Любой ценой

– Сам Создатель велел им пожениться, – с иронией заметил Везарий.

– Именно так, – кивнул кастелян серьёзно. – Но шесть месяцев назад скончалась и леди Эмилия, – он помедлил, и добавил: – Небеса жестоки.

– Как же это произошло? Ведь ей ещё не было и двадцати двух, и она отличалась крепким здоровьем… – удивился Везарий.

– О да, леди просто цвела, а потом завяла в одночасье, – вздохнул сэр Винсент. – Доктора сказали, что с ней приключилось… как же это… – он силился вспомнить её болезнь некоторое время, но не сумел. – Она почувствовала себя плохо, слегла, и отдала душу Создателю меньше чем через неделю.

Везарий отлично помнил её прелестный вздёрнутый носик и лучистые голубые глаза, смотревшие на мир с детской непосредственностью. Отец имел большие планы в её отношении – он тогда сказал Везарию, что ему пора остепениться, и предложил жениться на ней. «Она вдова, – заявил он, чуть наклонив голову и глядя своими золотисто-зелёными глазами с таким выражением, от которого Везарий всегда чувствовал себя несмышлёным ребёнком, – у неё нет наследника, и она владеет богатейшим портом королевства. Не сумела родить дитя лорду Ричарду Эрверу, но у неё было на то мало времени, и вполне возможно, что это его вина. В крайнем случае ты всегда можешь сделать бастарда, который унаследует её состояние – уж я позабочусь об этом». Отец всегда умел устроить дела наилучшим образом, и она действительно была завидной невестой, к тому же в самом деле нравилась Везарию, но ему не хотелось возвращаться, и поступать так с ней тоже не хотелось, поэтому он отверг это предложение. Но жестоки не только небеса. И не только короли. Всё-таки он не ощущал никакого гнева и настоящей печали, хотя и знал, что должен. Ему даже не слишком хотелось выспрашивать подробности, но говорить больше было всё равно не о чем, а потому он продолжил:

– Я так понимаю, поскольку у леди Эмилии не осталось ни единого родственника, город и округа перешли во временное владение лорда Ферье как её сюзерена и мужа?

Уж он найдёт способ сделать временное владение постоянным.

– Это так. Судьба города должна решиться в течение этого года. Но вообще-то у неё был старший брат – сэр Лоренс. Да он и сейчас ещё жив.

Деревянные домишки, проплывавшие мимо поначалу, начали всё чаще уступать место каменным с острыми крышами, крытыми черепицей, в основном тёмно-коричневой, вообще стали ухоженнее, чем около гавани. Улица казалась чистой, а через каждые двести футов ему кланялись стражники, облачённые в уже привычные сине-белые плащи и щеголяющие начищенными до блеска алебардами. По-видимому, лорд Ферье заботится о том, чтобы Арвьето производил хорошее впечатление на гостей, особенно почётных. А может он и в самом деле изменился в лучшую сторону за последние годы, хотя для этого потребовалось бы очень много волшебства.

– Почему же тогда город доверху наполнен знамёнами Дома Ферье? – спросил Везарий наконец.

– Сэр Лоренс был очень горделивым юношей, он жаждал внимания высшего света, славы, почёта, любви – всего того, о чём поют менестрели и что кажется юнцам столь легко достижимым, – начал Элье издалека. – Он всегда мечтал стать первым рыцарем королевства. Благородный и храбрый, но молодой и неопытный. Он уехал в столицу, прожил там четыре года и слал сюда письма, в которых хвалился своими успехами на турнирах и при дворе.

Везарий наконец вспомнил это имя, как и самого сэра Лоренса. Тот и вправду был одним из виднейших придворных рыцарей, во всяком случае, если верить смутным детским воспоминаниям – в ту пору Везарию было лет семь, если не меньше. Вспомнился миг его триумфа на большом турнире, посвящённом рождению Эмиля: молодой красавец с шелковистыми волосами и чувственным взором, любимец придворных дам.

– …а потом король лишил его прав на наследство и изгнал из Эставалля, – продолжил свой грустный рассказ сэр Винсент, по-видимому Везарий, поглощённый воспоминаниями, пропустил его часть. – Никто не знает, почему… на этот счёт ходили всяческие слухи. По большей части неправдоподобные и гнусные, вот что я вам скажу. – Кастелян принимает семейную трагедию Ланье как-то очень уж близко к сердцу. – Но, должно быть, Его Величество имел веские причины для такого решения, – сразу же оговорился он.

