Полная версия
Mein lieber friend
Владимир Елизаров
Mein lieber friend
ГОРОД Ч.
1.
В субботу, в субботу, в субботу, в субботу, в субботу… Я только и слышал это слово.
– Когда они приедут?– спрашивал я бабулю.
– В субботу.
– Завтра?
– Не завтра, а послезавтра. В субботу. Запомни – в субботу. А сегодня четверг.
– В субботу.
– Да. Послезавтра.
– А завтра не приедут?
Наступала суббота. С утра я устраивался на подоконнике, и весь день смотрел в окно…
Лысый здоровяк, красивая женщина и кудрявый мальчик возникали словно ниоткуда. Вот их нет. И вот они уже здесь.
– Родители,– ворчала бабуля.
Их появление действовало на меня странным образом. Я подставлял стул, залезал на комод. И никого к себе не подпускал.
– Что это с ним?– спрашивал здоровяк.
– Совсем одичал…– вздыхала красивая женщина.
Вот сейчас этот лысый возьмет меня на руки и начнет трясти, приговаривая – янтурган собачье мясо! А потом подкидывать до потолка и ловить у самого пола. Красивая женщина будет охать. А кудрявый мальчик смеяться. И точно. Здоровяк брал меня на руки. Говорил – янтурган собачье мясо! И начинал трясти. Затем он подкидывал до потолка и ловил у самого пола.
– Осторожнее… – охала красивая женщина.
И мальчик смеялся.
– Ты его слишком балуешь, – говорила бабуле красивая женщина за ужином.
– Ребенку не хватает родительского внимания. Появляться раз в неделю – этого недостаточно.
– Ты же знаешь, у нас тяжелые времена.
– Бывали времена и потяжелее…
– Почему он такой квелый и все время молчит? – удивлялся лысый здоровяк. – Может, он и говорить не умеет?
– Кого ты больше любишь меня или мать? – спрашивала бабуля.
– Тебя, – отвечал я.
– Вот видишь, – усмехалась она.
– А с кем ты хочешь жить со мной или с бабушкой? – тут же парировала красивая женщина.
– С тобой.
– Вот видишь!
Суббота, суббота, суббота…За субботой наступало воскресенье.
И после обеда лысый здоровяк, красивая женщина и кудрявый мальчик исчезали. Они исчезали так же неожиданно, как появлялись. Только что они были здесь и бац – их уже нет.
Иногда мы оставались с мальчиком одни. Я уже почти привык к нему. Оказывается, у меня есть старший брат и мне во всем нужно его слушаться.
Вот мы сидим с ним за столом.
– Хочешь фокус? – спрашивает брат.
– Хочу.
– Закрой глаза и досчитай до десяти.
Я облокачиваюсь о дверь комнаты руками, закрываю глаза и считаю до десяти. Когда я их открываю и поворачиваюсь, брата уже нет. Я заглядываю под стол. Никого. Под кровать – никого. На сундуке висит замок. Брат не смог бы забраться туда и закрыть сундук снаружи. Но я на всякий случай дергаю крышку. Закрыта. В дверь выйти он не мог. Остается окно. Но окно тоже закрыто.
Суббота, суббота, суббота….
Минуты сливались в часы, часы в дни, дни в недели.
Ожидание.
Какой смысл ждать чего-то, если и так все известно? Но с другой стороны, когда и так все известно – ничего не остается, кроме как ждать.
2.
Я родился в городе Ч. В городе Ч было два ДК: один ДК-К, другой ДК-Г. Говорю несколько зашифровано. Ибо такова максимальная плата моей закомплексованности.
По рассказам матери я долго упирался ногами и не хотел выходить.
Но в последний момент дал слабину, перевернулся и вышел как все – головой вперед. Думаю, я поступил правильно – меня все равно бы вытащили, так зачем усложнять?
Как только я перестал сосать грудь и научился ходить, случился переезд. Само собой, никто не спросил, хочу я этого или нет.
