Исход

Брат был младше её, поэтому дочка позволяла себе так его называть.

– Да нет, Ир, лучше уж ты. По крайней мере, стрелять умеешь, в отличие от него.

– Я тоже в армии служил!

– Да? – ехидно улыбнулся я. – И сколько раз ты стрелял за службу? Три патрона на присягу?

Сын покраснел – крыть было нечем. А его сестра каждый месяц сдавала на службе зачёты по стрельбе. Ирина вздохнула:

– Тащиться с мужиками невесть куда… Пап, лучше я здесь останусь. Скажи, я не смогла…

– Вам сегодня котлеты понравились?

– Да! – Ответ был единодушным.

– Это лось. Вот за ним и пойдём.

Ирина сразу засуетилась:

– А с чем пойдём-то? У меня ничего нет…

– Дадут. Не переживай. Хорошая вещь, поверь.

Сын вскинул на меня задумчивый взгляд. Похоже, он уже догадался, что я предложу его сестре в качестве охотничьего ружья…

Вскоре мы улеглись и спали очень крепко. До самого завтрака. Разбудил нас звук ударов по подвешенной к ветке металлической плашке. А когда по лагерю снова поплыл звон сбора, мы всей семьёй двинулись в столовую. День обещал быть отличным – чистое небо, яркое, не по-северному тёплое солнышко. Я задумчиво отхлёбывал из чашки чай, заедая его бутербродом с холодным жареным мясом и планируя наш поход. Нас идёт, как я понял, все восемь человек плюс моя дочура. Может, больше. А дальше, как говорится, всё зависит от нас. Насколько идём, как будут себя чувствовать все остальные. За себя я не боялся – регулярные на протяжении уже трёх лет «командировки» помогли мне восстановить неплохую физическую форму и навыки. Да и там я не терял времени зря, каждую свободную минуту по возможности тренируясь.

После обеда нас снова собрали в командирской палатке Серого. Он удивлённо взглянул на возвышавшуюся рядом со мной фигуру дочери, одетую в городской камуфляж:

– А…

– Ира работает в полиции. Так что всё в порядке.

Сергей согласно кивнул. Остальные, которых, как я и думал, оказалось восемь человек, промолчали.

– Тогда пошли экипироваться…

Мы зашли на вторую половину, отгороженную занавеской, и я чуть слышно присвистнул, когда Серый откинул деревянный щит, покрывавший пол, и моему взгляду предстала выкопанная в песчаном грунте яма. Он шагнул на лестницу, ведущую вниз, махнул рукой:

– Все за мной.

Дочка со всё возрастающим удивлением взглянула на него, но благоразумно промолчала. Зато не преминула меня подколоть, когда мы спустились вниз метров на шесть и оказались на дне:

– Не знала, что в Карелии лоси под землёй живут.

Я усмехнулся:

– Ты очень многого не знаешь. Но узнаешь. Поверь.

Вспыхнули светодиодные лампочки на потолке, и я с любопытством осмотрелся: вырубленный в граните узкий проход, ведущий куда-то внутрь, по верху тянется гирлянда светильников. Пройдя друг за другом метров пять, мы оказались в довольно большой внутренней камере, на стенах которой висела одежда всех размеров, преимущественно военного образца. Под ней стояли берцы, все одного типа, летние, с мощным голенищем, способным фиксировать голеностоп от вывиха. Возле одной из стен сооружена самодельная пирамида, в которой стояло знакомое, привезённое мной и ещё кем-то из наших оружие.

– Разбираем, – последовала негромкая команда Сергея, и мы все двинулись вооружаться.

Я выбрал себе облюбованный АКМС, а остолбеневшей дочери протянул СВД:

– Держи. Там лоси безрогие, зато на двух ногах.

