Белые гондолы. Дары Отступника

Во второй поворот нас начинает затягивать этим же сквозным ветром. Сделав несколько яростных гребков, я пересекаю жерло тоннеля, правда, чуть не сбросив в воду студента. На Озере все так же тихо, всплески моего весла не нарушают этой темной безмолвной гармонии, энергетическим и композиционным центром которой является белый силуэт часовни.

И вот перед нами третий поворот направо. В общем-то, повернуть можно только направо, ведь мы обходим круглое Озеро против часовой стрелки. На этом витке расположены четыре станции, Голова стоит в расширении между первой станцией, "Ручьи", и второй, "Бульвар героев". Столкновение с плывущей Головой произошло как раз у "Ручьев". Если бы оно было в тоннеле, никто не увидел бы этого жуткого зрелища, которое снимала камера с платформы станции. Мы поворачиваем в нашу финишную прямую, вернее кривую. Александр снова просит у меня весло:

– Давай я погребу!

– Да, греби. Только постарайся без плеска, впереди будет станция, а на ней сторож сидит.

Я забираю у студента фонарик и поднимаю его на вытянутой руке, но так, чтобы он освещал только небольшое пятно перед лодкой. Александр старательно загребает воду, негромко сопя при каждом ударе весла. Приблизительно через полчаса тоннель впереди чуть-чуть светлеет.

Я говорю своему спутнику:

– Станция, давай весло разберем.

– Зачем?

– Пригнемся, возьмем в руки по лопасти и тихонько проплывем под платформой. Иначе сторож заметит.

Наша лодка подплывает поближе. Александр отвинчивает от рукоятки весла лопасти и передает одну мне. "– Действительно, как заправские ниндзя", – возникает у меня мысль. Мы сильно сгибаемся и почти ложимся в лодку, одной рукой подгребая воду лопастью весла. Мне нравится то, как держится студент во время нашего похода, не ноет, не болтает лишнего, не молится вслух, и вообще делает все, как надо. " – Где сейчас Лиана и о чем она сейчас думает?" – я вспоминаю о Лиане, и мне ужасно хочется оказаться сейчас не в этом мрачном тоннеле, а рядом с ней, в уютном кафе или на скамейке романтического ночного парка. " – Интересно, сможем ли мы отвертеться, если нас поймают?"

К счастью, станция уже позади. Отплыв от нее на безопасное расстояние, мы собираем весло обратно. Еще минут двадцать, и мы будем на месте. Александр оборачивается ко мне:

– А что будем делать, если Голова снова поплывет?

Действительно, что? Звучит глупо, но смеяться как-то не хочется.

– Лодка устойчивая, перевернуть ее не так-то просто, будем держаться получше.

"Устойчивая" лодка уже заметно проминается под пальцами. Видимо, годы все-таки дают о себе знать, где-то швы расклеились, воздух понемножку выпускает. " – Если впереди все будет спокойно, надо будет борта подкачать" – думаю я.

Студент загребает воду как-то нервно, я тоже чувствую, что сердце колотится значительно быстрее. Мы плывем все в той же пустоте, словно зависнув посредине круглого тоннеля времени. Минуты идут, весло поднимается и падает, поднимается и падает, а мы как будто все на том же месте, совсем не двигаемся в древней трубе из черного гранита. Я смотрю на часы. Стрелки показывают полночь с небольшим. Я шепчу:

– Отлично, как раз самое время для таких развлечений, как наше.

– Что?

– Полночь, говорю.

Тут Александр вскрикивает: луч фонарика выхватывает из темноты огромное лицо Головы. Кожа у меня мгновенно покрывается мурашками, ладони потеют. Сколько раз я видел Голову при свете дня, вернее, при свете прожекторов. И она казалась мне даже немного симпатичной, будучи хорошо освещенной сверху. Но свет нашего тусклого фонарика подсвечивает каменные черты снизу. Как известно, даже самое миловидное лицо, будучи освещенное снизу, выглядит довольно зловеще. Что уж говорить о зрелище, представшем нашим глазам. Несколько минут мы молча сидим в лодке, как будто в первый раз, заворожено рассматривая толстые губы, плоский нос и удлиненные глаза навыкате. К счастью для нас, холодное выражение этих глаз не меняется, и каменные губы не растягиваются в издевательской улыбке. Вода вокруг Головы так же спокойна, как и в тоннелях, которые мы миновали этим вечером.

