Роботы не умирают (сборник)

Он моделировал ситуации, в которые может попасть человек: автомобильная катастрофа, падение с высоты, выстрел или ножевое ранение. И изготовленная секунду назад модель летела с высоты на бетонный пол, поскрипывала под прессом, отражала пули. Профессор остановился, только когда осознал, что на скелетном каркасе и подключенных к нему протезах уже не остается даже царапин и вмятин, а все механизмы работают безупречно.

Он разработал дополнительные функции для тела Мартина. Из фаланг пальцев механической руки при определенном сигнале выдвигались тонкие и острые шипы.

– Покрытие, которое я разработал уже давно, заменяет и превосходит по прочности и способности к регенерации человеческую кожу, – спокойно размышлял профессор. – Даже если шипы пронзят оболочку, рана не причинит Мартину ни малейшего беспокойства, она заживет в ту же секунду, он даже не успеет почувствовать боли.

Зрение и слух Мартина доставили профессору больше всего хлопот. Тончайшие микрочипы, предназначенные для передачи сигналов в мозг, были готовы только через месяц активной работы. Миниатюрная камера была встроена в искусственное глазное яблоко, практически неотличимое от настоящего, а тончайшие мембраны и усилители были предназначены для модификации слуховых данных.

Тестируя зрение, профессор доводил до совершенства цветопередачу, возможности увеличения и ночного функционирования. На огромном экране он видел, как при желании Мартин сможет различать бактерии в стакане с водой и приближать предметы, находящиеся за сотни километров от него. Настраивая слуховые датчики, он не шел на компромисс и доводил до совершенства восприятие на всех частотах. Мартин сможет слышать, как переговариваются киты под водой, сможет определить точное место источника звука, как бы далеко он ни находился, а главное – он сможет отделить значительное от общего звукового фона.

Колонки, передающие звук, проходящий через слуховые мембраны, взорвались неразберихой звуков. Профессор, поморщившись, нажал несколько кнопок и услышал уже более стройный шум улицы; нажав еще одну комбинацию, он улыбнулся: ему стал отчетливо слышен голос девушки, которая, проходя под окнами клиники, что-то сердито говорила в трубку, и неуверенные ответы юноши, звучащие в ответ.

– Кажется, получилось, – проговорил он. – Но не будем, не будем вторгаться в личную жизнь граждан. – Он улыбнулся и отключил прием сигнала.

«Боже, как многому придется ему научиться», – думал про себя профессор.

Он начинал опасаться, что, оказавшись запертым в этом сверхтеле, Мартин не выдержит психологического давления. И уж точно он никогда не сможет быть прежним. Пережив смерть, ему предстояло родиться заново и заново освоить тело. Причем каждый навык, каждое движение, каждый шаг к нормальной жизни ему предстоит проделывать, преодолевая боль. Захочет ли он жить так? Нужно, чтобы захотел. Не может не захотеть. Это шанс, который дан ему свыше, и отказаться от него, не использовать, когда столько уже было пройдено, невозможно.

Операция, операция, операция… Сколько их было сделано за этот год? Пятьдесят? Больше? Меньше? Профессор сбился со счета. Он знал, что восстановление Мартина идет по запланированной программе. Он заменил органы, которые перестали функционировать. Долго и мучительно заживали раны после ампутации недействующих рук и ног. Тогда они боялись, что он не выдержит. Сколько переливаний крови было сделано тогда! Но Мартин справился, и они смогли приступить к приживлению новых конечностей. Было странно видеть эти невероятно сильные механизмы, соединенные с человеческим телом, неподвижными, безвольно лежащими на больничной койке. Новый глаз, вживленный вместо правого с сожженной роговицей, мог показать ему звезды, кратеры луны, движения рыб под толщей воды. По всем данным глазной аппарат работал безупречно, но Мартин не приходил в сознание. Он мог услышать рост травы, но его мозг не реагировал ни на какие звуки. О том, что он жив, говорили показания медицинских аппаратов – четко вырисовывались неровные волны пульса. Новые легкие функционировали нормально, и аппарат вентиляции уже был не нужен, Мартин дышал сам.

– Это ничего, – пытался успокоить себя профессор, – он справится. Он справился уже со стольким, что будет просто нелепо умереть, не сделав еще пары шагов до финишной ленты. Скоро органы станут функционировать активнее, и мозг отзовется на постоянно поступающие сигналы. Сейчас нам нужен сильный толчок. Нужно помочь Марти проснуться, каким-то образом нужно сделать так, чтобы его сознание, затерявшееся в темноте, захотело пробиться наверх, к свету. Но как?