Подобрал себе подсумок, сунул в него рожки, отошёл в сторону, к цинку с патронами, принялся привычно их снаряжать. Пара минут – и четыре штуки готовы. Два – в стандартный брезентовый подсумок, один – в карман камуфляжа, один – в автомат. Передёрнул затвор, поставил его сразу на предохранитель. Клипсы использовать не стал. Идём на смотрины, шуметь – смерти подобно. Ирина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, потом встряхнулась, принялась набивать патронами две запасные обоймы. Щелчок – и дочь удовлетворённо отставила оружие в сторону, стала натягивать выбранные ботинки.

– Броник брать не будешь?

– Не на дело идём. На разведку. Если нашумим, и броня не спасёт. – Ввернул деловито два запала.

Сунул одну гранату в нагрудный карман разгрузки, вторую – в сумку на поясе. Свой любимый полевой глоковский 78 с чёрным лезвием вложил в плечевые ножны, подтянул ремни разгрузки. Попрыгал. Вроде всё в порядке. Удобно, ничего не мешает, не лязгает. В специальной наспинной сумке рацион и трофейная пятиквартовая амери-косовская мягкая фляга, которую можно использовать вместо подушки. Словом, экипировался привычным для себя образом. Несмотря на браваду, отсутствие бронежилета немного напрягало. Но, здраво рассуждая, он мне сейчас будет только мешать. Дочка всё больше расширяющимися глазами наблюдала за мной. Я выбрал в ящике ТТ, уже снаряжённую запасную обойму, протянул ей:

– Возьми про запас. Не слишком утяжелит, а мало ли что…

– Так мы на охоту идём или куда?

– На охоту. И может быть очень жарко.

– Это я поняла! Ты лучше скажи, откуда ты всё это… – Она обвела вокруг рукой.

– Что? – не понял я.

Она, насупившись, пояснила:

– Ты куда в свои командировки ездишь?

– Потом расскажу.

Нас прервал Серый:

– Все готовы?

Народ молча кончил суету. Выстроился вдоль стены. Сергей прошёлся вдоль строя, раздавая налобные светодиодные фонарики. Самые обычные. Я сам таким пользовался, ещё когда работал на старой фирме.

– Пошли… – И первым нырнул в чёрный пятигранный провал, ведущий из вырубленной в граните комнаты…

Скажу сразу: ненавижу ползать под землёй. Особенно по таким шахтам. Можно сказать, у меня клаустрофобия на такие проходы. Поэтому я шагал, стиснув зубы и повторяя про себя: «Пять километров, пять километров». Всего пять километров! И их надо пройти. Мрачные стены и мрак, мгновенно сгущавшийся позади и едва пробивавшийся лучами налобного фонаря, давил на психику с мощью тех тонн гранита, которые нависали надо мной. Хвала богам, что пол был на удивление ровный. За весь путь я не заметил ни камешка, ни трещинки, ни щели. Складывалось ощущение, что он не вырублен, а проплавлен в толще камня.

Наконец со вздохом нескрываемого облегчения мы вывалились в точно такую же камеру, высеченную в скале, как та, в которой мы экипировались. Единственным отличием от первой было наличие не просто прохода в камне, а и ещё и двери, закрываемой самой обычной морской задрайкой с колесом. Серый осмотрелся. Проверил нас всех. Затем набрал в грудь побольше воздуха, крутанул штурвал, чуть потянул толстенную дверь на себя, прошипел:

– Помогайте! Тяжёлая же!

Не раздумывая, мы все бросились к нему. Створка действительно оказалась увесистой и открылась с трудом.

– Слушаем!

Все замерли, напрягая слух. Но пока было слышно лишь наше усталое дыхание. Зато ощутилось другое: теперь я точно знал, что всё, что говорил Серый, чистая правда. Воздух был другой! Да и чувствовал я себя по-другому, намного легче. Хотя, по идее, должен был устать после пятикилометрового марша под камнем. Ирина удивлённо взглянула на меня, потом на нашего командира.

– Пошли. По одному. И тихо.

