Дар древних

Опираясь на руку Малюты, из пошевней вышел царь, и чуть не по колено проваливаясь в снег направился к монастырю.

Опричники, не терявшие времени даром, выгоняли из келий, на заснеженный двор монахов. Подгоняя их пинками, оплеухами, да ударами сабель плашмя, они сгоняли их в кучу и тут же вязали им руки пенькой. Окровавленные бороды монахов застывали на морозе.

– А мы пожалуем к настоятелю в гости, – оглядывая затоптанный множеством сапог и покрытый бурыми пятнами двор произнес царь.

– Сильно не озоруйте, – добавил Скуратов, глядя на то, как несколько человек выволакивают из хлева исходящую испуганным протяжным воем корову.

Марья потихоньку приходила в себя. Находиться в сознании одного человека и управлять им было не так энергозатратно. Сложно, но посильно. Обладать же разумом многотысячного войска оказалось для нее за гранью способностей и умений. Она справилась, только благодаря огромному желанию, нечеловеческому усилию и силе воли, но сейчас ничего не могла, кроме как наблюдать за всем, глазами Ондрюши. А богатырь чувствовал себя как ни в чем не бывало. Он уже позабыл о бешенной скачке в лесу и свое, похожее на лихорадку состояние. Сейчас же, оставшись практически без стороннего контроля, пока Марья восстанавливала силы, Ондрюша чувствовал сил прилив, и ему не терпелось куда-то их выплеснуть. Рассматривая сбитых в кучку монахов, он заметил, что некоторые из них шепчут молитвы, глядя на колокольную звонницу. Истолковав это как знак и глупо улыбаясь, Ондрюша потопал в сторону небольшого, но крепкого на вид строения, на ходу довольно потирая руки. Обхватив опорный столб, и упершись каблуками сапог в мерзлую землю, Ондрюша рывками начал его раскачивать. Толкая опору снова и снова, богатырь поворачивался то спиной, и отталкиваясь ногами наваливался всем своим не малым весом на сосновое бревно, то опять обхватывал его своими ручищами и тянул, толкал, рвал, не жалея содранной кожи и тянущих жил. Отплевываясь, отдуваясь, мотая головой, чтобы стряхнуть с себя наплывающую мутную пелену усталости, застилающую глаза, он не останавливался, не мог остановиться, в нем бушевал дух сопротивления. Не понимая, что разум его занят другим человеком, он силился справится с этим ощущением, выгнать прочь, беспорядочно мелькающие чужие мысли. Пока Марья не могла его контролировать, ее собственные мысли назойливым комаром точили разум Ондрюши. Беспорядочно зазвенели колокола, послышался хруст, звонница накренилась, лопнула перекладина, на которой висел самый большой колокол – «благовестник». Падая, он протаранил балку, и верх конструкции начал складываться под тяжестью многопудовых колоколов, осыпая их, с горестным звоном на стылую землю. На страшный грохот из храма выскочил Малюта, следом вышел царь в сопровождении игумена.

– Господи помилуй! – размашисто крестясь прошептал настоятель, сбегая по ступеням и торопясь к опрокинутой звоннице. Скуратов выставил руку, чтобы не дать ему пройти, на что царь остановил его словами:

– Пусть полюбуется, что происходит с теми, кто прикрываясь набожностью творит не угодные богу и царю дела.

Игумен, еле сдерживая слезы, приблизился к стоящему рядом с поваленной звонницей великану.

– Сын мой…, – задрав голову вверх и силясь его рассмотреть шептал он. – Сын мой… Помоги те Господи! Спаси и сохрани!

