Исчезновения в Гальштате

– Ой. Даже не знаю. Но кажется, все нормально. Сейчас пойдем с ним гулять. Мне срочно собираться нужно.

– А какой он? Понравился тебе? Галька прибежала к Любе и рассказала, что его видела. Говорила, что в черном пальто, высокий, в очках. И лицо немного загорелое.

– Да? Я не заметил как-то. Но кажется, да. Немножко загар есть.

– Но так он тебе как? Понравился?

– Да. Кажется, он мне понравился. Кажется, даже очень понравился.

И тут Витямба вдруг засветился, расплылся в улыбке и кинулся меня обнимать:

– Молодец! Вот ты молодец, Саня! Я знал, что так будет. Давай собирайся скорее. Нет, знаешь чего – иди сначала в туалет зайди. А то потом от волнения и мороза вдруг захочется. Чего ж ты будешь в кустах, что ль, перед опекуном позориться. Иди прям сейчас.

Я пошел. Выглянул в окно умывальника. Дерево стояло. А его еще не было. Сердце опять застучало в ужасе. Он ушел. Решил, что я не такой. И не попрощавшись… Уехал подальше отсюда. В Москву. От этой мысли внутри у меня все перевернулось. Я поскорее вернулся в комнату. Витямба тер влажной губкой засаленные рукава моей зимней куртки.

– Его там нет, – растерянно сказал я и сел на кровать.

– Кого нет? Где?

– Опекуна. Из Москвы. Он сказал, что под деревом будет меня ждать. Он, наверное, раздумал и уехал без меня.

– Ты что? Куда он мог уйти? Просто, небось, еще у директора. Че ему? Мерзнуть, что ль, на улице, тебя ожидая? Невелика птица! Что ты расселся-то? – Витька выглянул в окно. – Да вон он, твой, стоит под деревом. Ждет. Пока его тупорылый опекаемый на кровати расселся. Одевайся давай скорей! А то и правда уйдет. Подумает, что ты, как девочка, перед выходом носик пудришь и вечно себя ждать заставляешь, – и Витямба скорчил свою обычную глумливую рожу.

Я только кинул взгляд в окно и тут же бросился натягивать свои говнодавы и куртку с влажными от Витькиных усилий рукавами. Трикотажные перчатки засунул в карман. Схватил шапку в руки и выкатился стремглав на улицу. Он сразу увидел меня пошел навстречу. «Опять улыбается», – подумал я.

– Надень шапку! Простудишься! – Он теперь был без очков. Тоже в шерстяной шапке. Опять я волосы не рассмотрю. Но теперь явно вижу, что у него загар. Глаза серо-голубые, радостные. – Я вот сюда, в Сибирь, самую теплую одежду взял, а оказалось, что не так уж тут у вас холодно.

Мы пошли рядом. Вдруг кто-то кинул мне в спину снежок. Оборачиваюсь – нет никого. Он показывает на окно второго этажа:

– Кажется, обстрел ведется вот оттуда.

Я посмотрел туда и увидел, что в окне седьмой группы мне корчат рожи Сашка Лапушкин и Женька. Я почему-то ни грамма не обиделся на них. Наверное, потому что и он не обиделся и воспринял это как легкую шутку. Он даже весело помахал двум этим придуркам рукой. Я почему-то тоже помахал … «Это я зачем? – мелькнуло у меня в голове. – Нравится делать, как он?»

– Я вот решил сначала сам тебе рассказать кое-какие моменты, которые надо прояснить сразу. Ну, чтобы ты не мучился этими вопросами. Знаешь, иногда хочется знать что-то важное про человека, а спросить как-то неудобно. Поэтому давай я сначала сам задам себе твои вопросы. И дам тебе на них ответы. Не против, если мы так начнем знакомство?

– Нет. Я не против.

– Тогда я немного про себя расскажу. Меня зовут Михаил Евдокимов. Я по происхождению русский. Родился в Москве. Но я живу попеременно то в Москве, то в Вене. Это в Австрии. Знаешь такой город?

