Брат человеческий

– Надо осмыслить еще раз куда ведем меня моя жизнь? – бормотал Вадик, – Вот моя учеба. Мои товарищи. Юрка, Колька, друзья по классу. Осмыслить мне надо и очень сложные отношения моего отчима дяди и мамы. А отношения с дядей Ваней и тетей Клавой. Женитьба Вовки. Пьяные разногольствования дяди Вани. Пьянство Володи. Грубость, невежество в человеке, почему-то иногда соседствует с чистой и искренней душой. Как же это может быть в одном человеке? А хитрость и искренность? Или вот эти блуждающие хиппи. Почему их власть ругает, а у меня они вражды не вызывают. Да и я сам кто в этой мешанине людей, меня окружающих, кто?

– Слушай, Вадик, – остановил его Славик, продолжая обнимать съежившуюся от ночной прохлады Людку, которая, раскрыв рот слушала рассуждения махающего руками Вадика. То, что она так слушала внимательно Славику не нравилось. Слушать и восхищаться должна им, Славиком, а не этим. – слушай, Вадик, завязывай. Видишь девочкам не интересно.

Вадик виновато пожал руками. А Славик назидательно продолжал:

– Не пытайся все на свете объяснить, обозначить, навесить ярлыки, и упростить. Разве можно сложное объяснить простым?

– Ну вот. Столько рассуждал о свободной теме, а взялся почему-то писать сочинение по Маяковскому. И с удовольствием его написал. Дали и тему хорошую для свободного сочинения «Родина – любовь и гордость моя». А свободную тему. Какая же эта свободная, если ты должен доказывать кому-то что Родина твоя любовь и гордость? И так ясно. Что за пустая патетика! Что за ненужный пафос.

– Интеллигенция, – переспросил Славик, – не знаю, где она. Мало ее. Лично я видел только одного-двух настоящих интеллигентов.

– Да? ехидно улыбаясь, переспросил Сергей, – а остальные тогда кто?

– Кто, кто? Просто образованные люди, с образованием. И все.

– Подожди, давай уточним. Интеллигент это кто? Это человек, не занимающийся физическим трудом. Так?

– Так, да не так. Так, то тогда в интеллигенты надо записывать всех, кроме землекопов и станочников. Тогда это и инженер, и продавщица, и технолог, кассир, служащие из разных там шараш-монтаж-контор. И диктор, и оператор, учитель, и кондуктор, ученый. Все что ли на одну полку? Поэт, директор, писатель. Но разве администратор и писатель – одно и то же? А поэт и директор? Одно и то же? Что это? Все они интеллигенция?

– Не может быть! – запищала Людка. – Я не верю. Я уже боюсь. – И она, оглянувшись, в страхе прижалась к Славке.

– Да, ладно, – Славик с удовольствием положил ей на плечи руку, и успокаивал:

– Да, не слушай ты его. Помешался на снежном брате. Нет его в наших краях. И вообще его нет нигде в мире. Никто его никогда не ловил. Никто не видел.

– Не видел? – набычился Колька.

– Тихо-тихо, – развел их Витек. Не спорить на ночь.

– Да, – миролюбиво согласился Славик, и, сочувственно глядя на расстроенного товарища, которому Витек так неожиданно при девочках заткнул рот, продолжал:

– Ну, разве что на Памире, высоко, в горах. Вот там, в том числе и в Таджикистане, ходит немало легенд. Говорят, что ещё во времена, когда здесь проходил великий Шёлковый путь, пропадали караваны, везущие товары. Поэтому многие пытаются отыскать этот путь, и сокровища, желая разбогатеть. Но горы изменчивы – непогода и камнепады скрывают тропы и пещеры, меняя облик мест до неузнаваемости. Вот такие искатели сокровищ часто рассказывали о следах огромного неизвестного животного на снегу.

Поиски неведомого чудища до сих пор идут. Местные горцы даже дали ему имя «одами-явои» («дикий человек») – привыкли к его незримому присутствию, и, не сговариваясь, поделили территории обитания. Существо властвует над, так называемым, Ущельем Страха, а люди чуть ниже по течению реки Сиамы. Ущелье опасно – то камни летят вниз, то слышится странный гул, похожий на хоровое пение.

Колька насторожился. Подошёл ближе.

