Девятая квартира в антресолях

– Нет, Лизок, прости, – ответила та. – Мне опалы очень подходят к одному платью, раз уж досталось так, то не буду менять.

Сергей улыбнулся девичьим проблемам и спросил:

– Ну, а что тут мое?

– Двухтомник, – сказала абсолютную правду при Арине сестренка.

– Танюша, а что тебе выпало? – поинтересовалась Лиза.

– Какая-то пьеска. Сама взгляни.

– «Романтики». Интригующе! А кто автор? О! Ростан. Этого я у него еще не читала.

– Нравится? Ну, вот хочешь, и поменяемся? – ехидно отшутилась Танюша.

– Правда? И тебе не жалко?

Таня посмотрела на нее, проверяя, не издевается ли над ней одноклассница, но увидев искренние и чистые глаза Лизы, взглянула на ту уже как на дурочку.

– Для тебя, Полетаева, мне ничего не жалко, – и она удивленно подняла брови и посмотрела на брата, когда Лиза в порыве чувств обняла ее.

– А мне даже и нечего предложить для обмена, – решил вмешаться в эту идиллию Сергей. – «Краткая история Русского флота», и у автора жизнеутверждающая фамилия – Веселаго! Оставлю себе.

– Вам не нравится? – озаботилась Арина.

– Да что Вы, милая хозяюшка! Я шучу! – успокоил Арину гость.

– Разрешите полистать? Челюскин, Лаптевы, Крузенштерн, Беринг, – Арина хитро взглянула на Лизу. – А нам с тобой, пожалуй, знаком один субъект, который оценил бы это произведение по достоинству и сразу. Не так ли?

– Кто ж таков? – продолжал легкую пикировку Сергей.

– О! Это замечательная личность, – Лиза переглядывалась с Ариной. – Господин Неволин-младший. Я не ошибаюсь, ведь так?

– Так, так. Именно так! – улыбнулась Арина и махнула рукой в сторону поляны у пруда. – А что, Лиза, пойдем, подурачимся? Как дети давеча? У тебя есть на примете какая-нибудь игра, чтобы и нам не совсем скучно было. А хотя, можешь предложить и вовсе детскую забаву, я хочу повеселиться сейчас.

– «Золотые ворота». Надо двух ведущих выбрать, можно жребий кинуть, но лучше, чтобы они были повыше ростом.

– Вряд ли тут есть кто-то из барышень выше меня, – продолжала шутить уже и над собой Арина.

– Позвольте составить Вам пару? – вызвался сам Сергей.

– Вот и отлично! – обрадовалась Лиза. Только вам нужно договориться, кто из вас будет «Солнце», а кто – «Луна».

– Уступаю нашей лучезарной хозяйке солнечный свет, а сам выбираю прохладный сумрак ночи, – Сергей галантно поклонился, предлагая Арине руку. Они двинулись на поляну.

– Играем в «Золотые ворота»! – громко объявила Арина. – Кто желает, извольте в хвост пристраиваться.

Оркестр заиграл полечку. Подняв сцепленные руки, Арина и Сергей образовали арку, через которую начали проскальзывать выстроившиеся в вереницу гости, держа друг друга за руки. Запрещалось убыстрять или замедлять движение, а также останавливаться или препятствовать другому игроку, за это наказывали фантом. Водящие громко декламировали считалку:

– Золотые ворота

Пропускают не всегда!

Первый раз прощается.

Второй – запрещается.

А на третий навсегда

Закрываем ворота!

Ап! Руки опустились и ловушка захлопнулась. Первым в нее попался молодой поручик, ранее помогавший девушкам разбирать сундуки.

– Луна или Солнце? – спросила его Арина.

– Солнце! – ответил тот, и встал у нее за спиной.

Удачно миновавшие «Золотые ворота» игроки со смехом возвращались в конец людской цепочки и пристраивались снова.

– А на третий навсегда

Закрываем ворота!

Хлоп! В ловушке оказалась Нина.

– Луна или Солнце?

– Солнце!

– А на третий навсегда

Закрываем ворота!

Руки водящих поймали и Лизу…

– Луна или Солнце?

– Луна!

Лиза пристроилась за спиной «Луны».

