Богиня Грецкая

Виктор Плотицын

Богиня Грецкая

Глава первая

Марине и всем, кого автор потерял на долгом пути к этой книге.

Из переписки в Интернете:

ХХХ: Ты тупой идиот. Приходи сегодня на репетицию.

УУУ: Мы сегодня не договаривались. Да и голова ужасно болит после вчерашнего..

ХХХ: Будет еще сильнее болеть, когда мы об нее твою басуху разобьем.

УУУ: Что случилось-то?

ХХХ: Ничего не помнишь? Ты на барабанах (на каждом) написал маркером «йа барабанчег». Да еще так крупно, что теперь все будут думать, что так называется наша группа. И на гитаре –«йа гитарко».

УУУ: Йа кросавчег. Вот значит почему Витек мне смс-ку прислал «Ты труп».

ХХХ: Нет, не только. Мы все утро с Анькиного лба «йа тёлко» оттирали…

(С сайта Bash.im – Цитатник Рунета).

Саня Берестов свалился как снег на голову. Позвонил на сотовый прямо во время открытого заседания ученого совета.

Телефон у пояса задергался и поведал окружающему пространству, что в парке Чаир распускаются розы. Мне жутко нравится эта песня. Я полдня потратил, чтобы выловить ее в Интернете и установить в качестве мелодии вызова.

Вообще-то на таких мероприятиях мобильники рекомендуется отключать. Поэтому дремавшая научная интеллигенция встрепенулась и с негодованием повернула головы в мою сторону. Взгляды выражали единодушное могучее осуждение. Прямо как в новогоднем анекдоте. Когда первого января мужик, еле очнувшись после дикой пьянки, снимает трубку и ядовито интересуется: «Ну и что за сволочь звонит нормальному человеку в шестнадцать часов утра?!»

Копылова строго поправила изящные профессорские очки:

– Евгений Иванович, мы вам не мешаем?

Она мой непосредственный руководитель. Доктор филологических наук с непосильной общественной нагрузкой. А я пока только подаю надежды. Для моих сорока лет это почти приговор.

Я виновато поднес мобильник к уху и быстро проговорил:

– Перезвоню через час. Я на заседании.

Потом демонстративно отключил аппарат и мило улыбнулся коллегам:

– Простите, пожалуйста…

Замдиректора Киреев поспешил вернуть процесс в нужное русло:

– Товарищи, не отвлекаемся. У нас на очереди еще ряд крайне важных вопросов.

Наш директор – академик. Он обретается где-то рядом с облаками. За двенадцать лет институтской работы я его видел всего несколько раз. И то в основном по телевизору. Он там борется за демократию и развитие гражданского общества.

А в институте лингвистики командует его заместитель Киреев. Он только член-корреспондент. Ему за демократию положено бороться гораздо меньше. Его активность бурлит в стенах отдельно взятого академического учреждения.

Как специалист, он тонко чувствует нюансы родного языка. Когда массивная компьютерная барышня Аня ворвалась в его кабинет, размахивая листком бумаги и причитая: «Валентин Сергеевич, у меня совсем маленькая писулька!», он окинул ее оценивающим взглядом и задумчиво произнес:

– Вы знаете – не верю!

Изредка он спрашивает у Копыловой, как идут дела с моей кандидатской. И Мария Степановна сухо отвечает, что я стараюсь.

Хотя на самом деле я никакого особенного старания не проявляю. Диссертация как застряла на полдороге, так больше и не движется. Но, с точки зрения Марии Степановны, Кирееву знать об этом совершенно не обязательно.

Между ними постоянно идет неясная мелкая грызня.

Когда Копылова затеяла выпуск коммерческого словаря, Валентин Сергеевич по-хозяйски пробовал туда вписаться. Но его ловко и почтительно отодвинули в сторону. Сработали невидимые пружины и механизмы. В результате директор подписал обтекаемую разрешительную бумагу, где звонкой фамилии Киреева не фигурировало. Так что он пролетал мимо кассы мелкой посторонней пташечкой.

Умением плести многоэтажные дворцовые интриги Академия наук всегда славилась не меньше, чем остальными творческими успехами. А уж руководящим сотрудникам такой навык можно вписывать в трудовую книжку как дополнительную специальность, приобретенную многолетней практикой. Поскольку ученые споры, от которых напрямую зависят повышение окладов и финансирование проектов, по определению не могут быть бескорыстными.