Ондрюша посмотрел вниз на бубнящего что-то монаха и наклонился, чтобы расслышать о чем тот говорит. В ушах у него гулко ухало, от не спавшего еще напряжения. Из ноздрей капала кровь и заливала бороду. Глаза, как у разъяренного быка, налились красным. Пригнувшись так, что его лицо стало вровень с лицом игумена, Ондрюша замер, внимательно его разглядывая, как рассматривают диковинную букашку, неожиданно севшую тебе на руку. Игумен вперился взглядом ему в глаза, не в силах оборвать эту зрительную связь. В глубине зрачков великана плескалось нечто, до боли знакомое игумену. Он всматривался, тянулся к нему, придвигался все ближе, пока не понял, что глаза, в которые он смотрит-мертвые, а жизнь, таящаяся там, внутри, теплая, знакомая. Он отшатнулся от осенившей его догадки, с застывшим, так и не произнесенным именем на устах. Запнувшись о торчащий обломок бревна он не удержал равновесие и рухнул, виском приложившись аккурат к ободу лежащего на боку колокола.

Глава 18

Деликатно звякнуло оповещение. Тит, лениво дожевывающий пирожок, выглянул из кухни.

– Одно новое сообщение, – прочитал он. – Захар что-ли? Решил похвалиться, что хозяина его по телевизору вчера показывали? Знаю, видел. Дурак дураком! Но похвалю, чего уж, Захару приятно будет.

Вытерев руки и вытряхнув в раковину крошки из бороды, Тит не спеша подошел к компьютеру, аккуратно переложил спящую Машку из компьютерного кресла на диван, уселся поудобнее и открыл сообщение. И тут же вскочил как подорванный, опрокинув кресло и напугав Машку.

– Ах ты ж вона хто мне пишет. Ну конечно, именно тогда, когда Аннушка в воспоминаниях третий день, нужно писать, а до этого столько времени чего он там себе думал? – распалялся Тит, нажимая кнопку видеозвонка.

– Тит, дружище, наконец-то мы можем поговорить, – улыбаясь глядя в экран сказал Афоня.

– Я уж Афанасий и не чаял вас услышать, – ехидно заявил Тит.

– Ну не злись, не злись! Не виноват я. Без связи был. Не с чего тебе писать – звонить-то было.

– А сейчас как пишешь? – понемногу успокаиваясь, но все еще недоверчиво уточнил Тит.

– Компьютер новый хозяин купил, вот и пишу. Ох что тут, Тит, было! Мой-то приехал в тот раз, злой как черт! Тфу, тфу, тфу! – раздалось с обеих сторон экрана. – С ведьмой они какой-то разбирались. Та живет у черта на рогах. Тфу, тфу, тфу, – снова отреагировали оба домовых. – А все городки вокруг нее, стонут. Вот и поехал мой с товарищем своим. Тот помоложе, опыта меньше, в общем, не справился, – горестно вздохнул Афанасий. – Мой-то ведьму пришиб, когда понял, что по-другому не получится, только молодого спасти не успел. Приехал домой, рвал и метал. В компьютер телефоном запулил, так оба в дребезги. Потом в запой ушел. Уж и не знал я, когда оклемается. Как чуть в себя приходить начал, я, ну чтобы отвлечь значит, рассказал ему, что древняя появилась, – с виноватым видом закончил он.

– Ох, да уж, дела. А что ведьма та, сильно начудила? – сочувственно поинтересовался Тит.

– Да не то слово. Жила древними обрядами, давно запрещенными. Сердца человечьи жрала, да младенцев…, – Афоня замолчал передернувшись. – А мой-то, в запое, меня поколотить пытался, чтоб я ему бутылку дал.

– Смог? Поколотил? – ошарашенно спросил Тит.

– Да ага, щас! – горделиво приосаниваясь ответил Афоня. – Еще чего? Чай не маленький. Увернулся я и спать его отправил. Как проспался даже не помнил, что на меня замахивался.

– А откуда ж ты, поросенок, про древнюю узнал? – воскликнул, опомнившись, Тит. – Компьютера-то у тебя не было, а новость эту мы и сами только недавно узнали.

– Тит, ты шутишь, иль дураком прикидываешься? – покрутил у виска Афанасий.