– Знаю. Но я там никогда не был. Я еще нигде не был, дальше Кемерово не выезжал.

– Ну, это нормально. Еще успеешь мир посмотреть. Так… Ну, в Австрии у меня работа. Я пишу пьесы, сценарии и либретто. Это называется драматург. Знаешь такую профессию?

– Конечно. Я же не дебил. У нас детский дом для умственно нормальных.

– Да. Извини. Как-то глупо – все время тебя переспрашивать. Ты ведь и сам можешь переспросить, если что-то тебе будет непонятно. Просто я волнуюсь немного. Это у меня первый раз, когда я вот так приехал к человеку знакомиться. Ты ведь тоже, наверное, волнуешься. Еще и посильнее меня? – заглядывает мне в лицо, как бы стараясь понять мое состояние.

– Я тоже… Но сейчас уже меньше.

– Ну и слава Богу! Как-нибудь мы справимся вместе. Тебе, конечно, труднее. Все же я старше намного, и ведь это я тебя опекать должен, а не ты меня. Значит, я должен постараться сделать так, чтобы тебе было со мной спокойно, комфортно. Ну, если у меня не будет получаться, ты мне помогай.

– Хорошо.

– В Австрии отчеств нет. Все обращаются друг к другу просто по именам или, если официально, по фамилиям. Поэтому ты в Вене станешь господин Белов. По-немецки: герр Белофф. Кстати, красиво звучит. Но и Саша тоже можно. Для близких. Я вдовец. Моя жена была немка. Она погибла два года назад. Это был несчастный случай, но давай об этом не сейчас. Мы прожили вместе двадцать пять лет. У меня есть еще дочь. Она уже взрослая девушка. Недавно вышла замуж. Живет у мужа в Италии. А, вот еще – мне сорок девять лет. Это кратко про себя. Я знаю, что это совершенно недостаточная информация для тебя, но я сейчас хочу именно самое главное тебе о себе рассказать. Я потом, конечно, на все твои вопросы отвечу. А сейчас о другом. О том, как сюда попал. Я увидел твою анкету на одном немецком сайте поиска родителей для сирот. Ну, есть такой в Европе; в немецкоговорящих странах есть такой ресурс. Распространяется по Германии, Австрии, немецкоязычной части Швейцарии и Италии. Там твою анкету и увидел.

– Так меня же только в России снимали волонтеры для поискового сайта «Найди своего ребенка», – говорю.

– Ну, не знаю. Я твою анкету на другом сайте увидел. Еще удивился, что русскоговорящий мальчик там появился. Ну сейчас это неважно, наверное. Главное, что я увидел твою фотографию и прочел про тебя анкету. А там как раз была ссылка на этот российский ресурс… как ты его назвал?.. А, «Найди своего ребенка», да. Там я уже посмотрел твое видео и вот решил приехать к тебе познакомиться. Может, мы понравимся друг другу. И я тогда… тогда оформлю опеку и… там посмотрим, как пойдет.

– А как мне вас называть? Господин Евдокимов? Или по имени-отчеству? Мне проще с отчеством. Я так привык. Не обижайтесь на меня, пожалуйста.

– Да нет. Что ты?! Как раз очень верный вопрос ты ставишь. В Австрии я герр Михель. А в России я Михаил Германович. Моего отца звали Герман. Он был немец, из ГДР. Но я тебе все про мою семью потом расскажу. Я вот подумал: наверное, лучше, если ты прямо сразу будешь говорить мне «ты». И без всяких отчеств. Тут просто такой момент будет возникать постоянно, щекотливый. Ну вот смотри. Представь, что мы сейчас пойдем с тобой, например… например, в пиццерию какую-нибудь. И там все вокруг: официанты, люди за соседним столиками – все будут слышать, как ты меня называешь на вы и по имени-отчеству. Они тогда сразу начнут гадать, кем мы друг другу приходимся и чего это мальчик с каким-то дядькой по ресторанам ходит. Ну не будем же мы всем вокруг объяснять, что это мы только знакомимся и что я тебя собираюсь под опеку брать и все такое… В общем, это только лишние вопросы. Поэтому я предлагаю тебе называть меня на «ты». Ведь тебе же необязательно при этом прибавлять что-то еще. Просто ты говоришь мне «ты». И этого достаточно. И только, пожалуйста, – не надо никаких дядь Миш. Это прям совсем для меня тяжелый вариант обращения. Ну что, Саша? Договорились?