– А на третий навсегда…

Татьяна, перед которой было еще двое игроков до «Золотых ворот» рассчитала, что под последнее слово считалки именно она попадает в ловушку. Ей гораздо больше нравилось под общий смех и гомон бежать раз за разом в конец колонны, чем стоя на одном месте за «Луной» или «Солнцем» степенно ждать окончания игры. И она решила схитрить. Но просчиталась. Эх, надо было ускориться, и прилепиться к пареньку, бегущему перед ней, и тогда, возможно, она проскочила бы опасный момент, но выбрав иную тактику, она ошиблась. Замедлив движение, она оказалась одна перед «Золотыми воротами», рука выскользнула, череда людей перед ней прервалась, образовав пустое место, а считалка закончилась.

– Штраф!

– Фант с нее! – кричали со всех сторон гости.

Таня топнула ножкой от досады, но игра есть игра. Она рассмеялась тому, что ее поймали на хитрости, и послушно отошла в сторонку. Со временем к ней присоединились еще двое нарушителей. Постепенно игра утомляла, многие, запыхавшись, отходили вовсе прочь, а оставшиеся, наконец, разделились на две примерно равные команды за спинами у своих избранников, и живой ручеек иссяк. Тогда наступила завершающая стадия игры. «Луна» и «Солнце» взялись за руки, которые и так порядком натрудились уже, а стоящие позади, обнимая друг друга за пояс, стали перетягивать их на себя.

– Эх, поддай!

– Тяни-ииии!

– Навались!

Победило «Солнце». Явное преимущество Арининой команды измерялось уже несколькими шагами, когда у кого-то нога завязла в траве, где-то соскользнула ладонь, и большая часть порвавшейся цепи со смехом и визгом завалилась на землю. Кавалеры вскакивали первыми, подавая руки барышням, все отряхивались и приводили себя в порядок. Потом вспомнили и о штрафниках.

– «Зеркало» или «Оракул»? – выкрикнул кто-то из толпы.

Таня молчала, решив отсидеться. Также провинившаяся девушка, с тонюсенькими косичками, подвязанными как крендельки, вопросительно смотрела на нее и тоже молчала. А третий штрафник – статный молодой человек, по виду которого никак не догадаешься, что он вообще может лукавить, вдруг вызвался сам, поднял ладонь и сказал:

– «Оракул»!

Его усадили на торчащий среди травы пень, кто-то из девушек водрузил ему на голову наспех сплетенный венок из кленовых листьев, и забава началась. Желающие по очереди подходили к «Оракулу» и тот должен был предсказывать им судьбу. Когда и это надоело, все посмотрели на девушек.

– Теперь «Зеркало». Кто первый?

– Я не хочу! – капризно произнесла Таня, а ее напарница по несчастью вздохнула и пошла как на заклание.

К ней подходили играющие, и она просто должна была точно повторять те движения, которые они производили, стоя с ней лицом к лицу. Девушка сначала путалась, сбивалась, но от этого становилось только веселей. А вскоре у нее стало получаться довольно ловко. «Фи! Какая неуклюжая. Я б лучше смогла!» – подумала Танюша и подошла к играющим.

– Давайте теперь я! – вслух сказала она.

– Нет уж, хитренькая! – возразил ей «Оракул». – Теперь другой фант.

– Другой, другой! – загалдела молодежь.

– Я право, не знаю. Что же еще? – растерялась Таня.

– А Вам, барышня, фант – поздравить нас всех. Согласны?

– Согласны, согласны! – раздалось со всех сторон.

– Поздравить? С чем же?

– Так в этом и есть задание!

– Хорошо! – собралась Таня. – Поздравляю вас всех с этим летним днем!

– У-уууууууу! – неодобрительно загудела толпа.

Таня вспомнила приветственные речи, которые заучивала в Институте, вспомнила, что недаром же она сестра поэта, и вообще – что она не желает позориться.

– Поздравляю вас всех, друзья мои, с этим долгим и счастливым днем, который подарил нам встречу друг с другом, наполнил радостью наши сердца и ликованием наши души, и, уходя, награждает нас красотой такого незабываемого заката! – Она подняла руки к небу, на котором действительно пламенели разноцветные полосы, отражаясь в глади воды.

– Браво! – раздалось из гущи гостей.

– Спасибо!

– Волшебница!

***

На аллеях зажигались электрические фонари. Когда Савва тщательно выбирал место для увеселения, он думал и о том, как можно было бы продолжать гуляния и в сумерках. Периметр же пруда осветили открытыми факелами и керосиновыми светильниками. Пространство сцены тоже было подсвечено. Все с нетерпением ожидали «Живые картины». Гости собирались и рассаживались на зрительных скамьях.