– Весьма печально видеть, как столь славный род угасает, – равнодушно заметил Везарий.

– Не то слово, ваша светлость. Очень печально. Мало того, это ужасно и для нашего города: люди недовольны, что ими правит чужой лорд, они волнуются. Горожане убеждены, что лорд Бернард хочет прибрать город к рукам…

Прямо в корень зрят.

– …и полны решимости воспротивиться этому. Многие загорелись вздорной идеей сделать из Арвьето вольный город на манер Туманного Дола, а купеческие и ремесленные старшины пытаются воспользоваться волнениями, чтобы вытребовать себе налоговые послабления. Лорд Бернард не отличается мягкостью и долготерпением, так что никто не удивится, если вскоре польётся кровь.

– Вольный город? – переспросил Везарий. – А что случилось в Туманном Доле?

Элье раскрыл было рот, но внезапно оживился не проронивший дотоле ни слова сэр Эндрю:

– Бунт! – гаркнул он, и продолжил скороговоркой: – Опосля того, как лорд Кристиан Релье помер от чахотки, проклятые бунтовщики потребовали, чтобы над ними не ставили нового лорда, коли уж Релье изволили кончиться, а вместо этого сделали их свободным городом – как заведено у гнусных мелленцев, – он сплюнул, – и – только представьте! к ним примкнул Университет. «Безобидные книжники, им только и надобно, что лягушек всяких своих расковыривать да трупы», – передразнил он кого-то, – ага, как же! Тоже оказались падалью и …, он прибавил крепкое словцо, характеризовавшее означенных книжников гораздо ярче, нежели ласковое «падаль». – Я предупрежда! – сэр Эндрю пришёл в столь страшное волнение, что начал проглатывать последние буквы в некоторых словах и слегка задыхаться, лицо его побагровело, но желание продолжать разоблачение оказалось сильнее, чем желание остановиться и отдышаться, если таковое вообще было. – А лорд Артур Энше, этот шепелявы недомеро, сын шлюхи, дерьмохлёб – он согласился! Сдал им город без всякого сопротивления. Только потребовал, чтобы они платили за это специальны налог! – он потряс кулаком, злобно вращая глазами. – Продал свою дворянску честь за презренно злато, – поэтично закончил добрый рыцарь и вновь прибавил крепкое словцо, причём то же самое, что употребил ранее по отношению к почтенным докторам медицинских и прочих наук. Немного помолчав, он решил внести ясность насчёт причины своего столь искреннего радения за судьбу Туманного Дола: – А ведь по справедливости город должен был отойти мне! Энше думает, что за ним теперь не придут, что не будет следующим, до кого доберётся эта завезённа с юга зараза – но это мы ещё посмотрим! – он фыркнул и, казалось, успокоился, как ребёнок, получивший возможность выговорить свои детские обиды.

– Вообще-то, – тихо, как будто надеясь, что рыцарь его не услышит, заметил Элье, – это не такой уж простой вопрос, чьи права на город весомее, ведь есть и другие претенденты, и нельзя так сразу сказать, чьё родство ближе. Смотря по каким законам… впрочем, это явно вам неинтересно, – спохватился он.

Да уж, должно быть, выражение моего лица красноречиво свидетельствует об этом.

Сэр Эндрю ещё раз фыркнул, давая понять, что он думает о мнении Элье, но на этот раз промолчал, должно быть, не нашёл приличных слов.

Запахло щёлочью, верный знак приближения кожевенных мастерских: Арвьето был знаменит не только своей гаванью, но и обувью, и другими изделиями из кожи – отсюда их развозили по тридцати портам на двух континентах. За следующим мостом – большим, старинным, с высеченными в перилах изящными белыми лебедями, скрывался центр города: здесь плотно жались друг к другу высокие, в три, а то и в четыре этажа, сложенные из грубого камня дома гильдий, цехов, управ и постоялых дворов. Немного в стороне шло строительство: большое здание из тёмно-зелёного камня уже возвели на две трети, оставалось лишь достроить крышу и шпиль.

– Что здесь будет? – спросил Везарий и перехватил повод поудобнее.

– Монетный двор, ваша светлость. Представляете, мы не имели собственного монетного двора с тех пор, как…

– Как вы были королевством, знаю, – прервал Везарий сэра Винсента. – Действительно странно, что такое богатое пэрство столь долго обходилось без собственной монеты.