– Ну, я попробую, но не знаю – непривычно как-то вас на «ты».

– Да нормально. И не «вас», а «тебя». Давай ты попробуешь сказать мне что-нибудь такое, ну, чтобы с обращением на «ты».

– А что именно?

– Ну-у, например, скажи мне так: «Я хочу есть. Где мы будем с тобой обедать?» Ну, давай теперь ты пробуй.

– Я хочу есть. Где мы будем с тобой обедать?

– Ну вот видишь! Как легко мы с тобой на «ты» перешли.

– Но вообще-то я пока еще не хочу обедать. У нас сегодня праздничный завтрак был. Очень сытный.

– А-а. И что же включает в себя этот праздничный завтрак-банкет?

– Сырники со сметаной. Клубничный йогурт и бутерброд с копченой колбасой. Все вкусное.

– Ого! Неплохо вас кормят. Сырники я, кстати, тоже очень люблю. Но сам их не умею готовить. Раньше жена делала, потом дочь иногда. А сейчас никто… Но если ты тоже их любишь, то я научусь обязательно. Буду их печь. И потом съедим их вместе. А мы, вообще, куда с тобой идем?

– Я не знаю. Я просто с вами рядом иду.

– Не так. «С тобой рядом иду».

– С тобой рядом иду.

– А куда в вашем городе обычно ходят гулять зимой? Я, понимаешь ли, в Новокузнецке впервые. Вообще за Урал ни разу не выезжал. Поэтому готов слушать твои советы по поводу нашего маршрута.

– Ну… у нас тут есть в центре крепость. Но она далеко. Еще центральная площадь, оперный театр. Я там был несколько раз. Очень красивый.

– Ну, ты мне все это покажешь обязательно. Но я думаю, хоть ты и не голодный, а от чашки кофе не откажешься? Я же только с самолета. Разница во времени с Москвой тут четыре часа. А лететь тоже четыре с половиной. И получилось, что я эту ночь не спал почти. В самолете я так и не научился спать, к сожалению. Прилетели по местному времени в шесть утра, сразу на такси и в отель. Там поспал меньше двух часов – и к тебе. Даже не успел позавтракать. Так что давай я хоть кофе выпью где-нибудь. Посоветуешь, где у вас лучше всего его варят?

– Да, конечно. Вам надо поесть… в смысле, тебе… Кофейня хорошая есть в «Планете». Это торговый центр такой. Я, правда, там не пил. Но все говорят, что там хороший. Можно туда. Но там дорого…

– Ну, поехали туда… далеко это?

– Да не особо. Минут двадцать на маршрутке. На автобусе дольше. Но у меня проездного нет.

– Ну и ладно. Поехали. Показывай, где маршрутка эта?

Мы ехали в полупустой маршрутке. Выходной день. Сидели рядом и молчали, чтобы не мешать другим пассажирам. Только иногда я показывал ему что-то за окном. Вот проехали бассейн. Мы сюда иногда ходим плавать. А это кинотеатр. Я уже почти совсем не нервничал. Как-то мне с ним спокойно. Даже удивительно. И я боялся, что не знаю, о чем с ним говорить, а оказалось, что тем для разговоров у нас не перечесть. Я смотрел в окно и думал, что мне нравится с ним гулять. И разговаривать тоже. И мне с ним очень легко. В салоне тепло. Он снял шапку и смотрит в окно. У него, оказывается, немного кучерявые каштановые волосы, чуть выдающийся вперед острый подбородок, маленькие морщинки идут от носа к углам рта. Если присмотреться – они белые, загар их не окрасил в бронзовый цвет. На его руках черные кожаные перчатки. Слева на запястье вылезли золотистым циферблатом часы. Он аккуратно одет и подстрижен. Как говорит Витямба, «ухожен». Он поймал мой взгляд на себе и заулыбался. Просто так. Его это вовсе не смутило. Вообще, это, наверное, хорошо, что он такой инициативный и быстро все взял в свои руки. Наверное, отец… ой… опекун должен быть таким. Руководить ребенком. Я ведь для него ребенок…

