Путь Киартаны

Слёзы потекли из глаз, размывая пыль на щеках старика. Мерион боялся этого момента долгие годы. Когда он окажется бессилен. Он вспомнил самые ужасные утраты его жизни и, осознал, что этот момент настал давным-давно.

– … сегодня мы победили… – продолжал Оксифур, но Мерион уж потерял суть.

– Но какой ценой? – возразил он, заговорив впервые после пробуждения, отчего слова оказались едва слышны на фоне скрипа колёс.

– Тысячи погибли, – согласился Оксифур. – Армии севера и юга разбиты, – он вновь обратил взор к полям. – Это место всегда вдохновляло людей. Паломники прибывали, дабы насладиться цветением Мелании, а теперь все эти поля изуродованы, осквернены кровью, – на его глазах также проступили слёзы.

– Ты видел их? – Мерион хотел убедиться, что всё произошедшее – реальность. – видел Волков?

– Я всегда считал их вымыслом, – высказал его же страхи Оксифур. – Сказками для непокорных детей.

– Шесть лет назад я бился лишь с одним из них, и потерпел поражение, – Мерион видел во взгляде Оксифура только страх. – Я не знал, что есть в мире другие мастера, способные так хорошо обучить магии.

– Мне страшно думать об этом, – признал Оксифур. – Волки так и не сбросили маски, не показали своих лиц…

Мерион насторожился, ожидая продолжения, но Магистр отвернулся к полям.

– Прошу… – взмолился Мерион.

– Теперь я не знаю, кому можно доверять, – произнёс Оксифур, и магу от его слов стало действительно страшно.

– Мы знакомы с тобой сотню лет, с самого детства! – но взгляд Главы Ордена был непреклонен.

Оксифур спрыгнул с повозки, и Мерион не смог последовать за ним, он видел разбитого горем старика, бредущего по скорбному полю, а не могущественного Главу Ордена.

Лагерь стал огромным полевым госпиталем. Повсюду расположили раненых под открытым небом. Но лекари и Сёстры Луны многим были не в силах помочь. От криков и стонов нигде не было спасения, но магов не оставили там, среди искалеченных или доживающих свои последние часы солдат.

Их повезли на холм в основной лагерь, откуда место побоища выглядело ещё ужаснее: бесконечные выжженные пожарами, отравленные серой, кровью и трупами поля. Бассы обосновались в лесах, а с севера всё новые отряды подходили по тракту.

В шатре стояло две кровати, и горела небольшая лампадка под сводом. Игонора осторожно перенесли солдаты, а Мерион смог подняться и пройти несколько шагов сам. Тишина и спокойствие этого места оказали благотворное влияние. Маг слишком долго не отдыхал, и теперь ему хотелось выспаться. Он лег на кровать, закинул руки за голову и удалился в себя. Безмятежность захлестнула. Мерион закрыл глаза и мгновенно уснул, забыв обо всех ужасах.

Но тяжёлые сны не давали покоя. Его сдерживали путы, и хоть он вновь стал молодым – не мог избавиться от них. Это место было совершенно иным, непохожим ни на что. Там он был беспомощен. Люди говорили на незнакомом языке, и он не видел лиц – только силуэты, а затем спокойствие нахлынуло по венам словно яд, тревожный сон растворился в белой дымке, и больше ему ничего не снилось.

Маг проснулся, когда у Игонора из плеча извлекали обломки сосны. Он сжимал в зубах плотно свёрнутое полотенце, но боль оказалась сильней, и глухие крики вырывались на свободу. Сёстры Луны держали его, пока Мьёрн орудовал щипцами, скальпелем и пинцетом, а окровавленные щепки складывал в таз.