Снаружи оказалась ночь. Я, вспомнив его слова, поднял глаза к небу – действительно, по чёрному фону плыли два шарика. Размеры – меньше Луны. И цвет… У одной сиреневый, у второй – мрачно кровавый.

– Обычно он белый, просто сегодня полнолуние, – послышался рядом тихий шёпот Серого. Затем он распорядился: – Эсминец, Крыс – налево, в охранение. Миха с дочерью… э…

– Зовите меня Врединой, – неожиданно усмехнулась Ирина, поудобнее перехватывая тактической перчаткой свою СВД.

– Страхуйте отсюда. Инженер, Владыка Войны – направо пятьдесят. Остальные – за мной. Дистанция пятьдесят метров. И – тихо!

Он скользнул в темноту, по изрытой снарядами земле. Дочка бросила короткий взгляд на небо, потом шёпотом спросила:

– Охота начинается?

– Пока разведка. Охота будет после. Когда убедимся, что всё верно.

Ирина сощурила глаза под вязаной тактической шапочкой, прихваченной ею несмотря на стоящую у нас жару.

– Интересно, где это мы?

Теперь усмехнулся я:

– В нашем будущем доме, доча. Кажется, мы переезжаем сюда. – И подхватил свой калаш: – Пошли.

Пригибаясь к земле, короткими перебежками, петляя между воронок, мы догнали наших, молча проскользнули вперёд, выбрали себе ямку побольше, устроились в ней, внимательно контролируя полосу впереди нас, насколько удавалось видеть. Вскоре послышалось сопение: миновав нас, народ прополз дальше. Серёга на мгновение остановился, прохрипел:

– Впереди, метрах в трёхстах – кустарник. За ним будет нормальный лес. А там и дорога. Выйдем – передохнём.

Я кивнул, всматриваясь в темноту. Тихо. Даже странно. А говорил, что здесь война. Ни трупов, и воронки уже воняют. Старые. Хотя… Небольшой бугорок метрах в десяти от нас оказался оторванной скрюченной кистью руки. Убедился. Серый врать не станет.

Глава 3

Два одетых в коричневые длинные плащи, или шинели, солдата проходят мимо ребят, вжимающихся в мокрую глину. Хвала богам, не замечают, и дочь, готовая в любой момент спустить курок, медленно опускает ствол винтовки. Я, в отличие от неё, не расслабляюсь, потому что мои цели рядом: за ближними кустами возле повозки, запряжённой самыми обычными лошадьми, возятся четверо – трое солдат и покрикивающий на них то ли офицер, то ли прапорщик, если таковые существуют в местной армии. Доносятся глухие удары деревянного молотка по дереву. Потом крики прекращаются, раздаётся протяжный скрип, лошади фыркают, с натугой трогая с места гружёный воз. Слышны сочные шлепки больших копыт по дороге.

Над ухом кто-то засопел, и я привычно вскидываю руку, сжатую в кулак, потом спохватываюсь – откуда парням знать, что означает этот жест? Впрочем, реагируют они верно, замирая на месте. Ждём пару минут – повозка скрывается за поворотом, и я напрягаю слух. Кажется, можно. Растопыриваю большой палец и мизинец, и, подчиняясь жесту, двое из наших укладываются в кювете, смотря в разные стороны. До поворота, заросшего кустами, метров сто, так что нормально. Снова вскидываю руку – ещё двое наших торопливо перебегают дорогу, стараясь не шлёпать по лужам, в свою очередь укладываются в канаве с противоположной стороны, так же направляя оружие в разные стороны. Снова ждём. Тихо. Вскидываю левую руку вверх и сгибаю её в локте два раза. Все, кто не занят, в том числе и я с дочерью, пригибаясь, бесшумно преодолеваем препону и скрываемся в кустах. Там на удивление сухо. А то уже задолбала эта слякоть. Последними, дождавшись, когда люди с той стороны, контролирующие кювет, переберутся к нам, от дороги отходят страхующие. Перестраиваемся в боевой порядок: впереди снова Крыс и Эсминец, позади – я и Ирина, в середине все остальные.