– Я те дам дурак! Наговорил мне гадостей, пропал, а теперь плетешь невесть что. Да ты сам в своем вранье запутался. Как ты про древнюю мог узнать? Отвечай! – не на шутку разозлился Тит.

– Да Анна твоя древняя и есть! – выпалил Афоня, поняв, что Тит действительно не знает правды.

– Ну что ты несешь? – возмутился Тит. – Какая древняя? Ну да, ведьмачья жилка в ней была. Так до того, как она дар получила, она даже не знала об этом. Дар древних она получила, это да. А кровь древних-то откуда? Чего ты все в одну кучу приплетаешь?

– Ты успокойся и сядь послушай, – примирительно попросил Афанасий. – Я-то постарше тебя буду и знаю, что у древних особая метка есть. Ведьмы-то и не видя этой метки древнюю чуют. А все остальные, только по одному признаку и отличают. Ты, Тит, неужто не замечал какие необычные у твоей Аннушки глаза? Два золотистых пятнышка, в каждом глазу. Будто один глаз отражает другой. Это символ древних и есть. Как солнце сияет энергия людей, и как солнце сияет энергия тех, кто за кромкой. Одни не должны жить без других. В этом есть равновесие и баланс. Никто не должен превосходить. Неужто и правда ты не знал об этом знаке?

– Я знал, что у древних есть особенный знак, но сроду не знал какой. И уж точно не знал, что Аннушка… Что у нее… Афоня, – промямлил Тит жалобным голосом. – Это что ли правда? Моя Аннушка одна из древних? Почему же об этом раньше известно не стало? И как же мне теперь быть?

– В каком смысле как тебе дальше быть? – удивился Афанасий. – Да так же, как и раньше. Заботиться, по хозяйству хлопотать… Да что ты, в самом деле, свои обязанности позабыл? Так переживаешь, будто тебя к простым людям, родства не помнящим, отправили. Это такая же ведьма, ну только посильнее других будет.

– А ведь я должен был догадаться, – каялся Тит, взъерошивая волосы на голове, от чего они стояли дыбом. – Она ведь все на лету схватывала. У нее все получалось с первого раза. Я ж с Марьей-то жил только последние пару сотен лет, с преемницей ее долго, но та простая ведьма была и училась с самого детства. А тут Аннушка, дар только приняла, а уже и жизни людские спасает, и с колдуном собралась воевать. И все так легко, что и у нее, и у меня вопросы возникли. Только я подумал, что это от того, что она, принявши дар, свои ведьмачьи способности пробудила, что в ней до этого времени сидели. Вот из-за двойной силы и уменья такие. А оно вона как все…

– Да успокойся ты, Тит! Что ж ты так всполошился? Тебе повезло! Ты знаешь хоть одного домового, живущего у древней? Вот, то-то же! – глядя на приосанившегося Тита закончил Афанасий.

– Но ты-то сам как считаешь, справится она одна с колдуном? Ведь опыта у нее действительно нет, хоть и силы, как оказалось, в достатке, – с надеждой посмотрев на собрата спросил Тит.

– На самом деле, когда я рассказал хозяину своему про древнюю, и про то, что она сделать собирается, я упомянул о ее неопытности. Намекнул, что она хотела бы в напарники заиметь опытного ведьмака. А чтобы он не отказался, я напомнил, что древнюю, даже совсем неопытную, убить не так-то просто, так что они вдвоем точно справятся. И ему точно будет полезно узнать ее поближе. Ведь раз появилась древняя грядут перемены. Всяко лучше заранее знать, что можно от нее ожидать.

– Ты на чьей стороне? – вскинулся Тит.

– Я, на стороне своего хозяина, конечно, – гордо ответил Афоня. – А как ты думал? Но ведь ты сказал, что Аннушка твоя хочет мира. Что она добра и сострадательна. Так разве плохо если ведьмаки узнают, что появилась та, кто сможет приструнить ошалевших от силы и власти ведьм и колдунов? Да они за нее горой встанут.