На новом месте я заревел. Я смутно помню, что вокруг меня столпились какие-то люди. О чем-то шептались. Ругались. Кричали. А я все ревел и ревел. Я ревел, не переставая, и днем, и ночью. За окном шел дождь, светило солнце, падал снег. А я все ревел. Сколько прошло времени, не знаю. Мне сказали, что я проревел три месяца и четырнадцать дней. А потом вдруг прекратил. Раз и все!
И услышал голос:
– Чего замолчал, Ирод?
Первое впечатление от бабули, матери моей матери – строгая и ехидная.
Она сразу установила свои порядки – туда не ходи, сюда не лезь, то не трогай, это не бери. Я не мог понять, что ей от меня надо?
– Я все расскажу папе, и он меня заберет отсюда.
– Нужен ты им…– усмехалась она.
– Нужен! Нужен! Это ты не нужна своему дедушке!
– Моему дедушке? Ха-ха…
– Да. Не нужна! У меня же должен быть дедушка? А его нет. Ты все время одна! Значит, ты ему не нужна!
– Если хочешь кого-нибудь обидеть внучек – учись точнее выражать свои мысли.
Спустя какое-то время я обнаружил, что несмотря на все бабулины запреты, могу лазить где угодно и трогать все, что хочу. Это открытие окрылило меня.
Вот здорово! Оказывается можно запросто делать то, что взрослые не велят делать, и не делать того, что они заставляют. К чему тогда надрываться? Нужно только не преступать определенную черту. В худшем случае услышишь что-нибудь типа «Что опять натворил, Ирод?» или «Ууу… угловская порода…»
Внешне бабуля была копией моей матери. Вернее, моя мать была копией бабули. Как они говорили – одно лицо! И даже имена одинаковые – Тоня и Таня. Две одинаковые женщины в одной маленькой комнате. Мне это казалось чудом.
Я задирал голову, пытаясь получше рассмотреть их, но все время упирался в ноги, вернее в часть ног от ступней до коленок. Я никак не мог решить – чьи же ноги лучше. У бабули колени не такие острые как у мамы, зато у мамы меньше волос. У бабули пятки тверже, а у мамы красные пятна от туфель. Какие ноги у тетенек выше колен – представляло для меня загадку. Не знаю почему, но я стеснялся напрямую спросить про это. Приходилось пускаться на разные хитрости. Я залезал под стол, выжидал какое-то время и потихоньку тянул на себя платья. Левой рукой одно, а правой – другое. Меня одергивали. Я повторял свои маневры. Меня опять одергивали. Так продолжалось до тех пор, пока меня не выковыривали из под стола. Кое-что конечно удавалось разглядеть, но…
Мать была спокойной и рассудительной, а отец наоборот – вспыльчивый и непредсказуемый. Он мог завестись по любому поводу.
Помню как-то за обедом, бабуля разлила по тарелкам только что сваренные щи. Мы с братом стали изо всех сил дуть в свои тарелки. Отец, задумавшись о чем-то, сунул в рот полную ложку и чуть не спалил себе язык. Все притихли.
Он молча оглядел сидящих за столом. Мне показалось – сейчас он плеснет этот кипяток бабуле в лицо. Но он только вылил тарелку обратно в кастрюлю. Сплюнул. Вылез из-за стола и весь день ходил голодный, злой и ни с кем не разговаривал.
Если отец был не в настроении, он становился невероятно упрямым. Словно какое-то помутнение охватывало его. Кто бы что ни предложил, он все делал наоборот.
– Можно я пойду гулять? – спрашивал я.
– Нечего делать, – отвечал он хмуро.
Если мы с братом хотели поиграть дома, он мог строгим окриком, «Эээ… вы чего тут? А ну марш во двор», выпроводить нас из квартиры.
И никакие уговоры на него не действовали.
В воскресенье мы обычно ходили в кино.
– Давайте поторопимся, – уговаривала мать. – А то опять билетов не достанется.