И Славика, окрыленного Людкиным вниманием и Колькиным интересом, понесло, как Хлестакова:

– Вот у моего знакомого есть знакомый художник, а у него брат старший на пенсии, и представляешь он у нас в области ищет снежного человека.

– Да, ладно? – Колькины глаза даже под очками округлились, – А почему я ничего не знаю? Ты не говорил мне.

Не обращая на него внимания, Славик продолжал, слегка похлопывая по Людкиному плечику, как бы продолжая успокаивать ее.

– Так он по лесам нашим ходит. Вот берет рюкзак и ходит. С очевидцами беседует. И вообще поиск снежного человека смысл его жизни. Он так всем и заявляет, что его найдет.

– И где он побывал? – заблестели Колькины глаза, – я думаю, он у нас на севере все-таки области. Там вообще у нас тайга.

– Да он говорил, что уже исследовал Кильмезский, Советский и Верхошижемский. Стык трёх районов – очень глухое место, интереснейшие леса и очевидцы, которые видели йети своими глазами.

– Так это ж недалек от нас, – задумчиво проговорил Колька.

– Вы опять на меня страх наводите- снова запищала Людка, – Нет же никого в лесу?

– Нет, нет, успокойся, – Славик выразительно посмотрел на Кольку и приложил палец к губам. – Нет никого в лесу, кроме нас. Понял?

-Да, нет-нет, – дошло наконец до Кольки.

***

Главным специалистом по установке палаток, выбору места, подготовки ночлега был, конечно. Витек. Вот это настоящий турист. И одежда у него соответствующая, из всей компании и только выглядел как профессионал, то ли рыбак, то ли лесник. В штормовке с капюшоном из легкой защитной ткани, с массой карманов и карманчиков спереди, сбоку и даже на рукавах. В таких же шароварах и сапогах и шапочкой вязаной.

Именно он выбрал место и для стоянки, костра и нашел, овражек, где мог бы обитать снежный человек.

Вот всеми этими умениями Витек очень гордился. И каждый раз с удовольствием показывал, как правильно и безопасно избалованным комфортом горожанам обустроиться на враждебной природе.

– Вы что, – поучал, но выгружая багаж из лодки, – думаете, что палатку можно установить совершенно в любом месте? нет. При выборе ночлега нужно учесть: место надо расчистить. Ровным оно должно быть. А как спальник на камни, сучки, корни деревьев ложиться?

– Скажи еще, – рассмеялся Славик, – на муравейник нельзя?

– И небольшой склон нужен.

– Вон там, на пригорке, у самого леса и установим.

Палатку для девочек поставили повыше, а большую – для парней поближе к костру с самого края косы. Почти у песка. Пока Витек с помощью девчонок устанавливал их, Колька с Вадиком приготовили дрова и притащили три больших двухметровых бревна.

– Теперь вокруг костра все и поместятся. – прикинул Славик, ходящий между суетящимися друзьями и раздающий указания.

Пока горел костер, готовился ужин, о чем говорить? Да обо всем.

– Человек растет таким, каким и его окружающие люди. Против среды, против судьбы он бессилен. Не может на яблоне вырасти груша.

– Я тоже, когда был маленький, размышлял на эту тему. Изменю? изменю. Удастся ли мне изменить себя в таких жизненных условиях, а? Я только сейчас почувствовал в какой трагичной ситуации находится душа человека, вынужденного жить в противных его душе условиях. Она, душа, хочет жить не так, как сложились обстоятельства, она хочет по-другому делать все: дела, поступки. Все по-другому. Но человек раб тех социальных условий, в которых живет, характеров людей, окружающих его. Раб. Так и я.

– Я тоже, вообще- то, в последнее время я впал в меланхолию. А это такое состояние души, когда человек твердо верит и ожидает наступления одних только неблагоприятных для ожидания его души событий. Остро чувствует их неизбежность, и свое бессилие перед их фатальностью.

– Ты веришь в фатальность?

– Да. Я фаталист. Да, я верю в фатальность событий, и верю, что человек психологически инстинктивно чувствует их наступление. А почему чувствует? Ведь чувствовать можно только то, что есть, существует. ЧТО-ТО. А если он их чувствует, предвидит, значит, эти события уже есть, где-то впереди, существуют где-то во времени, только во времени, и какими – то психологическими признаками предупреждают нас, людей, о своем наличии или приближении. И события эти, находясь в одном измерении, измерении времени, могут переходить и в измерение пространства. И в этом случае они являются нам в реальности.