– Господа! – обратилась к собравшимся Арина. – У нас пространство не особо располагает к многолюдному действию, поэтому я прошу у вас разрешения сама отобрать несколько человек, которые будут представлять. Остальных прошу покорно исполнять обязанности публики. По мере возникновения надобности позвольте привлекать дополнительных исполнителей из ее рядов. А сейчас я порошу написать несколько тем и сложить записки в эту шляпу. Господа, загадывайте, пожалуйста, что-нибудь знакомое всем. Заранее благодарю.

За боковыми крыльями кулис устроили краткое совещание отобранные Ариной «артисты»: Лиза, Горбатовы, Нина, давешний поручик и отчего-то молодой человек, отработавший фант «Оракулом». Тут же крутилась Анфиса, которую никак не получалось отправить в зал.

– Арина! Я тоже хочу! А когда будут танцы? Я тоже хочу.

– Анфис, тебя оставили со старшими, потому что посчитали взрослой. А ты ведешь себя как ребенок. Как избалованный, капризный ребенок, – отчитывала ее сестра, у которой сил к вечеру становилось все меньше и меньше.

– Я хочу помогать! – настаивала сестра. – И участвовать. Я взрослая. Я имею право.

– Помогать? А не мешать ты умеешь, если взрослая? Ты сейчас время отнимаешь у всех. Ты же должна понимать, что детских ролей скорей всего не будет. Кого ты собираешься изображать? Царицу Савскую?

– А когда будут танцы? – вроде бы сдалась Анфиса.

– После всех выступлений, – Арина заботливо всмотрелась в личико сестренки. – Ты что, устала? Пойди к маме.

– Нет-нет, я совсем не устала. А «после всех выступлений» – это скоро?

– О, Господи! – взмолилась Арина.

– Всё-всё! Я больше слова не скажу. Аринушка, я тут молча посижу, можно?

– А где наша фантазерка? – оглядывалась Арина. – Странно, что её тут ещё нет…

Она выглянула из-за кулис и увидела Аглаю невдалеке, на парковой аллее. Ее сопровождали сразу два кавалера, видимо наперебой объясняя устройство велосипедов.

– Аглая, ты идешь? – крикнула она ей.

Та обернулась, молитвенно сложила ладошки и, сдвинув брови домиком, просительно затянула:

– Душечка, Аринушка! Можно сегодня без меня? Вы уж там сами, хорошо?

– Да уж! – округлила глаза Арина, вовсе такого поворота событий не ожидавшая. – Ну, что там нам накидали, господа? Вы уже развернули записки?

– Вот. Пять Пушкиных, три Лермонтова и повторы, – доложил «Оракул».

– Мишенька, Вы все посмотрели? Как считаете, подлежит изображению?

– Вполне! Только Оршу кто-то постарше должен изобразить. Или бороду клеить? Ну, и графиню, конечно

– Нина будет показывать Нину, и Лиза – Лизаньку. Вот как точно под них роли.

– Лиза, а царевну еще возьмешь себе?

– Ой, нет. Это же надо, что? Лежать передо всеми? – Лиза покрылась румянцем и отрицательно покачала головой. – Я не смогу.

– Я бы взялась, – сказала Таня. – Я умею дыхание задерживать.

В этот момент за кулисы вошел кадет, примерно ровесник Анфисы.

– Господа! – командным голосом начал докладывать он собранию. – Предлагаю свои услуги в представлении картин.

Старшие переглянулись.

– Представьтесь сперва, молодой человек, – предложил ему «Оракул».

– Прошу прощения! Воспитанник Кадетского корпуса Юсуфов Юрий Константинович.

– Юрочка, – Арина не в силах была снова объяснять проблематичность участия по возрасту. – Мы с радостью воспользуемся, как только образуется вакансия. Может быть пока, Вы согласились бы… э-ээээ… побыть работником сцены? Вот и Анфиса Саввишна Вам компанию составит.

– Рад стараться!

– Сбегайте тогда сразу к буфетчику и спросите, есть ли у него кувшин и пустая бочка?

– И яблоко. Яблоко! Крупное, красивое яблоко прихватите.

Кадет и Анфиса наконец-то удалились.

– Так, значит, Танюша будет царевной. А вот это, смотри, кроме тебя точно некому изобразить – улыбаясь, передала Нине записку Арина. – А в пару тебе Сергей Осипович в самый раз станется, у него фактура такая. Сейчас, господа, я набросаю очередность, чтобы было время на переодевание. Напоминаю, при показах за сценой должна быть гробовая тишина. Я, пожалуй, пойду первой, а потом буду смотреть, чтобы все шло как надо. Мишенька, Сергей, вам сложней всего будет, надо все точно рассчитать! А где же наш кадет? Вот и для него роль нашлась, да не одна!