Мы переводим дух. Я обвожу фонариком вокруг: мы в обширной пещере, стены и потолок ее нисколько не обработаны, в отличие от тоннелей. Метрах в двадцати – двадцати пяти от полукруглого входа такой же идеально ровный выход в продолжающийся дальше тоннель. Голова стоит на грубой каменной ладони примерно посередине между ними. Места в пещере вполне достаточно, чтобы во время гонок попытаться прибавить газу и обойти соперника.

Постепенно привыкнув к этому месту и немного осмелев, мы подплываем к огромному округлому камню Головы поближе. Лучом фонаря я обшариваю Голову сверху донизу. Александр оборачивается ко мне:

– А что все-таки мы ищем-то?

– Если бы я знал! Какой-нибудь крепеж, скобы, тросы… Чем-то же ее зацепляли, когда волокли по тоннелю.

– М-даа…

Я направляю фонарь в воду, но под широкой ладонью тоже ничего необычного нет, в прозрачной воде видны даже мельчайшие выступы камня. Так проходит минут десять. Я трогаю студента за плечо:

– Давай залезем на ладонь, передохнем немного. Места там достаточно.

– Думаешь, она не развалится?

– Выглядит прочной.

Друг за другом мы подтягиваемся и забираемся на толстый плоский камень ладони. Я говорю своему спутнику шепотом:

– Течения нет, лодку не отнесет, как думаешь?

– Не должно.

– Кстати, спасибо, что рискнул поплыть со мной. Не каждый бы согласился.

– Да я подумал, что если уж Господь свел нас посредством мокрой рясы, то, наверное, ему угодно, чтобы мы как-то друг другу пригодились.

Мы стоим на камне, переминаясь на затекших от напряженного сидения ногах. Голова уже не кажется мне чем-то враждебным, я вожу фонариком по стенам пещеры скорее от нечего делать, чем в надежде что-то найти. Но вдруг из глубины камня слышится какое-то отдаленное скрежетание. Потом снова и снова. Я направляю свет на огромное лицо, но студент шепчет:

– Выключи! Если там кто-то есть, лучше бы нас не заметили.

Только я успеваю выключить фонарик, как камень под нами приходит в движение.

Глава 19. Потайная пещера

В полнейшей темноте я хватаюсь за нос каменного истукана. А Голова, вместе со мной и студентом, с неравномерным скрежетом продолжает медленно двигаться. Стены огромной пещеры озаряются слабым светом. Еще немного движения камня и такого же скрежета, и света становится больше. Я вижу, что Голова стоит почти на том же месте, где и была, но сильно развернулась в сторону того тоннеля, из которого мы выплыли. Нас со студентом, держащимся, как и я, за каменный нос, почти прижимает к стене пещеры. Свет вырывается откуда-то из-за Головы и мы не можем видеть его источника. Я слышу какие-то невнятные голоса, приглушенный шум. Вдруг из-за Головы, жужжа мотором, выплывает маленький катерок. Я смотрю на него и понимаю, что это та самая черная посудина, которая окатила меня водой на Острове. И положила начало моего знакомства с Лианой, студентом, Владом, Максом и ночными гонками. В катере сидят двое мужчин, скорее даже, молодых парней. Довольно лихо обогнув Голову, катер вдруг сбрасывает скорость. " – Заметили!"– думаю я. Хотя надо сказать, что заметить нас практически невозможно. Мы стоим в непроглядной тени, да и лодка наша куда-то подевалась.

Но люди в катере не обращают на нас никакого внимания. Тот, что сидит за рулем, совсем заглушает двигатель. После чего происходит невероятное: вода вокруг катера как-то расступается, катер в полной тишине рвет с места, поднимается в воздух и на большой скорости влетает в тоннель по направлению к станции "Ручьи". Студент бормочет:

– Злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски…

– Что-что?

– Пророк Исайя.

– А-а. Да кто их знает, может злодеи, а может, нет. Что делать-то будем, как думаешь?

– Не знаю, молюсь, чтобы Господь подсказал.

– Ты лодку не видишь?

Я оглядываюсь, но лодки нигде не видно. Александр шепчет:

– Вплавь я не доберусь, я плаваю плохо.

– Да в такой ледяной воде плыть никак невозможно.

Я включаю фонарь, обвожу лучом вокруг себя. Под каменной ладонью вырисовывается резиновый борт нашей лодочки, крепко зажатой между Головой и стеной пещеры. Я молча показываю студенту вниз, он облегченно вздыхает. Я смотрю на часы:

– Минут десять у меня есть, как считаешь?

