Легионы просят огня

– Ты, легат, – не самый лучший хозяин для этого дара, – говорит Пасселаим с сожалением. – Он принесет тебе только горе. Поверь.

Может, стоит вернуть птичку атланту? Забирай обратно свой дар – и свое проклятье, сын Посейдона. Если бы это было возможно…

«Встань и уезжай

Ты не знаешь игру»

Верно. Я не знаю игру. Но я не собираюсь сдаваться.

– Я рискну, – говорю я.

Молчание.

– Что ж, – кивает последний атлант. – Это твой выбор.

* * *

Открываю глаза. В комнате клубится дым – я чувствую сладковатый запах тлеющих на углях трав. От копоти першит в горле.

Я резко сажусь.

Висок словно пронзает железная игла. Ох!

Фокусник смотрит на меня непроницаемым темным взглядом. Белки глаз у него синеватые.

– Что? – спрашиваю я. В голове звенит. Морщусь и потираю висок. Ощущение, что я проснулся с глубокого похмелья.

– Проклятье, – говорю. – Я… что, спал?

Фокусник, черный как помешательство, слегка улыбается.

– Так и есть. И, похоже, разговаривали с богами, легат.

Кха-кха. Я откашливаюсь. Во рту кисловатый привкус – как от вулканического пепла.

– Что это было?! Где атлант… – я замолкаю.

Я вижу высокую фигуру в капюшоне. Она сидит спиной ко мне у жаровни. Значит, это был не сон?!

В два шага я оказываюсь рядом. Сдергиваю капюшон…

И застываю. Проклятье!

Человек поднимает взгляд. Голубые глаза. Глубокий шрам пересекает лицо от виска до челюсти. Светлые волосы, нос горбатый и кривой, видимо, его не раз ломали. Человеку лет двадцать пять. На лбу выжжено клеймо – беглый раб. На щеке – еще одно, такое же. Значит, он два раза бежал – и оба раза был пойман.

Он уродлив, да. Но он человек, а не атлант… или полубог.

– Как твое имя? – спрашиваю я.

Человек молчит.

– Я кажется, задал вопрос?!

– Легат, – говорит фокусник. – Зря стараетесь. После второго побега бедняге вырвали язык.

– Прости, – говорю я. Потом вдруг понимаю. Тот звучный голос, что звучал во время представления…

Я поворачиваюсь к фокуснику. Он усмехается.

– Неожиданно, правда? – звучный голос раздается в каморке. Губы фокусника при это не шевелятся. Только на лбу блестит испарина.

– Так ты еще и чревовещатель? Может, в твоих жилах тоже течет кровь атлантов?!

Лицо фокусника неподвижно, словно каменная маска. Кажется, моя ирония не достигла цели.

– Прощайте, легат, – говорит он вместо ответа. Голос – снова его обычный, только очень уставший. – Может, еще встретимся. И удачи вам.

Я киваю.

– И тебе удачи, жрец единственного бога.

Фокусник вздрагивает.

Глава 4. Человек с серебряным лицом

Титан Прометей подарил людям огонь. И в каждом человеке есть частица этого дара – иначе бы у нас не было бессмертной души.

Так говорят.

Но одно все забывают…

Откуда Прометей взял огонь? Правильно. Позаимствовал у кузнеца Вулкана, обитающего в глубинах Эреба. В подземном мире…

В мире мертвых.

Какая ирония. В каждом из нас – без исключения! – горит огонь Преисподней. Отражаясь в черных водах болота Коцит. Да, за это надо выпить неразбавленного…

Каждый человек носит в себе частицу Ада.

* * *

«Эй, ты!» – удачное имя для домашнего раба. Никогда не забудешь.

– Господин, он здесь, – говорит Эйты.

– Хорошо.

Я откладываю в сторону стило и восковую табличку, встаю.

В атриуме палатки ждет невысокий кавалерист. При виде меня он выпрямляется. И тут я понимаю, насколько он худой. Скелет, кое-как обтянутый кожей. Болезненно бледное лицо с желтизной, глубоко запавшие глаза.

Он вскидывает руку, чтобы отдать честь – и вдруг начинает кашлять. Пытается зажать рот ладонью. Бесполезно.

Кха-кха. И словно рвется что-то внутри. И чем сильнее кавалерист пытается сдерживаться, тем хуже.

– Про… простите, легат, – говорит он наконец.

