Тбилисские истории

Джумбер слушал его, несводя с гостя немигающих совиных глаз. Потом достал платок и громко высморкался.

– Как тебе моя Теона? – спросил он, прочистив крупный массивный нос.

Гизо вконец растерялся. Выдавил, что она хорошая девушка.

Джумбер перешел к конкретике, решив, что с Гизо канитель может затянуться на долго. Людям творческим надо задачу ставить ровно в пяти сантиметрах от носа и писать большими буквами. Иначе не поймут.

– Ты меня устраиваешь, как зять. У Теоны тяжелый характер, весь в меня. И внешность – папина копия, спец заказ. Ее мало кто выдержит. Нужен, такой тип как ты. Мог бы подыскать кого-то из своего круга, но я своих, знаю как облупленных. А ты хоть и с придурью, но порядочный. Порядочность тоже вещь в этом готферанском мире. За деньги не купишь. Поухаживай за Теоной и постарайся ей понравиться. На канфеты, букеты, кино и прочую ерунду я тебя профинансирую. Да, и одеться надо поприличней. Тоже беру на себя. Женишься на Теоне и малюй хоть всю оставшуюся жизнь.

Гизо тупо молчал, не зная как реагировать. Ощущал себя как в кабинете рентгена, понимал, что надо быть максимально откровенным.

– Я в картинках твоих ничего не понимаю. Если какой-то дурак нарисовал черный квадрат и полмира этим восхищается, то может и из тебя выйдет какой-то толк со временем. Дело не в этом. Я должен знать, что ты будешь для Теоны хорошим мужем. А я решу твои проблемы. Что скажешь?

Гизо молчал и рассматривал свои ботасы, намотавшие ни одну сотню километров. Давно собирался купить новые, поприличней и все не складывалось.

– Мне надо подумать.

– Думай. Все взвесь.

На том они и расстались.

Через день Гизо снова зашел вечерком к соседу и сказал твердо.

– Я решил попробовать. Но не знаю, что выйдет.

Джумбер указал ему на стул.

– Садись и запоминай. А лучше записывай. Все должно быть четко. Итак, моя дочка любит:…

Дальше пошел список предпочтений пирожные, цветы, любимые актеры и певцы, как именно должен быть одет мужчина, чтоб произвести на Теону впечатления.

– Откуда вы все это знаете? – удивился Гизо, не успевая за диктовкой.

– Аба, думаешь, я просто так свое место занимаю? С участкового начинал. У меня память лошадинная. На слова и факты. Потом в цепочку выстраиваю. И все в мозгах держу. – Джумбер постучал себя по покатому лбу. Потом вернулся к списку. – Теперь записывай, от чего ее тошнит и вот тебе, – он достал из кармана трехцветную ручку. – Подчеркни красным цветом и наизусть заучи. Не любит белые носки, гвоздики, духи Клема. Записывай дальше…

В тот день они засиделись допоздна. Обсуждали детали по завоеванию сердцу разборчивой Теоны.

Потом Джумбер выдал своему протеже пачку на «оперативные мероприятия, антураж и всякое такое».

Через неделю Гизо снова зашел к Джумберу, но был уже совершенно в другой форме. Новенькие джинсы, турецкий свитер и ботасы «Адидас» выгодно подчеркивали его фигуру. Будущий тесть оглядел критическим взглядом своего Пигмалиона и остался доволен.

– Совсем другое дело. Теперь твоя задача заманить ее на первое свидание. Слушая меня внимательно…

На выходе из дома Гизо столкнулся с будущей тещей Назико. Та оглядела его восхищенно и воскликнула.

– Гизуна, а ты у нас красавчик, оказывается. Как там твоя мама?

Джумбер подмигнул. Это означало одно: план начал действовать. Понравиться будущей теще – вещь немаловажная.

…Гизо встречался с Теоной полгода. Не все было гладко, но Джумбер умело дирижировал им же созданным дуэтом.

В итоге они поженились. Гизо оказался отличным семьянином, что не помешало ему полностью отдаться искусству. В Теоне он неожиданно обнаружил много такого, что никак не вязалось с внешне избалованной дурнушки. Джумбер, чувствуя веяние времени, успел выгодно вложить собранные финансы в выпечку хлеба, здраво рассудив, что всему голова независимо от политеческих течений. С приходом Саакашвили он ушел на покой, продолжая дирижировать уже разросшимся семейством. У Гизо и Теоны родилось двое мальчишек.