Лишь чудом осколки не пробили лёгкое, рана изливалась плотной, смолистой кровью, а Сёстры Луны только успевали менять тампоны. Мьёрн сам взялся зашивать, и всем своим огромным весом навалился на щуплого побледневшего от малокровия старика. Затем рану обильно покрыли смесью целебных трав, а Мьёрн взял свой посох из белого дерева с алыми прожилками, руны вспыхнули нежно-голубым. Мерион ещё никогда не видел его настолько сосредоточенным. Он начал читать заклинание, а тусклый свет рун разгорался всё ярче.

Магия способна спасти жизнь, но многие её использовали лишь для убийства, и только Мьёрн всецело посвятил себя исцелению. Мерион вспомнил об Александре Стирле и войне, в которой потерял так много учеников.

Его одолевали тяжёлые и спутанные мысли о Бассах, Волках и о предателях, которые, могли оказаться очень близко. За всю жизнь он никогда не встречал магов, так искусно обученных не в Ордене. Волки вновь смотрели на него из глубин сознания. Он видел их маски и горящие алым глаза, и ему стало жутко от их взглядов.

Войны с Бассами никогда не были такими кровопролитными и долгими. Лишь однажды они продвинулись на юг достаточно далеко, чтобы Владыки обеспокоились и собрали армию. Тогда северян быстро отбросили обратно за Изилу.

Он считал себя хорошим учителем, но войны доказали, что ему никогда не стать Мастером Азари: его ученики не смогли себя защитить.

Воспоминания нахлынули, на глазах проступили слезы. Маг не хотел бередить старые раны, но война вновь напомнила о былых утратах, о временах, когда мир казался простым и спокойным, и моменте, который всё изменил. Мерион знал то место, теперь забытое в чаще леса. Молнии били в дуб, словно проклятия, снова и снова. Он стоял под дождём один, глядя во тьму, и никто не видел его слёз на ещё бурой спутанной бороде. Он остался один в озлобленном мире.

Она ждала его там, за Пеленой, ждала до сих пор. Он всегда боялся взглянуть ей в глаза, но много раз видел силуэт с рассыпавшимися по плечам волосами. Мерион знал, что она будет ждать его вечно, и однажды ему придётся подойти и встретить её взгляд.

Весь следующий день он провёл в болезненной дремоте. К Игонору часто приходили Сёстры Луны, ему же лишь принесли чашку супа и краюху хлеба. Маги больше не приходили, а солдаты опять сновали вокруг палатки, словно собирались отражать очередную атаку Бассов. Лишь вечером Мериону удалось победить тоску и выйти в лагерь.

Раненых увозили на юг, а оттуда, в свою очередь, приходили повозки полные провизией, оружием и свежими бойцами. Внизу, в долине начали строить заграждения. Бассы закреплялись на склонах холмов и в лесах. Столбы дыма на севере коптили небо, и в воздухе стоял нестерпимый запах гари, а на зубах скрипел пепел.

На полях сжигали тела, ещё сильнее вытаптывая Меланию. Эти белоснежные цветы росли здесь издревле, он любил их за стойкость и белизну, но после все будут видеть в их лунном сиянии лишь скорбь. Маг прошёлся по лагерю в поисках братьев, но не встретил ни одного.

Ранним утром третьего дня Игонора перенесли в повозку. Мериону лично в руки передали оба посоха и отправили вместе с извозчиком и Сестрой Луны. И единственное, что их выделяло: их сопровождал вооруженный конвой.

Они обгоняли повозки с ранеными и группы беженцев, что брели на юг пешком. Многие не желали участвовать в войне. Люди больше не хотели сражаться за север, который так и не стал им родным.

Пейзаж постепенно менялся. Поначалу всюду встречались оборонительные сооружения – стены из кольев, ямы, тросы с острыми стальными пластинами, натянутые меж деревьев. К полудню ничего не напоминало о войне, будто во всём остальном мире царила безмятежность, и только Белые поля поразила смерть. Тихие и уютные равнины чередовались с глухими полесьями. Снова щебетали птицы. Солнце грело теперь уже по-настоящему, а Мериону показалось, что пару часов назад его и вовсе не было.