Временное владение, как же. Старый лорд намерен обосноваться здесь всерьёз и надолго.

Чуть дальше вставал стосемидесятифутовый собор, возвышающийся великаном над всеми остальными зданиями и протыкающий небо дюжиной острых шпилей. Если по задумке архитекторов шпили должны были вызвать чувство будто он устремлён ввысь, то она явно не удалась – собор выглядел грузной громадой, готовой, казалось, в любой момент провалиться под землю вместе со всеми своими массивными колоннами, тонкими шпилями и высокими стрельчатыми окнами, закрытыми тёмно-синими стёклами, через которые ничего не разглядеть, всеми святыми, ангелами и даже демонами, обитающими внутри. Зато в свете начавших зажигаться вдоль всей улицы оранжевых фонарей и заходящего розового солнца непрозрачные окна наполнились таинственной магией, в них заплясали бело-голубые сгустки света, словно пришедшие из детства: именно в окружении такого света изображали могучих волшебников на картинках из сказок, которые давным-давно читал Везарий. К несчастью ли или к счастью, но все они уже давно умерли.

Сразу за храмом стояла огромная бронзовая статуя, изображавшая, возможно, одного из них. По крайней мере внешне он до безобразия походил на чародея-из-сказок: высокий старец с клюкой и благообразной бородой, проникновенным взглядом и длинными пальцами – не хватало только островерхой шляпы, в сумерках он словно ожил и, казалось, о чём-то тяжко задумался, но вот-вот должен заметить их и сойти с постамента навстречу. Скорее всего один из местных святых – Везарий не знал, какой именно, да и не хотел знать.

Достигнув высшей точки у собора, улица начала резко уходить вниз, а впереди показалась ленивая Эста, мать всех рек, разлившаяся вдесятеро шире любой другой реки, тягуче, неспешно несущая воды к морю, извиваясь огромной чёрно-синей змеёй чтобы обойти холмы, на вершине одного из которых находился сейчас Везарий, дробясь и оставляя по сторонам от себя множество рукавов. Менее чем в лиге отсюда она вновь сворачивает на запад и впадает в море. С вершины холма раскинувшаяся внизу часть города виднелась как на ладони – она состояла в основном из наследственных имений аристократов и владений богатейших негоциантов, выкупивших их у разорившейся знати. Земля делилась стенами на огромные куски, на любом из которых мог бы уместиться целый городской квартал, но вместо этого на каждом стояло лишь по одному-единственному дому, зато многие из них вернее было бы называть дворцами.

В самом низу светил всеми своими огнями, отбрасывая бледные отблески на водную гладь речной порт, второй по важности источник богатства Арвьето. Корабли не прекращали швартоваться там даже сейчас, в сгущающейся тьме. Сюда стекались товары с половины королевства: железную руду, строительный камень и золото везли из Ледяных Гор через Весёлую Гавань; в лесах Илдвига к ним добавлялись строевые сосны, кедр, мёд и дубовые чернила; в Землях Короны стекло и изделия из металла – статуэтки, кубки, щиты, мечи, копья; ещё ниже по течению, у Медовых Ворот – вино, а из Равнины по притокам везли зерно и овощи. Начало своё Эста брала далеко на востоке, за пределами Эставалля, в глубине королевства Арль. Оттуда, правда, было почти нечего везти, разве что поделочные камни, в изобилии водившиеся в горах у его северной границы. Слабым же утешением они служили правителям Арля, которым не досталось ни золота, ни серебра, ни рубинов, изумрудов, сапфиров или иных драгоценных камней, добываемых в тех же горах, но западнее – уже в Эставалле! Притоки Эсты охватывали собой всё королевство, за исключением разве что Риксмарка да крайнего юга, и по ним помимо уже перечисленных в Арвьето везли также множество других товаров из всех приречных городов и деревень. Всё это добро переправлялось в морской порт, а уже оттуда попадало во многие города и страны по всему свету.

