Исчезновения в Гальштате

– Вить. Он же по-русски пишет. Посмотри сам.

– Вообще, да. Ты прав. По-русски изъясняется этот М. Что за М… может, Максим Евдокимов или там Макар.

– Какой Макар, что ты фантазируешь! Ты бы лучше сказал, что мне делать-то сейчас?!

– А че ты сделать можешь? Только если попытаться узнать, откуда письмо взялось.

– Точно! Я пойду у Лидухи узнаю. Хорошо, что я тебя разбудил, спасибо.

– Да не за что. Подожди, я тоже с тобой пойду.

Лидуха сама толком ничего не знала. Сказала только, что этот конверт ей директор передал, чтоб она его Белову прямо с утра передала, первого января. Сказал, что это от его потенциального опекуна поздравления. Еще она предположила, что, раз директор самолично этим вопросом занимается, видимо, письмо от какого-то важного лица. А что там? Я зачем-то сказал, что пока не могу показать. «Извините, Лидия Хасановна». Она не обиделась. Что за человек хочет опекать тебя, Саша, она не знает. Но директора до завтра не будет. Первое января сегодня. Выходной у него. Только она должна тут работать, с нами находиться все праздники… когда другие дома отдыхают… и так далее, в ее обычной манере. Машка говорит, что когда Лидуха нам жаловаться начинает, ее так и тянет сказать:

– Вас что, сюда на аркане, что ли, притащили? Это ваша работа. Вам за нее деньги платят, и мы не виноваты, что у вас такая профессия. Могли бы выучиться на кого-нибудь и получше!

Но Машка это только нам говорит. А не Лидухе. Да и, в общем-то, она неплохая тетка на самом деле. Ну, немного занудная, но в других группах воспиталки бывают намного хуже. Вообще детей ни во что не ставят. Орут. Подзатыльники могут раздавать, особенно малышне, когда выведут. А есть и такие, которые на младших натравливают старших.

Короче, только завтра с утра что-то можно у директора попытаться узнать. Он вроде к девяти приходит. Сейчас Витька мне посоветовал о М. Евдокимофе не распространяться в группе. Но рекомендует к завтрашнему дню приготовить все самое лучшее. Рубашку погладить. Носки чистые приготовить, «чтоб не воняли». Ботинки проветрить мои позорные. Ну, про ногти я и так помню: на них все внимание у усыновителей. Надо еще попросить у Игоряши одеколон – брызнуться разок перед встречей. Чтоб не пахло «сиротством». Вообще, надо с ним посоветоваться. Он точно скажет, как подготовиться. Я побежал в седьмую группу. Игоряша у них классный руководитель, на их счастье. Больше всех времени именно со своим седьмым проводит. Они с ним как сыр в масле катаются. Каждое воскресенье куда-то всем классом ходят. Иногда даже Игоряшина жена их всех на обед приглашает. Они там потом и едят, и играют во всякие интересные игры. В общем, повезло ребятам.

Игоряши еще не было пока. Но Сашка Лапушкин сказал, что к двенадцати он быть обещался. Они все на лыжах собрались, с последующим пикником и жарением сосисок на костре. Его друг Женька обещал: как только Игоряша придет, сразу за мной смотается. Я решил пока взяться за дело. Рубашку белую погладил. Повесил ее на плечики в шкаф. Ботинки начистил. Они, когда блестят, не такие уродские кажутся. Все заусеницы отрезал и ногти подстриг. Даже щеткой все руки себе потер. Завтрак был праздничный – глазированные сырки. Кусочки варено-копченой колбасы, бананы. Не каша, как обычно… В одиннадцать тридцать прибежал Женька:

– Иди скорей, мы через двадцать минут уходим всем классом.

Я пошел вместе с ним. Конверт в руках… боюсь, что помну открытку в кармане.

– С Новым годом вас, Игорь Дмитриевич!

– Спасибо, Саша! И тебя! Что это ты мне за открытку даешь? Поздравить хочешь?