Замдиректора сделал вид, что не обиделся и стойко пережил отсутствие финансовой халявы. Но теперь с повышенной активностью жаждал выявить в работе Копыловой хоть какие-нибудь моральные изъяны.

В институте рассказывали совершенно фантастическую историю об их ранней юношеской любви. И о роли трагической случайности в ее несостоявшемся развитии.

При советской власти сельское хозяйство постоянно отставало от намеченных плановых показателей. Деревенская молодежь в массовом порядке норовила забросить тяжкий крестьянский труд. В частности, переехать на местожительство в города или хотя бы поселки. Мало кому хотелось всю жизнь рубить дрова, таскать воду из колодца и бегать по нужде в уличный сортир. Не говоря уже об отсутствии театров или музеев. И патриотичные кинофильмы типа «Свинарка и пастух», призванные прививать любовь к родной земле, никак не меняли ситуацию.

Село остро нуждалось в рабочих руках. И на время сбора урожая туда традиционно засылали студентов и младших научных сотрудников. Поскольку снимать с производства городских работяг было все же чревато. А будущие научные либо инженерные кадры особого значения для экономики все равно не имели. Плюс принимали такой подарок судьбы вполне философски. По большому счету, им было безразлично, где именно пить водку и крутить легкомысленные любовные романы.

Кирееву и Копыловой в составе группы молодых ученых предстояло освоить романтическую профессию сборщиков моркови. То есть днем ползать на четвереньках, выдергивая богатые витаминами овощи из почвы и бросая их в большие деревянные ящики. А вечером жечь из данных ящиков костер и петь мужественные песни про то, как люди идут по свету и им, вроде, немного надо.

Песни у костра весьма способствуют расслоению коллектива на парочки, гуляющие при луне. Юноша Валентин и девушка Маша не могли, да и не хотели нарушать естественных законов природы.

Они взялись за руки и пошли по ночной деревне, увлеченно разговаривая о сугубо лингвистических проблемах. Им было хорошо друг с другом. В них неуклонно просыпалось неземное взаимное чувство.

И тут Копыловой приспичило по-маленькому. Еще до первых робких объятий. Она терпела, сколько могла, а потом попросила Киреева немного постоять в одиночестве. Пока она отбежит к забору и совершит там необходимые действия.

Юноша Валентин деликатно повернулся к лесу передом, а к предполагаемым событиям спиной. Девушка Маша отбежала шагов на двадцать и присела у чужого плетня.

К несчастью, прямо за плетнем мирно дремала большая корова. И Машины нетерпеливые шаги ее разбудили.

Корова встала и сделала то же, что и Маша. Но с грохотом струи пожарного брансбойта. Мало того, еще и добавила в шум мощного журчания характерный громкий треск и звуки падающих лепешек.

Юноша Валентин согнулся от беззвучного хохота. Мария, не разбирая дороги, умчалась к дому, где поселили девушек. Корова спокойно улеглась на прежнее место.

Любовь закончилась, едва начавшись.

Киреев по глупости рассказал о происшествии кому-то из коллег. После чего ни о каком продолжении любовного романа не могло быть и речи.

Но судьба оставила их рядом в качестве сослуживцев. Они продолжили работу в том же институте. Параллельно защитили кандидатские, а позже докторские диссертации. Стали ведущими научными сотрудниками. При этом Киреев как коммунист и мужчина активно рос по административной линии. А Копылова, будучи беспартийной женщиной, застыла на руководстве небольшой группой.

С приходом демократии картина принципиально не изменилась. Киреев продолжал восхождение по служебной лестнице. Копылова командовала своим мелким коллективом и обреченно исполняла бесплатные общественные поручения.

Мне они оба казались излишне занудными. Но с Копыловой я общался гораздо больше. Поскольку для меня она не только начальник по службе, но и научный руководитель в борьбе за престижное звание кандидата филологических наук.

Тему диссертации я выбрал и отстоял сам. Она связана с так называемым «языком падонков». Это особый жаргон многих пользователей Интернета. Основанный на принципиальном отрицании существующих норм орфографии.