Странно, но густой лес почти на линии фронта пуст. В том смысле, что ни людей, ни животных. Не видно ни окопов, ни заграждений, не замечаем ни блиндажей, ни землянок. Вообще ничего. Стволы деревьев неизвестной породы почти все одной толщины – от полуметра до семидесяти-восьмидесяти сантиметров в диаметре… Впрочем, разглядывать некогда, да и много ли увидишь в темноте? Мы торопливо, волчьим бегом углубляемся как можно дальше.

Внезапно бегущий впереди Крыс вскидывает руку и замирает в напряжённой позе. Мы дружно приседаем на одно колено, ощетиниваясь стволами в разные стороны. Засада? Патруль? Ягд-команда?! Мужчина шевелит пальцами в воздухе, на фоне громадного светящегося пятна на небе мне удаётся хорошо их разглядеть. Оглядывается, безошибочно находит взглядом мою дочь, манит. Короткий взгляд в мою сторону, едва заметный кивок, и на удивление бесшумно, несмотря на отсутствие практики, Иришка тенью скользит среди кустов, останавливается возле Крыса. Тот что-то шепчет ей на ухо. Кивок. Она вскидывает винтовку, приникает к прицелу, несколько минут крутит стволом в разные стороны, что-то шепчет. Наш камрад кивает, затем показывает для всех влево. Понятно. Все бесшумными тенями скользят по толстому слою мокрой прошлогодней листвы. Мягко перекатывая ступни с пятки на носок, чуть её подворачивая, чтобы вся тяжесть тела приходилась не только на большой палец, а на всю стопу. Так устаёшь меньше, и можно проделать более длинный путь до привала, чем обычным шагом. Да и следы вытягиваются в одну цепочку, сбивая с толку преследователей.

Ещё два по субъективному ощущению километра – и мы оказываемся на высоком берегу реки. На том берегу, чуть в стороне от тёмной полосы моста с блестящими рельсами, видно множество огней. Инженер и Владыка Войны уходят на фланги, я остаюсь в тылу, остальные срезают ножами по нескольку кустов и укладываются в ряд. За импровизированной баррикадой наблюдаем за огнями. Мне тоже любопытно, но дождусь смены. Моё дело – прикрывать тыл. Поэтому прикидываю запасную позицию, проверяю, всё ли на месте, ничего не потерял? Кидаю в рот пару кусочков самого обычного рафинада – сахар обостряет ночное зрение. Ну и жду, разумеется. Смены и рассвета.

Много огней – значит, либо лагерь, что маловероятно, либо город или большая деревня. Скорее всего, город. Уж больно на большое расстояние раскинулись огни… Никак не могу понять одной вещи: почему оказался пуст лес? Да и повозочники, как я заметил, относились к растущему вдоль дороги кустарнику с явной опаской. Может, тут водятся опасные для людей хищники? Точнее, не могут не водиться. Лошадей, или их точное подобие, я очень хорошо рассмотрел. Да и аборигены неотличимы от людей. Во всяком случае, я ничего эстраординарного, вроде лишних, или, наоборот, недостающих пальцев на руках не увидел. Черты лица – практически наши, европейского типа. Рост, правда, ниже. Примерно на голову меньше меня. Но, насколько я знаю, и на Земле в начале прошлого века средний рост населения был значительно ниже. Термин «акселерация» придуман не зря. Да что далеко ходить, сын в свои двадцать куда выше меня. И стал таким уже в восемнадцать. А ведь и я без трёх сантиметров сто девяносто… Меня хлопают по плечу – смена. Меняющего я услышал ещё метров за тридцать от себя. Сопит как паровоз. И даже узнал по этому дыханию – Тролль. Так он себя именует у нас.

– Что?

– Иди отдохни, поешь, посмотришь на город. Серый сказал, до темноты на месте будем.