От порта на другую сторону реки вёл высокий железный мост, огороженный с обеих сторон пятифутовыми перилами из железных прутьев, между которыми через каждые восемь футов крепились круглые пластины с изображением красной розы на синем поле. В самом начале моста несколько пластин были сорваны, вместо них появились другие – белые в виде корабля. Похоже, благородный лорд Ферье затеял ремонт. Мост тянулся бесконечно, как и сама река, тихо шуршавшая снизу – она оказалась даже шире, чем представлялось при взгляде с холма. Гулко цокали копыта, сумерки сгущались по-летнему неспешно. Наконец мост кончился, вновь уступив место дворцам, которых, впрочем, на этой стороне было немного: здесь имели право селиться только самые приближенные к хозяевам города семьи. Вскоре показалась и сама обитель лорда Рейнора и его потомков, белокаменная Гленвин Риз, или Весенняя Роза. Она отделялась от остальных дворцов особенно широким каналом, через мутно-жёлтую воду которого перекинули крепкий окованный железом мост. Замок защищала невысокая стена: не достигавшая и пятнадцати футов в высоту, она состояла из больших блоков молочно-белого камня с дымчато-серыми прожилками. Ворота не выглядели крепкими – любой таран проломил бы эти створки с первого раза. Процессия без препятствий прошла через них, караульный выглянул лишь для того, чтобы поприветствовать её.

За воротами вплоть до самого замка расстилались поля жёлтых и красных тюльпанов, среди которых, на резной, выкрашенной киноварью скамейке неподалёку от входа его и ждал лорд Бернард Ферье, греясь на вечернем солнышке с потрёпанным фолиантом «Истории государства» в руках.

Завидев гостей, Ферье отложил книгу:

– Ваша светлость, – кивнул он.

За те десять лет, что Везарий его не видел, властитель Побережья окончательно состарился: наполовину облысел, немногие оставшиеся волосы торчали сухими седыми клочками, глаза, когда-то голубые, потускнели и приобрели мертвенно-серый оттенок, он весь осунулся, сгорбился и сморщился, стал похож на нищего старика с паперти, которому Везарий подавал раз в неделю у храма Бандалиона по дороге к университету. А ведь всего на три года старше отца, подумал Везарий, – как-то изменился за это время он?

– Вы как нельзя вовремя, – дребезжащий старческий голос вывел Везария из раздумий, – я собирался ужинать.

– Лорд Бернард, – кивнул он в ответ, – мы давно не виделись, с тех пор вы, похоже, стали более склонны к историческим изысканиям.

– Очень поучительно иной раз почитать про деяния тех, кто был до нас, – пояснил лорд. – А Гриффид знает в этом толк – как бывший канцлер он прекрасно разбирается в делах государственных, и оценивает поступки правителей с большим тщанием и без неуместного морализаторства, не подражая никому из остальных историков, так и норовящих каждое действие одного превознести до небес и наполнить глубоким смыслом, а другого – объявить на редкость глупым. – Он откашлялся и продолжил: – Нарисовать человека одной краской просто, но полученный образ не даёт представления о том, каков же он был в действительности, получаются болванчики на манер мелленских: один яркий и улыбающийся, второй тёмный и кривит злую рожу. А в изложении Гриффида все они предстают живыми людьми, что уже неплохо.

Сопровождавшие Везария в пути по городу откланялись и отправились по своим делам, а лорд Ферье повёл его по коридорам замка, двигаясь медленной старческой походкой.

– Как прошло ваше путешествие? – осведомился он, свернув направо от большого щита на стене.

– Капитан сказал, что не совершал таких быстрых плаваний ни разу в жизни. Впрочем, мои предыдущие морские путешествия также проходили гладко – должно быть я приношу удачу.

– Надеюсь это так, и вы принесёте удачу нашему королевству, ведь она ему понадобится, – Ферье остановился и перевёл дух, Везарий подождал его. – Сейчас вам покажут покои, в которых вы сможете переодеться и отдохнуть с дороги, а потом проводят в обеденный зал. Здесь налево, – старый лорд махнул слуге и тот взял факел, установленный в стенной нише, – я подожду вас, отдыхайте сколько будет необходимо.

* * *

Везарий едва не поддался соблазну завалиться спать – всё-таки уже стемнело, а Ферье сам предложил отдыхать сколько нужно, вот и пусть тогда ждёт до утра. Однако он всё-таки переборол себя, натянул парадный алый с золотом камзол, любезно разложенный на постели, и приказал вести себя в зал. По дороге к нему присоединился и сам хозяин замка.

Пройдя вслед за Ферье через массивные бронзовые двери, украшенные орнаментом из волн и кораблей, он попал в большой пиршественный зал, наполненный говором и звоном. Сейчас здесь едва ли набралось четыре десятка гостей и, хотя они и производили шума как четыре сотни, в нём свободно можно было разместить впятеро большее число.