Сегодня Джумбер уже отошел в лучший из миров. Семейный бизнес у его дочки и зятя процветает. Гизо хоть и не стал вторым Сальвадором Дали или Малевичем, но в своем кругу считается неплохим художником, его семья его проверенный временем тыл.

Иногда совершенно разные люди могут объединиться во вполне себе сносный консенсус при наличии дирижерской палочки в умелых руках.

Сердце, скованное чугунной цепью или Полюбить себя.

На плите кипело чакапули из молодого теленка, распространяя по кухне непередаваемый тонкий аромат свежего тархуна и лука. Тут же рядом доходил до кондиции аджабсандал. Вика ждала мужа с работы с минуты на минуту и деловито резала салат. Готовка была ее страстью. И Вике было совсем не лень вычитывать новые рецепты, экспериментировать, пробовать. Лишь бы понравилось ее Зуре. Как-то ее подруга Катя, видя ее хлопоты перед обычным будничным обедом, удивилась.

– У меня трое детей, но ни с одним я столько не носилась, как ты со своим мужем. Это ненормально.

Тебе полтинник скоро, а ты, как девочка, порхаешь и суетишься. Люди, прожив столько лет в браке, устают друг от друга. И чувства любые угасают. Так сама природа устроила.

– Значит, у нас наоборот. – пошутила тогда Вика.

Теперь этот старый разговор неожиданно пришел на память и встал невидимым вопросом. Действительно, почему у них с Зурой по другому. Против всех правил природы.

В замке крякнул ключ. Уши уловили знакомый звук и все Викино существо с головы до ног накрыло волной радости – вот он, Зура. Наконец-то! Эх, была б ее воля, только сама б работала, никуда б его не пустила. Лишь бы быть рядом с любимым двадцать четыре часа в сутках.

Зура зашел на кухню с бутылкой Кока-колы и виновато улыбнулся.

– Знаю, что это яд, но ты же так любишь.

Вика смутилась.

– Что ты выдумал? Я даже не просила…

Зура сел за обед и улыбнулся.

– Тагуниа (1), я же знаю, как ты обрадуешься. Жизнь слишком коротка, чтоб себя во всем урезать.

Вика улыбнулась в ответ и ее моментально унесло в прошлое. Зура всегда предугадывал ее малейшие желания.

…

…Недаром психоаналитики говорят, что все наши внутренние проблемы из нашего детства. Даже из самого что ни на есть благополучного.

Близнецы – сестрички росли в идеальной семье. Мама любила папу, папа жизни себе не мыслил без мамы и их двоих своих лапочек дочек. И какие бы бури и вихри не крутили снаружи, дома всегда был мир и покой. Брежневское время своим застойным существованием, перестройка, лихие 90-ые все сметали и крушили на своем пути, а их семья оставалась незыблемой твердыней.

Только глубоко внутри грыз сестер маленький червяк – комплекс. Обе считали себя некрасивыми. Вроде никто им такого не внушал, а сидела в обеих тайная неудовлетворенность своей внешностью. И глаза не глаза, и нос не нос, а рост тем более, хуже некуда. Хотя на самом деле были они самыми обыкновенными девчонками, без всяких уродств или физических недостатков. Да, на роль Софи Лорен не тянули и с Мирей Матье не соревновались, но разве в этом проблема? Живут так миллионы женщин и наслаждаются жизнью, а некоторые и за принцев выходят очень даже себе спокойно, нисколько не напрягаясь.

За Викой пытался ухаживать их одноклассник. Все происходило в высшей степени культурно и в рам ках приличий, а Вика в ужасе шарахалась. Мысль, что она ему может нравиться, просто категорически не умещалась в голове и присекалась в самом зародыше. Он высокий, умный, один из лучших учеников класса а она типичная серая мышь ниже среднего роста и опять же черты лица все не так и не этак. Кошмар и ужас!

И не скажешь, что дома сестер очень строго воспитывали. Наоборот, папа с мамой всегда с радостью принимали их одноклассников у себя дома, отмечали на широкую ногу дни рожденья. Папа, полковник МВД, несмотря на все свои регалии и планку орденов, говорил так:

– Зовите весь класс, чтоб никто не обиделся. В жизни со всеми надо быть в хороших отношениях, а не перебирать людей, как зелень на базаре.