– Ничего себе у тебя теория. Не марксистская, не ленинская. А ведь ты комсомолец. Да нет пока, не вступил. Но даже если вступлю, все равно буду думать, что у каждого человека есть своя судьба, существующая заранее, до его рождения?

– Но этому нас не учили в школе. Идеализм какой-то у тебя в голове. Рок. Судьба. Неизбежность. Я

– Нет, для меня – это далекие для меня философские понятия. Вообще мне ближе все психологические коллизии человеческие. Люблю психологию, философию, литературу. Психика человека, философия жизни, бытия, развитие обществ – вот почему бы я отдался всей душой. Вот, что бы я изучал с большим удовольствием, хотя и физику, и электротехнику тоже люблю, потому что сложные.

– А условия, в которых я родился, рос, воспитывался привели меня к тому, что сегодня есть. И чтобы двигаться дальше нужно мне больше усидчивости, упорности, и знаний, которых я меня сегодня не ахти какой большой груз. Мало знаний. Хотя я опять принижаю себя, что привык делать. Пытаюсь получать новые знания с помощью рассуждений и переноса своих мыслей и суждений на бумагу, записывать их. Но от этого простые вещи делаются только сложнее. Значит ли это, что рассуждения и размышления не дают новых знаний?

– А я все равно верю, что судьба все-таки есть. Есть далеко во времени события, которые нас ждут. Есть кто-то или что-то типа суперразвитой материи, а может нечто большее, нечто всеобъемлющее, всеохватывающее запустившее колесо истории и наблюдающее за его путем и скоростью, и изредка вмешивавшееся, приостанавливающее или увеличивающее скорость наступления событий. Все в руках этого таинственного и вечного «нечто». Эта моя первая философская теория. Пусть и идеализм. Ну и что?

Витька взял гитару, хитро подмигнул Нинке и душевно, тихо запел, перебирая струны. Ночь, костер, тишина, потрескивание горящего валежника и Витькина задушевная песня.

А мы туристы убежавшие от дома

С природой на лирической волне

И хором мы поем у бурелома

Я все могу, но только лишь во сне.

Прошел закат нас клонит в сон истома

В свои мечты смотрю в ночном огне

Ведь это я пилот аэродрома

Я все могу, но только лишь во сне.

Все необъятно в этом мире незнакомо

Моя судьба вдруг улыбнулась мне

Я взрослым стал я капитан парома

Я все могу, но только лишь во сне.

Брат человеческий по лесу ходит где-то

Но он не видим в этой пелене

Я отыщу его к любом краю планеты

Я йети видел, но только лишь во сне.

***

Вечером, когда уже все разбрелись по палаткам, Витек, как и договорились, незаметно вышел покурить, посидеть у костра.

– Давай, давай иди, подежурь часик, – подмигнул ему Славик.

Измученный длинными вечерними спорами у костра Вадик уже спал, свернувшись калачиком, у самого окна. Устраивался, протирая очки и Колька. Славик почти с головой залез в спальник, с придыханием вспоминал такие мягкие и теплые Людкины губы, доверчивые и открытые.

Потрескивал костер. Слышался шум закипающего в котелке чая. Тихо и успокаивающе журчала подгоняемая на берег ночным бризом река.

***

Славик задремал. Растолкал его Колька.

– Ты слышал?

– Что? – Славик протер глаза.

– Это он!

– Кто?

– Это он. Этот реликт, наш брат человеческий., снежный человек. Я читал, он именно такие звуки издает. Пугает или предупреждает.

Славик прислушался. Где-то далеко ухал Витек. Молодец, старается.

– Да спи уж ты. – отвернулся он Кольки, – завтра сходим посмотрим.

***

"Завтра" наступило быстро. Уже в три часа ночи начало светать, а в четыре – уже совсем светло.

Утром вдруг обнаружилось, что из палатки исчез Витек. Нигде его не было, и никто его не видел.

– Это Нинка с ним точно ушла по лесу бродить. Предположил Славик.

Заглянули в палатку. Девочки на месте.

– Ничего не понял. – удивился Славик и бросил потягивающемуся Вадику, – давай – ка чай заваривай. Девочки скоро проснутся.