– Для чего?

– Перелезу на ту сторону Головы, потом обратно. Надо же посмотреть, что там такое.

– Давай вместе.

– Лучше ты тут подожди. Руку мне подашь, если я в воду сорвусь.

Мелкими шажками, изо всех сил цепляясь за выступы лица Головы, я начинаю обходить ее по узкой кромке ладони. Осторожно выглядываю из тени и вижу широкий круглый проход в стене пещеры, освещенный электрической лампочкой, прикрепленной прямо на каменной стене. Грубо сколоченный деревянный настил идет по стене вглубь прохода. Я шепчу Александру:

– Я быстро, только посмотрю, что там. И сразу обратно.

– Ну давай, с Богом.

Я делаю еще несколько шагов, прижимаясь к камню всем телом, и спрыгиваю на доски настила. От прыжка он качается и тут же покрывается водой, заливая мне ботинки. Я никогда не считал себя особенно храбрым, а хладнокровным – тем более. Приходится до звона в ушах сжимать зубы, чтобы унять нервную дрожь.

Я нахожусь в небольшой, примерно десятиметровой длины и трехметровой над уровнем воды высоты пещере с небрежно обработанными стенами. Видно, что гранит здесь сменяется известняком или каким-то другим более рыхлым камнем. Пол в пещере срезан под сильным углом, у входа еще глубоко, а к концу пещеры он уже поднимается из воды. Места в пещере вполне достаточно, чтобы прятать небольшой катер. Еще дальше я вижу узкий лаз, прорезанный в податливой каменной стене и уходящий довольно круто вверх. На деревянном настиле пещеры навалено множество разнообразного хлама. Тут и грязные канистры, и деревянные ящики, и смотанные шланги, и целые горы какого-то тряпья. Ничего такого, что как-нибудь прояснило бы происходящее, я пока не вижу.

Тут я поворачиваюсь направо, чтобы рассмотреть более углубленную и темную часть пещеры. Не удержавшись, я вскрикиваю от ужаса. Луч моего фонарика выхватывает из полумрака предмет гораздо более жуткий, чем каменная Голова. Это настоящий человеческий череп, но поистине огромных размеров. Он установлен в прямоугольной, грубо вытесанной в камне нише, как какой-то потемневший от времени музейный экспонат или статуя. То, что он очень древний, не вызывает сомнения, кости черепа имеют коричнево-черный цвет. Обладатель такой головы не поместился бы в эту пещеру, а в тоннелях Канала он смог бы передвигаться в лучшем случае на четвереньках. От подбородка до макушки он никак не короче семидесяти-восьмидесяти сантиметров длиной.

Я смотрю на часы. Мои разглядывания пещеры заняли почти десять минут. Я подбегаю к узкому проходу, ведущему куда-то наверх. Насколько хватает силы луча фонаря, идут одинаковые кривоватые каменные ступени.

Шлепая мокрыми ботинками по доскам, я перебегаю обратно к Голове и тихо зову студента. Через несколько мгновений его взъерошенная голова показывается из-за камня. В глазах читается скорее выражение крайнего любопытства, а не страха. Он шепчет:

– Ну что там?

– Перелезай сюда. Там запасной выход есть.

Александр точно так же, как я, спрыгивает на настил и так же зачерпывает ботинками воду. Увидев череп великана, он застывает на месте:

– Господи помилуй! Он настоящий?

– Похоже, что настоящий. Каждую косточку видно.

– Это же сенсация! Вот бы его унести отсюда!

– Это же чужая голова!

– Так она и не их! Ее владелец был только один. А теперь ей в музее место!

– Не дотащим мы ее. Скорее уходить надо.

– Ну давай попробуем! Это ж прямое доказательство библейской истории! " В то время были на земле исполины… как там дальше....это были сильные, издревле славные люди". А, Давид! Слушай, а лодка как же?

– Нет-нет-нет, она же застряла! Пока тащить будем, эти парни точно вернутся. Кто их знает, что они за люди?

Студент подбегает к черепу, пробует его пошевелить:

– Да он не такой уж тяжелый, давай заберем!