– Нет… извините… я открытку эту в конверте сегодня получил. Может, вы прочтете?

– Ну, мне, Саша, неудобно чужие письма читать. Это твоя личная жизнь.

– Нет, вы прочтите, пожалуйста. Мне очень надо с вами посоветоваться. Наедине.

– Ну, хорошо. Я прочту, если ты просишь. Понятно… Здорово, что нашлась потенциальная семья для тебя. Я надеюсь, что тебе человек понравится.

– А я ему? Вдруг я не понравлюсь – что мне делать? Что говорить? Я очень хочу, чтоб я понравился.

– Знаешь, Саша… А ничего не делай. Просто будь самим собой. На самом деле ты просто не можешь не понравиться. Поверь. Любая семья сочтет за счастье иметь такого сына. Только один совет тебе дам. Не замыкайся. Реагируй. Не стесняйся своих эмоций. Пусть твои возможные близкие увидят, что ты тонко чувствующий человек. Обязательно описывай свои эмоции. Почаще говори про свои мечты, про то, каким ты видишь мир, свой дом. Как можно больше описывай свои ощущения от природы, от прослушивания музыки – не стесняйся пустить этих людей в свой внутренний мир. Это твой конек. Это то, чем ты привлечешь любого человека. Тебе ведь есть что показать. И не волнуйся. Ведь эти люди – или это один человек приедет – они уже тебя некоторым образом выбрали. Он едет именно к тебе. Значит, ты уже смог собой заинтересовать. Ну а если ничего не выйдет, то тоже… жизнь продолжается, и ты еще всем покажешь, какой ты! Все будет хорошо у тебя, Саша.

Я после этого разговора как-то успокоился. Решил: будь что будет – но все-таки время от времени доставал конверт, осторожно, чтобы не помять, вынимал открытку, рассматривал картинку и снова перечитывал текст. И мне нравились и эта картинка, и этот текст. И казалось, что завтра все пойдет хорошо. Как обещал Игоряша. Хотя я никому, кроме Витямбы и Игоряши, ничего не говорил, весть о том, что «завтра к Белову приедут усыновлять» разнеслась по всему девяносто шестому. Может, через Лидуху? Или из директорской канцелярии информация просочилась… Но всех это как-то взбудоражило. Все-таки не каждый день к нам усыновители приходят. За все двенадцать лет, что я тут, может, всего-то в семьи и попало от силы человека четыре-пять. И то это всегда были малыши. И почти только девочки. Подростков у нас под опеку не брали ни разу. Какие-то шестиклассники зачем-то забежали к нам в группу, якобы в поиске Игоряши. Повертелись вокруг, на меня посмотрели, как в первый раз увидели, и смотались сразу. Из наших все, как сговорились, делают вид, что якобы ничего не случилось. Кирюша смотрит на меня почему-то с надеждой и молчит, будто это за ним завтра приедут. Медведев принес мне свой роскошный худи с символикой «Барсы». Его ему презентовали за победу в каких-то соревнованиях. То ли по борьбе, то ли по футболу. Кинул мне его на кровать и кратко сообщил:

– Тока смотри, не изговняй!

Я смотрю у нас в холле телевизор. Показывают какую-то старую советскую комедию про Новый год. Сюжет я прослеживаю, но все как-то как в тумане. Но там, кажется, смешно. Кристинка и Руслан смеются. Машка своим веским контральто многоопытной женщины:

– Что за мужик такой нерешительный! Я бы на ее месте давно его послала… Лох!

Витямба ржет:

– Маша! Ты на месте Гурченко – это реально умора! Тебе, конечно, больше бы подошел вот этот дядька, Огурцов, ах-ха-ха!..