Сам, кстати, так и жил. И в убане своем, Крцаниси, пользовался уважением и у простых жильцов и у тех, кто слегка под другим углом смотрел на уголовный кодекс.

Не успели оглянуться, как девочки закончили школу и поступили в институты. Вика – на факультет греческого языка и литературы, Янна – на юридический.

Вика твердо себе в голову вложила программу действий: она ужасно некрасива, замуж никогда не выйдет, ее удел – только интересная работа, любимые ученики и служение своим близким. Все. Точка. Крест. Шаг влево, шаг вправо запрещен по определению.

Вика окончила университет и получила диплом. Через какое-то время бывший преподаватель Наталья Георгиевна Николау предложила ей приехать в Афинский университет и помочь ей с переводом книги, которую она составляла. Вика конечно согласилась, так как это была хорошая стажировка для ее будущей работы. Осмотревшись на месте, она решила совмещать стажировку с работой и устроилась переводчиком в офис. И работала там почти без выходных. Само собой, даже мысли никакой не рождалось, чтоб в кафе пойти или с кем-то познакомиться. Ведь сказала себе – недостойна она ничего хорошего. Ни каплюшечки, ни кусочка, ни огрызочка. Так и жила.

В один день зашел как-то в их офис один парень – грек, хотел нанять для бабушки своей сиделку. Вика стала вести переговоры кто из соискательниц пойдет на эту работу. И при этом была настолько обходительна и мила, что клиент, несмотря на быстрый выбор сиделки, стал захаживать в офис на чашечку кофе. На самом деле цель его заходов была далека от кофейного пристрастия. Потом попытался пригласить прогуляться по Афинам, в музеи заглянуть. Вика на сухой отказ. Какие такие прогулки, если она замуж не собирается? Правильно, не допустимо! Хотя внешне он ей казался неплохим. Но она ж сама себе запретила, потому и нечего время чужое и внимание на себя тратить.

Парень и так и этак. Прямо ей сказал.

– Ты очень хороший человек, и очень красивая и порядочная. Хотел тебя с со своими родителями познакомить, но ты от всего отказываешься. Почему, не понятно. Дай Бог тебе всякого счастья! А я пошел.

Вика только плечами пожала. Странный он какой-то. Где красоту увидел? Слепой что ли? Или поиздеваться над ней захотел?

И вернулась к своим обязанностям. Дело превыше всего.

Через какое-то время Вика вернулась в Тбилиси. По приезде устроилась работать в школе, которую сама же и закончила преподавать греческий язык. Как второй иностранный. Ей также предложили работать в посольстве Греции. Казалось бы, любая другая на ее месте с радостью согласилась. Но только не Вика. Неубиваемые комплексы стучали в мозг барабанной дробью.

– Какое еще посольство? Ни в коем случае! Там много важных, официальных людей будет тебя видеть твою жуткую внешность и они обязательно скажут или подумают: какая бессовестная, заняла чужое место. Фуу!

И Вика подчинилась этому самовыпускаемому приказу – осталась в школе. Каждые три месяца готовила с учениками представления на греческом языке, где они разыгрывали сценки и диалоги. Выходило у нее это с блеском. На представлениях часто присутствовали люди из посольства и восхищались, как за короткое время надо было подготовить детей, чтобы они с таким блеском говорили на неродном языке. Потому один из них подошел к Вике после окончания открытого урока и предложил:

– Ты настолько хорошо владеешь языком, грамотно передаешь свои знания, что имеет смысл защитить кандидатскую и написать книгу по методике преподавания.

Другая бы схватилась двумя руками за такое предложение, но только не наша героиня. Ни радости, ни гордости не испытала от возможного толчка для карьеры. Наоборот, чуть плохо не стало, как представила себе, что в будущем придется стоять у кафедры и защищать свои знания. Опять быть в центре внимания. Нет, нет, ни за что. И сразу же отказалась.

Придя домой, по наивности рассказала родителям о неожиданном предложении, которые с радостью поддерживали любую инциативу детей.

– Ну и? – спросили они с затаенной радостью.

– Я не смогу и потому сразу отказалась.

Папа долго ругал ее за нерешительность, но Вика только сжималась в комок. Нет, нет и нет.

Время катилось дальше. Мама как раз маленький магазинчик открыла. Ей была помощь нужна. На дворе 98-ой год.