– Давно это у вас?

Кавалерист поднимает взгляд. С трудом выпрямляется.

– С похода Тиберия.

Всего два года? Великая Германия сожрала его здоровье и силу. Выпила кровь. За это время от человека остались кожа, кости да боевые награды…

Грудь кавалериста увешана фалерами – за храбрость, за взятие чего-то там, за осаду крепости и прочее.

Награды тяжелые. Это, видимо, чтобы его не унесло ветром.

Марк Скавр, декурион всадников Восемнадцатого легиона, салютует:

– Легат!

– Это ты нашел моего брата, декурион?

– Да, легат.

Я медлю, прежде чем задать следующий вопрос.

– Кто был с вами?

Я знаю ответ, но должен убедиться.

– Однорукий варвар по имени Тиуториг, – говорит Марк. – Этот гем служил у нас проводником. Раньше он несколько раз нам помогал, и все проходило хорошо. Мы ему доверяли. Но на этот раз… Вы сами знаете, легат.

Конечно. Но я до сих пор не могу сложить воедино эту мозаику.

Итак. Однорукий привел моего брата и его охрану в маленькую германскую деревню. Там у брата была назначена встреча. С кем? Я до сих пор не выяснил. Но дело было очень важное и секретное, иначе бы Луций не поехал сам, лично. Причем с маленькой охраной.

А потом этот же Тиуториг нашел отряд Марка и заявил, что «римские солдаты в опасности». Всадники тотчас выдвинулись. Однорукий привел турму Марка в ту самую деревню, где они нашли тело моего брата и его мертвых легионеров. И тут Тиуториг исчез. Прежде чем Марк успел сообразить, что гему стоит задать некоторые вопросы.

По времени не совпадает, вот что меня тревожит. К моменту появления в деревне всадников Марка Скавра мой брат и его люди были уже мертвы. Тиуториг должен был сначала привести Луция в деревню, затем срочно ехать за Марком, а потом возвращаться с всадниками в деревню. Убивать моего брата у него просто не было времени. Это сделали другие.

Если бы не странное исчезновение Тиуторига, я бы решил, что Луций почувствовал опасность и сам послал варвара за подмогой… Просто помощь запоздала, но… Гем привел людей Марка в деревню и исчез. Потом однорукого видели в разных местах, достоверно известно, что Тиуториг ранил одного римского солдата. Когда я приехал в Германию, однорукий проник в дом Вара, в мою комнату – и что-то искал там (неужели глиняную птичку? Или кодекс Луция?). Тарквиний, старый раб, воспитывавший меня с детства… Он невовремя зашел ко мне в комнату – и однорукий цинично убил старика. Хотя мог просто оглушить.

Я снова чувствую горечь. За Тарквиния мне обидней всего.

В общем, у меня теперь две задачи: найти однорукого и узнать имя того, с кем встречался Луций.

Проклятье, проклятье, про…

Я стучу по столу ладонью, потом соображаю, что делаю. Поднимаю взгляд.

– Когда вы нашли убитых, кровь была свежей?

Декурион кивает:

– Прошла всего пара часов, может, даже меньше.

– И убийцы могли находиться рядом, – говорю я медленно. – Интересно. Закололи всех римлян и…

– На вашем брате не было ран.

– Нет?

Этого я не знал.

– Мы нашли Луция Ветурия в доме. Сидел с открытыми глазами, за столом. Словно уснул. Ваш брат уже не дышал, легат. Но… – декурион запинается.

– Что «но»?

– Ну, он скорее выглядел спящим, чем мертвым.

Спящим? Интересно. Яд не очень сходится с моим представлением об одноруком. Этот гем скорее убьет собственными руками… вернее, единственной рукой… чем возьмется за отраву. К тому же «яд» подразумевает знание о ядах. Что тоже не так просто. Это уже Рим. Египет. Или, скажем, Парфия и дальше на восток. Там это дело любят. А тут люди простые… Варвары.

– Яд?

Декурион пожимает плечами.

– Не знаю, легат. Я не очень в этом разбираюсь.

Я молчу. Думаю.

«Случайностей не бывает», сказал последний из атлантов. «Случай – это просто выбор того или иного варианта».

– Марк? – говорю я наконец. Поднимаю взгляд. Кавалерист переступает с ноги на ногу.

– Легат?

– Покажешь мне это место?