В общем, обычный для нашей группы просмотр кинофильма с комментариями, шутками Витямбы и Аверьянова, переживаниями за героев Любы и Медведева…

На первое января запланирован концерт в актовом зале. Приедут артисты из КСП. Так переводится клуб самодеятельной песни. Несколько человек, некоторые молодые, некоторым за сорок. Все поют в основном свои песни на свои стихи. Под гитару. Они уже к нам приезжали. Ну, в стихах я не особо разбираюсь. Но можно послушать. А вот музыкальное сопровождение – это не мое. Я люблю другую музыку. Слишком у них однообразно все. Если бы не тексты, вообще было бы скучно. Я не пошел. Будут там все таращиться… После обеда и тихого часа малышам будут показывать кукольное представление. Приедут из детского театра артисты. Я лучше туда пойду. Вместе с Любой. Она хотела со своим младшим братом Пашкой-няшкой вместе посмотреть. Вот и я с ней увяжусь. Хоть там никто не будет на меня глазеть с интересом или завистью. А завидовать-то пока нечему. Кто знает, как все завтра сложится?

Что-то я не успел еще сделать… Одежда и ногти в порядке. Смотрю на себя в зеркало, висящее над умывальником. Надо было бы подстричься. Вернее, подровняться немного. Но парикмахеры придут только на следующей неделе. Нас обычно раз в два месяца стригут. Малышей-мальчишек – под машинку, девочек в основном просто подравнивают. Красить волосы, естественно, не разрешается. Но кто это слушает. Все девчонки сами краску достают и друг друга красят. Особенно Кристинка. Я ее уже в самых разных цветах видел. Сейчас она, правда, блондинка. Ей идет. Вообще, она красивая. Я иногда думаю о ней. А Люба никогда не красится. У нее свои волосы черные и красивые. Витямба всегда просит, чтоб его стригли как-то очень эффектно. Сбоку и сзади под машинку, а сверху и спереди, наоборот, густые волосы. Уши торчат в обе стороны. Но он вообще из-за этого не комплексует. Говорит, что это его изюминка, и все девки его именно из-за этих ушей и любят. Каждая норовит погладить его щечки и ушки. Когда Витямба показывает, как они его гладят и с какими лицами при этом – мы, все пацаны, угораем. Кирюха – тот вообще, похоже, себе уши перед зеркалом вывертывает и в трубочки скручивает. Уверен, что вся Витькина привлекательность как раз в ушах заключена.

Время до вечера тянулось медленно. Часы ползли по вечернему зимнему дому детей. В голову что-то ничего лезло. Я завалился на кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза. Открытку я больше не читал, так как за день столько раз открывал ее или смотрел картинку, что выучил наизусть. И даже с закрытыми глазами я видел ее как наяву. Анализировать больше не было сил. Очевидно, что никакой новой информации из имеющихся у меня сведений и письма больше не получить. Все, что больше – это только мои фантазии и домыслы. Но пару моментов я все же для себя внутренне отметил. Во-первых, это то, что текст написал человек культурный и воспитанный. Это не работяга с «Евраза». И не из села человек. А это важно для меня. Я ведь мечтаю уехать отсюда в большой город. Я бы хотел, чтоб меня взяла к себе какая-нибудь интеллигентная семья, чтобы можно было с родителями не только на стадион и в поход ходить, но и там в театр, на концерты, в музеи – хотя, конечно, я и на стадион с походом согласен, лишь бы с хорошими отцом и мамой. И я снова погрузился в сладкие мечты-кинофильмы. Где наши только что забили гол и отец (нет, конечно, не тот человек, который раньше ко мне приходил), вскидывает обе руки в небо и на радостях обнимает меня. А мама поправляет мне футболку и достает из бумажного свертка бутерброды с колбасой, которые заранее собрала для нас всех троих на стадион.

– Нет-нет. Сначала, Сашенька, вытри руки влажной салфеткой. Вон какие они у тебя грязные!..

А потом настанет вечер, и после ужина мама будет мыть посуду, а я стою рядом с полотенцем и протираю влажные тарелки, и вдруг одну выронил, и она с грохотом разбилась об пол, но мама сказала:

– Ты не обрезался? Да Бог с ней! Главное, что руки целы.

