Ключ от прошлого

Элли Картер

Ключ от прошлого

Посвящается Кэт, которая всегда верила в меня больше, чем я сама

Пролог

Все знают, что случилось с Винтерборнами. Однажды, двадцать лет назад, двое идеальных родителей вместе с пятью своими идеальными детьми сели на их идеальную яхту, чтобы провести день на воде.

Все знают, что двенадцать часов спустя на берег вернулся лишь один Винтерборн – в крови и синяках, хватающийся за дымящиеся обломки и потерявший все воспоминания о том совсем-не-идеальном дне.

Все знают, что после этого единственному выжившему Винтерборну прислуживали лучшие повара и гувернантки. Что он обучался у самых профессиональных наставников и носил самую элегантную одежду. Юный Винтерборн был очаровательным мальчиком, который унаследовал сообразительность своей матери и добрые отцовские глаза.

Все знают, что юному наследнику Винтерборнов суждено было стать великим – он был рождён принцем и, несмотря на трагическое прошлое, непременно должен был стать королём.

Но однажды Габриэль Винтерборн просто ушёл, бросив свою идеальную жизнь, и больше не возвращался.

Никто не знал правды.

1. Музей

– А справа у нас юный Габриэль Винтерборн!

Эйприл посмотрела направо, но там была лишь очередная картина. В зале, полном других картин, которые Эйприл совсем не впечатляли. Всё-таки холсты, покрытые маслом, нельзя было есть. Вернее, теоретически можно. Но Эйприл догадывалась, что этого делать не стоит. Ещё их можно было пустить на дрова. Или продать на главной улице пожилой женщине с длинными седыми косами и собакой, похожей на лисицу. Но гадать, сколько могли стоить подобные картины, было бессмысленно. Люди вроде Эйприл всё равно никогда не смогли бы их заполучить.

Но молодая женщина в бордовом пиджаке смотрела на картину так, словно в жизни не видела ничего прекраснее.

– Заметили, как Габриэль цепляется за руку своего отца? Эту картину написали, когда ему было десять лет – и это последний известный нам портрет семьи Винтерборнов. Через месяц после завершения картины вся семья погибла, и юный Габриэль стал сиротой. Можете такое представить? – спросила женщина-экскурсовод, но потом вспомнила, с кем разговаривает. Она оглядела зал, полный детей.

Кто-то из них бегал – чересчур быстро. Кто-то стоял – чересчур тихо. На всех была одежда не по размеру, и дети разглядывали картины так, словно прикидывали, сколько еды можно за них выменять. Но Леди-в-пиджаке только расправила плечи и заговорила громче, перекрикивая близнецов Джонсон, которые спорили, подмышки какого супергероя пахнут хуже всего.

Ведь они были в роскошном музее.

Это и так было их самое приличное поведение.

– Идите за мной, дети! Идите за мной!

Эйприл должна была признать, что музей очень красив. Лучше, чем детский дом. И чище, чем школа, в которую они ходили всего четыре дня в неделю, потому что приют не мог позволить себе возить детей автобусом на пятый. А это означало, что на пятый день им не доставалось бесплатных обедов, что, в свою очередь, значило, что по пятницам Эйприл приходилось использовать всю свою изобретательность. Но это было даже к лучшему. Необходимость постоянно что-то придумывать держала Эйприл в тонусе. К тому же это было не навсегда. Как только вернётся мама, у неё всё будет хорошо.

Поэтому Эйприл решила просто наслаждаться светлыми, чистыми залами с блестящими деревянными полами и высокими окнами. Даже воздух здесь пах роскошно (несмотря на спор близнецов про подмышки). Музей находился недалеко от моря, и по нему в открытые окна врывался свежий бриз. Эйприл даже казалось, что утром вместо ржавого школьного автобуса она села на космический корабль, который перенёс её в совершенно другой мир.

Какое-то необъяснимое чувство заставило Эйприл обернуться, чтобы в последний раз взглянуть в глаза Винтерборнов цвета серебристой стали.

– Эй, Эйприл! – зашептала Тейлор-девочка. Тейлор-мальчик ушёл в другой конец зала, чтобы присоединиться к спору про подмышки. – Потрогай её. – Тейлор-девочка указала на картину и скрестила руки, пытаясь выглядеть круто. Но у Эйприл было множество талантов; так уж вышло, что умение игнорировать глупые приказы было одним из них.