То есть человек («аффтар») не хочет забивать себе голову дурацким правописанием слов типа «ключик» или «замочек». Потому что он свободная творческая личность. Он жаждет покорять сердца интернет-аудитории рассказами о великом себе. А слабая грамотность мешает воспринимать данного гражданина как светоч культуры и духовного наставника.

Выход прост, как мычание. Пусть и «ключик» и «замочек» пишутся подчеркнуто неправильно – к примеру, «ключег» и «замочег». И пусть все видят, что это сделано намеренно. Отчего авторитет «аффтара» крепчает до уровня новейшей танковой брони.

В Интернете даже есть ссылка на человека, с которого началась титаническая работа по мордованию русского языка. Он первым придумал выражать одобрение словами «красавчег», «зачот» и «жжош, сцуко». А неодобряемым индивидуумам сдержанно советовать «выпей йаду», «убейсибяапстену» или «в Бабруйск, жывотное».

И семена новой субкультуры упали на благодатную, щедро удобренную навозом почву.

Основным достижением российской средней школы можно считать тот факт, что большинство ее выпускников тихо, но отчетливо ненавидят культурное наследие вообще и литературную речь в частности. Поскольку их учили не разговаривать на языке Бунина или Цветаевой, а зубрить непонятные правила и кондовые идейные лозунги про образ лишнего человека. А им это нравилось примерно так же, как боцману окурок на палубе.

Они с радостью восприняли новый стиль речи. Для них «язык падонков» быстро стал массовой любимой игрой.

Меня буквально умилили две надписи на асфальте возле многоэтажного дома. Одна традиционно гласила: «Катюша, я тебя люблю!» Вторая была животрепещущим откликом – из числа тех, что поощряет мечты и рождает надежды: «Жжош, сцуко! Пеши исчо!»

Я несколько месяцев пристально следил за перепиской «падонков» в Интернете. Собрал кучу цитат, стараясь по возможности опускать совсем уж непечатные выражения. Составил предварительный словарик наиболее частотных элементов речи:

«Аццтой» – плохо, отвратительно.

«Баян» – это уже было, идет повтор общеизвестного.

«Зачот» – хорошо, «низачот» – соответственно, плохо. Явный след студенческого прошлого «аффтаров».

«Ржунимагу» – смешно.

«Яплакалъ» – было безумно смешно.

«Фтопку», «фупазор» – написано отвратительно.

«Кисакуку! Ты с какова горада» – жестокое обвинение в провинциальном образе мыслей.

«Девачко» – понятно без дополнительных объяснений.

«Многабукафф» – слишком длинно, не хочется читать дальше.

«Деффки» – особы женского пола, имеющие промысловый интимный интерес.

«Коттостроффа» – неудача с вышеупомянутыми особами женского пола.

И так далее.

Кстати, среди текстов преобладали творения яркой эротической направленности. Проще говоря – неуклюжие подростковые рассказы о сексуальных подвигах с опытными умелыми учительницами. Либо корявые взрослые истории о сказочно прекрасных контактах с секретаршами, медсестрами, проводницами пассажирских вагонов и прочим игриво настроенным контингентом.

Судя по одинаково безликим перечислениям поз и движений, все это было сплошное вранье. Но в шелухе интернетных переговоров рождались и настоящие шедевры народного творчества:

«ХХХ: – У меня такие значки классные, маленькие с букофками, можно слова выложить.

УУУ: -Урод! Это ты рассказал Андрею, где их достать?

ХХХ: – Ну.

УУУ: – Выложи на себе «Йа труп» и жди.

УУУ: – Я утром опаздывала и на брюки не посмотрела. Блин, я полдня ходила с надписью «Йа попко» на заднице.

ХХХ: – Песец!

УУУ: – Нет, песец был, когда я пошла на переговоры с нашими французскими коллегами. Они не слушали ни хрена из того, что я говорила, а просили переводчика перевести, что у меня на заднице написано, а он, сцуко, ржал, чуть под стол не ушел.

ХХХ: – И что сказал?

УУУ: – Что это у нас бэйджики такие…»

С сайта Bash.im – Цитатник Рунета.