– Сегодня уже поздно было созывать всех, – пояснил Ферье, – но вот завтра мы устроим действительно большой пир, каких вы у себя на островах не видывали, уж это я вам могу обещать.

– Я высоко ценю ваше гостеприимство, милорд, но отец призывает меня к себе со всей срочностью, на какую я только способен, – с холодком ответил Везарий. У него из головы никак не шла леди Эмилия.

При его появлении гости оживились – ещё бы, они ведь и собрались ради того, чтобы посмотреть на засидевшегося на чужбине принца. Нужно взвешивать каждое слово и выверять каждый жест, напомнил себе он. Гостями лорда оказались в основном городские чиновники и негоцианты, аристократы находились в явном меньшинстве – рыцарей и дам оказалось не более дюжины. Вполне естественно для торгового города.

Местная мода за последние годы изменилась: гражданская и аристократическая одежда смешались ещё больше прежнего и породили нечто среднее – здешние дублеты ничуть не напоминали латы, как бывало обычно, они имели более свободный покрой, дополнявшийся пышным воротом из парчи или блестящего сатина и длинными широкими рукавами. Удобство такого фасона казалось сомнительным, кроме того, торговца от чиновника и их обоих от дворянина стало не так-то просто отличить. Дамы же облачились в облегающие платья с завышенной талией и узкими длинными рукавами, манжеты ниспадали едва ли не до пола. С каждым годом они становятся всё длиннее. На всех платьях присутствовал оранжевый цвет в честь дома Ферье – как правило, на вставках, либо тонкими полосками, и почти на всех были вышиты цветы. Многие дамы заплели в косы оранжевые или синие ленты, перемежавшиеся серебряными и золотыми нитями.

– Его светлость Бернард из Дома Ферье, Милостью Божьей и Его величества великий лорд Побережья, старший пэр и Хранитель морских врат королевства, лорд Лоардена и Дагора, протектор Арвьето и Оссена! – возгласил герольд, завидев появившегося хозяина, и чуть запнулся, словно бы позабыв, как надлежит представить гостя; вспомнив наконец, он торопливо проговорил: – Его светлость Везарий из Дома Грэйлэйт, великий лорд Земель Короны, пэр королевства и Щит Престола, лорд Синего Утёса!

– Он совсем отвык от работы, – Ферье с раздражением махнул герольду рукой. – Обычно я просто сажусь и ем, – он разразился кашляющим смехом. – Когда тебе идёт седьмой десяток времени на условности уже нет.

Они в меру сил торжественно прошагали через весь зал к богато декорированному самоцветами хозяйскому креслу, стоявшему под балдахином из синего и оранжевого шёлка, Везарий занял место по правую руку от лорда, а справа от него самого усадили миловидную девушку лет двадцати с тёмными волосами, заплетёнными в две толстые косы до пояса, большими иссиня-голубыми глазами и золотыми серёжками в виде корабликов в ушах. На её синем платье тоже красовались маленькие белые кораблики, отчего оно забавно напоминало ливреи гвардейцев Ферье. Взгляд, который она бросила на него мимоходом, казался одновременно насмешливым и настороженным.

– Подавай сигнал к началу, – обратился хозяин к герольду, стоявшему позади него и глупо державшему рог в вытянутой руке, – сегодня я не намерен произносить речей, – тот что есть силы подул в рог, извлекая из него резкий и едва ли могущий показаться мелодичным хоть кому-то звук, немедленно подхваченный вторым этажом.

– Мелисса, моя младшая дочь, – представил голубоглазую лорд, едва звук затих. – Я сосватал её за сына лорда Кристиана Эрвера, что держит Скальдову Пристань на севере, так что скоро наша семья лишится общества этого очаровательного создания, – лицо Ферье скривилось, возможно, это была улыбка.

Само создание, услышав своё имя, состроило недовольную рожицу и тотчас поспешило отвернуться в другую сторону и заговорить с остроносым, довольно-таки неприятным молодым человеком справа от себя. Ей, должно быть, уже восемнадцать или девятнадцать, удивительно, что она всё ещё не замужем.