– Понял. – Короткий кивок на прощание, и я исчезаю в быстро рассеивающейся темноте.

Хм, грамотно! Кусты переплетены ветками над старым, полуобвалившимся окопом, скрывая его сверху. Этакое импровизированное убежище, поскольку срезанные кусты очень густые. В разведённых ветках – просветы, в которые уставились объективы цифровых камер с длинными объективами. Это Серый придумал! Глаза, конечно, важны. Но тут, во-первых, расстояние. А во-вторых – у каждого своё восприятие увиденного. Да и убедить скептиков, а таковые, естественно, найдутся, проще будет…

У-у-у-у! – доносится далёкий заунывный гудок.

Паровоз? Вряд ли. Слишком сильно для обычного свистка. Скорее фабричный или заводской. А над водой звук разносится далеко…

– Что думаешь делать дальше? – толкаю я Серёгу в бок.

Он убирает от глаз бинокль, и я откровенно улыбаюсь. Серый обиженно спрашивает:

– Ты чего?

Окуляры, которые он прижимал к глазам, оставили круглые красные отпечатки, и смотрится он, что твой вампир из голливудских сериалов. Жалею, что мой нож чернёный. Но только миг. Зато в темноте не выдаст.

– Видок у тебя сейчас…

Он тоже улыбается. Потом спохватывается:

– А ты что предлагаешь?

– Ты уже успел образцов надёргать, как я понял?

В ответ следует утвердительный кивок. Он, зачем-то оглянувшись и убедившись, что все спят на дне окопа на специальных ковриках, почти неслышно шепчет:

– Я тут уже полгода шастаю. Правда, одному тяжеловато, но вот результаты сам видел. Даже речь их чуть-чуть понимаю.

– Значит, нужен язык…

Внезапно позади нас вздрагивает земля, и спустя пару мгновений доносится грохот, и я вижу, как по небу плывёт чёрное облачко. Обстрел?! Спустя несколько секунд убеждаюсь в правоте мысли – разрывы мощных снарядов следуют один за другим. Но наши люди то ли умаялись, то ли просто подсознательно ощущают себя в безопасности, так что спокойно спят. Серый на этот раз говорит, а не шепчет, правда вполголоса:

– Теперь до обеда будут гвоздить. Потом сорок минут на приём пищи. Ну и дальше часов до семнадцати.

– А наш проход? – напрягаюсь я, но тот успокаивает меня:

– Проверено, не волнуйся. Не первый день и не первый раз.

– Надеюсь…

Тут явно что-то нечисто. Или сверхтехнологично. Короче, не моего ума дело.

Серый лезет в свой мешок и извлекает советский бинокль Б12X30. Надёжный, несмотря на устаревший, с точки зрения Голливуда, дизайн, и непревзойдённое и ныне качество изготовления. Стёкла приближают расстилающийся за рекой город, и я словно оказываюсь на его улицах, погружаясь в хаос улочек и строений, в кипящую, несмотря на грохочущую совсем рядом, по нашим меркам, войну… Эмоции зашкаливают. Меня интересует всё: поведение, одежда, внешний вид и повадки аборигенов, их техника… На улицах очень много военных, если судить по однообразной одежде военного образца. Пассажирами набиты вроде омнибусов, вспоминаю, это называется конкой. Вот же, иностранное слово сразу всплыло в уме, а родной предшественник трамвая – с некоторым трудом. Влияние нового «образования»… Беззвучно ругаюсь про себя, но тут меня толкают в бок. Отрываюсь от линз – дочка.

– Что, Ир?

– Дай глянуть.

От волнения она облизывает губы. Нехотя отдаю ей прибор, и дочь прилипает к окулярам. Судя по её реакции, иногда тихим восклицаниям, она полностью там, на улицах города. Серый, увидев, что я наконец освободился от созерцания, делает знак, и мы уползаем немного в сторону, где устраиваемся на обычном туристическом коврике.