Потому, что она больше всех любит меня…

Иногда, когда я представляю все эти мысленные кинофильмы, все эти сцены, которых никогда не было и уже никогда не будет, мне кажется, что это и есть реальность. Та самая жизнь, которую я никогда не имел. Жизнь, где меня любят и стараются понять, где мои чувства важны, а мысли значимы. Как не хочется потом возвращаться из этого выдуманного счастливого мира… Я уже давно не плачу, когда меня обижают чьи-то слова и даже когда чьи-то поступки, бестактные взгляды в мою сторону или даже оскорбительные, которые так больно ранят меня и мучат. Но я готов разрыдаться, когда я представляю себе эту прекрасную несбыточную жизнь.

Но, может быть, и сбудутся. Хоть что-то из того, что я себе насочинял. Теперь-то может такое случиться! Ведь этот мой М приедет именно ко мне. Не для того, чтобы выбирать из трех десятков подростков нашего детского дома, а только ко мне. Я уже думаю про него – «мой М». На самом деле рано это, как бы потом не пожалеть о происходящем. Но ведь так сладко, так невыразимо приятно думать о том, что меня может ожидать в семье, дома, с родителями…

В окно, покачивая ветками, заглянуло дерево. И я открыл глаза. И дерево тоже за меня переживает. Как и Витька, Кирюша, Лидуха, и Игоряша, и вообще – все ребята и взрослые. Если завтра у меня получится – для многих это будет возвращением надежды на то, что и такие чудеса бывают. Многие тогда поверят в то, что и подростка, которому в следующем месяце исполнится уже шестнадцать лет, могут забрать к себе домой хорошие люди. Я почему-то уверен, что они хорошие. А плохим-то я зачем? Правда, я читал в интернете, что и возвращают очень часто. Типа разочаровываются. Думали – берем лапочку, а он монстром оказался. За родителями с ножом бегает, младшим родным детям угрожает, матерится, дома не ночует, в школу не ходит. Поводов бывает много разных. Если меня возьмут под опеку – надо будет изучить, за что чаще всего возвращают детдомовских, и вести себя соответственно. Но сейчас-то рано еще об этом думать. Пока еще меня никто и не собирается к себе брать. Хотя нет: «И пусть в этом году у тебя обязательно появится любящая семья. И, может быть, это будет наша семья». Значит, хотят взять меня. Может, мне помолиться? Помоги мне, Господи!..

Глава 8

Спал я плохо. То и дело просыпался, доставал свой телефон с тумбочки и смотрел на время. Хотя и знал, что не просплю. До одиннадцати меня в любом случае Лидуха поднимет. Но все равно мне было тревожно. Витямба во сне разговаривал. Иногда это с ним бывает. Но я ему никогда не говорю, что слышу его голос во сне. Мне кажется, что это как-то очень не по-человечески – подслушивать чужие сны. Это еще хуже, чем читать чужие письма. Ведь во сне нельзя себя контролировать совершенно. Поэтому стыдно пересказывать человеку то, что он шептал ночью.

