Лолой Серега Данилов не вызвал у людей из “Контура” никаких подозрений. Телка – тоже, ее появление лишь подтверждало интимный характер встреч, о чем всякий раз твердил Козинец, отказываясь от сопровождения.

Их уже ждали, дверь квартиры была открыта, и Данилов с Лолой вошли. В маленькой прихожей улыбался им, словно старым друзьям, высокий добродушный парень.

– Павел! – назвался он, и крепко пожал руку Данилову.

Перед тем, как закрыть дверь, он воровато осмотрелся, нет ли кого на лестнице.

– Ну, что, выпьем с горя! – предложил парень.

Они прошли в комнату, чувствовалось напряжение. Может оттого, что Павел как-то нехорошо выглядывал на лестницу, когда запирал дверь. Лолу едва ли смущало наличие Павла как такового, еще по дороге сюда она, не особенно стесняясь, призналась, что предпочитает делать это в небольшой компании.

В комнате на журнальном столике была выставлена водка, также – шампанское, соки, закуски, ничего сверхъестественного.

– У меня по-холостяцки, – говорил тем временем Павел, блестя своими рекламными зубами. Он ловко, с негромким хлопком открыл шампанское, но, оказалось, зря: все предпочитали водку.

– Я шампусика вообще не пью, – заявила Лола.

Это противное словечко “шампусик” и, что еще хуже, готовность Лолы заразительно ржать в ответ на любые хохмы Павла, смотреть ему в глаза и, конечно же, принадлежать ему немедленно и по-всякому, такая готовность показалась Данилову как бы излишней, привлекательность Лолы куда-то подевалась.

– Вам со мной будет очень хорошо, мальчики, – пообещала она после второго тоста. – Или вам не хочется втроем?

Данилову, пожалуй, не хотелось.

– Лучше есть пирог в хорошей компании, чем говно одному, – с солдатской прямотой рубанул Павел, невероятно развеселив девушку.

Разочаровавшись в Лоле, Сергей только сейчас вдруг понял, что она говорит не своим голосом, не тем, что по телефону. Будучи сосредоточен на своей имитации, старательно воспроизводя тембр и манеру речи копируемого им незнакомца, к тому же, очарованный веселой и свежей, как бутон, девушкой, Данилов совершенно не обратил внимания на ее голос. Он хотел было сказать об этом Павлу, когда Лола вышла “делать пи-пи”. Да и вообще, надо оставить парик и этот пиджачишко и сваливать, он сделал свое дело. Но Павел попросил чуть подождать, еще, мол, по рюмочке, а про голос Лолы и слушать не стал. Они выпили еще по рюмке, и Данилов пропал. Провалился вдруг куда-то, отрубился, ничего не чувствует, словом, стал биомассой.

2

16 июня 1998 года, вторник

Нина Васильевна Береговая, в квартире которой установили магнитофон, была чрезвычайно инициативной и энергичной старой дамой. Павел, а на самом деле, Никита Фомин, соблазнился тем, что она так быстро откликнулась на просьбу родной милиции, и сделал очень непродуманный выбор. Ведь избыточная инициативность помощницы должна была бы остановить Никиту, на то он и профессионал.

Нина Васильевна всю жизнь проработала в театре, была костюмершей, гримершей и даже одно время заведовала литературной частью. Оставшись в одиночестве, она не только без устали смотрела все подряд сериалы по ТВ, но и активно общалась с соседями по дому. Не одним лишь почтенным дамам ее возраста, но и молодым людям, в особенности, молодым хозяйкам, не было от нее покоя. Наивно предполагать, что Нина Васильевна знакома только с жильцами своего подъезда, которыми как бы интересовался Павел, он же Никита. Случилось так, что она была очень даже хорошо знакома с Лидой Остяковой и с ее супругом, профессором химии. И, конечно, ничего удивительного нет в том, что, уезжая с мужем на целый год в США, Лида оставила Нине Васильевне ключи от квартиры и просила присматривать. Мог ли Никита Фомин вообразить что-нибудь подобное? Скорее всего, нет. Ибо, если бы мог, то легко представив себе возможные последствия, вероятно, нашел бы другую помощницу.