………..

…Яркий свет бил в окна машины, слепил глаза. Это лето выдалось сухим и изматывающе жарким. В полдень солнце достигало высочайшей точки своего дневного пути и, будто бы само изнуренное жарой, ненадолго застывало в небе. Огромное и белое, оно нависало над городом, готовясь сделать усилие, перекатиться через эту небесную вершину и медленно поползти вниз, к закату, становясь розовее и мягче, ласково трогая крыши домов и кроны деревьев на прощание.

Но сейчас солнце было еще на середине своего пути – слепило, иссушало, раскаляло. Мелани прикрыла глаза ладонью и со вздохом подумала о сломанном кондиционере в их старенькой машине. Мысли в голове ворочались еле-еле, она будто бы перетаскивала с места на место тяжелые и пыльные мешки. На секунду ее укололо беспокойство – они проезжали полуразрушенный дом Стоунов. Мел убрала руку от лица и посмотрела за окно: там, выгибая шеи, будто экзотические животные, экскаватор и бульдозер доламывали останки стен и сгребали куски кирпичей, черепицы, мебели, готовили мусор к вывозу. Теперь это мусор…

Мел вспомнила лицо Мартина. Припухшая губа, наливающийся синяк на скуле, смущенно и при этом радостно приподнятые брови. «Мел, ты придешь ко мне на день рождения? – Я спрошу у мамы». Как она была счастлива в ту секунду! И как боялась выдать свою радость, остаться совершенно безоружной. И как потом решилась. И корила себя за свою решительность, а потом успокаивала. Хорошо, что решилась тогда… Успела.

В зеркало заднего вида Саманта наблюдала за отражением дочери, видела, как потухли глаза, как строже очертилась линия губ, будто бы тень легла на лицо.

– Мел, мне очень жаль. Мартин и его родители… Все это ужасно. Это ужасное несчастье… – Она умолкла, не зная, что еще сказать.

Мелани повернула лицо к матери.

– Мам, я знаю, что Мартин сейчас в клинике его отца. Ты можешь отвезти меня туда? Вдруг я могу увидеть его, вдруг я могу как-то помочь? – Мел смотрит серьезно, в ее глазах не детская игра в траур, это взрослое горе.

– Конечно, я отвезу тебя. Не знаю, можно ли к нему сейчас… Но мы хотя бы попробуем, да? – Саманта ободряюще улыбается и выкручивает руль, разворачивая машину.

– Спасибо. – Ответная улыбка, та, детская, редкая в последнее время, которую Саманта так любит.

Они минуют особняки и выезжают на широкую улицу, где через каждые десять метров очередной плакат напоминает, что «голосуя за Хайдена, ты голосуешь за правду». Мэр серьезно смотрит с растяжек, прижав жирный подбородок к тугому белому воротнику.

– Как тебе этот, Мел? Хорош? – Саманта с усмешкой кивает в сторону очередного плаката.

– Противный. Да какая разница?

Она отворачивается. Ей противно не только его звериное лицо, его полумертвый взгляд, ей противны все эти приближенные к власти люди. Что они могут обещать, если в их городе может произойти то, что произошло с Марти и его семьей? Как они смеют говорить о чем-то? Фотографироваться в дорогих пиджаках и тесных отглаженных сорочках, когда Мартин прикован к кровати, когда родители и друзья его семьи мертвы? Даже дети не верят в то, что это несчастный случай. Не стоит и думать об этом мэре и ему подобных. Они того не стоят.

На территорию клиники их машину пропустил вежливый охранник. Светлое современное здание, окруженное зеленью, не казалось чем-то страшным, хранящим боль. Мужчина средних лет, насвистывая, подметал парковую дорожку, ведущую ко входу.

– Не волнуйся, я дальше сама. Тебе ведь еще забирать мальчишек. – Мел быстро чмокнула маму в щеку и открыла дверь.

Саманта не успела ответить. Ее дочь как всегда была права. Она запоздало крикнула в открытое окно:

– Будь осторожна, не пропусти свой автобус! – И сразу почувствовала себя немного беспомощной, потому что думала просто: «Будь осторожна».

Мелани быстро пошла ко входу. Она немного робела и не хотела давать неуверенности преимущества: в таких случаях нужно скорее действовать, иначе робость наберет силу и возьмет верх. Она уже была готова взбежать по лестнице и решительно открыть дверь, как споткнулась, увидев на газоне согнутого в три погибели человека в белом халате. Странный доктор опустился на колени, голову, насколько это было возможно, приблизил к земле, сосредоточенно рассматривая что-то, оказавшись в нелепой и какой-то детской позе.