– Спасибо, – заговорил Игонор лишь спустя два часа пути, когда их обогрело настоящее солнце, – ты спас мою жизнь…

– Я сделал, что должен был, – Мерион не мог взглянуть ему в глаза, даже через много лет.

– Ты рисковал ради меня…

– Это совершенно не важно. Если война будет выиграна, каждый получит по заслугам, – сурово ответил Мерион, давая понять, что не желает продолжать разговор.

– Считаешь, в Ордене есть предатели?

Мерион действительно так думал.

– Да, это правда, – Мерион посмотрел на Игонора. – Я повстречал Волков шесть лет назад, один из них, Сари Меднесс, победил и сломил мой посох, а ведь на вид ему не больше сорока! – маг вдруг осознал в груди тревогу, сердце билось всё сильней, заставляя его дышать глубже и чаще. Мысли роились, но не желали складываться в слова.

– Считаешь, они неспроста носят маски? – Игонор оказался как всегда проницателен. – Боишься, что под ними скрываются наши товарищи, погибшие на войне.

– Мне не хочется в это верить. – маг боялся, что Волками могли оказаться и его ученики.

– Надеюсь, ты не прав, – заключил Игонор, но момент был утерян безвозвратно. Мерион отвернулся на север, вновь увязнув в страшных воспоминаниях.

Оксифур по просьбе Владык отправил его на север. Путь домой, тяжёлый и тревожный, длился почти шесть лет, но вскоре он снова ступит на родные земли. Маг вздохнул, припомнив угрюмое выражение лица Оксифура, с которым он встретил его в тот вечер, мог ли он знать, куда посылает Мериона? Мог ли знать, к чему приведёт их бездействие? Эти вопросы не давали ему покоя весь путь до форта Орнел.

Жаркое лето только набирало силу, когда они вернулись в Алькадию. Оксифур затеял провести Совет на этот раз до Дня Памяти.

Столица, как и всегда, привлекала множество людей: заезжие купцы, торговцы разнообразными товарами, фермеры, что привезли молодые овощи и фрукты, все они спешили попасть на рынок столицы первыми, чтобы снять сливки с местных богатеев. По дороге Мериону встречались трубадуры, отряды наемников, охраняющие караваны или кареты с важными персонами, множество разного вида нищих и беженцев. Маг старался подметить всё и быть начеку.

Сама столица кипела жизнью, но Мерион не жаловал людных мест. В юности ему нравилась толкотня, постоянная спешка, спёртый воздух, вонь узких улочек, шум, не смолкающий ни днем, ни ночью, а теперь, на исходе лет, он начал ценить свежесть, размеренность и спокойствие.

Маг въехал в город на закате и сразу отправился к архипелагу Ордена, даже ночью, улицы оставались, полны людьми, на площадях и в проулках играла музыка. Мерион неспешно пересёк город и на минуту остановился перед парком, за которым высилась башня, чернее ночного неба. В шуме дубов вновь мерещились голоса Мудрейших. Он отпустил коня и прошёл под сенью деревьев до паперти, поднялся по широкой лестнице к башне и уже там огляделся, наслаждаясь свежим морским воздухом. Родные места всегда придавали ему сил, и теперь, глубоко вдохнув, Мерион обрёл небывалое спокойствие, и, лишь сполна насладившись видом, вошёл в башню.

Внутри царили прохлада и тишина, он и запомнил её такой. Каждый шаг по мрамору отдавался глухим эхом. Вокруг, по стене, вилась широкая лестница, и Мерион отправился сразу наверх.

На Втором и третьем уровнях распологались чайные, но теперь, посреди ночи, они пустовали, а лестница шла всё выше. Зал Совета занимал целых три уровня, а над ним находилась самая большая библиотека севернее Перешейка. Мерион, как один из старейших мастеров занимал крупный зал с окном, выходящим на парк перед башней.