Подъехали. Занесенная снегом вывеска: «Торгово-развлекательный комплекс «Планета». Я веду его в кафе. Вдруг испугался, что меня там узнает тот администратор и выставит из зала. Это будет такой позор! Какой я идиот, что повел его сюда… Но уже поздно. Он уверенно входит в стеклянные двери кофейни, я – за ним. К нам тут же приближается администраторша. Но он обращается не к ней, а ко мне:

– Ну, что? Какой столик выберем? Я вообще-то люблю у окна, но можем выбрать, который нравится тебе. Вот мы вот здесь хотим сидеть.

И мы поднимаемся в находящуюся в самом центре зала стилизованную плетеную гондолу, которая прикреплена к висящему под потолком огромному воздушному шару. Это, конечно, самое козырное место во всем кафе. Я иду за ним. Он снимает свое пальто, разматывает шарф. Теперь я вижу, что у него темно-серые брюки, твидовый пиджак в рубчик и оливкового цвета водолазка. И мы устраиваемся напротив друг друга. Девушка приносит нам меню и кладет перед каждым. Он углубляется в меню. Говорит ей:

– Мы позовем вас, когда выберем.

Я машинально тоже начинаю листать страницы, но почти ничего не знаю в этих названиях – и боюсь спросить. Он посматривает то на меня, то в меню и предлагает:

– Я буду двойной эспрессо. А ты? Ты любишь кофе покрепче? Или с молоком?

Я пожимаю плечами. Думаю про себя: «Откуда я знаю, какой я люблю? Я никакой, кроме того, что в Макдональдсе, не пробовал». Он улыбается и говорит, что, пожалуй, закажет для меня латте. Я киваю, что да, я не против.

– А какой ты хочешь десерт? Тут, я смотрю, много разных. Ты что любишь? Единственное, я боюсь, что ты себе аппетит сладким перебьешь. А мне тебя надо еще обедом накормить. – Он думает, что аппетит мальчика из девяносто шестого можно чем-то перебить… – Вот, например, можно взять этот творожный десерт со свежими ягодами малины и смородиной… хотя нет. Ты же сегодня уже ел на завтрак сырники. Тогда давай тирамису. Ты пробовал когда-нибудь тирамису? Нет? Тогда давай обязательно попробуй. Я, правда, не уверен, что здесь его умеют делать по-настоящему. На самом деле, правильный тирамису умеют готовить только итальянцы. Но мы все же рискнем. – Девушка! Мы готовы сделать заказ. Для молодого человека большую чашку латте и тирамису. А мне принесите двойной эспрессо и запеченное яблоко с корицей.

…Было вкусно… и еще – мне было с ним спокойно. Я вдруг понял, что когда я с ним, то можно расслабиться и просто слушать его советы. Это так классно, когда можно просто слушаться взрослого, который хочет, чтобы тебе было хорошо. И вкусно. И мне было и хорошо. И вкусно. Он попробовал из моей тарелочки своей ложечкой маленький кусочек моего десерта и сказал:

– В общем, недурственно.

Потом отрезал от своего запеченного яблоко половину и переложил на мою тарелку:

– Попробуй теперь ты мой. Как твое мнение?

Я мотнул головой, что нравится, так как рот был забит сладким.