– Ну если посмотреть с этой стороны, – задумчиво сказал Тит. – Только ты пока никому больше о том не говори. Сначала надо самой Аннушке об этом рассказать.

– Да я и не собирался, – махнул рукой Афанасий. – И хозяин мой, пока сам с ней не познакомится и не поймет, что она из себя представляет, не будет об этом распространяться.

Попрощавшись с Афоней, Тит не находил себе места. Снова и снова заглядывал он в спальню, где в состоянии близком к коме, лежала Анна, впитывая воспоминания своей предшественницы Марьи. Больше всего Титу хотелось рассказать Анне о невероятной новости, которую он только что узнал. Но еще, ему очень хотелось рассмотреть повнимательнее те самые знаки, два золотистых пятнышка в глазах, которые он видел много раз, но даже и не предполагал, что за этим скрывается. Успокаивая себя и придумывая снова и снова, как он скажет ей об этом и как она удивится, что ответит или возразит, Тит ловил себя на мысли, что у него просто руки чешутся от желания приоткрыть ее глаз и взглянуть на пятнышко. Похоже ли оно на самом деле на солнце, как сказал Афоня или это просто метафора? Одергивая себя, он ругал свою глупость и несдержанность, но через некоторое время снова приближался к спящей Анне, склонялся над ней и жаждал, чтобы ее веко дрогнуло.

Его желание стало настолько сильным, что он уже не мог с ним совладать. Тит протянул руки к закрытым глазам Анны, и уже почти коснулся век, когда бесшумно подбежавшая Машка толкнула его башкой в ногу и злобно зашипела. Тит, с перепугу, взвился в воздух и громко плюхнулся бы, но в последний момент исчез и грохот послышался уже из кухни. Потирая ушибленное седалище, Тит, приходящий в себя от наваждения, подошел к спальне, тихонько притворил дверь и виновато поплелся в ванную за тряпками и ведром, чтобы чем-то себя занять, пока его Аннушка не вернется из сна.

Интерлюдия

Подъезжая к небольшой богатой деревеньке, Марья увидела, что опричники, ехавшие далеко впереди и подготавливающие путь царю, и здесь уже расстарались.

– Смотри-ка, купцы да торговцы повылезали из своих нор, чтобы поприветствовать своего государя, – ухмылялся Иван Васильевич, кивая Малюте на сваленные в сани окровавленные трупы.

Марья с глубокой тоской смотрела на сложенные горкой отрубленные головы. Плаху соорудили из огромной мясницкой дубовой колоды, притащенной из торговых рядов. Палач, беспрерывно работающий топором, весь взмок, а вокруг колоды уже была застывшая горка из натекшей крови. Каждый раз подволакивая осужденного на казнь, помощник палача оскальзывался на этой горке, машинально расставляя руки в желании ухватиться за стоящую рядом колоду и застывая, с ужасом смотря на руку, которой чуть не прикоснулся к осклизлому красно-черному месиву. Высоко задирая голову и косясь на исходящую паром колоду, осужденные вынуждены были ложиться щекой в эту жижу. Получая оплеухи и болезненные тычки, сопротивляясь до последнего, выматывая своих палачей, они не могли избежать своей участи. Головы кидали в кучу, выросшую уже по пояс, а тела оттаскивали и складывали в сани.

– Челом бьют! – поддержал его шутку Малюта.

С трудом проехав по заваленной трупами, смердящей мясом, испражнениями и смертью площади, колонна двинула дальше. До Твери осталось несколько верст. Марья с болью в душе прикрыла глаза, когда услышала позади себя полные тоски и безысходного ужаса, захлебывающиеся крики матерей. По щекам великана непроизвольно потекли слезы.

Глава 19

Ветерок игриво приоткрыл занавеску и кухню залило ярким полуденным солнцем. Тит подставил заросшие щеки под солнечные лучи и зажмурил глаза. Рядом нежилась Машка, распластав лапы по нагретому паркету.