Нина Васильевна не увлекалась политикой, и поэтому не узнала всем известное, примелькавшееся лицо Ивана Дмитрича Козинца, увидев его не на экране телевизора, а просто в Лидиной квартире, куда надумала заглянуть как бы между прочим, возвращаясь домой, от приятельницы, живущей двумя этажами выше Лиды. Мужчина страшно сконфузился и постарался побыстрее выпроводить незваную гостью. При этом в ход пошло весьма солидное удостоверение с тиснением “Государственная Дума РФ”. Правда, книжечка с золотыми буковками мелькнула так быстро, что разглядеть ничего нельзя было, только имя: Иван. Странный человек представился дядей Лиды. Показал ключи от квартиры, не думает же уважаемая соседка, что он вор. И, волнуясь, рассказал много-много всего про Лиду, про ее мужа, про их работу в Штатах, но не столько все эти сведения, сколько само лицо мужчины убедило Нину Васильевну, что Лидиной собственности ничего не угрожает.

Лицо было вполне интеллигентное, чем-то знакомое, хотя, конечно, странное. Странным был парик, разве многие носят его – не на сцене, а в обычной квартире? И еще усы. Прилепленные на скорую руку, плохо сочетающиеся с париком, уж ей-то, старой театральной волчице, гримерше со стажем, это, представьте, заметно.

Дома у себя, уже поздно вечером, она вспомнила лицо мужчины из Лидиной квартиры и поняла, почему оно показалось знакомым. Ну, точно, Иван. Иван Дмитрич Козинец. Зачем, спрашивается, такому известному человеку весь этот неприличный костюм? Здесь, безусловно, скрывалась какая-то тайна!

И Нина Васильевна решила понаблюдать за квартирой. Она зачастила к приятельнице, что живет в том же подъезде, только повыше. Туда и обратно, а по пути можно и постоять у Лидиных дверей. Заходить без предосторожностей она теперь не решалась, чтобы не смущать важного человека. И вот, уже через несколько дней она сделала два открытия.

Первое: оказалось, что Иван Дмитрич приходит почти каждый вечер к шести часам, и сразу к телефону. Если стать у самой двери, слышен его голос, слов не разобрать, а собеседника вообще не слыхать. Да и откуда взяться собеседнику? Нина Васильевна все видит, сидя на балконе с приятельницей. В одно и то же время появляется странный человек в шляпе и в темных очках. Вот он заходит в подъезд. Час, редко, когда чуть дольше, он в квартире, можно спуститься и услышать разговор. Наконец, Иван Дмитрич уходит. Тогда и она спускается сразу же к знакомой двери, открывает ее – в квартире никого! Точно, по телефону говорит Иван Дмитрич.

 А если все же был не телефонный, а “живой” собеседник: и голос-то у него еле слышный, и из квартиры так умеет просочиться, что и не заметишь, – могли бы вы такое подумать? Ладно. Так вот вам и второе открытие, которое подтверждает первое. Нина Васильевна заметила, что Пашкин магнитофон включается и наматывает всякий раз, когда она пьет чаи у приятельницы, той, что наверху, над Лидой. Решилась проверить. Засела у себя на балконе – видно все не хуже, чем от приятельницы. Вот седьмой час – идет Иван Дмитрич в своей шляпе, в очках. Сколько там ему надо, чтобы подняться к Лиде, – ну, самую малость! И нате вам, включается автоматика, пошла писать. Неужели Павел-то думал, что любопытная Нина Васильевна не сумеет звук включить – эка невидаль, магнитофон! Повернула колесико, и слышит прямо у себя в комнате голос Ивана Дмитрича, никакой ошибки быть не может, исключается. Уж она-то, старая волчица, голос всегда узнает, даром что ли сорок лет отпахала в театре? И просит Иван Дмитрич позвать к телефону какую-то Лолу, заметьте, к телефону, что и требовалось доказать. Нина Васильевна честно пыталась перебороть себя, ведь слушать чужой разговор неловко, но устоять не смогла.

Второе свое открытие она сделала только вчера. А сейчас дежурит у себя на балконе. Придет ли сегодня Иван Дмитрич? Иногда ведь он не приходит. Позднее, около девяти вечера, забежит Пашка сменить кассету. И что же она, Нина Васильевна, ему скажет?

3

16 июня 1998 года, вторник

Инна Максимова, секретарь-референт Левина, привыкла к тому, что когда у Леонида Ильича плохое настроение, он ворчит и монотонно ругается. Но сегодня у него отличное настроение, и это еще хуже, потому что он постоянно шутит. У Инны Максимовой ослаблено чувство юмора, но обычно она смеется, чтобы не обижать начальство. Хотя очень трудно разобрать, когда оно шутит, а когда говорит серьезно.

– Сегодня в 11.30 у вас встреча с железнодорожниками, – читала она, – в 14.00 у Валентина Петровича будут с телевидения, он просил вас присутствовать, в 18.00 обед с Лисицким в “Пекине”, кроме вас еще Шевчук.