Юрочка с одним из официантов катили деревянную бочку из-под огурцов. За ними Анфиса несла большой глиняный кувшин с тонкой изящной ручкой.

– Господа, пока мы наряжаемся к первой картине, вы позаботьтесь доставить за сцену козетку, стол и один ковер. И кресло! Господин кадет, изволите ли изобразить моего сына? Прошу переодеваться! Анфиса, позови сюда папу.

На поляну перед закрытым занавесом вышел Мишенька «Оракул» в цилиндре и накинутой на плечи крылатке, и торжественно объявил начало представления «Живых картин» по мотивам произведений двух великих русских писателей-поэтов. Получив из-за кулис неслышимый публике знак о готовности, он махнул рукой оркестру, дирижер взмахнул палочкой, полилась тихая мелодия и бархат портьер раздвинулся.

Первая картина представляла собой расстеленный на траве ковер вместо подмостков, на нем, лежа на боку, зияла пустым нутром бочка, и, опершись рукой, на ней сидела Арина, одетая в русский сарафан и с короной на голове. Вторую руку она положила на плечо кадета, стоящего подле, тоже коронованного и в косоворотке. За сценой кто-то ритмично греб лопастью весла по воде, изображая шум прибоя.

– Сказка о царе Салтане! – крикнули в зале.

– Гвидон и царица после путешествия по морю. Пушкин!

Раздались аплодисменты. Занавес закрылся.

Вторая картина последовала после небольшой перестановки. Перед глазами публики предстали – сам Савва Борисович, с приклеенной бородой, в боярской шапке и кафтане. Он, состроив грозное лицо, потрясал ключами, на пальце его сиял огромный перстень – «дар царя». На заднем плане стоял диванчик-козетка, изображавший смятую постель, перед ним на ковре ниц лежала барышня с косичками-кренделями, приглашенная на роль в последний момент. Напротив Саввы стоял смотрящий на хозяина верный страж, опоясанный саблей, изображаемый официантом, давеча прикатившим бочку. Он держал за загривок, поставленного на колени, но не сдавшегося, с гордо поднятой головой, опутанного канатом расхристанного поручика. Савва потряс ключами, зашвырнул их на середину пруда и застыл с указующим на девицу перстом.

– Орша! Арсений!

– Сокол!

– Лермонтов, «Боярин Орша», – угадала публика.

Третья сцена открыла публике «бальную залу» – по краям стояли канделябры, на заднем плане Танюша передавала из рук в руки выменянный нынче браслет человеку в черном плаще и широкополой шляпе, в котором угадывался ее брат, оба были в масках-домино. На авансцене нахмуренный «Оракул» во фраке протягивал сидящей на стуле Нине вазочку с мороженым. Нина была необыкновенно хороша в наброшенном на плечи газовом шарфе и заколотом в волосы аграфе с пером.

– Арбенин! – аплодировал зал.

– Лермонтов, «Маскерад».

В следующей картине была задействована Лиза. Придумщики пошли на некоторое отклонение от канонического сюжета, чтобы в одном действии объединить героев. В ярком луче света помещалась домашняя идиллия – в кресле сидела за карточным столиком вдова Удальцова в черном старушечьем капоре и раскладывала карты. Сам Савва ходил к ней на поклон, и она таки дала согласие на участие в забаве. В пол-оборота к зрителям сидела Лиза в кружевном чепце и наброшенной на плечи пелерине. Она делала вид, что вышивает на пяльцах. А из полумрака на краю сцены за ними наблюдал поручик, как есть, в собственной офицерской форме, но сжимая в руках огромный бутафорский пистолет.

– Пушкин! Графиня! – раздалось из зрительного зала.

– Лиза! Германн!

– «Пиковая дама»!

У Лизы этот выход был единственным, поэтому скинув с себя реквизит, она поспешила занять место в зрительном зале. Занавес снова распахнулся, «артисты» успели перевоплотиться. На сцене стоял стол, застеленный парчой, свисающей до самого пола. Горели свечи. На столе лежала Танюша в кокошнике и русском сарафане, и правда что только не дышала. Все изгибы ее фигуры рельефно вырисовывались в мерцающем пламени огней, а тонкая рука безжизненно свисала и отчетливо читалась на фоне ткани. В ладони у нее было зажато огромное красное яблоко. По бокам от стола стояли в скорбном поклоне «Оракул» и Савва в кафтанах и богатырских шлемах. Всего мужчин на сцене было семеро. Все они издавали негромкое, но непрерывное «мычание» нутром, что усугубляло напряжение. На остальных участников сценки богатырских головных уборов не хватило, поэтому кадет, поручик и еще трое приглашенных их товарищей стояли в ряд за столом, держа фуражки на руке, что тоже производило траурное впечатление. Вообще из представленного сегодня, эта картина оказала на публику наибольшее впечатление. Образовалась минутная тишина. Лиза заметила сидящего через несколько человек от себя Неволина. Он успел уже вернуться из города и утирал слезу, так его проняло.