– Успеем, – возражал ей отец.
– Почему бы нам не выйти пораньше?
– Нечего болтаться у входа. Чтобы на тебя пялилась всякая шпана?
Мы тянули до последнего и всегда опаздывали.
– Я же говорила, – вздыхала мать. – Опять билетов не достанется.
– Это все твои дурацкие каблуки, – злился отец.
Они начинали выяснять отношения и все заканчивалось ссорой. А я сделал второе важное открытие для себя – правым может быть и тот, кто виноват.
3.
До трех лет я справлял нужду на горшок. В коридоре имелась уборная. Но бабуля не спешила приучать меня к местам общего пользования. К двери уборной кто-то прибил металлическую табличку – две изогнутые красные молнии пронзают человека с перекошенным от ужаса лицом. Картинка пугала и завораживала. Всякий раз, проходя мимо двери уборной, я хотел заглянуть внутрь, но не решался.
– Знаешь, что там написано? – спрашивал шепотом брат.
– Знаю.
– Ну скажи?
– Сам скажи.
– Ааа… Ничего ты не знаешь. Там написано: не входи – убьет! Понял?
– Как это… Убьет?
– А так… Только зайдешь, и сразу убьет! Разорвет на части.
– Не ври!
– Хочешь попробовать?
– А почему тебя не убивает?
– Ха! Потому что я пароль знаю.
В одно воскресное утро, когда вся наша семья завтракала, я уселся на свой горшок. Отец, не обращавший раньше на горшок внимание, на этот раз вдруг удивился:
– Эээ… Чего это он тут? А ну марш в уборную.
Мне стало не по себе. Он наверное забыл про надпись на двери?
– А ну марш! – повторил отец.
– Я же не знаю пароля… – чуть не плача ответил я.
– Что за ахинею он несет?
Отец посмотрел на мать. Та на бабулю. Бабуля на брата. Брат захихикал.
– Так … – сказал отец. – Вот тебе пароль…
Он дал брату подзатыльник. Взял меня за руку и отвел на унитаз.
– Смотри долго не рассиживайся, а то из задницы кишка вылезет.
4.
Скоро уборная стала моим любимым местом. Закрылся – и делай что хочешь! Полная свобода. Можно вырывать картинки из журналов, поджигать газеты, бросать их в унитаз, нюхать соседские папиросы…
Однажды я нашел на полу колоду карт с фотографиями голых тетенек. Вот это да! Вот бы такими картами с братом в дурака сыграть. Голые тетеньки… Всех мастей. Буби, черви, пики, трефы… В самых разных позах. С грудями. Жопами. И со всем остальным. Возьму себе какую-нибудь и запрячу подальше.
И тут раздался стук в дверь.
– Эй…
Я вздрогнул.
– А ну выходи!
Я быстро подтерся, бросил карты на пол, дернул за цепочку смыва и открыл дверь. Передо мной стоял Каштан.
Каштан жил в соседней комнате. О нем говорили, что он был в плену и вернулся ОТТУДА.
Он ни с кем не общался. Ночью у него почти всегда было темно и тихо. Где его только по ночам черти носят – приговаривала соседка тетя Клава.
Иногда из его комнаты доносился стук. Тын тын тын…
– Это черти стучат? – спрашивал я бабулю.
– Не болтай ерунды. Это всего лишь печатная машинка.
Каштан поднял с пола колоду. Сунул ее в карман. Большим и указательным пальцем подтянул меня к себе.
– Припрятал себе парочку, а?
Мне показалось, что он макнет меня сейчас головой в унитаз.
– Не… я… я их…
Он ухмыльнулся.
– Чего в гости не заходишь? Танька не велит?
Я не понял кто такая Танька, но на всякий случай кивнул.
Он дал знак идти за ним. Так я оказался в его комнате.