– Зачем так далеко, в “Пекине”? – спросил Левин.

– Шевчук настоял, там оригинальная вегетарианская кухня.

– Мне казалось, у него по вторникам разгрузочный день.

– Разгрузочный день? – переспросила Инна.

– Когда можно, наконец, нарушить вегетарианство и поесть свининки!

Максимова никак не отреагировала на шутку:

– По-видимому, нет.

– Еще что у нас?

– Круглая дата у Михаила Михайловича, соединить вас с ним?

– Пошлите ему лучше от имени Тузкова телеграмму. Главное, чтобы помнили.

– Мне самой составить текст?

– Конечно же! Одной левой, и даже одним мизинцем! Как уверял крупный поэт Уитмен, устройство его мизинца сложнее паровоза. Устройство вашего – ничуть не хуже!

И Леонид Ильич легкий, веселый, как школьник, вылетел из кабинета.

Валентин Петрович не торопил Левина, он понимал, что деликатные поручения требуют времени. А шпионить за Чудовским – это, по меньшей мере, деликатное поручение. В связи с текущими делами Тузков встречался с Левиным каждый день, но ни тот, ни другой не вспоминали о Чудовском, как если бы того разговора не было вовсе. Так прошло несколько дней. И вот сегодня, во вторник, хотя по-прежнему ничего не было сказано, Валентин Петрович по некоторым признакам чувствовал, что Левин переполнен нужной информацией, как нерестовая рыба икрой, и ему просто не терпится.

– Что-то есть? – в обычной своей манере еле слышно прошелестел Тузков, когда днем они с Левиным принимали телевизионщиков.

– Давайте сразу же после этого у меня, – заговорщицким тоном ответил тот.

Леонид Ильич занимал на четвертом этаже две смежные комнаты. В первой, как обычно, сидела крашеная секретарша Инночка. Валентин Петрович, улыбнувшись ей, прошел к Левину. Тот вскочил, изображая радость встречи, хотя они расстались не более десяти минут назад. Чуть ли не силой усадил Валентина Петровича в свое еще теплое кресло и торжественно сообщил:

– Ваш офис и телефон прослушиваются!

Тузков не удивился. Удивление, впрочем, если бы и возникло, нисколько не отразилось бы на его лице, но он не удивился.

– А здесь? – он провел указательным пальцем по периметру кабинета.

– Здесь нет! – уверенно ответил Леонид Ильич.

– У вас, должно быть, очень надежный источник информации, – сказал Тузков.

Верная собака Левин, подумал он и с дозированным восхищением добавил:

– Блестящая работа!

– Старый, как мир, способ: деньги. Человек в самом ближайшем окружении Чудовского. Информация практически из первых рук, – объяснил Левин. – Надеюсь только, вы не выдадите своей осведомленности неосторожным проявлением…

– Например, стану надевать темные очки и парик, как дружище Козинец, – предположил Валентин Петрович.

– Шутки шутками, – сказал Леонид Ильич, – но мы все под колпаком, а вы – больше, чем все. Шпиономания затрудняет понимание!

– Забавная формула! – оценил Тузков.

– Все ему стучат, все! Вот, например, Максимова, хороший работник, – продолжал Левин, – но можно ли ей доверять, не знаю.

Краска ударила в лицо Инне Максимовой, которая все это время элементарно подслушивала у двери, нервничая оттого, что тихий голос Валентина Петровича был почти неразличим. Она на цыпочках вернулась к своему столу и продолжения разговора не слышала. Но и того, что уже было сказано, оказалось достаточно, чтобы Чудовский сумел сделать определенные выводы.

Между тем Тузков с непроницаемым видом выслушал несколько историй из жизни своего соратника, о чем, естественно, не имел представления. Тайная поездка в Петербург, встречи в загородном доме с Хубиевым, контакты с уголовными авторитетами, кровавые разборки, тщательно скрываемый роман с Ольгой Федоровной Прокопчик (это уж ладно – дело, как говорится, личное), наконец, разработка И. Д. Козинца с использованием имитатора голоса. От этого слова у Валентина Петровича возникла ассоциация с пластмассовым прибором из секс-шопа. И так эта навязчивая ассоциация мешала, что пришлось переспросить поподробнее про этот половой имитатор, что, мол, это за затея.

– Это гениальный имитатор.

– Но что это значит?

– Когда он имитирует пение петуха, встает солнце! – пошутил Левин.

– Смешно!

– Если серьезно, то Чудовский фальсифицирует разговоры Козинца. Качество фальшивок очень высокое, проверяется экспертизой.