 По-моему, именно подобная переписка объясняла популярность нового жаргона. Он давал возможность почувствовать себя нестандартным. После уроков или работы сесть за компьютер и поиграть в плохого мальчика или девочку. Поскольку Интернет уже давно стал не только средством общения, но и образом жизни.

В общем, работа над диссертацией выглядела интересной и многообещающей. Основанной на живом любопытном материале.

А потом я обратил внимание, что «падонковский» сайт набит рекламой, как дачный чердак старым барахлом. Идейные вожди делали на своих плохих мальчиках и девочках обычный торговый бизнес.

И во мне что-то замкнуло. Интерес к новому жаргону растаял, как сон и утренний туман.

Мария Степановна всерьез переживала мою затянувшуюся творческую паузу. Она не могла взять в толк, как научный сотрудник может жить без ясных целей и радужных перспектив.

– Женя, у меня складывается впечатление, что вы попросту не хотите получить ученую степень. Я не права?

Я вяло пытался возражать.

– Конечно, хочу. Только если бы ее дали прямо сейчас, без дополнительной работы. А писать диссертацию, которую все равно никто не будет читать, по-моему, граничит с идиотизмом…

– Что значит – не будут читать? – возмущалась Копылова. – Пишите так, чтоб читали!

Конечно, она была права.

Такие разговоры у нас происходят регулярно. За исключение среды, когда в институте библиотечный день и на службе появляться не обязательно.

Но среда будет только завтра.

А сегодня проходил ученый совет, где Копылова читала доклад о засилье иностранных слов в бытовой речи российских граждан. Мария Степановна с воодушевлением доказывала, что положение дел просто возмутительно. А остальной народ вяло слушал и размышлял о собственных не всегда научных проблемах.

Я, например, всматривался в милый сердцу затылок Лиды Потешкиной. И думал, что у нас тоже намечается производственный филологический роман.

На Лиду Потешкину обращает внимание каждый приходящий в институт мужчина. Но только со второго или третьего взгляда. Потому что при первичном осмотре все наши институтские дамы выглядят одинаково увядшими и некрасивыми. И только потом отчаявшийся от поисков взгляд начинает отдыхать на более-менее смазливом личике Лиды Потешкиной.

Мы вместе ходим обедать в ближайшее кафе. Ведем многозначительные беседы по вопросам мужской и женской страсти. Случайно коснувшись друг друга, не спешим вернуться в нейтральное положение.

Лида Потешкина взахлеб рассказывает мне про интимную жизнь с бывшим мужем. А это сближает уже до уровня рассеянного поцелуя.

Ее бывший муж периодически влипал в какие-то сомнительные истории.

Первое время они жили у Лидиных родителей. Занимали комнату рядом с местами общего пользования.

И мужа такое соседство вполне устраивало. Он где-то вычитал, что для здоровья полезно спать абсолютно голым. А в данных обстоятельствах можно было ночью выскользнуть в туалет, не одеваясь и не рискуя привлечь внимание возмущенной квартирной общественности.

Он ленился даже напялить трусы.

Лиду такая привычка не раздражала. У них еще длился медовый месяц. Они и без того одевались и раздевались гораздо чаще статистической нормы.

Но однажды Антону не повезло. В том смысле, что поздним воскресным утром к оккупированному им туалету принесло тещу.

Она обозначила свое присутствие и нетерпеливо подергала дверь. Антон машинально крикнул: «Занято!» И стал прислушиваться – уйдет она к себе в комнату или нет.

Теща не уходила.

Положение становилось безвыходным. Антон на всякий случай покряхтел, обозначая неопределенную длительность процесса. Но теща стояла насмерть. Ее желание было гораздо сильнее деликатности.

Еще через несколько минут притащился тесть. Теперь они стояли возле туалета вдвоем. И уже начали вполголоса обсуждать неадекватное поведение зятя.

Часов у Антона не было. Но он физически ощущал неумолимый бег времени. Нужно было что-то предпринимать.

Антон осторожно постучал в боковую стенку, вызывая на помощь супругу.

Лида не сразу сообразила, что означает этот стук. Потом все же догадалась осторожно выглянуть в коридор. И картина стала предельно ясной.

Она выручила мужа оригинальным, хотя и довольно жестоким способом. А именно: столкнула на улицу дремавшего перед раскрытым окном кота. После чего трагически завопила:

– Мама, папа! Барсик в окно упал!