– Вы что-то потеряли? – Мел сделала шаг к мужчине. Тот рассеянно повернул голову к девочке и поправил сползшие очки.

– Да нет. Вот, наблюдаю, – он смущенно улыбнулся. – Муравей тащил соломинку, а потом остановился, положил ее. Наверное, устал. И тут же подбежал другой муравей, решил помочь товарищу. Теперь они несут эту соломинку вдвоем. Интересно, да? – Он доверчиво, совсем по-детски посмотрел на Мелани. И она не смогла сдержать улыбку.

– Правда, интересно. Мартин говорил, что у муравьев коллективный разум.

– Верно, верно, – профессор закивал и начал подниматься с колен. Его рассеянность улетучилась, и теперь он серьезно рассматривал Мелани.

– А можно ли узнать ваше имя, юная леди? – спросил он галантно и немного шутливо.

– Я Мелани. Мы с Мартином учимся вместе, в одном классе, я сижу за соседней партой, той, что ближе к окну. А вы его дедушка, верно? Профессор кибернетики. Он мне о вас рассказывал. Скажите, можно увидеть его? Я не буду мешать, я буду совсем тихой. – Мелани выпалила все это одним махом и замолчала, чувствуя, что краснеет. Ну почему она такая несдержанная?

Профессор Стоун быстро закивал в ответ:

– Да, да, конечно, пойдемте. Зачем я буду мешать вам? Я очень рад, что у Мартина есть такой друг. Настоящий друг.

Он повел девочку ко входу, стараясь не делать слишком больших шагов. Несмотря на его усилия, Мелани все равно почти бежала, чтобы поспевать за ним. Сердце колотилось у горла, то ли от спешки, то ли от волнения. Сейчас, совсем скоро она увидит Мартина. Интересно, как он выглядит после всего случившегося? Наверное, он очень худой. А что она скажет ему? Ни в коем случае не упоминать родителей. Нужно будет рассказать о школе, ведь он так много пропустил, а скоро начнется новый учебный год. Вместе они быстро все нагонят! Скорее бы увидеть, как он улыбается…

Она не заметила, как, миновав белоснежные коридоры, они с профессором оказались перед дверью в палату. Профессор помедлил немного и открыл дверь, пропуская девочку вперед.

– Не бойся. Он чувствует себя лучше, чем может показаться. – Слова профессора едва донеслись до Мелани, будто она была где-то очень далеко. Она увидела Мартина. Осунувшееся лицо, бесстрастное, с закрытыми глазами, с торчащей изо рта трубкой. Безжизненная рука на покрывале повернулась кверху ладонью, беззащитно обнажив синеву вен и иголку капельницы. Мелани испуганно смотрела на пустоты под одеялом в тех местах, где должна была покоиться вторая рука, ноги Мартина. Она рассуждала, о чем с ним поговорить! Боже, как глупо, как нелепо, как страшно! В носу защипало, и глаза налились горячими слезами, чуть качнуть головой – и они прольются, потекут по щекам.

– Дедушка, он будет ходить? – Пытаясь оставаться взрослой и сильной, а не расплакаться в голос, сев на пол прямо здесь, в палате, она забыла про вежливость и назвала профессора этим домашним словом, так идущим ему.

– Ну что ты, что ты! Конечно, будет! Конечно, и ничего страшного здесь нет. Посмотри, какие у него теперь есть протезы. Получше твоих настоящих рук и ног. Будет и ходить, и бегать, и танцевать. Все будет хорошо, выше нос, Мелани! – Он аккуратно приподнял ее подбородок.

Мелани улыбнулась его словам и чуть сердито стерла со щек слезы.

– Я буду помогать! Можно, дедушка? За Мартином сейчас нужно ухаживать, а кто же должен это делать, как не друг? Я справлюсь, обещаю!

Профессор неуверенно посмотрел на девочку.

– А как же школа? И что скажут твои родители?

– Я буду приходить после уроков. А мама разрешит, я уверена! – Глаза Мелани засияли, она уже знала, что профессор согласится, что она сможет помогать Мартину выздоравливать, что уже завтра она придет сюда снова.