– Так. Ну, пока ты жуешь, я тебе еще расскажу про себя. Ну, про то, что моя жена погибла, я уже говорил. Про дочь тоже. Ее зовут Анна. А муж у нее итальянец. Он работает в банке. Они живут в Бергамо. Это такой очень приятный городок в северной Италии. Дочь закончила венский университет. По профессии она переводчик.

Он отхлебнул кофе и посмотрел на меня внимательно, будто хотел убедиться, что мне интересно то, что он говорит.

– Я родился в Москве. Моя мама русская, она живет в Москве. Хотя, конечно, она уже старенькая. Ей почти семьдесят восемь. Но она еще в приличной форме и пока в состоянии обслуживать себя сама. Впрочем, она довольно часто и подолгу живет в Италии, у Анны. Внучка – это ее самая большая привязанность. Ну а мой отец был, как я уже тебе говорил, из ГДР. Они познакомились еще в шестидесятые годы прошлого века. Отец приехал в Москву на стажировку. Он был врач. Невропатолог. А мама тогда только училась в медучилище, была в больнице на практике. В общем, там они и познакомились. Потом поженились. Родился я. Они сначала жили в Москве. А когда мне уже было одиннадцать лет, папа получил назначение главным врачом в Лейпциг. И мы переехали. Я там жил до двадцати пяти лет. Но потом отец умер. Мама не хотела оставаться в Германии. Чувствовала себя там на чужбине, и мы вернулись в Москву. Я к тому времени окончил университет. Факультет нефтехимии. Начал писать диссертацию. Но тут в России началась перестройка, и я не мог найти в Москве работу. Мама осталась тут, а я вернулся в Германию. Тогда уже произошло соединение западной и восточной частей. По-немецки я говорил, писал и думал не хуже, чем по-русски, и никакой адаптации к новым условиям мне не понадобилось. Я начал работать в фирме, занимающейся поставками оборудования для горной промышленности из Германии в Россию.

Потом я написал свою первую пьесу. Ну, это отдельная история, как это вообще в моей жизни случилось. Но, к моему огромному изумлению, пьеса стала активно ставиться, причем не только в Германии, а и в Европе и в России тоже. У меня появились новые заказы, и постепенно я полностью перешел на работу по этой стезе. Еще до этого, когда я работал в горнодобывающей фирме, я познакомился с моей будущей женой. Она была немка, но из Австрии. Ее звали Магда. Очень скоро родилась наша дочь Анна. Вот в общих чертах и все про меня. Ты перекусил? Хочешь еще кофе? Ну, тогда я расплачусь…

– А почему вы стали искать… себе еще ….

Он не заметил, что я обратился к нему не как договаривались, а на «вы». Задумался на несколько секунд:

– Я на самом деле и сам до сих пор не совсем и сам понял зачем… Как-то это само собой вышло. У меня возникла идея нового сценария. И я хотел, чтобы одним из персонажей был ребенок, которого в детстве потеряли родители… ну это сейчас неважно… короче говоря, я полез в интернет, чтобы собрать материалы, фактологию, связанную с этой темой. И наткнулся на это немецкий сайт, про который уже тебе рассказывал. И там увидел тебя. Сначала меня твое лицо заинтересовало – я почитал сопровождение к анкете, а потом увидел сноску на видеоматериалы. Полез посмотреть и оказался на российском сайте, где твоя анкета как раз и была размещена первоначально. Там вообще несколько тысяч подростков твоего возраста. Я стал их просматривать. Наверное, месяц изучал. Сейчас спроси зачем – не отвечу. Просто интересно было. Вот так… а потом уже начал документы собирать и с Кемеровскими областными органами опеки связываться. Так что я про тебя намного больше знаю, чем ты про меня. Поэтому и рассказываю тебе про себя побольше. Но учти, скоро я тоже тебя вопросами закидаю. Мне очень интересно все про тебя узнать. Но сегодня (давай договоримся) твой день. И ты в приоритете меня спрашивать. Так что вот, Саша, можешь и начинать, но только давай договоримся. Сразу же. И навсегда. Не врем друг другу. Если вопрос или тема кажутся тебе или мне неважными, бестактными или несвоевременными, то так и говори мне: «Знаешь, ты меня извини, но я считаю, что нам пока рано обсуждать эту тему». Или: «Я бы не хотел говорить об этом». Я думаю, Саша, такой ответ будет вполне нормальным. И он намного лучше, чем начинать врать. Я бы хотел, чтобы мы старались быть честными между собой во всем. Ну ладно, что-то я совсем заболтался. Давай спрашивай меня о чем хочешь.