Поле шести утра я уже и не пытался заснуть. Просто лежал и слушал музыку с телефона, через наушники. Сначала долго не мог понять, что сейчас мне хочется включить. В результате раздумий решил, что это будут «Времена года» Чайковского. В последнее время я особенно часто именно их слушаю. Сначала мне больше всего нравились «Подснежник», «Баркарола» и, конечно, «Осенняя песенка», но постепенно я и все остальные пьесы расслушал, и теперь мне они все очень нравятся. И протяжная знойная «Жатва», и вся наполненная желто-красным лесом и сумрачным осенним небом сцена охоты. Но сейчас как-то удивительно легли мне на душу «Святки». Такая трогательная и потаенная мелодия! Кстати, у Вивальди в его четырех концертах-сезонах мои любимые месяцы тоже зимние. Может, это оттого, что я и сам февральский?.. Светает… Голубоватый снег в окне становится серым, еще немного – и он окрасится в легкую желтизну. По двору, тихо урча, чтобы нас не разбудить, проедет продуктовая машина. Значит, уже привезли свежий хлеб к нам в столовку. Скоро несколько ребят и девочек из десятого класса, зевая и растирая ладонями замерзшие непроснувшиеся лица, пойдут в запахнутых пальто и куртках на кухню. Сегодня их класс дежурит. Значит, через час и нас начнут будить. Скоро восемь… Осталось только три часа. Я почему-то вдруг понял, что совсем не волнуюсь. Что готов ко встрече. Порылся в тумбочке, нашел яркую картонную коробку в виде снеговика с морковным носом и метлой. Это подарок с конфетами, которые нам вчера привезли шефы. Перебираю свои сладкие запасы. Вот эту съем, в желтом фантике с Красной Шапочкой на этикетке. Положу ее на язык и буду, лежа на кровати, ощущать, как она тает у меня во рту, наполняя нёбо сладким ароматом. И думать о чем-то очень приятном … так… о чем? О том, что я молодец все-таки – такую видеоанкету записал с волонтерами, что меня одного после нее приехали забирать. Хотя нет. Пока еще только – «надеюсь, в 11 утра мы уже увидимся».

Пока только увидимся.

Но – «на самом деле ты просто не можешь не понравиться. Поверь. Любая семья сочтет за счастье иметь такого сына». Игоряша нам никогда не врет. Потому и любят его ребята и доверяют ему. Он до конца бывает честен. И значит, мне тоже вчера не врал. И раз так – у меня есть все шансы понравиться. Я все же не уродливый, хотя и не лопоухий красавец, не глупый. Учителя считают меня достаточно развитым интеллектуально. Даже по всем медицинским справкам у меня вторая группа здоровья и никаких психических отклонений. А ведь больше чем у половины детдомовцев проблемы со здоровьем и умственным развитием очень серьезные. Я про это в интернете читал, как-то даже пару раз обсуждали это с Витямбой и Аверьяновым – двумя нашими общепризнанными умниками. Хотя, по мнению Любы, ее Сашка Лапушкин к девятому классу намного дальше наших пацанов продвинется. Люба вообще очень гордится именно Сашкой, хотя любит их всех – и сестру, и четверых братьев – одинаково сильно.

***

Уже без двадцати одиннадцать. Я поднялся на третий этаж учебного корпуса. Там сейчас, в каникулы, никого нет. Стою у окна. Это мой наблюдательный пункт за двором. Моему М. Евдокимову неоткуда больше появится, кроме как пройти через наш двор к подъезду администрации детского дома. И даже если он в спальный корпус зайдет – все равно я его увижу. Не на вертолете же он прилетит. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…» Отсюда весь двор как на ладони. Я присел на подоконник и наблюдаю за всем, что происходит на улице. Аверьянов как бы невзначай зашел к нам с Витькой после завтрака в комнату и сообщил, что он видел, что директор уже приехал и прошел к себе в кабинет.

Вспомнил, что я не брызнулся одеколоном. Он же отобьет «запах сиротства»… Побегу скорее прыснусь. Нет. Теперь уже не успею. Могу пропустить моего М. Черт с ним, с этим запахом. Может, он и не учует. Так-то я полностью готов: темные брюки, белая рубашка, поверх – Сашкина худи с «Барселоной». Немного все стили перемешал, как сказал, критически осмотрев меня, модник Витямба, «но в целом ты, Белов, выглядишь до неприличия приличным мальчиком! Коим и являешься. Можешь смело предстать перед взором любого кандидата в отцы, матери, даже дедушки и прабабушки! Они сразу поверят, что у тебя наклонности ботана и душа колокольчика!» Я, естественно, сообщил своему другу, что он придурок, но не злился.