Город виднелся вдалеке в сером мареве. До начала Совета Мерион собирался встретиться с некоторыми магами и обсудить обучение Киартаны. Он мог обучить ее и без согласия Совета, но ему хотелось, чтобы Киартана так же, как и другие ученики, выучилась в Академии и стала мастером Ордена.

Первым, кого Мерион встретил, оказался его добрый друг Грион Фаэдра. Он сидел в чайном зале и писал витиеватым почерком в обитой кожей книге.

– Отчего не спится? – спросил Мерион.

– Быть летописцем тяжелое бремя, – заметил Грион в своей ироничной манере, – теперь я понимаю, отчего все отказались. И Вы, мастер, не взялись за это скрупулёзное дело.

– Ты же знаешь, что я не настолько усидчив, – усмехнулся Мерион. Грион любил подшучивать над ним, но никогда не переступал грань. – И с каких пор ты вновь стал звать меня на Вы?

Мерион сел рядом и налил себе ароматного Бургунского чая, пока Грион выводил сложные символы в летописи.

– Мы не виделись семь лет, – учтиво ответил Грион. – многое могло измениться, но, надеюсь, наша дружба по-прежнему сильна, и вы почтите меня своим присутствием в день моего рождения. В последнюю луну года….

– Даже за сотню лет я не забуду твоих празднеств, – рассмеялся Мерион, – и да, ты всегда останешься моим лучшим другом.

– И навсегда – лишь Вашим учеником.

Мерион не стал спорить. Чай с дороги оказался чрезвычайно хорош, а лёгкая музыка в зале помогала расслабиться. Не хотелось начинать важный разговор, но Грион заметил гложущий вопрос в его взгляде.

– Мастер? – спросил Грион, отложив том. – Вас что-то беспокоит?

– Орден редеет, – произнёс вслух очевидное Мерион. – На нынешнем Совете едва заполнится половина зала, а ведь когда-то он бывал полон, – маг с надеждой посмотрел на Гриона. В его волосах прибавилось седины, а в глазах мудрости и ещё появилась усталость. Мерион видел подобный взгляд в зеркале уж довольно долго. – Ордену нужна свежая кровь.

– Твоя правда, – ответил Грион, как друг, а не как ученик. Его улыбка яркой вспышкой пробилась сквозь маску грусти, и Мериону стало спокойнее на сердце. – Сейчас самое время начать обучение. Конечно, годные маги выйдут лет за двадцать, но и перемирие, надеюсь, продлится не один год. Всем нужна передышка.

– Я должен спросить тебя, как друга, – Мерион ещё не видел Киартану, не знал, какой она выросла, но был точно уверен в её судьбе, и не мог бросить свою затею. – Я собрался обучить девочку и хочу, чтобы она продолжила учиться в Ордене и стала мастером.

Поначалу Грион не понял, что именно сказал Мерион, но спустя минуту осознал его слова.

– Почему? – уже во взгляде Мерион видел искреннее удивление. – Ты встретил девочку, способную к магии?

– И не впервые. Помнишь, я рассказывал тебе о моем походе на север… и о сожжённой деревне?

Мерион не многим поведал о случившемся, Оксифуру, глашатаям Владык на допросе в Орнеле и друзьям, Мьёрну и Гриону. Но никому он не говорил про Киартану.

– На пепелище, когда Бассы и Волки покинули деревню, я нашёл младенца, девочку. Её спрятали от Бассов, она спаслась от огня, а мне удалось вывезти её и отправить на юг, – Мерион впервые говорил о ней, и с каждым словом улыбка на его лице ширилась всё сильней. – Киартана сейчас живёт в моём доме, ей уже больше шести лет, и я собираюсь взять её в ученицы.