– Ну, вы… ты мне уже много рассказал, но я вот хочу спросить, если вас… если тебя это не стеснит: все-таки почему ты меня выбрал и ко мне приехал. Ты сказал, что нескольких тысяч парней анкеты просмотрел? Почему я?

– Ты знаешь… Буду откровенен. Из всех нескольких тысяч просмотренных видеоанкет я, кроме тебя, еще выбрал пятерых. Ну, девочек я вообще не смотрел. Во-первых, девочка у меня и так уже есть. Во-вторых, мне все же кажется, что для девочки в любом случае прежде всего нужна мать, а парню в пятнадцать лет, скорее, уже отец больше нужен. Впрочем, тут я, может быть, и ошибаюсь: наверное, мать любому ребенку важнее отца. Но мне ведь девочку и не дали бы под опеку. Согласись, что это смотрится как-то подозрительно, когда мужик за сорок, вдовец, удочеряет девушку-подростка! Ну а в-третьих, мне кажется, что с парнем мне будет проще обо всем договариваться. Впрочем, это не факт; мальчики тоже разные бывают. Но вернусь к моему списку. Внимательно изучив по многу раз анкеты и видео всех пятерых ребят, я понял, что зря все это время лазал по сайту. Можно было сразу остановиться на тебе и больше никого не просматривать. А может, это и хорошо, что я стольких еще с тобой сравнивал. Зато я теперь точно знаю, что ты – самый лучший. Не красней. Я имею в виду, что самый лучший для меня.

– А почему для вас… для тебя лучший – я?

– Тоже знал я, что ты это спросишь. Ну, конечно, тут много объективных факторов. Но и субъективные нельзя сбрасывать со счетов. Для меня большое значение имеет то, что ты живешь и учишься в очень приличном детском доме, куда попадают только вполне полноценные во всех отношениях дети. Ведь очень много детских домов, где почти все дети с психическими и умственными расстройствами. А в вашем заведении учатся в определенной степени сливки из сирот. Еще один фактор – это то, что ты один. Я имею в виду – без братьев и сестер. Ведь разделять их по закону нельзя. Ну а я, сам понимаешь, один, без жены, с несколькими сразу ребятами объективно не справлюсь. А ты один. В анкете также сказано, что ты физически парень крепкий. И на видео это видно, а потом и учителя твои подтвердили: мальчик уравновешенный, спокойный, физически развит хорошо. Я понимаю, что и больным детям родители нужны. Но ведь и таким, как ты, здоровым, не меньше. Еще одна штука есть; мне про нее очень неудобно тебе говорить, но раз мы договорились, что не врем друг другу… У тебя, Саша, мать умерла. Отец, по информации твоих учителей и воспитателей, тебя не посещает практически. Еще раз прости, но ты попробуй тоже на мое место встать. Дай Бог все у нас сложится, и я заберу тебя к себе. И будем жить как нормальная семья, как отец и сын, хоть это как хочешь называй. Опекун там и опекаемый. Это не важно, я ведь очень привыкаю к человеку быстро, и мне потом трудно с ним расставаться. А если потом в дверь позвонит кто-то из твоих биологических родителей и скажет: это мой сын, отдавай мне его – и что я тогда буду делать? Как я буду терять сына, которого люблю, о котором я привык заботиться?.. Прости меня, но за тобой, Саша, никто не придет; твоя мама умерла… Правда, существует твой отец…

– Он никогда не придет за мной. Я ему совсем не нужен. Вы… ты можешь быть спокоен. Я никому не нужен. Пока во всяком случае.