* * *

Небесный эфир, он же квинт эссенция – пятая стихия. Легчайший слой воздуха, в котором живут и которым дышат боги. Если задрать голову и посмотреть вверх, то его даже можно увидеть. Он голубого цвета. Он – Келест. Небесный.

Его зовут так же, как меня. И как звали моего брата. Как нашего отца.

Келест. Семейное прозвище.

Означает высоту стремлений, чистоту помыслов, полет мысли… и что-то еще.

А еще мы очень жестокие. По себе знаю.

* * *

Тит Волтумий, старший кентурион Семнадцатого легиона. За сорок, круглая голова с сединой в висках. Жесткие черты лица, крупная челюсть. Насмешливые морщины в уголках глаз. Кентурион идет, слегка прихрамывая. В какой-то момент он оступается и едва заметно морщится. Тит Волтумий был ранен в ночном бою, когда наши пути пересеклись с шестью гемами. Меня тоже задели, но то была царапина. Рана Волтумия оказалась гораздо серьезнее…

Кентурион берет себя в руки, подходит и салютует – четко и красиво. Как всегда.

Хромота почти незаметна. Если бы я не знал, то…

– Как твое бедро? – спрашиваю я.

Кентурион кивает, щурится:

– Спасибо, легат. Уже могу танцевать.

Я хмыкаю.

– Конечно, конечно. Рад тебя видеть, Тит. И – давай выздоравливай. Ты мне нужен. – Я поворачиваюсь, чтобы идти.

– Легат?

– Что, Тит?

Глаза кентуриона ярко-золотистые, как мед. Он наклоняет голову, смотрит на меня исподлобья.

– Вы, наконец, скажете, куда собираетесь? Или мне догадываться?

Я улыбаюсь. Мне сильно не хватало этого долбанутого на всю голову служаки…

– На танцы, кентурион. На танцы.

* * *

Почему умер мой брат?

Я спрашиваю у богов – и напрасно жду ответа. Молчание. Тишина в эфире.

С тем же успехом я мог спросить, почему вольноотпущенники Августа убили моего отца. Или почему сделали это на моих глазах?

Кровавое пятно на белоснежной отцовской тоге…

Келест – означает небесный.

Огромное зеркало из черной бронзы, доставшееся мне в наследство от брата, высится посреди палатки. Оно такое старое, что, вероятно, перешло к Луцию от предыдущего легата.

Я внимательно разглядываю себя в отражении. Я похож на серого человека? На атланта?

Я надеваю перевязь с мечом, поверх – солдатский пояс с широкой пряжкой. Сверху – шерстяной плащ. Застегиваю его фибулой на правом плече. Кинжал пугио – в ножнах на поясе. Кажется, все.

Нужно ехать. В этот раз я не совершу ошибки – как тогда, в таверне. В этот раз со мной будет Тит Волтумий, старший кентурион, гроза легионной «зелени»…

А также Марк Скавр и целая турма всадников.

Выхожу из палатки. Меня уже ожидают. Вереница солдат расположилась на Санктум Преториум – главной площади лагеря. Алые вексиллы колеблются от ветра.

– Все готово?

Декурион Марк кивает. Они с Титом обмениваются приветствиями – как старые знакомые. Я сажусь верхом, натягиваю повод, жеребец переступает. Все, пора трогаться.

Кентуриону подводят каурую кобылу.

– Проклятье, – говорит Тит. – Я так и думал, что тут какой-то подвох…

Всадники хохочут.

Тит влезает на лошадь без особого удовольствия. С недоверием смотрит на ее загривок. Все-таки он пехота, «мул», для него лошади – нечто совсем чуждое. Я сжимаю коленями бока жеребца.

– Поехали!

* * *

Спустя пару часов, когда солнце начинает клониться к горизонту, мы прибываем на место.

– Легат, – декурион придерживает коня. Тот со злостью грызет удила. – Вот она, та деревня.

Я киваю. Спешиваюсь – ноги болят так, что я еле могу идти – и веду коня в поводу. От покосившегося частокола и заброшенных амбаров ложатся на дорогу вытянутые, угловатые, изломанные тени. Вечер. Лучи солнца пробиваются сквозь листву, все залито красноватым светом – словно это вода с растворенной в ней кровью. Негромко стучат копыта.

Заброшенная германская деревня. Место, где люди больше не живут.

Владение мертвых.

Туман скапливается в низинах. Сквозь прозрачную белесую пелену медленно прорастают стволы сосен.