– Как удивительна жизнь, – думал Тит, глядя на бурно растущую зелень за окном, – Разве мог я представить, что за какие-то сто лет жизнь может измениться до неузнаваемости. Самолеты, интернет… а я так скучаю по моей маленькой, грубо сколоченной скамейке возле дома. По запаху липы и трав. Смотрит сейчас Аня на Марьюшку, видит нужное, важное, горькое. Учится, запоминает. Но заметит ли она ее ласковую улыбку и нежность сердца, скрывающуюся за строгостью взгляда? Как хочется мне еще хоть разочек услышать ее зов. Всю жизнь я думал, что она и не замечает, как я старался ей угодить, а она так тепло меня благодарила за все прожитые вместе годы, за то, что я всегда был надежной опорой. Сказала, что за всю ее долгую жизнь не было никого ближе, чем я да Аннушка, а ведь я считал, что она высокомерна. Как жаль, что…

– Тит! – раздался рядом шипящий зов.

Тит поднял голову, из-за нахлынувших воспоминаний не совсем еще понимая, где он находится.

– Тит, Виктор приехал, – лениво перекатившись набок и зажмурив один глаз сказала Машка.

– Точно! Вот я лапоть старый! Замечтался и не почуял, – Тит, хлопнув себя по коленям поднялся и по-стариковски пошаркал к входной двери.

– Привет, дружище! – протянул руку Виктор, зайдя в коридор.

– Проходи, – безразлично кивнул Тит, пожимая протянутую ему руку.

– Ты чего такой кислый? Случилось что?

– Нет. Кроме того, что уже шестой день заканчивается, а Аннушка еще в воспоминаниях, ничего. Кроме того, что я тут сижу и не знаю, что нам делать – ничего. Кроме того, что я схожу с ума от этой неизвестности – ничего! – сорвался на крик Тит.

– Эй, успокойся! Да, я тоже переживаю. Столько новостей! Столько событий, которые мне необходимо с ней обсудить. Столько всего изменилось и нам сейчас нужно придумать новый план и действовать, но принять решение без нее я не могу.

– У меня тоже есть новости, которые мне не терпится ей рассказать, – Тит громко вздохнул.

– Поделишься? И может мы пока придумаем план, который сможем ей предложить, когда она проснется? Я один его не составлю из-за того, что не очень понимаю возможности колдуна, которого мы ищем, но ты мне можешь в этом помочь.

– Это касается ведьмака. Не о чем особо рассказывать, кроме того, что ведьмак в нашей команде, и теперь только ждет, когда Аннушка проснется, – сказал Тит, думая, что Виктору точно не нужно знать о том, что Анна одна из древних. Во всяком случае он должен сначала рассказать это ей. И уж он постарается ее убедить, что с людьми этой информацией делиться нельзя, даже с теми кому доверяешь.

– Это хорошо! Помощь нам очень нужна. А я чувствую себя ущербным, – со вздохом сказал Виктор, устраиваясь на удобном кухонном диванчике. – Так хотел помочь ей с Шаровым, но даже этого сделать не могу. А уж с колдуном и подавно. Но паниковать нам точно не нужно. Я бы сейчас выпил. А домовым можно пить? Вы вообще пьете?

– Ну как тебе сказать, бывает. Но от алкоголя домовому ничего не будет. Не берет нас не алкоголь, не другой яд. Но есть у меня настоечка травяная столетней выдержки, если капнуть несколько капель в чай будет эффект как после пары бутылок пива. Если чайную ложечку добавить, то как после сильной пьянки. Но мне голову в трезвости держать нужно, потому, могу только пару капель капнуть, тебя поддержать. А для тебя у меня медовуха есть. С чабрецом. Запах – закачаешься. И душу отведешь и нервы успокоишь, – уже совершенно расслабленно сказал Тит.