– Ну, хорошо, Мелани. Я не возражаю, если это не будет отвлекать тебя от учебы и домашних дел. А сейчас надевай халат, ты в больничном помещении, а Мартину нужно принимать лекарство. – Профессор говорил это, озабоченно набирая в шприц синеватую жидкость из ампулы. Мелани серьезно следила за каждым его жестом. Она не замечала, что халат ей велик, ей было не страшно смотреть, как игла входит в светлую кожу Марти, она уже полностью погрузилась в эту серьезную и деловитую атмосферу больницы, где каждая минута – для этого тонкого мальчика на взбитых подушках, а глупым вздохам и страхам просто нет места.

Такие и потянулись дни – дни для Мартина. Летом Мелани вставала утром, делала домашние дела и бежала на автобусную остановку, чтобы скорее отправиться в клинику. Братья на лето остались с бабушкой, и она была совсем свободна. Когда началась учеба, стало сложнее, но она все так же бодро открывала дверь в палату Марти и надевала белый халат, только теперь уже не с раннего утра, а после обеда. Она оставалась в клинике до вечера, помогая медсестре, профессору, просто разговаривая с Мартином.

Сегодня, как обычно, она вошла в палату, будто освещая ее – солнце так играло в ее волосах, отражалось в глазах, что она сама казалась домашним солнцем, по крайней мере солнечным зайчиком. Она проверила данные аппаратов (этому она научилась уже давно) – стабильно. Она привычно уселась с ногами на кушетку рядом с кроватью Марти и принялась рассказывать о прошедшем дне. Она рассказывала, помогая себе жестами и движениями бровей в наиболее эмоциональных моментах, затем достала книгу и стала читать. Она старалась отгонять от себя усталость, но голова сама клонилась к валику кушетки.

«На три минуты», – подумала Мелани и сдалась.

Но и во сне она видела эту палату, видела Мартина, лежащего неподвижно, себя, сжимающую его руку. Мелани настолько погрузилась в эту неподвижную жизнь, что сны ее превратились в последовательное переживание уже пережитого, будто видеозапись, поставленная на постоянный повтор. Как было страшно, когда у Марти случился тот приступ… Она заново видела себя рядом с его койкой, слышала свой голос.

– И мистер Сандерс, Том Сандерс, помнишь его? Он открыл секцию карате. Как только ты окрепнешь, пойдем туда вместе, он сказал, что возьмет меня, если я захочу. О тебе спрашивают учителя. А еще я сегодня читала книжку про НЛО, мне кажется, тебе бы понравилось. Только я не понимаю, почему они не хотят с нами общаться? Просыпайся скорее, Марти. Я бы так хотела поговорить с тобой обо всем этом.

И тогда она взяла его за руку. Она и раньше так делала, когда проверяла пульс, когда меняла капельницу, но почему-то ей было неловко брать Марти за руку просто так, ей это казалось чересчур сентиментальным. Но сейчас она забылась и взяла его за руку, как если бы они шли рядом, как прежде, будто ничего и не было. И тут тело Мартина неестественно выгнулось, откинулась голова, плечи развело в стороны. Мелани кричала о помощи и пыталась удержать изгибающееся тело. Конвульсии ломали Мартина, из его рта пошла пена, он хрипел, а все датчики будто сошли с ума, мигая красными лампочками. Ломаная кривая его сердечного ритма вдруг превратилась в тонкую нитку, тянущуюся под оглушающий высокий сигнал, а Мартин обмяк на койке.

– Дедушка! Скорее! – Мелани кричала, не замечая слез, катящихся по щекам.

Профессор уже вкалывал мальчику какой-то стабилизирующий препарат, но сердечный ритм не восстанавливался, продолжая свою высокую ноту неподвижности.

Мелани наклонилась к Мартину, она только сейчас ощутила, как легко он может уйти, оставив ее один на один с этим городом, школой, кошмарными снами и страхами.

– Мартин! Мартин, прошу тебя, не надо! Мартин, я же так не смогу! – Она кричала, наклонившись к койке, вцепившись в его руку.

– Мартин, ты слышишь меня? Ты должен быть сильным, ты должен жить. Нельзя сдаваться сейчас. – Профессор говорил негромко, голос его слегка подрагивал, он напряженно смотрел в лицо Мартина. Оно было бледным и бесстрастным, совсем лишенным жизни.

Профессор опустился на колени и обхватил плечи внука руками, он шептал ему на ухо:

– Не умирай, прошу, не умирай, ты нужен мне, ты мне очень нужен. Мальчик мой, прошу.