– Киартана? – поразился Грион. – Редкое имя… – он на минуту задумался, отвернувшись к окну, глядя, как ветер треплет ветви дубов, но Мерион ждал ответа, и Грион вернулся к их разговору. – Ещё никто не брал себе учениц. Ты же знаешь, им сложно управлять магией, их сила иного рода. – Грион кивнул на том летописи на столе. – за три тысячилетия ни одна девочка не нашла себе посох.

Мерион знал, но чувствовал её силу и верил в Киартану.

– Я обучу ее! – заявил он. – Даже без решения Совета, но хочу, чтобы она попала в Академию, как и остальные юные маги.

– Ждёшь моего одобрения? Или хочешь скрыть все от Совета?

– Я спрошу Совет, – Мерион мог скрыть от мастеров её обучение, но надеялся на благосклонность, – но прежде хотел узнать мнение друга…

– Добро, – без сомнения ответил Грион. – В твое последнее обучение, не стану отговаривать. Я поговорю с некоторыми мастерами, если хочешь.

– Не стоит, – отрезал Мерион, – я расскажу друзьям, а остальным знать не к чему.

Их ждал долгий разговор, о прошлом, их странствиях и решениях. Мерион упомянул про Гроты и о сильных людях, что живут среди гор, а Грион – о бескрайних пустынях, и «Южной хвори», поразившей земли Владык.

Пока они говорили, солнце поднялось на востоке, слепящим диском осветило город и острова. Мастера и подручные спустились на утреннее чаепитие. Совет обещал быть жарким, уже с самой зари все обсуждали сражение у Белых Полей и перемирие.

Как и всегда Совет начался сумбурно – ещё в чайном зале и на лестнице маги вели жаркие споры. Война сделала свое грязное дело, унеся множество достойных людей за Пелену. Мерион окинул взглядом пустующие места. За свою долгую жизнь он видел многое, но полупустой зал Совета ему довелось видеть впервые.

– Глашатай! – поразился он, заметив в отдалении фигуру в золотом плаще с балахоном.

– Что он тут забыл? – откликнулся Грион. – Владыки решили почтить нас личным присутствием?

– Он не Владыка, – ответил Мерион, – всего лишь говорит от их имени.

– А правда, что все Глашатаи слепы? – спросил Грион. Мерион помнил их пустые серые глаза, но не успел ответить.

Усиленный магией голос Магистра Оксифура Савского заставил всех прекратить споры и выслушать приветствие:

– Здравствуйте, братья! – обратился он с подиума. – Нынешний Совет вновь омрачён войной. Великое сражение на Белых Полях принесло Владыкам победу. Две сильнейшие армии сошлись в битве и отправились за Пелену. Само солнце скорбело о павших… – Оксифур долго описывал трагедию, и с каждым его эпитетом настроение в зале ухудшалось.

Немногие были на Белых полях, и остальные не вполне понимали всей скорби, и только твёрдые слова Магистра убедили их в тяжёлом горе, нависшем над севером.

– Мы встретили врага, равного нам по силе, – продолжил Оксифур, пока зал жадно внимал каждому его слову. – Волки вовсе не вымысел, – Мерион, как и Оксефур, заметил недоумённые взгляды. – Я видел их своими глазами. Облачённые в массивные Волчьи шкуры, и с оскалившимися волчьими головами вместо масок. Они обратились огромными чудовищными волками, мы ощутили их ярость, их безумную мошь, – по залу пошёл испуганный ропот, но Оксифур продолжил пугать всех. – Никогда прежде я не встречал бродячих магов, сравнимых с нами по силе! – он произнёс вслух мысли Мериона. – много веков о Волках ходили слухи на севере. «Лишь сказки для детей» считали мы. Люди звали их фанатиками, верили, что они забирали детей в свою крепость, в вечный хлад и там взращивали новых Волов, суровых, не способных к состраданию!

И всё же, Оксифур не высказал всех переживаний, а передал слово мастерам.