– Ну рассказывай, что там произошло с полковником, будем думать, – сказал Тит, усаживаясь напротив Виктора и капая в свою чашку с чаем тягучей буро-зеленой жижи.

– Я провалился, Тит! Черт, я был уверен, что все получится, – раздосадовано покачал головой Виктор.

– Ну-ну, не кричи, и рогатого тут не поминай, не к месту это, – погрозил ему пальцем домовой.

– Просто я так надеялся, что все получится. Нам это было необходимо. А Шаров этот оказался не так прост, – Виктор потер лоб и на секунду закрыл глаза. – В общем, по порядку. Я отправил человека к полковнику, чтобы тот дал ему взятку. Мы подобрали дело, из текущих, в их отделе, которое подходило идеально и по статье, и родители там не бедные. Мой человек пошел договариваться. В средствах он был не ограничен. Заподозрить неладное Шаров не мог. От таких денег тоже не отказываются. Но он отказался. Причем Артем говорит, что видел, как у того горели глаза. Как он жаждал получить эти деньги. Но ему как будто бы что-то мешало, понимаешь Тит? Как будто что-то останавливало его. Я знаю Артема, он профи, каких мало. Ошибиться он не мог. Если был хоть малейший шанс, он бы смог. Но он говорит, что, не смотря на его внешнее согласие взять деньги, что-то не давало ему это сделать, – эмоционально продолжил он.

– Сущность мешала, – с досадой сказал Тит. – А это значит, что колдун действительно очень силен.

– Она что разумная? – спросил ошарашенный Виктор.

– Не совсем, – сделал большой глоток Тит. – Но она чувствовала опасность. Чувствовала и не позволила полковнику подставиться.

– Но нам-то теперь что делать? – последовав примеру домового, залпом выпил бокал медовухи Виктор и зажмурился от удовольствия.

– Думать! Что еще мы можем? – пожал плечами Тит.

– Как думаешь, Анна сможет заставить Шарова самого рассказать все о своих делах, это реально? – с надеждой в голосе спросил Виктор.

Тит, чуть было не сказал нет, не реально. У Марьи это не получилось, а она была опытна и готовилась к этому событию несколько лет. Она и погибла из-за того, что сущность эта блокирует мозг своего донора и пробиться к нему становится невозможно, и поэтому она пошла на такие меры, которые привели ее к гибели. Но Анна, она ведь древняя. Если верить легендам, то древнюю практически невозможно убить. Какой бы ни был сильный колдун, он не сможет с ней совладать. Вопрос в том, сможет ли она совладать с ним, не имея должного опыта. Но пробиться сквозь сущность к полковнику она должна. Слишком уж силы не равны. И если в чем-то у нее опыта не хватает, то дар убеждения у нее появился один из первых. Значит сможет.

– Значит сможет! – повторил Тит вслух.

– Что сможет? Сможет его заставить рассказать? Уверен? – встрепенулся Виктор.

– Сможет! – уверено сказал Тит, подливая Виктору медовухи в опустевший бокал. – Он всего лишь человек. Она справится. Нужно просто выбрать подходящий момент, чтобы его признание было услышано.

– И признания его бывшей жены и подруги придутся кстати, – добавил, сделав большой глоток, Виктор.

– Что за признания?

– Мои люди нашли его бывших, и они говорят, что постоянно подвергались избиениям и насилию со стороны Шарова, – объяснил Виктор.

– Так чего же они столько времени молчали? – возмутился Тит.

– Боялись полковника, – предположил Виктор. – Но мои ребята умеют убеждать. Да к тому же мы сможем обеспечить им безопасность. Так что они готовы дать показания в суде, против него. Причем показания-то мы уже взяли. Они написаны ими собственноручно и датированы более ранним сроком, чем Шаров сам сделает признание. А значит никто не усомнится, что они говорят правду.

– А что, если бы признание было сначала, то усомниться могли? – удивился Тит.