И вот как прикажете понимать эту бездумную самодеятельность? Ишь, что творится у него за спиной! Ведь если возня с имитатором всплывет, скандал заденет не только Козинца, но и его, Валентина Петровича. Уже хотя бы поэтому он должен был быть поставлен в известность; если посоветоваться по ходу дела с Валентином Петровичем не нужно, то уже хотя бы поэтому.

А козни с Хубиевым? Валентин Петрович хорошо помнил Руслана Хубиева. Чудовский тогда настоял, чтобы Валентин Петрович присутствовал лично, встреча состоялась в кавказском ресторане, принадлежащем Хубиеву. Приглушенная музыка, полумрак. Небритый хозяин с грязными ногтями в очень дорогом светлом костюме, чай в тонких стаканах, своей гнутой формой скорее напоминающих бокалы для вина. Хозяин нахваливал свою кухню, оркестр, своих путан любого пола и возраста. Еще Валентин Петрович помнит, как его раздражало то, что Хубиев, правда, извинившись, бесконечно долго говорил по сотовому телефону, причем, об очевидных пустяках, не обращая на них никакого внимания. Он говорил на непонятном языке, но это не меняло сути, и казалось, что пустой разговор затеян специально, только не совсем ясно, для чего. Что он этим демонстрирует, думал Тузков, зачем он это делает? Он злился на себя, что против воли пытается разгадывать никому не нужные ребусы.

 Когда они, наконец, перешли к делу, Тузков был раздражен настолько, что думал только об одном – как бы поскорее уйти. Переговоры, как легко можно догадаться, закончились ничем. А жаль, не исключено, что сегодня у них был бы еще один надежный канал.

Валентин Петрович сказал в конце, что он согласен с идеей, но он против попыток, не подкрепленных реальным шансом на успех. Нужно иметь 95 % шансов на успех, чтобы затевать такое дело. Откуда взять столько процентов, усомнился Руслан, и кто их сосчитает? Хорошие вопросы, вставил Чудовский, понятно было, что он обеими руками “за”. Но Валентин Петрович остался непреклонным: нет уверенности в успехе – незачем начинать! Весь этот ореол жертвенности Валентину Петровичу просто противен – театральность и утопия.

Вроде бы, все сказано. И вот теперь спустя почти полгода Чудовский тайно встречается с Хубиевым. Зачем? Использовать канал Хубиева втайне от Валентина Петровича?

Что вообще все это значит – целые пласты деятельности, о которой он, руководитель, ничего не знает? Причем, это не какие-то второстепенные вопросы.

Традиция власти в России такова, что силовая политика всегда под контролем главного лица, кто бы это ни был – губернатор, царь или генеральный секретарь. Впрочем, возможно, все объяснится проще, королю всегда измена свиты чудится. Валентин Петрович, однако, без всякого пафоса воспринял бы измену любого, даже любого в Команде. Тарас Бульба всегда казался ему карикатурой. Люди, в надежности которых не усомнишься, обычно просто спят на работе, другие же, наделенные инициативой, всегда таят опасность.

– Возможно, ничего плохого в этом нет, – предположил Левин, словно читая мысли Валентина Петровича. – Возможно, Чудовский искренне заботится о пользе дела.

Да, подумал Тузков, только вот о нем ли, о Валентине Петровиче, заботится Чудовский или об “Общем деле”? Валентин Петрович, разумеется, символ “Общего дела”. Но, все-таки, это метафора. Легко представить себе ситуацию, когда его, Валентина Петровича, приносят в жертву “Общему делу”.

Но это сокровенные мысли, а вслух он произнес:

– Запашок измены все же есть, как думаете?

– Это жизнь, – уклончиво ответил Левин. – В жизни все перемешано, все это уже было и было. Мы живем в то время, когда все слова уже сказаны, как говорил Аверинцев.

Тузков, наконец, выразил Леониду Ильичу искреннюю благодарность, которую тот с энтузиазмом принял. Работа в самом деле проделана немалая, и Левин был собою доволен. Надо сказать, его с утра уже распирало от хорошего настроения.

Напрасно думают, что хорошее настроение всегда в какой-то причинной связи с погодой, с успехами, с улыбками друзей и тому подобным. Бывает, и часто, что хорошее настроение возникает просто так, нипочему, по вине неизвестно каких ритмов. И все-то тогда получается, все удается легко, весело, шутя! Вот такое именно настроение было с самого утра у Леонида Ильича Левина. И, конечно, он не мог знать, что пройдет немного времени и ему станет совсем не до шуток.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.