– Что-то не так? – спросила Кейтлин через «е».

– Или ты слишком трусливая? – вклинилась Кэйтлин через «э».

– Не-а, – ответила Эйприл. – Я слишком умная.

Не стоило этого говорить. Но такое случалось довольно часто – мысли Эйприл непроизвольно вырывались наружу. Это была одна из её слабостей, которая заставляла людей вроде Тейлор-девочки и Ке(э)йтлин ненавидеть её ещё сильнее, чем обычно. Но ведь в том, что Эйприл отличалась от них, не было её вины. Для неё приют был лишь временным пристанищем. За ней должна была вернуться мама – и это могло произойти в любой момент.

– Ты считаешь, что ты лучше нас, – сказала Тейлор-девочка, выпячивая нижнюю губу и продолжая стоять со скрещёнными на груди руками. Это была «поза крутой девчонки», и Эйприл понимала, что должна быть напугана.

Но пугаться ей удавалось плохо.

– Нет, – сказала Эйприл, пытаясь выглядеть приветливо и мило. Когда она не улыбалась, её лицо постоянно казалось сердитым, и девочка ничего не могла с этим поделать. А от фальшивых улыбок у неё начинала болеть голова. – Просто я знаю, что это. – Эйприл указала на маленький сенсор, выступавший из-за края картины. – Лазер, – прошептала она так, словно одно это слово всё объясняло. Но, судя по лицам девочек, те ничего не поняли. – Он отрежет палец любому, кто до него дотронется.

– Нет, не отрежет. – Голос Кейтлин через «е» звучал уверенно, но в глазах не было такой убеждённости.

– Конечно, отрежет. Лучи таких лазеров раскаляются до полутора тысяч градусов, чтобы сразу прижигать рану, потому что музей не хочет, чтобы всё вокруг заливало кровью.

– Ага, – сказала Тейлор-девочка. – Это правда. – Хотя это, конечно же, было неправдой. – Я это знала. – И она точно этого не знала.

Эйприл заставила себя улыбнуться:

– Я и не сомневалась. Наверное, охранников ты тоже заметила.

– Эм… охранника, – поправила Кэйтлин, похоже, тот не очень её впечатлял – девочка показывала это Эйприл всем своим видом.

Но Эйприл указала на другой конец зала.

– Ага. Здесь только один человек в униформе охранника. Но вон та уборщица моет в каждом зале, куда мы заходим, с того момента, как мы сюда пришли. И на ней такой же наушник, как на охранниках.

Эти слова были правдой. Эйприл не знала, как ей удаётся подмечать такие детали. И почему. Иногда она воображала, что это у неё от мамы, которая была всемирно известной похитительницей произведений искусства. Или шпионкой. Или автором ужастиков. Как бы то ни было, Эйприл считала, что наблюдательность досталась ей от природы. Её мамы слишком давно не было рядом, чтобы подобный талант был результатом воспитания.

Но это неважно.

Всё-таки мама за ней вернётся. Уже скоро.

– А может, она и не охранница, – сказала Тейлор-девочка. – Может, она мама Эйприл.

Все тут же вспомнили о негласной иерархии. Эйприл не была альфа-девочкой в этой стае сирот. И бетой тоже не была. На самом деле Эйприл вообще не принадлежала стае, и это её совершенно устраивало.

– Нет. Я думаю, что это мама Эйприл. – Кэйтлин указала на картину Пикассо с портретом женщины, похожей на куклу Барби, которую кто-то сунул в микроволновку.

– Нет, – сказала Кейтлин, присоединяясь к игре. Она приметила картину с отрезанной головой горгоны Медузы, которую держал какой-то парень с мечом. – Вот мама Эйприл.

Все трое рассмеялись, словно это было очень остроумно, и Эйприл засмеялась вместе с ними. Ещё три приюта назад она усвоила, что так проще. Лучше фальшиво смеяться время от времени, чем фальшиво улыбаться всё время. Простая математика.

Тут женщина-экскурсовод заметила их и закричала:

– Девочки! Не отставайте!

Эйприл не поняла, когда – и почему – в музее стало так многолюдно. Это произошло внезапно, как по звонку, и в зале стало слишком тесно. Эйприл пришлось проталкиваться сквозь толпу людей, которые спешили в противоположном направлении. Девочка могла бы даже потеряться, если бы не видела экскурсовода. Та стояла в центре огромного главного зала и смотрела снизу вверх на мужчину, слишком высокого и слишком неподвижного, чтобы быть живым человеком. Он и не был живым, поняла Эйприл, подойдя немного ближе.