– Ты знаешь, некоторые люди, чтобы получить минуту славы и не такие небылицы придумывают. Но не в нашем случае. Это дело получит широкую огласку, появится куча свидетелей его жестокости, на этом будут пытаться сделать шоу. Не хочу, чтобы был хоть один шанс допустить этот балаган. Все должно быть серьезно.

– Ну, тут я тебе полностью доверяю, ты сам знаешь, как сделать лучше, – кивнул Тит, вновь наполняя бокалы.

Интерлюдия

Позади остался Успенский монастырь, где Гришка Скуратов, по приказу государя, задушил митрополита Филиппа. Марья чувствовала за это свою вину. Она, заключенная в тело великана, почти не противилась его привычкам, а потому, когда небольшой отряд всадников из палаточного лагеря, в пяти верстах от Твери, поскакал в город поозорничать, Ондрюша беспрепятственно присоединился к нему. В городе богатырь сразу поскакал в торговые ряды и выломав несколько дверей в лавчонках принялся за многочисленные лакомства, чтобы отъесться. Только вернувшись в лагерь Марья поняла какую допустила ошибку. Она почувствовала, что пока позволяла великану развлекаться, в лагерь наведывался колдун. Марья чувствовала его близкое присутствие. Точнее, она понимала, что колдун был в лагере, но снова уехал. И только на следующий день, узнав о «важной миссии» Григория Скуратова, Марья узнала для чего был этот визит.

Чернеют сожженные села и деревеньки, лежащие близ Твери. Осталась позади изувеченная Тверь, где трое суток бесчинствовали опричники. Множество домов с изрубленным нутром стояло, распахнув ставни и двери и выстывало, тщетно ожидая возвращения хозяев. Колокольни, трезвонящие о приходе государя, сменили «Благовестники» на жалобщиков, что своими стонами и страхами раздражали разбушевавшееся войско. Литовцев в Твери отделали без остатку. Бояр и ремесленников казнили вместе с женами и детьми.

Несколько дней зимняя стужа вымещала свою злобу на растянувшихся рекой убийц. Ветер задувал их костры, не давая почувствовать тепло и покой. Метель хлестала их по щекам. Мороз скрючивал им руки и норовил сковать ноги. На третий день продирания сквозь снег и встречный ветер, опустошенная и истощенная Марья, обессилев провалилась в забытье, и разбушевавшаяся по ее воле непогода отступила. Мгла начала рассеиваться. Тут и там стали слышны перекрикивания да смешки. Борьба с непогодой вымотала людей, выжала их, а теперь, отступив, дала им надежду.

Только один человек не замечал этой борьбы. Он ехал в санях, укутавшись так, что торчали только бусины глаз. Низко наклонив голову, изредка недобро зыркая из-под кустистых бровей. Погруженный в свои невеселые думы он то и дело возвращался мыслями в события недельной давности. Ему плевать было на всех убитых и замученных людей, но предательство Филиппа, а именно так он расценивал отказ на благословление похода, его приводил в бешенство. Всю дорогу от Твери он прокручивал в голове диалог, который мог бы состояться, разговаривай Иван с ним лично. Иногда, забываясь, он продолжал этот диалог-монолог вслух, но замечая встревоженный взгляд своего верного пса Гришки, замолкал и покаянно прикрывая глаза читал молитвы.

Обеспокоенный состоянием царя, Малюта решил, что нужно его отвлечь от черных дум и зная страсть государя к хищным животным, решил на привале устроить представление с медведем, который следовал в хвосте обоза.

Лагерь становился на ночлег. Яркими светляками взмывали вверх угольки костров. Спешившиеся всадники с удовольствием ставили палатки, разминая затекшее тело. Малюта степенно прохаживаясь довольно оглаживал бороду и подкручивал усы. Зашипел растапливаемый в котелках снег, над лагерем поплыл запах готовящейся еды. Самое время раззадорить аппетит хорошим боем.