– «Мертвая царевна»? – раздался чей-то робкий голос. И тут публика взорвалась аплодисментами и криками «Браво!»

Зрители успокаивались долго, что дало «актерам» больше времени на подготовку, но вот снова воцарилась относительная тишина. Пришло время последнего показа. Занавес бесшумно отворился, и взорам публики предстали трое сидящих на ковре девушек, головы которых были покрыты белыми воздушными тканями. Это было придумано на ходу, если бы Лиза знала, то была бы сейчас среди них. Арина, барышня с «крендельками» и Анфиса, держащая в руках бубен, представляли подруг главной героини. И вот появилась она!

Вновь вдали раздались всплески воды, а из полумрака на свет, от пруда шествовала Нина. Ее сегодняшнее платье и так было с элементами национальных мотивов и напоминало о них и вышивкой, и покроем. Но сейчас у нее на поясе висел еще и настоящий кинжал в узорчатых ножнах, который она выпросила у отца, а голову ее покрывал отрез белоснежного кружева, сдавленный на лбу чеканным серебряным обручем с большим самоцветом в медальоне. На плече она несла кувшин. Дойдя до освещенного ковра, Нина грациозно поставила сосуд на землю, протянула руку и взяла, отданный ей «подругой» бубен. Лишь раз, ударив в него, она замерла в танцевальной позе. Это и была задуманная «Живая картина».

Зрители стали робко хлопать, посчитав, что это завершенная сцена. Но тут кто-то стоящий за кулисой, стал направлять светильник так, что из пространства за сценой начала выступать часть поляны, ранее скрытая в полнейшей темноте. Бочка, задрапированная серой тканью, теперь изображала огромный валун, сидя на котором весь укутанный в небесно-синюю материю смотрел на танцующую княжну Сергей. Видны были его оголенные руки и лодыжки и, казалось, что под тканью одежды нет вовсе. Волосы его были небрежно взбиты и растрепаны и, как бы желая усилить этот образ, ночной ветер колыхал их пряди. За сценой зазвучала флейта. Хлопки стали отчетливей, а после снова переросли в овации. Князь Чиатурия аплодировал стоя.

«Демон» стал великолепным завершением артистической затеи. Лиза бросилась к друзьям за кулисы, а Арина счастливая и воодушевленная, сказала ей:

– Если б я могла предвидеть такой успех, то посчитала бы, что концерт – это лишнее. Лиза, мы просто молодцы!

Но концерт все-таки состоялся. На время его проведения оркестрантов отпустили в буфетную на перерыв, а после были еще и долгожданные танцы. На плавучей платформе устроили фейерверк – со взлетающими в темную вышину огнями, с крутящимися шутихами, с отражением, с искрами, гирляндами осыпающимися прямо в пруд. Разъезжались все далеко за полночь. Сам Савва остался приглядывать за нанятыми уборщиками, чтобы к утру привести городское хозяйство в полный порядок. Лиза и не знала, что бывают настолько долгие дни.

***

На следующий день, несмотря на ещё не прошедшую утомленность, Лиза пошла в церковь, выбрала ближайшую к дому – «новую», как называла ее Егоровна, Сергиевскую. На душе после вчерашних внезапных слез было нехорошо. Митя… Как долго нет известий. Не может быть, чтобы хоть записочку матери не послал, если свободен и здоров, зная, как она о нем печется. А уж та нашла бы способ сообщить Полетаевым. Да… А ведь и папа что-то давно не ездил в Луговое! Почему? Господи, смилуйся! Пошли хоть весточку…

Лида. Подружка наша. Как можно привыкнуть к тому, что вчерашнее шумное веселье до нее касательства не имеет вовсе? Что теперь они не вместе, и так будет и впредь – все больше разных событий, все дальше друг от друга? Нехорошо, ах, ну почему так нехорошо на душе? Как будто что-то недодала Лиде, или утаила. Вот в этом дело… Надо поделиться. Рассказать. Надо обязательно увидеться!