– Кто-нибудь скажет мне, кто это? – спросила женщина у толпы детей.

Все хором прокричали:

– Страж!

Экскурсовод рассмеялась:

– Думаю, это было слишком просто.

– Стражи, вперёд! – закричал Тейлор-мальчик, и бета-мальчики начали одобрительно вопить.

– Да. Большинству людей знаком этот символ, но кто сможет рассказать мне его историю? – спросила экскурсовод. И впервые за весь день Эйприл увидела детей такими спокойными. Такими тихими. Они подались вперёд, и женщина заговорила чуть тише: – Давным-давно, двести лет назад по морю плыл один корабль. Вдруг начался ужасный шторм. Команда знала, что нужно спустить паруса, иначе судно рискует сбиться с курса, но паруса застряли и не опускались. Сверкала молния. Ревел ветер. Капитан кричал, команда паниковала, и тогда дозорный корабля начал медленно взбираться по мачте, всё выше и выше, зажав в зубах длинный нож и заткнув меч за пояс. Он был обычным мальчиком, но продолжал мужественно карабкаться всё дальше и дальше, когда…

– Он срезал парус? – спросил один из бета-мальчиков.

– Нет, – обыденным тоном сказала экскурсовод. – Он упал в океан и погиб.

Все дети дружно выдохнули – оказалось, до этого они задерживали дыхание, сами того не замечая.

– Но потом огромная волна забросила его обратно на корабль, и когда команда посмотрела наверх, там, высоко на мачте, был дозорный. Он освободил паруса и спас жизни моряков.

– Значит, он всё-таки не умер? – спросил один из близнецов Джонсон.

Экскурсовод пожала плечами и покачала головой:

– Никто этого не знает. Говорят, в следующий момент дунул ветер, сверкнула молния, и дозорного больше никто не видел. В конце концов кораблю удалось добраться до земли. И с того момента многие недели, месяцы и даже годы, не переставая, ходили слухи о юноше с мечом и длинным ножом, который бродил по городу и всегда приходил на помощь там, где вот-вот должно было свершиться зло! Он всегда был одет в чёрное. И бесследно исчезал в тенях, словно туман на море.

Над группой надолго повисла тишина, но потом дети начали спорить и перешёптываться.

– Значит, Страж не легенда!

– Ага. Мой дедушка говорил, что Страж настоящий.

– Страж жил по соседству с моим предыдущим домом.

– Да ты с ума сошёл, парень. Нет никакого Стража.

– Тогда как ты объяснишь…

Отдельные споры сливались между собой, пока не превратились во что-то вроде недавнего подмышечного спора, только в этот раз без очевидного ответа. (Халк. Подмышки Халка пахнут хуже всего.)

Эйприл не хотела быть частью спора или частью толпы. Она хотела только наслаждаться свежим воздухом и светлыми, чистыми залами, так что девочка пошла прочь от остальных детей, мимо экспонатов, пока не очутилась в большом, просторном зале, в толпе взрослых, которые ждали… непонятно чего.

Но Эйприл не любила ждать.

2. Объявится ли настоящий Габриэль Винтерборн?

Пока Эйприл проталкивалась, пробивалась, протискивалась сквозь толпу, она поняла, что у большинства людей в руках были блокноты. Как минимум три слишком ярко накрашенные дамы держали микрофоны, стоя возле мужчин с большими камерами на плечах.

В дверном проёме была натянута красная шёлковая лента – как на финише какой-нибудь гонки, – но никто не пытался через неё пробежать, что, по мнению Эйприл, было напрасной тратой ленточки.

Тут раздался чей-то голос:

– Дамы и господа, спасибо, что присоединились к нам! – И девочка увидела двух мужчин, которые приближались с другой стороны проёма.

Один из них нёс смехотворно огромные ножницы, и по его глазам можно было прочесть, что (а) – он знал, насколько его ножницы нелепы, и (б) – он предпочёл бы сейчас оказаться где угодно, только не здесь. Но мужчина натянул на лицо улыбку, пока второй продолжал вещать:

– Как директор этого музея, я с удовольствием представляю вам нашу новую экспозицию, над которой я, кстати, работал очень долго. – Он рассмеялся и покосился на мужчину с очень большими ножницами и очень грустными глазами. – Семья Винтерборн была опорой нашего сообщества более ста лет. Развивала индустрию. Поддерживала искусство. На самом деле…

– Мистер Винтерборн! – закричала одна из женщин с микрофонами. – Кто-нибудь уже запрашивал награду?