Мелани молча смотрела на них, забывая вытирать слезы, ее рот кривился от беззвучных рыданий, а она даже не замечала этого. Мартин умирал, и больше ей ни до чего не было дела, он умирал на ее глазах, а она не могла помочь, могла только молить его вернуться, молить Бога или тех разумных существ, что сотворили этот мир.

Профессор умолк, все еще стоя на коленях перед Марти. Тишина слилась с единой нотой, обозначающей смерть, – и вдруг прервалась. Прервалась бесконечная нота, тишина, смерть – так просто, всего лишь небольшой штрих на мониторе вместо прямой линии означал, что сердце Мартина забилось, означал новую надежду, веру, счастье, жизнь.

– Он жив! Профессор, он жив! – кричала Мелани, не помня себя.

– Спасибо, спасибо мой мальчик. Ты справился, ты смог, спасибо тебе. – Профессор осторожно пожал плечо Мартина. Он медленно поднялся с колен и подошел к окну.

– Теперь все будет хорошо, дедушка? – Мелани взволнованно следила за ним, не понимая, рад ли он.

Голос профессора звучал хрипловато, он ответил, не поворачиваясь:

– Да. Я надеюсь, что да.

Он надеялся, но он ничего не мог знать наверняка. Мартину предстояло перенести еще окончательное подсоединение протезов, его мозг будет соединен с компьютером… Никто не мог сказать, преодолеет ли он это испытание.

Мелани проснулась и резко поднялась на кушетке. На лбу выступила испарина, а щеки были мокрыми от слез. Она посмотрела на Мартина – он так же спокойно лежал на белых простынях, голова утопала в подушке, но он был жив, он был жив, а это значило, что он все еще борется. Она подошла к нему и аккуратно погладила его беззащитно раскрытую ладонь. Жаль, она не может отдать ему часть своих сил. Мелани снова легла и закрыла глаза. Вот бы заснуть без снов, просто отключиться и на несколько часов забыть обо всем.

Она не видела, что в эту минуту у Мартина дрогнуло левое веко, свело судорогой бровь. Подключенный к мозгу Мартина процессор вышел из режима сна и заработал. На мониторе открылся новый документ. На чистой странице появилась точка, затем еще одна и еще. Курсор перескочил на следующую строку, и на ней начали появляться буквы: сначала медленно, а затем все быстрее, будто бы ребенок начал бить ладонями по клавиатуре. Лист заполнился бессмысленным набором знаков и тут же очистился. На чистой странице заново начали появляться буквы, которые на этот раз складывались в слова: «Это Мартин. Я слышу вас. Ответьте мне!» Послание оканчивалось строкой восклицательных знаков. Если считать, что восклицательный знак – возможность выразить повышение тона, то Мартин кричал изо всех сил, срывая горло, но показать это мог, только расцарапав чистую строку этим частоколом палочек и точек.

Утром профессор прошел мимо монитора, сонно потирая небритые уже два дня щеки. Он проводил в клинике по несколько суток в эти дни. Его взгляд невидяще скользнул по монитору, посланию Мартина. Он посмотрел на девочку, спящую на кушетке, подложив ладонь под щеку. Приоткрытый рот, веснушки на носу, длинные ресницы подрагивают во сне – совсем малышка. Профессор вздохнул и с сожалением прикоснулся к ее плечу.

– Мелани, девочка, пора просыпаться. Мэри приготовила поесть, а Рон сможет подвезти тебя до школы.

Мел, будучи еще в полусне, начала подниматься, шарить ногами по полу в поисках обуви. Но осознав, что она еще не опаздывает, хорошенько потянулась и взъерошила свои рыжие волосы, запустив в них пальцы.

– Кажется, сегодня хорошее утро, да?

Профессор улыбнулся. И откуда только в ней эта энергия, этот свет? Чтобы он делал без этой малышки…

– Теперь-то уж точно хорошее, – мягко ответил он, но тут же добавил серьезно: – После уроков зайди домой, узнай, как дела у мамы. Я совсем отнял тебя у нее.

– Конечно, зайду. Но не волнуйтесь, мама справляется и без меня. Она все понимает.

– Хорошо. Так, теперь не спорь. – Профессор достал из кармана несколько денежных купюр и протянул их Мелани. – Я нанимаю тебя на должность медсестры, на полставки.

– Но я же просто хочу помогать Марти. Мне не нужно за это платить.

– Я знаю, но у нас не хватает персонала, а ты делаешь работу, за которую мы обычно платим. Ты думаешь, эти деньги будут лишними? Или они тебя недостойны? Пожалуйста, давай ты не будешь меня обижать и сама не станешь обижаться – и все будет хорошо.