– Что до вашего отца и срочности, – вернулся к прерванному церемониями разговору старый лорд, опуская руки в поднесённый слугами деревянный таз с водой, – Его величество сейчас стоит лагерем у Озёрной Мельницы, совсем недалеко отсюда, и не похоже, что там в ближайшее время произойдёт хоть что-то интересное. Боюсь, – он усмехнулся, обнаружив отсутствие большей части зубов, – что даже ежегодный винный фестиваль отменят, потому как запасы вина в округе уже должны подходить к концу. Лорды и рыцари будут собираться ещё с месяц – они вообще не слишком торопятся. Это и понятно: гелрийцев больше, они лучше вооружены и у них опытные командиры, закалившиеся в бесконечных распрях друг с другом и с южанами – ваш брат, а с ним и многие другие достойные мужи нашего королевства уже имели несчастье убедиться в их силе, – он отпил немного из своего кубка. Везарий последовал его примеру: вино оказалось горьким и пряным, с корицей и мускатным орехом. – Если позволите откровенность, я не знаю, на что рассчитывает государь: всеобщее мнение таково, что исход войны предопределён. Все настолько уверены в этом, что нашим дипломатам, по слухам, ни с кем не удалось договориться о союзе. Подумайте только – ни с кем, – повторил Ферье брюзгливо, – хотя у Гелре никогда не было недостатка во врагах – все эти маленькие королевства к югу и востоку от них, почему бы им не выступить вместе с нами? Меллен мечтает отвести нависший над ним гелрийский топор – кажется, сейчас самое время сделать это – но нет. Ещё нам мог бы помочь Арль… хотя, – он растянул губы в улыбке, отчего стал похож на жабу, – тут уж ваша прекрасная сестрица постаралась. В общем, при всём усердии лорда Александера, а уж кому как не ему доверяться в таких делах – наша дипломатия потерпела полный крах, и мы остались наедине с гелрийцами, – его это как будто забавляло.

– Александер Райх вновь занял пост лорда-секретаря? – удивился Везарий, несколько смущённый прямолинейностью старого лиса.

– Да. Очевидно, Его величество обнаружил, что без него обходиться трудновато, и забыл старые ссоры. Это делает честь его терпению и дальновидности. Жаль, что он не проявляет подобной трезвости мышления в других вопросах, ведь исхода его упрямство не изменит: всё, на что он способен, это лишь положить в землю несколько тысяч воинов и сделать условия мира более жёсткими. Война проиграна, и она была проиграна ещё в начале года.

Он вынужденно прервался чтобы опробовать первое блюдо, довольно незатейливое: густой говяжий бульон с луком и зеленью, но Везарий не дал ему спокойно поесть, резко заметив:

– В любом случае, долг вассалов – служить своему сюзерену мечом, и за уклонение от него надлежит нести наказание.

Хозяин убрал ложку в сторону:

– Меня самого удивляет неторопливость некоторых. Сэр Болдуин Эквилль всегда получал от Его величества самые лучшие посты и никогда не подводил; несомненно, государь доверил бы ему командование всей армией, но он даже не явился, вместо этого Эквилли прислали куцый отряд во главе с внучатым племянником лорда или кем-то вроде – чёрт их разберёт. Лорд Руне Фальк также известен своим умом и хладнокровием, выгодно сочетающимися с отвагой – и где же он? Сидит в замке, послав королю своего старшего, но как говорят, ни на что не годного сына. Может надеется, что того убьют – ведь у него их ещё четверо, и все более достойны получить наследство. Честолюбивый лорд Эрик Экторн всегда просил, чтобы его ставили в авангард – и тот не явился, предпочтя королю жёнушку.

Ферье перечислил троицу, имеющую самую грозную репутацию во всём королевстве, – хочет сказать, что уж если они не явились, хотя любой из них мог бы получить право командовать королевской армией – значит дело и впрямь дрянь.

– И ещё многие, – продолжил лорд Бернард, откашлявшись. – Доблестные вояки и опытные командиры, лорды, всегда бывшие вернейшими вассалами короны, отличавшиеся мужеством и доблестью – сидят за стенами и носа не высовывают, будто все разом превратились в зайцев. Или в черепах, всё никак не могущих выползти из своих замков, как они сами утверждают. Не припомню, чтобы такое бывало раньше. Говорят, королевская армия уже объела весь город и округу, и хоть лето только начинается, уже непонятно, как юг будет зимовать – гелрийцы в марте порядком истощили запасы, а уходя ещё и пожгли поля, теперь же наши доблестные воины доедят всё, что удалось сберечь. Ну да ладно, речь не о том – вам некуда торопиться, вот с чего я начинал…