Мужчина с ножницами на мгновение замер, а потом покачал головой и ответил:

– Нет.

Директор, похоже, злился, что кто-то посмел прервать его речь. Едва он открыл рот, чтобы заговорить снова, из толпы раздался ещё один голос:

– Это правда, что вы собираетесь объявить своего племянника мёртвым, если никто так и не запросит те пять миллионов долларов?

Глаза Эйприл широко распахнулись от изумления. Пять миллионов долларов? Тут наверняка какая-то ошибка.

Но Грустный-мужчина-с-ножницами не стал никого поправлять. Только его лицо стало ещё печальнее, когда он произнёс:

– Мой племянник пропал десять лет назад. Я надеялся, что награда за информацию о его местонахождении поможет его отыскать, но даже это не сработало, так что…

– Дядя Иверт?

Голос был низким и хриплым, но достаточно громким, чтобы заставить мужчину замолчать. Толпа обернулась и расступилась, освобождая путь незнакомцу, который пробирался к красной ленточке и мужчине с гигантскими ножницами.

– Дядя Иверт, вы меня не узнаёте? Это я, Габриэль! – сказал мужчина. Толпа ахнула. А Иверт Винтерборн выглядел так, словно вот-вот упадёт в обморок.

Но прежде чем успело случиться что-то ещё, с другой стороны зала донёсся новый крик:

– Самозванец! – И толпа расступилась снова, чтобы пропустить ещё одного мужчину. Этот был неряшливым и грязным, в дорогой одежде, которая явно знавала лучшие времена. – Настоящий Габриэль Винтерборн – это я! – прокричал незнакомец.

Вокруг Эйприл начали вспыхивать камеры. Она услышала, как одна из женщин с микрофонами говорит:

– Пожалуйста, убедись, что ты это снимешь.

Оператор кивнул, а Габриэль № 1 тем временем начал проталкиваться в сторону Габриэля № 2.

– Лжец! – закричал Габриэль № 1, и все в зале разом повернулись в его сторону, словно зрители на теннисном матче.

– Самозванец! – завопил Габриэль № 2, и Эйприл вдруг испугалась, что ещё немного, и у неё закружится голова.

– Дядя Иверт? – Габриэль № 1 шаг за шагом приближался к красной ленточке и мужчине с ножницами, который медленно пятился назад. – Ты же меня узнаёшь? Я Габриэль. Твой давно пропавший…

– Подлец! – закричал Габриэль № 2, и Эйприл заметила, что он вдруг начал говорить с ужасным, фальшивым британским акцентом. – Вы не Винтерборн, сэр! Это я настоящий наследник Винтерборнов!

– Лжец!

– Мерзавец!

– Самозванец!

– Вор!

Никто из двух мужчин не походил на мальчика с портрета. И, видимо, они даже не слышали про тест на ДНК. Но на кону стояли целых пять миллионов долларов. У самой Эйприл не хватало денег даже на оплату штрафов в библиотеке.

– Хватит! – взревел Грустный-мужчина-с-ножницами, и оба Габриэля моментально притихли. – Мой племянник пропал без вести. Мой племянник, скорее всего, уже мёртв.

Он уже собрался было развернуться и уйти, но вспомнил про гигантские ножницы, ленточку и причину, по которой все, кроме Эйприл, здесь собрались.

– Вот, – мужчина разрезал ленту. – Объявляю выставку Винтерборнов официально открытой.

И он пошёл прочь.

Эйприл не знала, что случилось с фальшивыми Габриэлями. Наверное, они признали поражение и сбежали. К счастью, никто не обращал особого внимания на девочку, которая прошла мимо концов разрезанной ленты в большой зал, тоже полный картин и статуй. Но здесь были и другие вещи – вроде манекенов в бальных нарядах и расшитых блёстками платьев с бахромой понизу. Тут же была военная форма времён Второй мировой войны и свадебное платье из самого нежного кружева, что Эйприл когда-либо видела.