– Скажу больше, – не унимался разошедшийся Бушилов, – в таком виде ты вполне можешь даже жениться. Я бы посоветовал тебе избранницу из нашего класса. Больше всего тебе, Белов, подойдет Машка. Конечно, есть шансы, что она будет тебя бить после бракосочетания, но зато с ней ты будешь как за каменной стеной. Фигура у нее атлетическая. Рука тяжелая. Характер нордический. В общем, это не женщина, а противотанковая мина. Если случайно заденешь – там такой взрыв будет!.. Все разнесет на куски!

Кирюша заливается своим детским смехом, Витямба пытается защититься от моих пинков, ржет и прячется за Любу. Короче, как-то они сумели сообща на время меня рассмешить, отвлечь от волнительного груза предстоящего события. Все-таки как здорово иметь такого друга, как мой Витька! Умного! Отзывчивого! Тактичного! Доброго! Вот уж кто понимает меня лучше и быстрее всех.

Маршрутка высадила человека прямо напротив наших ворот. Идет прямо в наш двор, уверенно посматривает по сторонам. Остановился посередине двора. Это он, наверное, окрикнул мимо пробегающего Лешку из шестой группы. Что-то спросил у него. Лешка показал рукой на подъезд канцелярии и умчался, застегивая на ходу синюю куртку. Это он… Стоит посередине двора, смотрит вокруг. Могу рассмотреть. Черное пальто, шарф намотан как-то не по-нашему. Клетчатый. На голове серая вязаная шапка. Зачем-то снял шапку, помахал ей кому-то… он мне машет! Я отпрянул от окна. Нет. Просто помахал невзначай, заходит в подъезд. Теперь надо идти к нам в группу. Директор, скорее всего, вызовет меня. Не надо бежать только. Чтобы не вспотеть. Просто иду быстрыми шагами. В нашу комнату. Где все? Рассосался девятый класс. Да, все правильно. Ушли в спортивный зал. Там сегодня футбольный матч с пятой школой. Медведев играет на позиции полузащитника, как он вчера хвалился Ромке. Я сижу на кровати. За мной кого-нибудь пришлют. А кого? На матче все. Нет, конечно; обязательно какая-нибудь мелочь с четвертого по шестой класс носится по коридору. Отловят шпаненка и отправят за мной. Или мне пойти туда поближе, торчать там недалеко от входа в канцелярию?

…Легкие шаги по коридору. Тихий стук. Заглядывает Галя Лапушкина:

– Белов. Тебя к директору вызывают. Прям сейчас иди. Он ждет.

– Спасибо. Я иду. – Галина голова пропала. Я резко поднялся и зачем-то подошел сначала к окну. Взглянул во двор, потом заглянул в ящик письменного стола, где спрятал мою новогоднюю открытку в конверте. Захлопнул ящик. Надо идти. Почувствовал, что сердце колотится в груди, готовое выпрыгнуть наружу. Спускаюсь по лестнице. Первый этаж. Вот и дверь канцелярии. Тяну за ручку, рука немного дрожит. Вхожу в комнату. Почему-то плохо вижу, что происходит внутри. Директор сидит за своим столом. Он – рядом, в кресле. Встал мне навстречу, шаг… улыбается… Я чувствую, как он пожимает мою руку, а его левая рука держит меня осторожно за локоть. Вижу его улыбающиеся глаза через очки без оправы. Его лицо совсем рядом… Как стучит сердце…

– Здравствуй, Саша. Это я тебе написал открытку, – и чуть нерешительно, – Вот приехал. К тебе. Познакомиться. Твой директор разрешил нам увидеться. Если ты, конечно, не против…

– Здравствуй, Александр. Ты заходи, не стесняйся. Вот хочу тебе представить господина Евдокимова. Он прилетел из Москвы. И собрал все официальные документы, необходимые для оформления гостевого режима для тебя. Да ты садись, пожалуйста, на диван.