Чай вскипел быстро. Витька все не было. А никто, кроме Витька и не знал, какие травки и какие листочки надо туда бросить чтобы был настоящий, лесной, душистый. Так и попили сладкий кипяток. Походили вокруг лагеря, покричали. Никто не отзывался. Моросил мелкий дождь, и идти в сырой лес не очень-то хотелось. Но вот надо се-равно Кольку вывести на лежбище.

– Так, – подвел итоги Славик, – точно уснул мерзавец этакий на лежанке. Зря что ли так тщательно готовили, ну я ему сейчас покажу. Я его при всех отругаю, придумал тоже, в прятки в лесу играть. Меня оставил. Взял бы и Нинку с собой. Вдвоем – то веселее такие прибамбасы придумывать, так мы не договаривались. Главное Нинку на меня оставил и нарочито громким голосом крикнул:

– Девчата, собираемся за Витьком, я, кажется, знаю, где он.

– Где, где? Скажи.

-Да, тут недалеко. Ходили мы в прошлом году как-то за грибами, и нашли, не поверите, странный шалаш. Может он там от дождя прячется.

Быстренько собрались. В лагере оставили на дежурстве только Вадика.

– Шалаш? удивился Колька. – Какой шалаш в этих диких местах? Да тут никто не бывает в этих дебрях. Ты шутишь, Славик?

Всю дорогу, пробираясь сквозь чащу, хотя тут ходьбы было минут пять, Славки ругал Витька за этот не согласованную с ним выходку.

Еще и этот запыхавшийся сзади Колька все нудит:

– Вот – вот именно с этого направления я вчера и слышал это Ух. Это Ох. Уханье – это такое гулкое оно было.

Славки уже начал переживать, не заблудился ли он, когда в дали мелькнула сквозь деревья светлое пятнышко маленькой полянки.

– Ух, – вздохнул он.

Но обрадовать девочек, что пришли не успел. Раздался Нинкин крик:

– Ребята! Сюда. Скорее сюда.

На небольшом полутораметровой ельнике висела курточка. Да. Та самая, модная нынче у пацанов, рыбаков, туристов и студентов курточка.

Подошли. Посмотрели. Вроде она. Заглянули в карманы. Выпал Витькин медиатор от гитары.

Славик наморщил лоб. Его утренняя версия, Витек, грешным делом, просто задремал на лежанке, устав пугать всех своим "о-оо-х" и "у-уу-х" после этой находки автоматически перестала существовать.

– Эй, – неожиданно испугав всех в утренней темноте сырого леса раздался новый истошный крик.

– Эй, се сюда! – кричал и махал руками Колька, – я говорил, я говорил вам, я говорил вам, а вы не верили. Вот посмотрите. Это наш брат человеческий. Это он снежный человек тут живет. Смотрите. А вы не верили.

Все с удивлением и со страхом рассматривали примятую, лежанку, сделанную из мелких веточек березы с зелеными, но уже повядшими листьями, клочки какой-то белой шерсти, отходы, какие косточки. Ломаные ветки.

Девочки в страхе прижались к Славке.

– Ой, – пристально осматривающий местность и обходящий кругом эту груду листьев и веток восхищенно прошептал Колька, – а вот и след. А почему четырехпалый. Интересно.

Пока девочки со страхом осматривались на полянке, Славик стоял в сторонке в позе Бонапарта и напряженно соображал. Что происходит? Почему не объявляется Витек? Мало ему розыгрыша Кольки, так что и девчонок решил попугать?

Так, – скомандовал Славик, – молчать всем. Тихо.

Всхлипывания остановились. Все замолчали. Слышно, как все сильнее молотит по листьям деревьев первый июньский дождь. Не успел он и рта раскрыть, чтобы рассказать всем об их с Витькой розыгрыше, как над рекой и лесом разнесся громкий звериный вой.

-УУ-уу. -ОО-оо.

Новая волна ужаса охватила всех. Все растерянно стали оглядываться.

– Это он, – приложив палец к губам, – прошептал Колька, и радостно блеснув своим очками. – Он. Точно, он.

– Не надо, не надо бояться, – успокаивал девчонок Колька, – это он, снежный человек, наш брат человеческий.

– Слава, Слава пойдемте отсюда. Я боюсь, – запищала Людка. Сыро, темно, холодно. Страшно тут. А вдруг придет этот?

– А Витька – то где? Слава, где Витя? – приставал к нему почти плачущая Нинка. – Ты сказал, что ты сюда ночевать послал в этот развалившийся шалаш?