Я подхожу к куче тряпья, наваленного на досках и вытягиваю конец какой-то мешковины. Похоже на разрезанный большой мешок. Мы снимаем череп со своего постамента, заворачиваем в тряпку, связываем концы узлами. Я бросаю взгляд на каменную нишу, в которой только что стоял этот ужасный пришелец из прошлого, и обнаруживаю там то, что раньше не замечал. На камне лежат два предмета, выглядящих металлическими. Что-то мне подсказывает, что они очень древние. Наверное, из одного времени с черепом. Один из них напоминает большой браслет, второй – небольшой термос или артиллерийский снаряд. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть их поближе, но тут со стороны пещеры, где стоит повернутая Голова, доносится плеск воды и шум мотора. Недолго думая, я быстро кладу оба предмета в карманы и шепчу Александру:

– Бежим!

Схватив тяжелый мешок с черепом, мы забегаем на лестницу. Я, согнувшись, бегу впереди, студент сзади, наш трофей посередине. Бежать вверх, пригнувшись, довольно тяжело. А еще и держать такой увесистый мешок на вытянутой руке – это вообще на пределе возможностей человека. Но страх придает нам сил, и мы почти не останавливаемся. Луч моего фонарика уже нащупывает далеко впереди конец тоннеля, наверное, дверь. Но тут снизу до нас доносятся крики и топот ног, мощный луч фонаря заливает весь проход светом и останавливается на Александре, мокром от пота и обессилевшем от бега. Погоня, от которой нет никаких шансов уйти! Ведь мы уже устали, и у нас тяжелый трофей, ставший совсем неподъемным. Я кричу Александру:

– Пролезай вперед!

Он, долго не размышляя, протискивается между стеной тоннеля и нашей ношей. Я разжимаю руку, сжимавшую угол мешковины, и череп гиганта, набирая скорость, летит вниз, подскакивая на ступенях, как каменный мяч. Через мгновение луч фонаря наших преследователей скачет по стене и исчезает. До нас доносятся крики и сильный шум снизу, от пещеры, когда мы достигаем деревянной двери из тоннеля.

Глава 20. Древние артефакты

Часом спустя, с ног до головы перепачканные пылью и в мокрых ботинках, мы сидим на бульваре и молчим, вспоминая наше бегство из тоннеля.

Вертикальный ступенчатый ход привел нас в грязный, заваленный сломанной мебелью и битым кирпичом подвал. В панике обшарив стены лучом фонаря, мы нашли ржавую лестницу и люк над ней, вернее, еще одну деревянную дверь, только на этот раз лежащую горизонтально. Она вывела нас в заросли каких-то кустов. Пометавшись в них и изрядно поломав веток в темноте, мы вышли на обширный пустырь, земля на котором была перемешана с кирпичной крошкой. Недалеко от кустарника, который прятал вход в подземелье, мы увидели забор с тремя рядами ржавой колючей проволоки поверху, а на другой стороне пустыря рассмотрели приземистые строения с высокими полосатыми трубами. Перед строениями пустырь был заставлен рыжими параллелепипедами, сложенными из кирпича, некоторые из них развалились и словно растеклись по земли сотнями маленьких граненых частей. Это явно был кирпичный завод. Решив не пытать счастья у охраняемой проходной завода, а искать выход в ближайшей к нам стороне, у забора, мы со студентом побежали к нему, ожидая каждую минуту появления своих преследователей. Но пустырь был все так же погружен в полную тишину и в полную темноту. Вскоре нам посчастливилось обнаружить проход за отогнутым гофрированным стальным листом обшивки забора.

Сейчас мы сидим на скамейке в тени лип, ночной бульвар пуст, редкие освещенные окошки домов безуспешно соревнуются со светом фонарей. Наконец я нарушаю молчание:

– Представь, что мы с этой тяжеленной головой по пустырю бегаем. Даже из кустов бы не вышли, не то, что сюда дойти. Вообще, я никак не ожидал, что богословы такие алчные до древних черепов.

– А что бы с нами было, если бы я не был бы таким алчным? И не алчность это, наверное, ангел-хранитель подсказал такой поступок сделать. "И сокрушил ты голову левиафана"… Это из псалмов.

– Скорее уж, Голиафа.

– А точно, Давид и Голиаф. Давид сокрушает врагов головой Голиафа! Господи, как же я надеюсь, что они сильно не пострадали!

– Да уж! Журналист Давид с товарищем из духовных. Бедолага Голиаф, даже через несколько тысяч лет его несчастной голове нет покоя… А кстати, по поводу исполинов из Книги Бытия. Как там ты говорил, "издавна славные люди?"

– Ну да, "издревле славные".

– А почему они "славные" люди? Их же Господь утопил во время Потопа?