С каждым шагом девочка словно оказывалась всё дальше и дальше в прошлом. Наконец Эйприл увидела табличку «ФАМИЛЬНЫЕ ДРАГОЦЕННОСТИ ВИНТЕРБОРНОВ» и застыла перед ней… Очарованная. Заворожённая. Разглядывая ожерелья, кольца и нитки жемчуга настолько длинные, что Эйприл могла бы обмотаться ими, как мумия.

И тогда она увидела сундучок.

Размером и формой он напоминал коробку из-под обуви, но Эйприл никогда раньше не видела такой коробки. Та была покрыта золотом и инкрустирована жемчугом, бриллиантами и рубинами, но самой интересной деталью в ней, по мнению Эйприл, была замочная скважина в центре причудливого герба.

Этот герб выглядел в точности как тот, что был на ключе, который Эйприл, не снимая, носила на шее с тех пор, как ей исполнилось три.

Герб, который Эйприл снова и снова изучала кончиками пальцев, – единственный подарок матери, которая оставила её на пожарной станции с ключом и запиской: «Это моя дочь Эйприл. Позаботьтесь о ней. Я скоро вернусь».

Так Эйприл и узнала, что мама за ней вернётся. Именно поэтому она была уверена, что все Тейлоры и Ке(э)йтлин в мире ошибались на её счёт. Иначе и быть не могло!

За десять лет, проведённых в приёмных домах, Эйприл осознала, что родители действительно могли бросать своих детей. Но они вряд ли стали бы бросать ключи от сундуков с сокровищами. И с момента этого осознания девочка не переставала искать свою маму.

Но подходя всё ближе и ближе к маленькому драгоценному сундучку, Эйприл не могла избавиться от чувства, что всё это время искала не там.

3. Ночь в музее

У Эйприл было множество талантов. Как минимум пять. Может, даже шесть – смотря как считать.

Для начала во всех приютах, где она жила, Эйприл быстрее всех карабкалась по деревьям и стенам. Она лучше всех играла в салки и меньше всех боялась пауков. Никто не мог найти её во время игры в прятки. А ещё девочка прекрасно запоминала детали вроде кода от замка на холодильнике, даже всего один раз и в темноте увидев, как воспитательница его набирает.

Этой ночью Эйприл была особенно рада всем своим талантам.

Они позволили девочке проскользнуть легко, как пёрышко, через прихожую и прихватить коробок спичек, чёрную толстовку и банан (потому что не стоит идти на дело с пустым желудком).

Днём Эйприл внимательно изучила музей и запомнила, где именно находилась служебная дверь и какой пароль использовали охранники, чтобы входить и выходить. Она приметила дыру в ограждении – настолько маленькую, что только очень отчаянный человек решился бы попробовать пробраться через неё.

Но Эйприл была очень отчаянной.

А ещё она была маленькой и сильной, и ей было абсолютно нечего терять.

Когда Эйприл добралась до музея, парковка была пуста. Конечно, там были камеры, но такие, которые двигались, а это означало, что у них есть слепые места. Эйприл долгое время простояла совершенно неподвижно, пока камеры обшаривали тёмную парковку. Это походило на игру в вышибалы, а Эйприл прекрасно умела находить на игровой площадке места, куда сложно попасть мячом. Затем девочка проскользнула в дыру в ограждении, пересекла парковку и очутилась у двери, которая открылась с тихим щелчком.

Внутри не было лазерной сетки. Или железных ворот. Или немецкой овчарки, которая бродила бы по залам и могла бы зарычать на девочку, тихо пробравшуюся внутрь.

Зато в музее было темно, и Эйприл порадовалась, что прихватила спички, не забыв про серебряный канделябр рядом со столовыми приборами семьи Винтерборн.

Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы зажечь свечи и ступить в большой пустынный зал. В окна лился лунный свет. От него старые платья буквально сверкали, и Эйприл почувствовала, что её сердце забилось немного быстрее. Пальцы начали подрагивать, словно руки не хотели работать в согласии с остальным телом. Словно они знали, что вот-вот прикоснутся к тому, что Эйприл оставила её мама.

В темноте зал выглядел иначе. Может, Эйприл только показалось, но пах он тоже по-другому. Почти как… подмышки Халка. Или парковка на заправочной станции (что практически одно и то же).

Но Эйприл шла всё дальше, пока не остановилась перед маленьким, украшенным драгоценными камнями сундучком. Какое-то мгновение она просто стояла в мерцании свечей, почти не дыша. Наблюдая. Девочка не заметила никаких сенсоров. И камер на стенах тоже не было.