Славик стоял в стороне. Морщил лоб и ничего не мог понять. Лежанка вроде та. Но и не та уже. И главное Витьки нигде не было.

Не вернулся. Витька. Исчез. Ах, он зараза, так мы с ним просто обошлись. Пока шли сюда, он уже продирался к нам в лагерь и сейчас они, сидя у костра, попивающие горячий чай из военного Славкина котелка смеются не только над Колькой, но и над ним, над Славкой. А этого он стерпеть никак не мог.

– А ну ка девочки, пойдемте -ка обратно в лагерь. Этот жлоб наверняка чай пьет и надо нами смеяться. Колян, ты с нами идешь?

– ты что, с ума сошел такая находка, нет идите, я поброжу здесь. Это же научное отрытые. Надо все записать, зарисовать, собрать – ответил Колька, разглядывая со всех сторон клок бело-серой шерсти, который завис на ветке старой большой ели.

К лагерю подошли все сырые, исцарапанные.

Славик злой на Витька за то, что всю игру испортил. Девочки напуганные и заплаканные. Людка из-за страха перед этим зверем, ухающим в клочьях серо белой шерсти и как рассказывал Колька с большими круглыми красными глазами. Нинка по поводу потерянного Витька. Что – то с ним. Где он бедненький, промок весь промерз весь небось без своей штормовки.

Каково же было их удивление, когда, еще выходя из леса в дали у кромки реки в лагере увидели они со спины контуры двух человек, сгорбленных и сидящих на бревне у костра. Сидевших тихо и неподвижно.

Радостно забилось сердце у Славки. Кончились их мытарства и блуждания по этому сырому темному исцарапавшему все руки и лицо лесу, да к тому же сырому и холодному. Нашелся наконец этот беглый хулиган. Но то, что нашелся перевесило всю злость. Даже забыл, что хотел прилюдно обматерить этого самовольщика, нарушившего все их юморные планы и испортившего настроение на полпохода.

– Мало ему дождя, куролесить еще надо, певец чертовый.

***

– Эй ты, Одиссей хренов, – хлопнул он ему по плечу. И испугался.

Витька застонал. Обернулся.

Славик чуть не упал. Исцарапанный лоб. Из глубокой раны тихо капала кровь, текла по брови, по ней на висок, образуя ломаную излучину и запекшись заканчиваясь на щеке. Левый глаз с большим кровоподтеком сверху опух, не отрывался. Опухшие разбитые губы еле шевельнулись. Правая рука, перевязанная рваной рубашкой в полоску, бессильно висела на груди.

Людке стало плохо. Нинка, застыв в ужасе стояла, открыв рот, готовая или закричать, или упасть в обморок.

Вадик, держащий Витьку, который похоже и сидел – то с трудом, подмигивал и как-то странно качал головой.

Мол, там. Туда посмотрите. И левой рукой как бы отгонял их. Мол, бегите, бегите отсюда.

Славик ничего не понял из этой немой и страшной сцены, но и рта раскрыть не успел, как услышал треск рвущейся палатки, из которой выскочили три зека в черной робе, в черных шапках с длинными козырьками.

Первый самый старый, седой и морщинистый, распоровший изнутри напополам новую палатку девчонок с охотничьим, доставшимся Славке от отца, ножом для разделки туш, не спеша перешагнув путающиеся под ногами в черных ботинках куски разрезанной палатки довольно улыбаясь шагнул к пришедшим:

– Ну вот вся котла и в сборе.

-Точно все? – переспросил второй, толстый лысый с каким-то неуголовным добрым лицом, вылезая из палатки парней, с туристическим топориком в левой руке.

– Левша, – машинально отметил Славик.

-Ту ты, – схватил его за грудь седой, приставив нож к горлу. – ну, отвечай, все здесь?

Славик беспомощно взглянул на Витька, на Вадика. Витек устало или незаметно кивнул головой и два раза мигнул правым глазом. Этого достаточно. Славик понял.

– Все.

– Да все они здесь. Не бзди Косой. – тонким голосом крикнул третий, маленький и худой, выпутываясь вслед за толстяком из сломанной палатки парней. – Их пятеро былою Я видел. Ты лодку не видишь, что ли? это казанка. Она пятерых – еле потянет. По-моему, на четверых рассчитана. Я знаю. У бати такая же была. Все они тут.