Родители тут же поспешили к месту трагедии. Они ахали, роняя скупые слезы. Кот очумело и обиженно стоял внизу.

Лида, воспользовавшись суматохой, передала Антону брюки. Ему потом пришлось тащить несчастное животное обратно.

Лида закончила рассказ и посмотрела на меня, как бы требуя оценить ее природную смекалку и сообразительность.

– Кота жалко, – неуверенно вздохнул я.

– Второй этаж, – сказала Лида. – И внизу клумба.

– Тогда еще ничего.

– С котом все нормально. Только он обиделся и в нашей в комнате больше не ночевал. А дальше мы разменялись и переехали.

На новом месте их совместная жизнь разладилась. Бывший муж вдруг стал вдохновенно изменять законной супруге Лиде Потешкиной. Упорно не желая каяться и просить прощенья.

Однажды он заявился домой с подозрительными синяками на заднице. Объяснил, что был на даче у приятеля – и там они катались на велосипеде. Якобы он с непривычки отбил себе филейную часть.

Лида не поверила:

– И как зовут твой капризный велосипед? Жанночка? Тамара? Надеюсь, вы с приятелем хотя бы не на одном и том же катались?

Муж неуверенно пытался возразить:

– Лидочка, ну откуда в тебе столько пошлости? Ты ведь молодая женщина, ты должна быть нежной и хрупкой, как лань…

– Должна! – соглашалась Лида. – Особенно если учесть, что средняя самка лани весит около ста двадцати килограммов…

Антон довольно хохотал.

– Ты бездушная скотина! – кричала Лида. – Ты даже когда лук режешь, не плачешь!

Она пробовала жаловаться любимой школьной подруге. Но та купалась в море собственных проблем:

– Подумаешь – мужик гульнул на стороне. У вас в постели-то все нормально?

– По-моему, да, – осторожно предположила Лида.

– Вот и радуйся. Ты знаешь, что такое с секс с человеком, который помешан на компьютерах? Не знаешь. И я не знаю! Я с таким человеком три года живу…

В другой раз бывший муж вообще притащил домой темнокожую мулатку. Лиде об этом доложили бдительные подъездные старухи. Она начала скандал с патриотичного вопроса:

– Тебе что, наших баб уже не хватает?

– Пойми, – оправдывался муж, – это ведь мечта! Каждый мужчина хочет хоть раз в жизни переспать с африканкой. Нельзя же в конце концов умереть с нереализованной мечтой! Такой случай – как будто что-то придуманное, что-то из другого мира. Его даже изменой трудно назвать!

Причем Лида неустанно за ним следила. Регулярно проверяла содержимое карманов и сумки. Вела строгий учет новым записям в мобильном телефоне:

– Антон, а кто такая Елена Владимировна? У тебя записан ее номер.

Антон оторвал от телевизора кристально чистый взор.

– Мама нашего юриста. Он попросил купить ей лекарство.

– А почему он сам не покупает?

– У них в аптеке такого лекарства нет. Вот он и попросил, чтоб я посмотрел в нашем районе.

– И причем тут мамочкин телефон?

Бывший муж отвечал вдохновенно и не задумываясь.

– На всякий случай. Может, этого лекарства не будет. А будет какой-нибудь аналог. Чтобы я мог позвонить и уточнить.

– И у него такая продвинутая мама, которая болтает по мобильнику?

– Сейчас все такие.

– А что за лекарство? – не сдавалась Лида.

Муж правдиво пожал плечами.

– Не помню, какое-то длинное название. Да я и не старался запомнить. Я же знал, что мне нужно прямо из аптеки позвонить.

– Продвинутой мамочке? – уточнила Лида. – Очень трогательная забота! Сейчас посмотрим время вызова. Антоша, ты звонил ей в два часа тридцать минут ночи! Интересно, из какой же такой аптеки?

– Где, покажи! – возмущено удивился муж.

Лида показала.

Муж на мгновение задумался, но тут же пошел в решительную штыковую атаку:

– Это сотовые операторы напутали. Точно! У них что-нибудь не сработало – и пошел сдвиг по времени!

Он был непробиваем, как скала.