Он посадил меня на стул, а сам взялся за свою машинку. Тын тын тын…
Я сидел молча, осматривая его жилище. Стол, кровать. В углу какие-то коробки. Ничего особенного.
– Хочешь попечатать? – спросил он.
Он вставил чистый лист.
– Ну, давай напиши свое имя.
Я кое как отыскал букву Д…потом Е, потом Н… И…С
– Ну что получилось?
– Денис.
– А теперь фамилию.
Я нажал У…потом Г…потом Л, О и В
– Углов.
– А теперь сам что хочешь.
– Грог.
– Это что?
– Бобр. Его убили.
– Книга такая?
– Да.
– Ты зверей любишь?
Я пожал плечами.
– Чего стесняешься? Если любишь так и говори. Это хорошо. Запомни, пацан. Звери лучше людей. Люди злые. И все время врут. А ты? Тоже врешь? А?
5.
– Я на минуту к тете Нюре, – сказала бабуля. – Смотри… Ни шагу со двора, – она погрозила мне кулаком.
Как только она скрылась в подъезде, ко мне подошел какой-то парень. Выше меня на две головы. Вынул из кармана куртки рукоятку ножа.
– Слышь… Ты с этого дома?
– Да.
– И я с этого. Нажми здесь.
– Зачем?
– Жми…
Я нажал. Лезвие выскочило, поранив мне руку.
Парень засмеялся.
– Знаешь, у какого зверя самая большая елда?
Я не понял, о чем он. Но виду не подал.
– Знаю, – сказал я.
– Ну?
– У кита.
– У кита… Зачем киту елда? У слона. Он ей кокосы с пальм околачивает. Надо рану землей присыпать. Тогда не загниет.
Он взял щепотку и намазал мне палец.
– Это батя мне нож дал. Он сказал, если я со двора уйду, он мне так врежет, что пердеть смешаешься.
– Ох ты….
– Меня Чина зовут. А тебя?
– Денис.
Парень сплюнул тонкой струей сквозь передние зубы.
– Кентом будешь? У бати все друзья Кенты…Спорим, и тебе не велят со двора уходить?
– Не… Я могу. Хоть до почты… Хоть до вокзала.
– Там на пустыре за школой пацаны взрослые сидят. Пойдем к ним?
– А как же твой батя?
– Да ну его. Он мать бьет. Я себе слово дал – еще раз ее ударит, я его ночью прирежу. Пошли?
– Пошли.
6.
Кажется, на этот раз бабуля не на шутку рассердилась.
– Посиди- ка в чулане, паршивец. Посиди и подумай.
В чулане было темно и прохладно. Сквозь щели в двери пробивались узкие полозки света. На полках до самого потолка стояли мешки с мукой, картошкой и чем-то еще. В углу валялись ящики луком, а на стене висело ржавое железное корыто. Я пристроился к самой широкой щели и стал наблюдать, что делается на кухне.
Соседка Варвара вышла из своей комнаты и встала у плиты. Муж ее дядя Петя работал кочегаром на паровозе. Его почти всегда не было дома.
Варвара будила во мне какие-то неведомые волшебные чувства. Она так виляла задницей, когда шла по коридору! Аж дух захватывало. Точь-в-точь как медсестра из одного французского фильма. Вот было бы хорошо пригласить Варвару к себе в комнату – думал я – когда бабуля уйдет на рынок или к тете Зое. И попросить задницей повилять.
…За Варварой появился Витек из пятой квартиры.
Во дворе о нем болтали всякое: что он сирота и хулиган. Что вот совсем недавно был маленьким, а теперь вымахал. И весь дом в страхе держит. Мне эти разговоры нравились. Я тоже хотел быть хулиганом. Хулиганы – рисковые люди. Все их боятся.
Он стал хватать Варвару за коленки.
– Варька…
– Только тронь еще…
Витек шлепнул ее по спине.
– Варька…
– Я кому сказала…
Он обнял ее обеими руками и стал задирать халат.
Ладони мои вспотели. Я вытер их об штаны и поудобнее прильнул к щели.