И Вика после работы в школе переходила дорогу и забегала в мамин магазинчик. Она с головой окунулась в свою любимую работу и помощь маме. Магазинчик хоть и маленький. Двадцать метров всего, а дел выше крыши. В убане его греческим назвали, хотя из греческого ассортимента в нем ничего не было. Только мама гречанка и чистота, как в Элладе принято, стерильная. Люди перед входом ноги вытирали.

Зачастила к ним в магазин соседка тетя Лили, то одно купит, то другое. А иногда в день два раза зайдет. И настолько своим человеком стала, что варит, к примеру, Вика своим продавщицам кофе, и тете Лили чашечку за компанию. Потому как свой человек она уже в магазине.

Как раз за очередной такой чашечкой кофе тетя Лили неожиданно разговор завела.

– Вижу, сколько прихожу к вам, ты только и бегаешь туда – сюда, работаешь. О будущем не думаешь, деточка?

Вика, как всегда, промолчала.

Тут же последовало предложение.

– Давай, я тебя со своим сыном познакомлю, которому, кстати, ты нравишься.

Вика аж в лице переменилась.

– Я замуж не собираюсь, какие могут быть разговоры. Ни к чему это.

Тетя Лили все равно продолжала тактично делать намеки о своем…

– Что случится, если хоть по телефону с тобой поговорит. Давно за тобой наблюдает. Еще со школы. Вы ведь с сестрой в этой школе учились? Даже помнит во что ты одета была.

Вика еще больше испугалась. Зачем разговоры пустые с незнакомым человеком вести. Надежду подавать. Нет, ни в коем случае нельзя.

Даже мама ее вступилась.

– Вика, что с тобой. Поговорить с человеком разве это сложно?

Но как Вику переубедить, если она на себя тройной крест с жирной кляксой поставила. Правильно, все уговоры как горох об стену.

А работы в магазинчике даже под вечер много. Именно по вечерам отмечаются разные дестрибюторы, в том числе и Зура из фирмы «Ваке» обычно звонил и спрашивал по обыкновению, на завтра сколько кило сосисок везти.

– Алло, это Зура!

Вика, как услышала знакомое имя, так на автопилоте и продиктовала запланированое.

– Да, Зура, молочных сосисок три кило, Иверия – два…

А ей из трубки неожиданное продолжение.

– .. Какие сосиски?! Это я, Зура Галдава, Лилин сын.

Вику прямо как кипятком ошпарило. И сразу трубку на рычаг – бряк.

Мама увидела побледневшее лицо дочери и спросила:

– Что случилось?

Вика еле выдавила из себя кто именно звонил.

– Зачем ты ему трубку бросила? Может быть, человек просто хотел поговорить. Это же некрасиво.

А пострадавший снова перезванивает и говорит.

– Извините, это, наверное, у меня отключилось.

Ну Вика ему еле-еле с каменным лицом что-то ответила, сама не поняла как.

Чтобы завязать разговор, Зура начал подробно рассказывать, что он заочно знаком с ней и ходил на стрельбу с ее одноклассниками. Вика настолько любила своих друзей детства и не повесила трубку только потому, что ей хотелось узнать побольше о них со стороны от незнакомого человека. Ведь большое видется на расстоянии и потому ему особая цена.

Стали они так иногда разговаривать, не видя друг друга. Зура стал ей подробно рассказывать о том, как годами наблюдал за ней, живя напротив ее школы. Описывал подробно какого цвета были ее ботасы, какая была куртка, как вели себя ее одноклассники. И как он, бедный, напрасно пытался привлечь ее внимание.

– Я круги на своем мопеде вокруг твоей школы делал, на газ нажимал, а ты посмотришь искоса и идешь мимо. Если бы ты знала, как я старался лишь бы ты взглянула на меня. Я ведь тоже тогда был стеснительным и не решался подойти к тебе.

Вика слушала и не верила своим ушам. Кто-то пытался привлечь внимание ее, дурнушки? Да ей бы это ни в каком фантастическом сне не приснилось. От слова совсем. Начисто.

Зура не унимался. По партизански выяснил, что Вика романтик и неровно дышит на поэзию, делал невероятное. Он, закончивший грузинскую школу, за ночь выучивал наизусть какой-нибудь длиннющий стих Пушкина или Асадова и на другой день декламировал его на одном дыхании в трубку, нисколько не переживая за свой неистребимый акцент.

Вика слушала и опять не верила. Неужели все эти жерты ради нее? Нет, нет и нет. Этого не может быть, потому что потому.