И еще – разговор в лодке. «Лиза, Вы мне нравитесь». Ой, нет, тут всё так непонятно. Так зыбко. Лиза сама ещё не разобралась, о чём молить, за что просить прощения. Потом, всё потом… Но тянет же, ох, как тянет душу! Папе нельзя говорить… Впервые что-то нельзя говорить папе… Верней, можно, конечно, никто не запрещал. Но тогда она, действительно – маленькая девочка ещё. И сама ни с чем не может ни справиться, ни разобраться. Потом. Всё потом.

В понедельник Лиза проснулась уже более отдохнувшая, но все еще с каким-то налетом тоски на душе. Может это теперь всегда так будет после больших праздников? В Институте ее бы уже затянула каждодневная рутина, со своим распорядком, дисциплиной и предписанным поведением. Новые уроки, новые события у девочек, новые задумки и подготовка к чему-либо обязательно затерла бы позавчерашний день. Но дома не так…

Как там Нина? Неужели и вправду возможно, что князья Чиатурия уедут далеко-далеко? Насовсем. Хотя, что сейчас от того, что они живут пока в одном городе? Нет, неправильно все-таки устроена жизнь после Института! Верней, она не устроена, а течет сама собой… Надо взяться самой, и устраивать. Вот, например, сколько уже она, Лиза, живет дома, а даже не поинтересовалась, что за люди снимают у папы помещения. Если не в одном доме, то, в одном дворе живут же! Вместе. Сколько их, какие они? Только иногда в окошко видела, как отъезжает коляска или карета. Нехорошо. Не правильно!

Во вторник пришел приглашенный Егоровной настройщик. Его провели в гостиную и он стал осматривать инструмент как заправский домашний доктор знакомого с детства пациента. Вставал на колени, выстукивал, даже не открыв еще крышку клавиатуры. Охал. Вздыхал. Приговаривал «М-да!» Лиза заволновалась, вслед за ним стала приседать и вглядываться в нижнюю деку. Но потом обратила внимание на Егоровну, которая наблюдала весь этот цирк, сложив на груди руки, поджав губы, стоя в дверях и ожидая вердикта. Лиза успокоилась, выпрямилась и тоже сложила руки кренделем. При двух зрителях-скептиках запал настройщика быстро угас.

– Ну, что, хозяюшка! – он обращался исключительно к Лизе, Егоровну игнорируя совершенно, хотя предварительные переговоры вел именно с ней. – Дел тут надолго. Запустили инструментик-то! Нехорошо.

– Так что именно Вы диагностировали в нем? – спросила успокоившаяся Лиза. – Да, инструментом долго не пользовались. Поэтому-то Ваше присутствие и понадобилось.

– Вот-вот. Долгонько! – настройщик задумчиво вглядывался в закрытый инструмент, потирая подбородок. – Пылищи еще внутри, небось, накопилось!

– Любезный! – Лиза намеренно сейчас вела себя как взрослая дама. – Насколько я помню, чистка входит в перечень услуг лиц Вашего профессионального профиля. Во всяком случае, раньше происходило именно так. Вы, видимо, заметили, что эта комната находится напротив входа в дом? Так могу заверить Вас, что все здесь проживающие знают правила обращения с инструментом, и сквозняков здесь не бывает. Когда Вы начнете свою работу, то вероятней всего убедитесь, что и воду внутри инструмента постоянно меняли, поддерживая необходимую влажность. Наталья Егоровна, в мое отсутствие воду меняли? – обратилась она к няне строго и официально.

– Так точно, барыня! – Егоровна глаз не спускала с мастера.

– Каждые полгода инструмент исправно настраивался. Возможно, мы пропустили один раз, но не более. Еще прошлым летом пианино было в отличной форме! Давайте проверим звучание при Вас, я на днях пробовала играть и могу с уверенностью сказать, что хоры струн не двоят, звук, по-моему, в камертоне, инструмент строй держит, и корректировка его даже на полтона не требуется. Но сначала я хотела бы узнать о Ваших рекомендациях, простите. После такого вступления, я не уверена, что Вам можно доверить наш фамильный инструмент. Это память о моей маме.

– Барышня! Барыня! – весь пунцовый от своего «артистического» выхода сгорал со стыда настройщик. – Вы ж вон как всё знаете. Разбираетесь! А я ж грешным делом, подумал – барынька, так – балуется.

– И решил с барыньки содрать?! – Егоровна вступила в бой.