– Считаешь, нужно взять языка?

– Да. Без знания местных реальностей и обстановки наши планы не стоят и доллара по его истинной цене.

Удивлённый взгляд на меня – сравнение нетипичное.

– И… – тянет он.

Я успокаиваю:

– Легко. Только дотащим ли? Проход узенький.

– Сам побежит.

– Тогда не вижу сложностей. Гляди, они шастают, не боясь, – показываю привычно большим пальцем в сторону города. – Там – дорога, – новый жест в ту сторону, где мы переходили её. – Полчаса, ну час – и наверняка будет какой-нибудь припоздавший из города. Иначе я не знаю господ офицеров.

Серый широко улыбается.

– Ну и… – делает характерное движение при захвате за горло.

– И откуда же у тебя, папочка, такие знания и умения? – Надо мной нависает лицо дочери. Она пышет гневом. – Значит, на стройки ездил? Народного хозяйства?!

– Матери не вздумай брякнуть. А то сама знаешь, чем дело кончится.

– И ты молчал?!

Серый пытается её успокоить:

– Тише, Ирина! Услышат же!

– Да?!

Характер у неё мамин, так что проще потушить огонь бензином, чем успокоить мою дочку раньше, чем она выговорится. Народ начинает шевелиться, смотрит в нашу сторону с любопытством. Но бушующему урагану под именем Ирина на всё плевать. Наконец я не выдерживаю тоже:

– Дома поговорим! А тут не хватало, чтобы всех спалила!

Это действует холодным душем, и она затихает, но злые взгляды в мою сторону говорят сами за себя. Серёга вопросительно глядит в мою сторону, но я на мгновение прикрываю веки, и он успокаивается. Я продолжаю разговор:

– Тут вещь такая: как я понимаю, обратного хода у нас уже не будет.

– Именно. Поэтому надо сразу решать, куда податься. К этим… – он машет в сторону города, – или к тем, – жест в противоположную сторону.

А я напрягаю память и вспоминаю атлас. А если…

– Или вообще ни к кому.

– То есть?! – Он и Иришка восклицают это слово одновременно.

– Не лучше ли организовать своё? В смысле – государство. Насколько я помню, даже у нас была куча относительно свободных земель. В той же Африке, на Востоке, даже янки и те осваивали свободные земли аж до двадцатых годов прошлого века, не говорю уж об Амазонии…

Серый чешет затылок:

– Но это же… Потянем ли? – Он лихорадочно просчитывает варианты.

– Надо Инженера озадачить, – кидаю небрежно фразу.

И рот Сергея приоткрывается. Инженер у нас голова, как говорил один мультипликационный персонаж. Высшее образование, затем самостоятельная разработка электроники, его даже в Китай приглашали из-за этого. Словом, если уж говорить откровенно, из нас всех он самый-самый. И просчитать наивыгоднейший для нас вариант внедрения-переселения ему – что сложить два и два в уме. Вижу, Серый загорелся идеей, и безжалостно обрываю мечты:

– Но – дома. И после допроса языка. А его ещё взять нужно.

Хотя по поводу последнего я спокоен как удав. Народец здесь, как я вижу, непуганый. А после двух лет войны – год на отдыхе, для меня это… Дочь толкает в бок, шепчет:

– Хватит. У тебя глаза такие, что у меня мурашки по спине бегают.

Отвечаю ей тоже шёпотом:

– Как тебе новое место?

Она корчит рожицу, и я невольно улыбаюсь.

– Примитивные они.

– Так это и хорошо. Значит, нам не соперники. Тут можно таких дел наворотить – ого-го!

– Думаешь, мать на это пойдёт?

– А ты считаешь – нет? По крайней мере, тут хоть сможем жить нормально, а не в ожидании неизвестно чего и от одной подачки до другой. Да и мне уже не так много осталось деньги в командировках зарабатывать. И Вовку надо к настоящему делу пристраивать. Хватит с него. А то так и жизни не увидит. А тут… – обвожу коротким жестом вокруг себя.