Лида ругалась, топала ногами и бросала в супруга совместно нажитую посуду. Антон оскорблено удалился. Вернувшись только на следующий день. Где ночевал – неизвестно. Но вид такой, будто все супружеские обязанности в том месте старательно исполнены. Вплоть до выноса мусорного ведра.

В конце концов, они благополучно расстались.

Теперь Лида наверняка видит во мне очередного кандидата в мужья. Ее не смущает, что я уже состою в другом вполне законном браке. И ни о каком разводе даже не думаю.

У меня в отношении Лиды совершенно другие конкретные планы. И я ей честно ничего возвышенного не обещаю. Но женщинам такие обещания не нужны. Они сами выдумывают их за мужиков – и сами в них верят.

Глава вторая

Из переписки в Интернете:

ХХХ: – Здец я выходные провел!

УУУ:– Как?

ХХХ: – Кажется, у меня дома завелась баба!

С сайта https://shytok.net/

С Саней Берестовым мы подружились во времена общей университетской молодости. Она пришлась на конец восьмидесятых и начало девяностых годов.

Для нынешних студентов это уже глубокая и древняя история. Они крайне смутно представляют вскормившую нас советскую действительность.

Они не знают, что такое государственные магазины без малейших признаков товара. Массовая невыплата зарплаты всеми предприятиями сразу. Талоны на бумажную колбасу стоимостью в два рубля двадцать копеек килограмм.

Они не видели стариков, устроивших драку из-за найденной пустой бутылки. Не представляют, что такое сгоревшие вклады населения, попросту и в одночасье присвоенные Сберегательным банком.

Но главное – их не окружали растерянные лица людей, переживающих, что с ними теперь будет.

Вокруг рушилась бывшая великая страна. Но жизнь все равно продолжалась.

Я еще не был женат и обитал в общежитии университета. Делил комнату со студентами Коровиным и Тарасюком. Они воспринимались окружающими как единое двуглавое чудище с кучей хвостов по всем возможным предметам

В то время как раз бытовала шутка, что настоящий студент не интересуется, какой сегодня экзамен. Он спрашивает, что за экзамен ему удалось случайно сдать. Тарасюк и Коровин были именно такими студентами.

Они всегда держались вместе. Если Тарасюк бежал за водкой, Коровин неизменно его сопровождал. А когда Коровин шел на лекцию, что случалось гораздо реже, Тарасюк со страдальческим видом семенил рядом.

Они даже туалет умудрялись посещать синхронно.

Никому и в голову не приходило упоминать их фамилии по отдельности:

– Объявить строгий выговор студентам Коровину и Тарасюку.

– Коровин с Тарасюком вчера опять отмочили…

– Ну и где эти два придурка Тарасюк и Коровин?

Наше совместное проживание началось с травли тараканов. Наглые рыжие твари почему-то считали, что здание построено именно для них. А студенты существуют, чтоб оставлять на столах засохшую закуску.

Я съездил на рынок и купил несколько бурых китайских карандашей. Ими надо было мазать места скопления насекомых. То есть всю комнату.

Сначала мы чертили бессмысленные пунктирные линии. Но процесс разбудил дремавшие в молодых организмах художественно-графические наклонности.

Я ограничился примитивными геометрическими узорами. Коровин и Тарасюк выражали себя шершавым языком плаката.

Они нарисовали на дверце встроенного шкафа продолговатый предмет с закругленным концом. И приписали печальные слова: «Здесь когда-то была колбаса». А рядом с окном изобразили жирную стрелку с комментарием: «Запасный выход. Возьми стул, выбей стекло. Осторожно! Сверху могут падать люди!»

Над кроватью Коровина ребята старательно вывели лозунг: «Тараканы, идите в жопу!»

Надпись указывала принципиально верное направление. Но казалась слишком прямолинейной. Я высказал пожелание ее откорректировать.

В конце концов, к нам могут придти культурные филологические девушки. Не нужно их шокировать раньше первого налитого стакана.

Тарасюк и Коровин согласились, что лозунг не привлекает интеллигентностью. Неприличное слово было затерто листом бумаги до уровня блекло-желтого пятна. В исправленном варианте надпись гласила: «Тараканы, идите в комнату 306!»