Витек уже повалил Варвару на стол. Халат ее распахнулся. Белые груди колыхались в разные стороны.
– Варюха…
– Совсем обалдел?
– Но но… чего ты?
Варвара вдруг обхватила его ногами, откинула назад руки и застонала. Витек торопливо стал расстегивать ремень на брюках. Я отскочил от двери. Ох ты! Весящее на стене корыто качнулась несколько раз и сорвалось. Раздался страшный грохот. Сверху на меня посыпалась мука, а потом упало что-то тяжелое и придавило к полу. Я не мог пошевельнуться. Мука попала в глаза, рот и уши. Я попытался сплюнуть. В носу зачесалось. Апчхи! Я чихнул. Сколько мне так лежать? А если меня не найдут? Я же могу умереть! Апчхи! Я снова чихнул. Вспомнил – если страшно нужно закрыть глаза и считать да десяти. Я закрыл глаза и стал считать до десяти. Раз, два, три, четыре… Пять, шесть, семь… И тут дверь в чулан распахнулась.
– Выползай, Ирод, – услышал я знакомый голос.
7
Как-то раз в воскресенье (был солнечный весенний день) меня повезли к другой моей бабушке в Сызрань. К бабе Марфе. Мы набрали с собой пирогов, вареных яиц и еще кучу всякой еды. Эта сызранская бабуля бормотала какие-то странные вещи.
– Храни тебя Бог, внучек. Бог, он все видит. Все знает. И всех любит. Захочешь чего-нибудь – попроси Бога нашего Иисуса Христа, и он тебе поможет.
Никто мне раньше не говорил таких слов. Оказывается, как просто – попроси Бога Иисуса, и он все сделает.
После ужина я забрался на сеновал и стал молиться, как показывала баба Марфа – Господи сделай так, чтобы родители завтра забрали меня к себе домой. Господи сделай так, чтобы родители завтра забрали меня к себе домой. Я повторил так раз двадцать и решил, что достаточно. Если Бог Иисус есть, он обязательно услышит меня. И уж тогда родителям несдобровать!
Все утро я крутился возле отца с матерью. Заглядывал им в глаза. Всячески путался под ногами. Почему они молчат? Наверняка готовят мне сюрприз. В конце концов, отец не выдержал и цыкнул – а ну брысь в огород. В тот же день меня отвезли обратно к бабе Тоне.
Черт! Видимо я не так попросил Бога Иисуса. Не теми словами. Или просто до меня у него еще очередь не дошла.
Прошла неделя. Потом еще неделя. Бог Иисус не спешил исполнять мою просьбу.
8
– Хватит скакать, – ворчала бабуля. – Сядь и порисуй.
Она сунула мне под нос книгу про животных.
– Что здесь написано?
– Сохатый.
– Правильно. Это лось. Он обитает в наших лесах.
Я нарисовал лося. Лучше всего у меня получались домашние птицы, но дикие звери тоже ничего. Лось вышел горбатый и с усами.
– Ба… Смотри, какой лось.
Она взглянула поверх очков.
– Где ты видишь у лося усы? И откуда у него горб?
– Ба… Дай еще листок. А теперь кого?
– Помнишь сказку про Нильса? Кто унес его со двора?
На этот раз я нарисовал гуся.
– Это кто? – удивилась бабуля
– Мартин. Гусь
– А почему у гуся четыре ноги?
– Дай еще листок.
– Так на тебя никаких листков не напасешься…
– Ба… А теперь кого?
Она полистала книгу.
– Вот послушай. В далекой Индии живут ручные слоны. Слоны очень умные. Они помогают людям перетаскивать бревна.
Я нарисовал слона. А между ног у него – волосатую дубину с красным наконечником.
– А это еще что такое??! – охнула бабуля, тыча пальцем в мой рисунок.
– Это елда, – сказал я. – У слона она может достигать 70 сантиметров.