– "Славные люди" не в смысле "хорошие ребята". А в том смысле, что слава у них была большая. Но, наверное, плохая. Не зря же во всех сказках у великанов скверный характер, или они вообще людоеды.

– Ну тогда, если я – Давид, то ты – Джек, победитель великанов. Два великих великаноборца.

Мы тихо хохочем, снимая накопившееся напряжение. Я встаю и пытаюсь почистить свой испачканный костюм, выбивая пыль из брюк и рукавов. И только сейчас, почувствовав в карманах тяжесть каких-то увесистых предметов, вспоминаю, что не один только череп великана мы одолжили у неизвестных парней из подземелья. Я достаю тускло поблескивающие железяки и молча показываю их студенту. Мы ставим их на освещенную часть скамейки и садимся на корточки рядом.

Нездешнесть и несовременность этих штуковин очевидна. Они не выглядят древними, нет, скорее наоборот, чересчур футуристичными. И форма, и то, как выглядят сопряжения их частей, выдает их изобретателей и создателей, как носителей явно какого-то иного разума и опыта.

Один предмет напоминает толстый и широкий браслет. Немного "раздутый" в боках, наподобие бублика. На темно-желтых металлических боках – выпуклый текст неизвестной письменности. Похожей на иероглифы, но явно не китайские или японские, как-то попроще с виду. Второй выглядит, как какой-то небольшой артиллерийский снаряд, цилиндрический, с испещренной отверстиями круглой верхушкой. Студент говорит:

– И что же это такое? Может, это просто украшения? А может, это вообще просто детали какого-то двигателя современного, самолета, например?

– Может, и украшения, хотя мне так совсем не кажется. И уж точно не современные детали. Посмотри на текст. Ты такие значки видел когда-нибудь? Надо бы как-то покрутить эти штуки, что ли, понажимать…

– А вдруг это оружие? Взорвемся вместе с бульваром!

– Эти люди внизу ведь не взорвались. Тоже, наверное, крутили и нажимали.

– А может, не сейчас? Помолимся, завтра на свежую голову посмотрим, что к чему. Поздно очень, и пить страшно хочется.

Тут мой взгляд падает на дом прямо, стоящий примерно в ста метрах от нашей скамейки, на противоположной стороне бульвара. Все окна погружены во тьму, кроме нескольких ярко освещенных окошек маленькой башенки на крыше, которая возвышается над деревьями. Я смотрю на часы, уже около двух часов ночи. "Маркони еще не спит" – думаю я. " Ему, наверняка, будет жутко интересно услышать про наши подвиги. И потом, он архитектор, человек технически более грамотный, чем мы, журналист да катехизатор". Я спрашиваю студента:

– Слушай, Александр. Вот в этом доме прямо напротив живет мой близкий друг. Давай у него заночуем, а завтра с утра и разберемся, что это за штуки.

– Завтра с утра мне на занятия надо, а перед этим еще к бабушке забежать, а то она с ума сойдет, куда я подевался.

– Да ладно, встанем пораньше.

Студент выглядит довольно помятым и усталым. Мы пересекаем бульвар и подходим к монументальной двери подъезда архитектора. К счастью, консьержка забыла закрыть ее на ночь. Вряд ли ей понравился бы наш со студентом вид: возбужденные лица, перепачканные темные брюки и куртки. Тихо пройдя мимо пожилой дамы, дремавшей перед раскрытой книжкой, мы поднимаемся на шестой этаж, в башенку, пешком по лестнице. Шагая со ступеньки на ступеньку вверх, я придерживаю увесистые артефакты в карманах и спрашиваю себя, как это с такой легкостью я добежал от кирпичного завода до бульвара. Наверное, в шоковом состоянии. Судя по ссутулившейся фигуре студента, который плетется впереди меня, он тоже думает только о том, чтобы поскорее рухнуть в кровать.

Отворив дверь, совершенно не сонный Маркони внимательно разглядывает наши физиономии и костюмы и приглашает зайти внутрь. Я объясняю архитектору:

– Извини, друг, что мы вот так вломились посреди ночи. Есть причины.

– Я уж вижу, что вы не с вечеринки. Я и не ложился еще, работал кое над чем, вот только закончил.

– У тебя есть что-нибудь перекусить?

Мы садимся к столу. Маркони достает из холодильника несколько сосисок, разрезает их вдоль, кладет на черный хлеб и выжимает сверху красные зигзаги кетчупа. Студент качает головой:

– Я бы лучше просто чай.