А Зура не думал сдаваться. Он так же исподволь нащупал еще одно слабое звено в чугунной цепи, которым Вика сковала свое сердце – цветы и стал действовать по принципу ковровых бомбардировок.

Несколько раз в месяц у корпуса Вики в середине ночи останавливался грузовик и двое грузчиков выгружали корзины с цветами. Их было так много, что корзинки заполняли всю лестничную площадку и еще асфальтовую дорожку перед корпусом, на первом этаже которого жила Вика с ее бабушкой.

На седьмом жили папа с мамой.

Первый раз это было так. Папа с мамой спускались в восемь утра на работу и, увидев вдруг это благоухающее море цветов у двери дочери, мягко говоря, были немного шокированы. Через секунду папа (все ж милицейская косточка это вам не хаханьки) моментально оценил обстановку и стратегическое назначение объекта, тут же позвонил в дверь, чем и разбудил спящее женское царство, скомандовав:

– Ну-ка, быстро заносите, пока все спят! Соседи подумают, что у нас кто-то умер!

Потом грузовики приезжали еще и еще.

Кроме этого почти каждый день в их магазин курьер приносил в разное время дня Вике букет цветов с запиской «მიყვარხარ!» («Люблю!»)

– … Неужели тебе не интересно, какой я? – спрашивал Зура по телефону после очередной засылки цветочного десанта. – Мы говорим уже девять месяцев. Давай встретимся и просто посидим в кафе.

– Но я же не собираюсь выходить за тебя замуж. – искренне не понимала Вика. – Зачем сидеть в кафе?

– А кто тебя зовет замуж? – технично гнул свою линию Зура. – Я зову тебя просто пройтись по городу.

Вика отказывалась. Но в глубине души уже произошел переворот. Своим вниманием к ней Зура разбудил в ее сердце то самое, тщательно запрятанное и трижды запрещенное себе чувство – любовь к себе. Оказывается, не любя себя, невозможно полюбить другого человека. И Вика незаметно для себя уже мысленно представляла себе этот образ незнакомого парня и он ей нравился все больше и больше. Но сидящие в подкорке неписанные законы приличий тормозили развитие событий.

Второго января 2001 года, как раз на Бедоба, засиделась Вика в магазинчике до поздна. Решила с продавщицами устроить вечер поэзии, благо клиентов почти не было. Вика принесла из чуланчика свое любимое – сборники Николая Доризо и Михаила Пляцковского и стала читать с выражением. Вдруг открывается дверь, заходит парень слегка выпивший (как потом выяснилось он это сделал для храбрости) и просит две бутылки шампанского и бонбонерку. И просит открыть одну из них. Вика оторвалась от стихов и говорит культурно.

– Извините, у нас распитие алкогольных напитков не разрешается.

Парень улыбается так загадочно и мило говорит.

– А мне сегодня можно. Я Зура. Сегодня бедоба! (2) Знаковый день.

Так они и увиделись первый раз в реале. И тихо – тихо Вика привыкала к его визитам.

Свадьбы у них не было. Не потому, что в семье финансы пели романсы. А потому что Вике опять было стыдно и неудобно. Как это одеть белое платье невесты в 31 год. Хотя именно этот цвет как нельзя более кстати подчеркнул бы ее невинность всей ее сущности.

Обычно у мужчин бывает так, женившись, весь предсвадебный пар ухаживаний быстро спускается и женам надо довольствоваться примитивной обыденщеной. С Зурой было иначе.

Он жил, чтобы радовать Вику. Каждый день, каждый час и каждую минуту.

Скажет, к примеру, жена:

– Привези к обеду то то и то то. – и список продуктов мелким почерком.

А муж допытывается.

– Это само собой. А тебе, мой барсучонок, лично тебе что принести?

Вика слушала и таяла от такой заботы. И с каждым разом влюблялась в мужа все больше и больше.

Вика обожала готовить и ухаживать за любимым мужем. Это ведь счастье – заботиться о самом дорогом на свете человеке.

Так и жили они в любви и согласии, иногда, конечно, и ссоры случались, когда, с точки зрения Вики любимый Зуринька что-то делал себе во вред. Вот тут то в ней просыпалась львица.

А во всем остальном это было милое обоим сердцам житие, о котором только и могут мечтать два любящих человека.