Деревня – это правильный круг, огороженный частоколом. В центре длинный бревенчатый дом – один на всех жителей. Обычное дело для местных деревень, объясняет декурион. Марк – разведчик, поэтому знает о германцах больше, чем они сами.

Мы объезжаем дом по широкой дуге.

– Здесь мы их похоронили, – говорит кавалерист.

Ветер усиливается. Шелест листьев над головой становится тревожным. Словно предупреждает меня:

«Остановись, Кай. Ты еще можешь остановиться».

Перед моим лицом пролетает, кувыркаясь, желтый лист. Я поднимаю глаза – над общей могилой «мулов» Семнадцатого легиона, убитых здесь два месяца назад, шумят буки и ясень. Далекие сосны скрипят тоскливо. Жалуются на забвение.

Красно-желтый слой опавших листьев покрывает землю…

Скоро осень. Она уже здесь.

Я говорю:

– Кентурион, вы со мной. Остальные – с декурионом. Марк? Выставьте посты и ждите приказа.

Декурион кивает. Он маленький и очень худой, и забавно смотрится на крупном испанском жеребце. Тот косит на меня лиловым глазом и дергает ушами.

Лошадям в этой деревне не очень нравится. Я их понимаю. Когда мы с кентурионом остаемся одни, я говорю:

– Тит.

– Да, легат. – Кентурион ждет. Конная поездка нелегко далась ему, лоб блестит в испарине.

Я говорю:

– Прикажи всадникам принести лопаты. Земля, похоже, затвердела.

Он медлит:

– Легат?

– Что, Тит?

Кентурион смотрит на меня. Щурится.

– Хочу напомнить. В прошлый раз мы снимали с креста распятого человека…

– Верно, кентурион. Так и было.

– Потом вы оживляли его.

– Да, но…

– Мне это не очень понравилось.

– Я понимаю, – говорю я медленно. Тит Волтумий – единственный, кто знает о моей даре. Не считая фокусника и последнего атланта.

– Вернее, совсем не понравилось. Скажу, чтобы не было никаких сомнений, легат.

Молчание. Где-то вдалеке кричит ночная птица. Проклятая сова. Совы – это к несчастью.

– Никаких сомнений, Тит. Я понял. Что ты хочешь этим сказать?

Тит Волтумий поднимает взгляд. Ухмыляется. Вокруг глаз – насмешливые морщины. В медового цвета глазах отражается закат.

– Что я хочу сказать, легат? Я хочу сказать: откапывать мертвецов мне понравится еще меньше…

* * *

Но мы это делаем.

Мы с кентурионом втыкаем лопаты в землю, наши лица завязаны тряпками. Перемазавшись как последние рабы, снимаем верхний слой. Отшатываемся от запаха. Снова копаем. Наконец, находим и вытаскиваем одно из тел. На нем еще сохранился саван. Этот мертвец выглядит более-менее целым. Но даже он напоминает скорее не человека, а личинку гигантского жука.

– Внутрь, там нас не будет слышно, – говорю я. В мертвой, жутковатой тишине мы с Титом затаскиваем тело в дом. Выходим отдышаться и поблевать.

От сладковатой вони мертвечины кружится голова.

– Теперь иди, Тит, – говорю я. – Дальше я сам.

Кентурион медлит.

По нашим римским поверьям, касаться вещей и одежды мертвеца – значит, подставить себя под удар богов. Проклятье еще никто не отменял. Так что Титу нужно найти жреца и очиститься.

Мне проще. Я в богов не верю.

– Ступайте, кентурион. Это приказ.

Он нехотя салютует.

Я достаю глиняную птичку.

Она холодна под пальцами. Словно сделана из металла.

«Мертвых нельзя вернуть», – вспоминаю я… и сжимаю птичку в кулаке. До боли. Она врезается в пальцы.

Но иногда – все-таки можно.

* * *

Мертвец лежит передо мной. Он мало похож на человека – после двух месяцев, проведенных в земле. Гниль. Смрад. Белые черви. Я зажимаю нос платком, но помогает плохо.

Интересно, сможет ли он вообще говорить?

Но у меня нет выбора. Я слишком далеко зашел, чтобы отступать.

Слушайте, боги, в которых я не верю!

Слушайте, люди, которые не верят в меня!

Я, поклявшийся больше не возвращать мертвых, собираюсь нарушить свою клятву. Радуйтесь!