Она вырвала у меня листок.
– Что ты сказал?
– Семьдесят сантиметров. Он ей кокосы околачивает…
– Семьдесят сантиметров…Как же это…Стоп! Кто тебя этому научил?
Я притих.
– Говори, кто. Я все равно узнаю!
Я молчал. Если все равно узнаешь – какой смысл говорить?
9
Азбуку и чтение я освоил быстро. А письмо мне плохо давалось. Скучное занятие – чистописание. Выводить крючки разной толщины и наклона. Чернила на пере быстро высыхают. Я старался макнуть как можно глубже, чтобы подольше хватило.
– Ты испоганил весь стол, паршивец! – ворчала бабуля. Сколько раз надо объяснять – не макай перо целиком! Что это за китайские иероглифы?
– У меня не получится…
– Получится, – успокаивала она.
– Не получится.
– Попробуй еще раз.
Я шепотом прочитал молитву богу Иисусу. Макнул поглубже перо. И тут же посадил огромную кляксу.
– У меня не получится.
– Что ты там шепчешь? Получится. Человек все может, если идет к своей цели.
– А если у человека нет цели?
– Знаешь, как называется тот, у кого нет цели?
– Знаю.
– Не ври…Откуда тебе знать.
– Бесцельный…
– Верно.
– Ба… А у тебя какая цель?
– Чтобы ты, Ирод, вырос, наконец.
– И смог бы весь наш дом в страхе держать?
Освоив чистописание, я решил написать рассказ и послать в журнал Крокодил. Журнал мне нравился – смешные заголовки, дядьки на рисунках, как пьяница Барбоша из первого подъезда. Адрес журнала я выучил наизусть. Конверт стащил из шкатулки, где бабуля хранила документы. Чистый белый конверт. Без единой картинки. Дождался, когда она уйдет на рынок. Кажется, это была пятница. Разложил листок и начал:
«…Варвара стояла у плиты. И тут Робин Гуд схватил ее за груди и тряханул так что…» Я никак не мог подобрать нужного слова… «…так что весь дом осыпался.
– Интурган собачье мясо, – завопила Варвара.
– Я люблю тебя, – закричал в ответ Робин Гуд»
Далее я описал вкратце, что произошло на кухне. Посмотрел на часы. Бабуля была уже на подходе. Рассказ получился короткий. Но как мне казалось, очень выразительный. Я запечатал листок в конверт. Аккуратно вывел адрес. Оставалось спрятать письмо понадёжнее.
В глубине книжного шкафа стояли три тома нашего главного вождя Ленина. Толстенные книжицы. Их бабуля доставала раз в месяц, когда вытирала пыль. Я попытался впихнуть письмо во второй том. Конверт был толстый и книга не закрывалась. Я взял нож и прорезал в листах отверстие. Вложил свое послание. Убрал все, как было. Испорченные страницы сжег, а пепел сдул под кровать. Бабуля прятала от меня спички. Но я знал все ее тайники. Теперь дождаться понедельника, когда пойдем на почту. Незаметно бросить письмо в ящик – и порядок.
…Стоило бабуле взглянуть на меня, как она сразу что-то заподозрила.
– Ты чего задумал? – спросила она.
– Ничего.
– Как ничего! Я же вижу! Почему горелым пахнет? Опять спички трогал?
– Ничего я не трогал.
Она огляделась. На столе заметила пару свежих чернильных клякс. Черт! Видимо я все-таки наследил, когда писал.
– Я так и знала, – вздохнула она. – Сколько раз надо повторять – не макай… не макай глубоко! Уууу… Угловская порода!
– Ха-ха-ха… – засмеялся я про себя и осекся.
Вдруг она услышит?
А в воскресенье вечером уже перед самым отъездом отец вдруг спросил:
– У нас, кажется, был трехтомник Ленина? Где он?
Я насторожился.
– В шкафу, наверное, где же еще… – ответила бабуля.
Отец стал рыться на полках. Я замер.