– Мне жаль, что я тебя ранил этими словами. Но я хочу, чтобы ты понимал, почему я приехал именно к тебе. Но и это еще не все. Факторы факторами, но есть еще и человеческие чувства, вернее предчувствия; нечто такое, что очень трудно объяснить словами. Но я хочу попробовать; все же я занимаюсь литературой, должен уметь делать это лучше других. А у меня сразу, с самого начала, было ощущение, что ты – мой мальчик. Может, это звучит как-то пафосно, но я чувствую, что ты – тот, кто будет мне самым лучшим сыном и для кого я стану самым лучшим отцом. Не могу этого объяснить. Просто это какая-то внутренняя связь. Я почувствовал тебя, еще когда твои видео бесчисленное количество раз просмотрел. И сейчас, когда увидел наяву, только еще увереннее стал это понимать, что я не ошибся. Что ты как раз такой, каким я бы хотел видеть своего сына.

Мы шли по улице рядом. После этих его слов мы оба надолго замолчали. Я переваривал сказанное, а он ждал, пока я переварю. Вот ведь как бывает… Встречаются два человека, и оказывается, что они настолько хорошо понимают и чувствуют друг друга, что так и за много лет не научишься, а у них все само как-то выходит. Он прервал паузу, которая нас обоих совсем не тяготила. Я подумал, что это хороший признак, когда с человеком комфортно не только говорить, но и молчать. А с ним это именно так.

– Мы вроде с тобой шли обедать, – у него всегда бодрый голос, – так что? Какие у тебя предложения? Я что-то сомневаюсь, что ты тут по ресторанам шляешься, поэтому сформулирую свой вопрос следующим образом: что именно, мой дорогой Александр, ты хотел бы сейчас больше всего съесть?

– Ну, я не знаю… наверное, что-то мясное. Если можно.

– Уточняю вопрос: это должно быть что-то типа большого стейка с кровью? Или что-то утонченное и изысканное?

– Можно изысканное, – сообщил я, так как мне само это слово понравилось.

– Ну, тогда давай-ка, мой дорогой, посетим какой-нибудь приятный французский или итальянский ресторан с авторской кухней.

Он достал смартфон и начал его довольно ловко ковырять, делая запрос. Через полминуты стало ясно, что французской кухней мы в Новокузнецке не побалуемся. Он поймал какого-то частника, и через десять минут мы подъехали к небольшому итальянскому ресторану в центре. Я раньше никогда не видел такого места. Мы сели у окна. Скатерть была белая и накрахмаленная. Рядом с сервировочными тарелками лежали такие же белоснежные тканевые салфетки, продетые в серебристые изящные кольца. Официант в белой рубашке и черной бабочке поставил на стол тарелки и по два блестящих прозрачной чистотой бокала. Я немного тушевался. Боялся, что-то сделаю не так. Но Он был в отличном настроении и все время шутил с официантом. Они обсуждали заказ, потом вино к нему. Мне, несовершеннолетнему, было предложено сопроводить трапезу чуть кисловатым морсом их собственного изготовления. Все было очень красиво. И очень, очень вкусно. К нам даже подошел шеф-повар, который оказался владельцем этого ресторана. Еще и итальянцем при этом. Он с ним поговорил о чем-то веселом по-итальянски. Оба смеялись. Шеф показывал на меня и что-то говорил. Он ему объяснил. Потом шеф с улыбкой потрепал меня за плечо и ушел к себе на кухню. Он перевел мне:

– Я ему сказал, что хорошо знаю итальянскую кухню, потому что моя дочь замужем за итальянцем. Он спросил, откуда ее муж. Я сказал, что из Бергамо. А он тоже с Севера. Из Мантуи. Я там бывал. Немного про город поговорили. Он потом про тебя сказал. Что сын у вас на вас похож. Ну я, Саша, не стал его разубеждать. Думаю, зачем его посвящать. Пусть думает, что так. Ты за это на меня не в обиде?