«Ты многого не знать, римлянин», сказала Туснельда.

Но я узнаю.

«Вернись», мысленно приказываю я. Нужно сосредоточиться.

Вспышка. Знакомая дрожь – словно все волоски на теле разом встали дыбом…

Словно меня пронзила молния. Я моргаю. Я не знаю, с чем это сравнить…

Это чудо.

Я выдыхаю сквозь зубы. Получилось.

– Ну же, – говорю я негромко. – Ответь мне, солдат.

Долгое мгновение ничего не происходит.

Затем полусгнившие челюсти вдруг размыкаются…

– Кха, кха!

Мертвый легионер кашляет. Куски гнилой плоти вылетают изо рта, я отшатываюсь. Проклятая вонь! Едва сдерживаю дурноту. Держаться, держаться… терпеть, легат!

– Кто ты? – говорю я.

Легионер открывает мертвые глаза, моргает. Мертвая грудь поднимается. Мертвые губы шевелятся. Я нехотя склоняюсь к нему:

– Отвечай, солдат! Ну же! Кто ты?

– Я… я-я… арматура, – это больше похоже на шипение.

«Арматура» – опытный легионер. У него все получается, он знает службу, владеет дротиком, мечом и щитом, может построить лагерь на пустом месте, подвести подкоп под стену и жевать овес вперемешку с прошлогодней травой. Солдаты «арматуры» – это железный остов легиона.

– Сенат и народ Рима, солдат, – говорю я. – Как тебя зовут?

– К-ке… зо О-о… имий.

Кезон Опимий. Получилось.

Мертвец вернулся.

* * *

Дом построен из сосновых бревен – если бы не вонь мертвечины, я бы почувствовал запах смолы. В дальнем конце светится дверной проем. Через узкие окошки под самым потолком падает свет, пыльными лучами прорезает сумрак.

И он действительно длинный, этот дом.

Раньше пространство было разделено занавесками на каморки для отдельных семей, но после убийства легионеров дом пустует. Похоже, его даже успели пару раз разграбить…

Грязные полотна тут и там лежат на полу или свисают со стен. В этом есть нечто жутковатое.

Огромный деревянный стол повернут под углом к стене. На нем стоят глиняные тарелки с засохшими до камня остатками еды. Словно стол надеется, что хозяева когда-нибудь вернутся…

Никогда.

Мертвец хрипит и шевелится.

Я встаю, делаю глубокий вдох ртом и опускаюсь на корточки – словно ныряльщик за раковинами. Я должен задать вопрос – и получить ответ. Другими словами, мне нужен жемчуг…

– Кай Ветурий Келест.

Невольно вздрагиваю. Голос раздается в заброшенном доме. Низкий и рокочущий. Дом эхом отражает этот низкий голос – так, что начинает гудеть весь, целиком. Вся эта громадина.

– Легат Семнадцатого. Какая неожиданная встреча.

И это говорит не мертвец.

Я поднимаю голову. Ну, наконец-то…

Встаю. В дальнем конце дома, рядом с дверным проемом, стоит человек. Неужели этот тот, кто мне нужен?! В следующий момент я чувствую разочарование – у пришельца две руки, а не одна. Проклятье!

Я ждал однорукого. А появился этот.

Он высокий. Широкоплечий.

На лице – маска. Тускло блестит серебро. Я поднимаю брови. Забавно. Похоже, это маска римского всадника. Такие используются на учениях, чтобы защитить лицо от удара копьем. В бою – очень редко. Гладкое серебряное лицо без возраста, изогнутые брови…

Человек в маске опасен.

Он настолько опасен, что у меня бежит озноб по затылку. Он словно сгусток чудовищной силы и власти.

– Я слушаю, – говорю я. – Только побыстрее. Я занят.

Человек делает шаг, поднимает длинный меч. Это кавалерийская спата. Отличный клинок.

Хорошо.

Он мягко идет по дому. Ко мне. В определенный момент человек в серебряной маске сдвигается вправо, чтобы солнечный свет был у него за спиной. По клинку бегут отсветы…

Я щурюсь, моргаю.

Хитро. Из-за проклятого солнца я почти слеп. Человек шагает ко мне черным истончившимся силуэтом в ореоле желтого света. «Серебряная маска» тонет в нем и все равно идет.

Я слышу скрип деревянного пола. Ближе, ближе…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.