Он вытащил наугад одну книгу из трех и стал ее листать.
– Великий почин… Великий почин… Где это чертов великий почин?
– Посмотри во втором, – посоветовала мать. – Кажется, там.
Ну все. Конец. В груди у меня что-то кольнуло.
– Нет, – ответил отец, – мне кажется, в третьем.
Отец взял третий том.
Господи! Взмолился я. Сделай так, чтобы этот великий почин оказался в третьем томе.
Отец открыл оглавление.
– Точно! Здесь.
Сердце мое забилось, как голубь, раненый из рогатки. Бог есть! Он услышал меня. Он на моей стороне!
– А может забрать эту макулатуру себе, а? Ведь не отстанут черти…
Господи! Взмолился я опять. Сделай теперь так, чтобы письмо как-нибудь оказалось у меня.
Отец уложил все три книги в стопку. Связал крест накрест бечевой. Попробовал на вес.
– Нет. Не возьму. Руки режет. В другой раз.
Он разрезал бечеву ножом. Сунул нужный ему том в сумку.
Бог есть! Чуть было не закричал я опять. Он еще вам не такие фокусы устроит! Сейчас они уйдут, и я попрошу у него еще что-нибудь!
Я был так взволнован, что отказался выходить с родителями во двор.
– Что это с ним? – удивилась мать
– Совсем одичал, – усмехнулся отец.
Бабуля как обычно пошла проводить их до калитки. Я сел на диван, закрыл глаза. Что бы такое еще попросить у Бога Иисуса? Вдруг дверь распахнулась. В комнату вбежал брат, схватил оба тома и с криком – я их понесу – выскочил на улицу.
10
Дождь лил всю ночь. Но утром перестал. Утром принесли телеграмму.
Бабуля прочитала ее несколько раз. Сунула в карман фартука.
– Какой сегодня день? – спросила она.
Мне показалось, что она плачет. Мы оделись, взяли на всякий случай зонт и пошли на почту. Странно… На почту мы обычно ходили по понедельникам. А сегодня среда. Видимо, все дело в этой телеграмме.
На почте было светло и тихо. На столах лежали чистые бланки. Я взял себе один.
– Какой умный мальчик, – улыбнулась женщина напротив, одетая в пальто с лисьим воротником. У моей матери я видел похожий лисий воротник. Только пальто не такое красивое. Рядом с женщиной крутилась девчонка.
– Как тебя зовут? – спросила она.
Голос у нее был писклявый. Зато веснушки – высший класс.
– Меня Лиза. А тебя?
Я хотел ответить, но промолчал.
– А кем ты хочешь быть? Я звездой.
Тут я выдал ей свою тайную мечту.
– А я хулиганом. Хулиганов все боятся.
Ее мамаша отдала бланк телеграммы в окошко и направилась к выходу.
– Лиза, пойдем…
– До свидания, – сказала девочка.
Я смотрел им вслед. Они вышли на улицу. Там их ждал мужчина. Он что-то шепнул женщине на ухо. Она засмеялась. Затем они сели все втроем в машину и уехали.
А через день ближе к обеду в дверь постучали. На пороге стоял незнакомый человек с чемоданчиком в руках.
– Иди сюда, – сказала баба. – Смотри – это твой дедушка Аркадий.
Я подошел. Остановился в двух шагах от него. Высокий. Щеки впалые.
– Это ты мой внук? – спросил он.
Я еле расслышал, что он сказал. Голос у него был очень тихий. И зубов почти нет.
Не дождавшись ответа, дедушка прошел в комнату. Снял плащ. Осмотрелся.
– Вот значит как…– сказал он, глядя в потолок. Он говорил так тихо, что остального я не расслышал.
– Вот так, – сказала бабушка.
Она почему-то тоже перешла на шепот. Дедушка достал из чемодана бутылку вина, кулек конфет. Маятник настенных часов отстукивал секунды – тук… тук… тук.