Мелани нехотя засунула купюры в свой школьный пенал.

– Я отдам их маме, можно?

– Это твои деньги, ты можешь распорядиться ими на свое усмотрение, – пожал плечами профессор. – Ну что? Новый день, новые дела! Что там у нас с утренними показаниями?

Мелани молча смотрела на монитор. Она вопросительно перевела взгляд на профессора, будто пытаясь понять, может ли это быть шуткой, затем снова пробежала глазами слова на экране.

– Ну, что там такое, Мелани? – профессор заглянул ей через плечо. Он прочитал текст, и сердце сразу же застучало очень громко, отдаваясь в голове, в груди, в пальцах. Он выдохнул и попытался успокоиться.

– Мелани, девочка, подумай сейчас хорошенько и скажи: ты написала это?

– Нет! Я ничего не трогала! Это значит… – Мелани испуганно, не веря в происходящее, оглянулась на профессора. – Мартин…

Профессор ввел какой-то код и начал быстро печатать: «Мартин, это дедушка! Ты здесь?»

Он и Мелани не отрывали взглядов от монитора. Мелани вцепилась в рукав профессора, ее губы беззвучно шевелились. В таком напряженном ожидании прошла минута. Мелани разочарованно опустила плечи, смущенно убрала руку, осознав, что помяла белоснежный халат профессора. Тот досадливо поправил очки.

– Прости, моя девочка, мне показалось, что ему удалось… – Он прервался. Вдруг на экране снова начали появляться буквы. Они заполнили всю страницу, затем последовательно удалились. И на первой строке чистого файла появились слова: «Я здесь! Я могу отвечать! Я могу!»

Мелани закричала так, как это умеют только тринадцатилетние девчонки, и повисла на шее профессора. А тот обнял ее и все перечитывал слова на мониторе, не веря своим глазам.

Мелани, будто опомнившись, подбежала к Мартину, по-прежнему лежащему на больничной коке. Она ожидала увидеть изменения в его лице, но оно было прежним – белым, безучастным, неживым.

– Я знала. Я знала, что у тебя получится, Марти, – прошептала она ему в самое ухо. – Ты молодец!

– Мелани, – голос профессора прозвучал бесцветно. – Мелани, я не знаю, как ответить.

Она прочитала новое сообщение, высветившееся на экране: «Дедушка, а где папа и мама? Где маленький Ларри?»

– Мы не можем скрывать от него. Но… – Профессор еще раз взглянул на осунувшееся лицо мальчика, на его строгие тонкие губы.

– Мы должны сказать.

Мелани решительно придвинула клавиатуру и начала набирать: «Мартин, дедушка и Мелани здесь, с тобой. Но произошла катастрофа. Папы, мамы и Ларри больше нет. Будь сильным. Мы любим тебя». Она посмотрела на профессора, ожидая, что он остановит ее, но он молча смотрел на монитор. Она отправила сообщение, ощущая при этом, будто запустила в беззащитного друга камнем.

«Иначе нельзя», – стучало в ее голове.

Монитор белел пустотой страницы. Моргал курсор, ожидая появления новых символов.

Профессор повернулся к Мартину и увидел, что из его левого глаза из-под ресниц текут слезы, сбегают по виску и теряются в волосах.

– Тебе придется быть сильным, мой мальчик, так уж случилось, – тихо шепчет он. – Так уж случилось…

Мартин не выходил на связь весь день. Мелани подходила к монитору, но только курсор продолжал глупо подмигивать, будто обещая новые буквы. Она вставала ночью, но монитор так же светился белым. Следующие день и ночь Мартин не давал о себе знать. Не выдержав ожидания, Мелани набрала сообщение и после долгих терзаний отправила ему: «Мартин, скажи что-нибудь. Мы с дедушкой здесь, мы по тебе очень скучаем!» Она смотрела в монитор с отчаянным ожиданием, но курсор продолжал тихо подмигивать, и ни слова не появлялось в ответ…

………….

…Мартин не ощущал своего тела, он будто бы пребывал в огромной светлой комнате, где не было видно ни пола, ни потолка, ни стен, хотя они, конечно же, были, иначе что же это была бы за комната? Сообщение Мелани прозвучало в его сознании. Это произошло так странно: он видел слова, но не слышал голоса. Он вдруг понял, что эти слова были адресованы ему, и он мог ответить на них, лишь сосредоточенно подумав об этом. Сейчас ему было так пусто, что отвечать что-то казалось просто сверхъестественным действием.