В великой битве на Белых полях Бассов остановили, но не отбросили, и северяне укрепили свои позиции. Граница прошла по самим полям, на запад, к Пеллорским холмам, куда ни одна из армий соваться не стала, и на восток по северной границе Нуреона. Но даже у Трезубца встречались конные отряды Бассов, посланные для грабежей деревень и караванов. На севере поднимались всё новые столбы чёрного дыма. Перемирие не мешало Бассам грабить и сжигать деревни.

– Наступает важный момент стояния на Белых полях, – заключил мастер Висроу. – Войска нуждаются в поддержке, их содержание требует огромных средств, в то время как Бассы живут грабежами.. Я боюсь Владыки решат отступить и покинут земли до Перешейка.

В зале вновь воцарился гул всеобщих обсуждений. Еще никогда за всю историю Владыки не отдавали север Бассам, не отступали за Перешеек. Это будет окончательное и безоговорочное поражение.

Глашатай бесшумно поднялся, но все маги тотчас умолкли. Он легко ступал босыми ногами, глядя вдаль слепыми глазами. Он ни разу не запнулся и не запутался в полах плаща. Глашатай поднялся на подиум и обратился ко всем с едва уловимой улыбкой:

– Владыки приветствуют Вас, и я, Феллуд Оскол, рад говорить от их имени. Суждения и мысли их вам неведомы. Их деяния праведны и непостижимы. Владыки не оставят Север, покуда маги будут им верны… – Феллуд поклонился и покинул зал, не сказав более ни слова.

– Как же так! – возмутился Ориэл Ниронд, когда Глашатай скрылся в темноте под аркой. – Владыки вновь хотят победить нашими силами. Оглянитесь, нас год от года всё меньше!

– Братья мои! – обратился Оксифур. – Наше будущее всецело зависит от решения Владык, и они говорят продолжать войну. Значит мы обязаны. Если все земли до перешейка будут захвачены, деревни и города разграбят, и Алькадия рано или поздно тоже падёт. Нам придется покинуть острова – оплот Ордена с самого основания!

Шепот вновь прошёл по рядам.

– Как вы и говорили, – заметил Грион. – Мастер Мерион, вы считаете, Волки могут быть среди нас?

Мерион только теперь задумался об этом. Слова Гриона заставили его сердце биться чаще. Он лишь на секунду поднял на него взгляд, и вновь вернулся к изучению посоха, скреплённого штифтами и чернёными стальными пластинами.

«Меня Волки не убили, а звали за собой…»

Вечер прервал совет, и уставшие маги разбрелись по комнатам. Но Мерион желал переговорить с Магистром и некоторыми мастерами. Мерион уже поднялся на подиум, когда заметил в зале, помимо Оксифура, Гриона, Мьёрна и Макстора Сантори, также Игонора Фраила, которого вовсе не желал видеть.

– Вы, возможно, как и я, заметили, что Орден поредел, – Мерион окинул всех взглядом, и только Грион понимающе кивнул ему в ответ. – Война исчерпала наши силы, она забрала слишком многих. Мы все – дряхлые старики, и, как долог не был наш век, никому из нас не переступить грань жизни, очень скоро наступит время уйти за Пелену. Только новое поколение магов отчасти решит эту проблему, – Все внимательно слушали, но никто не понимал. Маг встретил взгляд Оксифра и обратился напрямую к нему. – Есть один вопрос, который я должен задать. В мое последнее обучение я хочу взять особенного ученика… – слова не сходили с уст, а ладони уже покрылись мылом, словно он вновь провинился перед мастером Азари, и тот отчитывает его за незаполненную бочку. – Ученицу… Я буду учить девочку.

– Осифур! – возмутился Игонор. – Невозможно, обучить магии девчонку. Мерион, это безумие, разве ты забыл слова мастера Азари? «Их сила иного рода»!

Но Игонор не единственный выглядел поражённым, сам Оксифур смотрел ошарашенным взглядом и не знал, что ответить.