Дочка улыбается. Она помалкивает, но мне как-то раз по пьяному делу поведала о тех нравах, что творятся у них в полиции… В общем, тоже не сахар и тоже не очень. Словно пауки в банке…

Остаток дня пролетает в мгновение ока: наблюдение за аборигенами, сон, дежурство. К пяти вечера, как Серый и говорил, артподготовка за нашими спинами затихла, так что будем возвращаться назад без риска попасть под «чемодан» или схлопотать осколок…

– Интересная у них здесь война, – говорит Эсминец.

Инженер зло отвечает:

– Джентльменская. Всё по правилам, по уложениям, благородно. Только от этого крови меньше не становится.

– Всё, – смотрит Серёга на часы. – Тридцать минут глубокого отдыха, потом выдвигаемся назад. Миха, на тебе с Врединой то, о чём говорили.

Киваю, машинально трогаю рукоятку 78-го на поясе. Нет, резать пленника я не собираюсь. Ни в коем случае. Тут своя фишка, отработанная на доброй полусотне прежних языков в куда более жестоких местах. Дочка косится, но молчит, протирая перчаткой начинающий запотевать воронёный ствол СВД.

– Тогда мы пошли.

Серый кивает. А чего народ задерживать? Пока они доберутся, мы своё дело сделаем.

…На ловца, как говорится, и зверь бежит. Едва мы с дочерью приблизились к дороге, переведя дух, поскольку рванули бегом, как услышали негромкие возгласы на непонятном языке. Понятно почему – мир другой и, соответственно, всё иное. Вряд ли здесь будет что-то общее, несмотря на совпадение названий стран.

Осторожно раздвинув кусты, я сразу заметил сгорбленную фигуру, оттирающую обувь большим листом, чего-то вроде лопуха. Она-то и чертыхалась, судя по интонациям. Чуть другого оттенка плащ-шинель, большая кобура на поясе с местным образцом пистолета или револьвера, длинный клинок на боку в ножнах светлой кожи – всё говорило о том, что это явно не рядовой. Рука легла на рукоятку ножа, расстегнула клапан, удерживающий его в ручных ножнах. Я примерился – подходяще. Дочка с некоторым страхом следила за моими действиями, напрягшись, словно струна. Я сделал привычный жест, мол, смотри по сторонам. Теперь только дождаться, пока абориген выпрямиться… Есть. Резкое движение, и… С тупым стуком рукоятка 78-го врезалась ему в затылок. Тушка беззвучно кувыркнулась в глину. Готово. Взгляд на Ирину – в ответ короткий кивок. И я, неожиданно для себя, громадным прыжком оказываюсь рядом с ним. Мать! Забыл, что тут явно сила притяжения меньше земной! Адреналин бушует в крови, но руки действуют чётко. Выдёргиваю из кармана брюк обычный пластиковый хомут, рывком затягиваю на запястьях. Закидываю пленника на плечо и скрываюсь уже на другой стороне дороги. Следом тенью бесшумно скользит дочь, держа винтовку настороже и озираясь по сторонам.

Углубляемся в лес метров на двадцать, и я сваливаю тело на землю. Извлекаю всё «холодное и горячее», тщательно обшариваю карманы: большой неуклюжий кошелёк натуральной кожи, пара писем или чего там в нагрудном кармане, россыпь патронов в другом, складной нож, вроде садового, довольно грубой работы с деревянными щёчками. Всё? Похоже. Теперь подождать. Грудь пленника мерно вздымается, и жилка на виске пульсирует в такт слабому дыханию. Ирина задумчиво смотрит на аборигена.

– Он симпатичный.

И верно – черты лица правильные, относящиеся к давно утерянному у нас фенотипу, который ещё можно иногда увидеть в глухих местах страны и на старинных фотографиях и дагеротипах. Равнодушно пожимаю плечами.