Архитектор ставит на плиту чайник.

Минут через двадцать Маркони отводит уже совсем засыпающего студента наверх, в спальню. Спустившись обратно, он садится в кресло напротив меня и просит объяснить, что же произошло сегодня ночью. Я прохожу к вешалке, чтобы достать из карманов куртки загадочные предметы. Поставив их на стол перед моим другом, я начинаю рассказывать, как я познакомился с Лианой и как дело дошло до нашего ночного рейда к Голове. Глаза Маркони загораются, он то встает и возбужденно ходит по комнате во время моего рассказа, то останавливается и ощупывает металлические артефакты. Когда я заканчиваю, он бросается в кресло и восклицает:

– Истинно сказал Гюго: "Тайна – та же сеть: достаточно, чтобы прорвалась одна петля, и все расползается".

– На мой взгляд, наоборот, все в клубок завязывается. Какие-то люди на летающем катере, пещера с черепом гиганта. Штуковины вот эти на столе. Кстати, может, ты еще чаю заваришь?

– Ага, сейчас. Вот ведь как выходит: Неделю назад только я рассуждал, о том, что, будет, если выкопать допотопные механизмы. И вот тебе, они на столе стоят. У меня на столе.

Когда две чашечки прозрачного янтарного напитка уже соблазнительно дымятся на белой скатерти, Маркони берет в руки один предмет, тот, что похож на браслет, разглядывает его и подходит с ним ко мне:

– Смотри, вот здесь значок такой интересный. Видишь, первый, тот, что побольше. Вот тут, рука с кольцом.

– Да, а кольцо у него на согнутом пальце почему-то.

– Присмотрись к кольцу внимательнее.

– Ты хочешь сказать, что похоже на наш браслет?

– Да. А посмотри на руку!

– Ты хочешь сказать, что браслет может уменьшаться, раз он на палец надет?

– Ты посчитай пальцы.

– Шесть штук.

– Шесть пальцев, и браслет выглядит таким маленьким, что он только на палец наделся. Значит, что?

– Значит… что это рука великана?

– Похоже на то.

Маркони показывает мне еле заметный шов, идущий ровно посередине внешней и внутренней граней металлического "браслета":

– Вот видишь, это две детали. Они точно подвижные, одна чуть-чуть уже другой, она должна входить внутрь, когда эту штуку сжимает палец. У нас таких пальцев нет, нам удобнее рукой.

Мой друг вкладывает пальцы в браслет и сжимает его . Вдруг в комнате начинает ощущаться какая-то вибрация воздуха и кресло, на котором только что сидел Маркони, еле заметно дергается, скрежетнув ножками по полу. Маркони отпускает ногу:

– Ого, что-то есть!

Он снова сжимает кисть с артефактом. Снова колыхание воздуха и скрежет ножек кресла. Я подхожу к креслу, которое так чутко реагирует на древний механизм. Пытаюсь подвинуть его, но это почему-то невозможно, оно стоит, как приклеенное к полу. Я говорю архитектору:

– Отпусти-ка руку.

Он отпускает. Я двигаю кресло теперь совершенно свободно. Маркони восклицает:

– Ага, понятно, эта штука как-то воздействует на предметы! Блокирует их, что ли? Извините, допотопные предки, но у нас таких колбасоподобных пальцев, как у вас нету. Нам и ладонью сжимать вполне ничего.

Архитектор держит "браслет" в руках в направлении к тому креслу, которое уже подавало признаки жизни. Снова сжимает руку, и кресло снова шаркает по паркету и заметно накреняется. Мой друг медленно начинает поднимать руку, и кресло, не обращая никакого внимания на законы тяготения, приподнимается над полом!

Маркони восклицает:

– Полезную, однако, вещь ты раздобыл! Так можно даже пианино двигать, не то, что кресло.

– Тяжело?

– Да вообще не чувствую никакой тяжести. Сама "баранка" тяжелая, а кресло, как воздушный шарик!

Архитектор шевелит рукой немного быстрее, потом еще быстрее. Кресло в воздухе повторяет его движения. Потом он как-то чересчур резко поворачивает кисть вверх и кресло, подпрыгнув до потолка, раздавливает лампочку в потолочном абажуре. Комната мгновенно погружается в темноту.

Секунду спустя раздается страшный стук рухнувшего с потолка на пол кресла. Я тихо говорю:

– Бедные соседи внизу! А если бы это было пианино?