– Всё не так, как нам говорили! – взялся объяснить Мерион. – Да, в Совете есть такое правило, но это вовсе не значит, что учить девочек нельзя! Никому это не удавалось. Обучение им даётся сложнее, ни одна девочка не нашла посох, но я верю в Киартану!

– Ты испортишь ей жизнь, если ничего не выйдет! – вновь, как часто бывало, вступил в перепалку Игонор, но, увидев лишь решимость в глазах Мериона, он обратился к остальным: – Мьёрн, Грион, вы то что молчите, это уже не детские шалости!

– Уверен, Мерион не желает ей зла, – ответил Мьёрн. – Я и сам часто задавался этим вопросом, но мои семь обучений прошли.

– Я не стану мешать, – высказался Оксифур. – Если Мерион решил нарушить правила – пусть будет так, но на её обучение в Ордене согласие должен дать каждый, кто уже знает о девочке.

– Вы и теперь собираетесь потакать его капризам? – поразился Игонор. – Оксифур, разве не ты должен неукоснительно следовать правилам и следить за их исполнением? Я против, даже обсуждать это бессмысленно!

Игонор не стал больше ничего слушать, он поднялся, на секунду задержал взгляд на Мерионе и покинул зал, оставив всех в гнетущей тишине. Но в одном Игонор был прав: нужно и её согласие тоже.

3. Ученики

Колосья ржи стояли выше неё, ветер развивал алые, в свете солнца, волосы и прибивал платье к ногам. Она пыталась догнать солнечные зайчики, радовалась ясному дню и свежести, а мама всего этого не понимала.

Солнце светом и тенью играло в ветвях деревьев, увлекая взгляд. На повороте дороги, у края великого хлебного поля мама следила за ней. Она статно стояла и смотрела вдаль, желая сокрушить горы, её салатовое платье развивалось на ветру, но глубоко во взгляде, томилась печаль, о которой она никогда не говорила.

– Мама! – крикнула Киартана звонким голосом, обернулась и тёплым взглядом заставила Марису улыбнуться. – Посмотри как красиво! Такого прекрасного дня, я еще не видела!

– Да, я вижу… – во взгляде и даже улыбке Киартана заметила фальшь. Мама всегда грустила.

– Нам пора, дочь, – заключила Мариса. – Ветер холодный, того и гляди, продует.

Киартана нехотя вернулась к повозке, посмотрела маме в глаза, спокойно и счастливо, как и всегда.

– Мама, почему ты грустишь в такой день?

Мариса не ответила, а лишь вновь улыбнулась и легко шлёпнула подзатыльник.

– Твои причуды помешают нам приготовить жаркое на ужин! – подбодрила Мариса. – А ты ведь любишь его!

Мама взяла её за руку и посадила в повозку. Она всю дорогу вспоминала этот момент – шум и треск сосен на ветру, словно некто шепчет ей все истины мира, солнечные блики, способные раскрыть любой обман, её рука просвечивается на ярком солнце.

Она знала дорогу – ей нравилось ездить с мамой за покупками в Керник, а по пути разглядывать обочину, уходящие вглубь полей тропы, и одинокие деревья, машущие ей ветвями. Она представляла, будто это великаны зазывают её в свою волшебную страну.

Лошадь медленно тянула повозку на холм, а с востока над половиной неба нависла массивная чёрная туча. Молнии били на горизонте, но гром долго не приходил.

– Мама! – показала Киартана. – мы едем прямо в грозу!

– Всё хорошо, дорогая, – уверенно ответила Мариса. – Мы успеем, если не будешь меня отвлекать.

Киартана умела слушать, но гроза пугала её, волнение нарастало, молнии били всё ближе, а гром приходил уже спустя пару секунд. Первые крупные капли посыпались с неба, когда они проехали массивную деревянную табличку с надписью «Добро пожаловать в Онтари». Киартана всегда удивлялась красоте букв, а тётя Оля однажды сказала, что её написал сам Мастер Мерион, хозяин дома, в котором они жили.