Я сажусь на этот самый диван, развернувшись полубоком к директору, сидящему за столом. Он садится не в кресло, а тоже на диван, рядом со мной. И тоже вполоборота к директорскому месту. Я стесняюсь смотреть в его лицо – смотрю на директора.

– Но поскольку ты уже парень взрослый, вполне дееспособный, то я обязан узнать твое желание. Хотел бы ты пообщаться с нашим гостем? Наедине? Или в моем кабинете?

– Может быть, нам можно прогуляться вдвоем? – спрашивает Он, с надеждой глядя одновременно и на меня, и на директора.

– Для этого требуется согласие мальчика.

– Да, да, – я спохватывался, на секунду поворачиваясь к Нему. – Мне лучше пойти погулять…

– Тогда, Саша, вот тебе бумага. Подпиши внизу. Это твое согласие на вашу встречу. И Вы, Михаил, тоже вот здесь. Под Сашиной.

Он быстро поднялся. Стою с Ним рядом у стола. Он согнулся над документом. Что-то легко чиркнул в нем.

– Ну, раз вы оба согласны, можете отправляться на прогулку хоть сейчас. Обед у нас в тринадцать ноль-ноль. У вас есть почти два часа.

– Только два? – Он разочаровано смотрит на директора. – Нам этого времени будет очень мало. Столько надо всего друг другу рассказать, объяснить… Может, мы с Сашей где-нибудь в городе пообедаем? – Я чувствую, что мы с Ним уже немного заговорщики. И он решает за нас обоих. И мне это нравится. – Ведь мы же имеем право, с вашего согласия, конечно, провести вместе восемь часов. Так вот мы… я … просим этого согласия. А Саша точно голодным не останется.

– Как раз в этом я не сомневаюсь. Давайте-ка так договоримся: если Александр захочет – вы, Михаил, обещаете мне сразу же привести его назад в детский дом. А так у вас есть на общение время до ужина. Но в восемнадцать тридцать мальчик должен быть в группе.

– Конечно. Обязательно будем. Я обещаю! – Он явно обрадовался милостивому решению директора. А я радуюсь, что он радуется.

– Ну, тогда так и договоримся. Саша, ты иди одевайся пока. А мы тут еще решим несколько мелких вопросов.

– Я провожу.

Я пошел к двери. Он вышел вместе со мной. Прикрыл за нами дверь в кабинет и обрадовано мне:

– Ура! У нас с тобой теперь целый день! – Глаза у него блестят. Улыбается и смотрит на меня с доверием. – Я тебя на улице подожду. Во дворе. Там у вас дерево большое. Буду под ним. Ты потеплее одевайся только, холодно тут у вас в Сибири.

И быстро скрылся за дверью. Я не торопясь пошел к нам в группу. Хоть десять минут есть, чтобы что-то обдумать. Осознать. Мысли в голове кружились в каком-то хороводе. Я ведь даже не успел его как следует рассмотреть. Как-то даже стеснялся смотреть ему в глаза. Но он в мои смотрел. Смотрел и улыбался. И он очень обрадовался, что у нас впереди целый день. День вместе. Он просто засветился от этого! Я это даже не увидел, а скорее почувствовал. Меня прямо всего обдало его радостным возбуждением. А это значит… значит, я понравился ему. Хоть бы никого не было в группе! Не могу сейчас отвечать на их вопросы. Если бы с ходу его разочаровал – он бы не стал просить меня на целый день. Пока все идет хорошо… Какой он? Я его как-то словно в тумане видел. Но он точно немного выше меня ростом. Худощавый, глаза в очках добрые. Он близорукий. Без бороды и усов. Волосы не помню. И как одет тоже. Но он очень приятно улыбается. И когда взял меня за руку… нет, не рукопожатие, а осторожно обхватил чуть ниже локтя мою протянутую руку. У него теплые руки. Витька ждет меня в нашей комнате.

– Ну, что? Как все прошло? Как ты там?