Зато в зале висело огромное зеркало, и Эйприл подпрыгнула, заметив человека у себя за спиной. Но он оказался просто отражением статуи Стража, который нёс вахту в главном зале. И девочка поняла, что кроме неё в музее находился всего один человек – да и тот был лишь призраком или городской легендой. В любом случае у него не хватило бы сил помешать девочке узнать содержимое драгоценного сундучка.

Эйприл затаила дыхание, её руки дрожали, ключ врезался в ладонь. Девочка ждала. Размышляла. Надеялась и даже немножко молилась.

Внутри было письмо? Карта? Может, номер счёта в швейцарском банке? Или номер книжки в общественной библиотеке – такой, где на последней странице невидимыми чернилами написан код, и Эйприл придётся использовать лимонный сок и фен для волос, чтобы его прочитать?

Вполне возможно, это будет только первый шаг. Может, этой ночью поиски Эйприл только начнутся, но это было не страшно. По крайней мере она выяснит, в каком направлении двигаться дальше.

Эйприл вставила ключ в замок.

Сделала глубокий вдох.

Повернула кисть.

И совершенно ничего не произошло.

– Застрял, – вслух сказала Эйприл, хотя никто не мог её услышать. Она потрясла ключ. Пошатала его. Даже поплевала на замок, надеясь, что тот просто старый и ржавый и, если его смочить, это чем-то поможет.

Но ключ так и не повернулся.

Наверняка это какое-то недоразумение.

Эйприл обернулась, осматривая зал в поисках решения. Страж стоял на своём месте. С ножом за поясом.

Тут Эйприл сообразила, что может просто вскрыть крышку, и резко развернулась обратно. Но девочка не заметила, что канделябр, который она поставила на витрину, пошатнулся. И точно не ожидала, что тот наклонится.

Эйприл совершенно не планировала, что все пять свечей перелетят через край витрины и посыплются на пол.

– Нет, – закричала девочка, но было слишком поздно. У её ног лежал край шлейфа длинного белого платья из нежного кружева. Девочка увидела, как свечи приземлились прямо на него. Эйприл тут же бросилась вперёд, чтобы ногой откинуть их прочь, но длинное старинное кружево уже вспыхнуло. По шлейфу, как по фитилю свечи, огонь побежал к подвенечному платью, поджигая по пути края других костюмов, перекидываясь с одежды на занавески. С занавесок на стены.

Эйприл пропустила момент, когда взревели сирены и замигал свет. Просто она не очень хорошо слышала. И не очень хорошо видела. И если подумать, дышала тоже не очень хорошо.

Сообразительности Эйприл хватило только на то, чтобы повернуться к сундучку и вытащить мамин ключ.

Останавливать пожар было слишком поздно. Зал наполнился дымом, и Эйприл почувствовала, что у неё подкашиваются ноги. Нужно было искать выход. Нужно было выбираться наружу. Нужно было уходить оттуда, но…

Она упала.

Ключ выскользнул из руки Эйприл и исчез среди огня, и дыма, и ужаса, подобного которому девочка никогда раньше не испытывала.

Разумеется, внизу было немного больше кислорода, и Эйприл разозлилась на себя за то, что забыла, что дым поднимается вверх. Она поползла вперёд, пытаясь бороться с огнём и с самим временем, отчаянно ощупывая пальцами пол вокруг.

Дым начал завихрять. Тени зашевелились. Эйприл показалось, что Страж ожил. Что он был рядом. Что ей не придётся умирать одной. Эйприл чувствовала, как он подходит всё ближе и ближе.

И ближе.

А потом перед глазами замелькали звёздочки, и прежде чем девочка провалилась в небытие, её сознание заполнила единственная мысль:

«Я думала, он будет выше».

4. Как верить человеку в чистых белых брюках?

Эйприл всегда просыпалась быстро. Она никогда не протестовала. Не сопротивлялась. Но, может, это было потому, что Эйприл никогда по-настоящему и не спала. Часть её сознания всегда оставалась бодрствовать. Словно девочка знала, что в любой момент ей может понадобиться встать.

И бежать.

Поэтому для Эйприл было довольно необычно повернуться на другой бок и попытаться уснуть снова. Ей снилось, что она невесомо парит над городом, ныряя в облака.

Но часть сознания, которая никогда не засыпала, подсказывала Эйприл, что что-то не так.