Только сейчас Славки заметил, что старый зэк вовсе не седой, а просто волосы у него белые. И глаза одного нет. Просто веко закрытое. От морщин и от этого одного маленького колючего взгляда и был он такой злой и страшный.

– Все – еще раз медленно повторил Славик, поняв в какую историю они вляпались. Вспомнил как Вадик в лодке рассказывал, что вчера ехал из центра и что в Красном автобус останавливали солдаты с автоматами. Два стояли у входа и выхода, а один по автобусу проходил и лица пассажиров внимательно рассматривал. Искали что-то. Похоже, опять из чепецкой колонии сбежали зеки.

– Какие девочки, какие красавицы. – масляные глаза толстяка жадно заблестели.

– Тихо, придурок, – скомандовал, как догадался Славик, их главный. – успокойся, еду в лодку складывай. Некогда нам тут рассусоливать. Доберемся тогда и оттянешься.

Толстяк вздохнул, заткнул за пояс топорик, и вдвоем они стали таскать в лодку тот провиант, что ребята приготовили с большим запасом: консервы, хлеб, крупы, сахар, соль,

Витек с Вадиком, Славик и девчонки сидели у костра.

– Пошевелитесь, – пригрозил им улыбчивый толстяк, – секир-бащка. И показал выразительный жест пальцем по горлу.

-Ясно все. – ответил мрачно Славик.

Пока загружали лодку, главарь подсел к костру и криво улыбнувшись, кашлянул:

– Имейте в виду, они могут. Отморозки еще те. Так что давайте без фокусов.

Он посмотрел на Вадика, на Славика.

– А не связать ли вас для простоты? А? – и криво усмехнувшись, бросив – Кащей а посмотри – ка веревки у них не завалялось? А то взбунтуются еще или убегут.

– Куда бежать то? – писклявым голосом смеется тощий, – река с одной стороны, с другой лес, за ним болото. Сами -то чуть не утонули.

– Все. Закончил – крикнул толстяк.

Главарь пошел к лодке.

– Ту куда пропал? – шепнул Славик.

– Да вот, ухал ахал вокруг, дай, думаю для правдивости на ленке в шалаше, который мы с тобой соорудили, полежу. Для наглядности. Тем более, что светлело уже. Только лег, как бац по башке и на меня что-то накинулось. Сразу в снежного Колькиного поверил. Барахтаться начал. А их этих урков, – он кивнул в сторону стоящих на берегу у лодки зэков. – А их трое. Ну дубиной они меня только и успокоили, да руку вывернули. Поколотики, конечно. Злые. Напугал я их. Что делать -то будем?

– Думайте, думайте, пацаны – тихо прошептал Славик. – думайте, как девчат спасать.

Костер почти потух. Было сыро, холодно и хмуро.

– Слушай, Косой, – прищурив глаза и вглядываясь в утреннюю дымку реки, бросил Секир-башка. А вот развеется туман нот, не западло нам на всей реке-то светиться? далеко на воде видать.

Косой молчал.

-Не проскочить нам областной центр до светла – продолжал рассуждать толстый.

– Не проскочить. – согласился тот. – но и назад нельзя. Заплутаем в болоте. – Кащей, – скомандовал он. – иди сюда. Да отойди ты от них. Никуда они не денутся. Пацаны пусть палатку большую наладят, а девки пусть обед нам варят. Отдыхать будем. Отсыпаться. Вечером пойдем. Последний рывок остался. Нам бы до трассы. заждались там уже нас.

Зэки обедают. После обеда хотят отдыхать. Секир- башка пристает к школьнице. Тащит ее в лес. Славки заступается. Его вырубает секир башка. Вступается Нинка. Предлагает идти с ней. Витек вскочивший было получает сапогом от Кащея. Падает вместе со Славиком. Вадик, прикусив губы сидит на бревне поглядывая на забытый у котелка топорик. До него два метра.

Вмешивается Косой.

– Бери эту рыжую козу.

– А маленькая пойдет со мной в палатку. Сейчас только чай допью.

Подходит к костру и кричит вслед уходящему в лес толстяку.

– Ты падла топор у костра оставил. Останешься без башки раззява.

Забирает топор, очищает от песка, засовывает за пояс. Косо посмотрел на Вадика. Погрозил ему кулаком, достал нож и провел им по своему горлу.