Но выяснилось одно печальное «но». Никак не получалось завести наследника, хотя и было несколько беременностей, которые заканчивались вынужденной операцией. Оказывается, не всегда причина в женщине. Но Вика считала, что в такой щепетильной теме нет виноватых. Но проблема от этого не исчезала.

Как не мечтала Вика о розовых ножках в аппетитных складочках и агуканьи своего малыша, но пойти на развод было выше ее сил.

– Как предать Зуру, когда из всех женщин мира он выбрал ее, недостойную никакой любви и ни одного ласкового слова?

Зура знал об этом, но любой разговор на тему усыновления или эксперимента с ребенком приносил ему боль. Вика была слишком жертвенна и потому решила: ей терпеть легче. Раз не дал им Бог ребенка, значит, так тому и быть. Зато есть племянники, в которых Зура не чаял души. Главное, у нее есть любимый муж, которого точно никто не заменит.

Если Зура ее и чем-то обижал по неосторожности, то через какое-то время первый приходил с повиной.

– Как я себя ненавижу, когда делаю тебе больно. Ты не достойна даже иногда быть обиженной мною.

Потому Вика и дня не мыслила прожить без Зуры. С этим именем вставала и ложилась.

…

С первым было покончено и Зура приступил к аджабсандалу. Вика подлила ему стаканчик его любимого зеленого компота. Он ел и смотрел на жену задумчивым взглядом, будто только что разглядел в ней что-то новое, ранее не виданное.

– Слышишь, Арку (3), ты необыкновенная, красивая.

– Да ну тебя, – засмущалась Вика. – Я толстая.

– Правда, правда, – уверял Зура. – Ты уже пятый десяток разменяла, а сущий ребенок. Ни у кого нет такой жены, как у меня. Как мне повезло! И ты удивительно сильная. Намного сильнее меня. Ни у кого нет такой преданной и любящей жены…

Вика слушала Зуру и думала, что все-таки они счастливые люди. Женаты шестнадцать лет, а каждый день такое чувство новизны, как будто встретились только вчера. Без Зуры ее жизнь не была бы полной. Ведь это он, именно он, научил ее главному – принять себя, такой, как она есть, полюбить себя, а потом, через это понимание полюбить его и весь окружающий мир. А без этого вся жизнь бы прошла впустую. Ибо главное для чего приходит в мир любой человек – это научиться любить.

Примечание.

– Мышонок (гр.)

– День судьбы (гр.)

– Аркудаки (греч.) – медвежонок.

Дареджан и смартфон.

На одной из дальних улиц Надзаладеви соседи Дареджан Джорбенадзе, люди самых разных специальностей и характеров последний месяц прочно сходились в одном: 85 —летняя старушка заимела постоянно пульсирующий стресс, который немилосердно поедает ее последние нервы.

Предистория стресса была такова. Внучки Дареджан, до нельзя раскрепощенные близнецы Саломе и Нана, таки ухитрились и дружно поступили в магистратуру. Да не где -нибудь, а в Германии. А потом перетащили туда всеми правдами и неправдами родителей и нашли им там работу. Одна бабушка Дареджан категорически отказалась уезжать.

– Я должна умереть здесь, а не в каком-то Мюнхене! – заявила она и еще долго описывала по пунктам все прелести «ჩვენი მიწა-წყალი» (1)

Родители близняшек долго ломали голову, как поступить и соблюсти всё с максимальными приличиями. Дареджан твердила одно:

– Езжайте куда хотите, а мне ничего не надо. За мной соседи посмотрят.

В итоге так и сделали. Обговорили все нюансы с самыми стойкими все возможные варианты, обещали клятвенно, что за всю помощь Дареджан-бебо за ними, всем кланом Джорбенадзе не заржавеет и отбыли в Германию друг за дружкой. Все б ничего, только решили внучки сделать бабушке на день рождения подарок. Запоминающийся и знаковый, чтоб идти Дареджан-бебо в ногу со временем. И прислали ей смартфон. Не последнего выпуска, но и далеко не кнопочный – ореходробительный. Потому как оплачивать разговоры по домашнему телефону, даже из Германии дело накладное и неблагодарное. Старушка любила поговорить о всем подробно, не торопясь, и в алфавитном порядке пересказать все новости соседей, да еще и со своими логическими выкладками.

Потому Саломе и Нана решили выслать бандерольку с подробным перечнем куда нажимать и попросили соседей дать свой код от вайфая. Решили, что они вздохнут полной грудью. Но не тут то было.