Полная версия
Сказки неизвестных народов
Попрощался, вышел и пошел своей дорогой.
Охотник меткое копье
* * *
Давным-давно, когда люди жили не как сейчас, а строили себе хижины из шкур и бродили по лесам, охотясь на крупного зверя, жил в одном племени молодой охотник по имени Меткое Копье. Имя свое он получил вполне заслуженно: еще в детстве он превосходил всех мальчиков в ловкости и выносливости, а когда научился владеть оружием и прошел обряд посвящения, очень быстро стал одним из лучших охотников племени. Одна беда: был он до сих пор не женат, хотя сверстники его давно обзавелись семьями, и у некоторых уже было по паре детишек. Меткое Копье, когда его об этом спрашивали, обычно отвечал, что не нашел еще себе девушку по нраву. Дочери соседей все как одна казались ему слишком простыми и невзрачными, и он втайне мечтал, что встретит где-нибудь невиданную красавицу, дочь вождя большого племени, которая сразу полюбит его и станет его женой.
И вот как-то раз отправился Меткое Копье на охоту. Знакомая тропа привела его к холмам, поросшим густым лиственным лесом, – там обычно паслись олени и дикие козы. Но в этот раз ему не повезло: свежих следов видно не было. Оставалось возвращаться или идти дальше – он выбрал идти. С дальней стороны гряды начинался склон, за которым петляла неглубокая каменистая речка. Меткое Копье спрыгнул в первую попавшуюся промоину и спустился по ней до самой воды. Он решил дойти до верховьев и посмотреть, как обстоят дела с животными там.
Охотник свернул за поворот, и справа показалась отвесная белая скала с расщелиной, похожей на вход в пещеру. А возле скалы стояла девушка, прекраснее которой он не видывал никогда в жизни. На круглом, как полная луна, лице неземным светом сияли светло-карие глаза, густые черные волосы водопадом стекали на плечи. Платье из белой оленьей замши, все в бахроме и разноцветной вышивке, на шее бирюзовое ожерелье, на груди амулеты из ярких камней – это воистину была дочь великого вождя!
– Здравствуй, милая! – воскликнул охотник, очарованный. – Кто ты, откуда и что делаешь одна в такой глуши? Может быть, тебе нужна помощь? Я с удовольствием исполню все, что ты пожелаешь!
Девушка слушала его, не поднимая глаз, и охотник подумал: вдруг она не понимает его языка? Но, помолчав, она наконец ответила:
– Здравствуй, храбрый воин! Нет, помощь мне не нужна, но благодарю тебя за то, что предлагаешь ее. Сейчас я не могу с тобой разговаривать, но, если хочешь еще раз увидеть меня, приходи сюда ровно через неделю.
С этими словами девушка повернулась и исчезла в зарослях.
Меткое Копье едва удержался, чтобы не броситься вслед за ней, схватить в охапку и унести с собой в стойбище – но вдруг где-то рядом ходят ее братья или другие родичи? А с чужим племенем шутки плохи, особенно в одиночку! Он смирился и решил ждать.
Следующая неделя показалась ему вечностью, но все же прошла и она. Меткое Копье с быстротой молнии проделал знакомый путь и в условленное время вышел к скале у реки – однако берег был пуст. Охотник ждал, но девушка все не появлялась. От нечего делать он стал осматриваться вокруг, и взгляд его упал на вход в пещеру. Кажется, в пещере кто-то был: изнутри падали отблески костра, до его ушей доносились негромкие звуки. Он подумал: может быть, девушка там? И решительно переступил порог.
Пещера была обжита: посередине горел костер, стояла тренога, какая-то утварь. А возле костра сидела женщина, не молодая и не старая. Ее красное платье было кое-где испачкано золой и жиром, загрубевшие руки покрыты сажей. Увидев охотника, она приветливо улыбнулась и сказала:
– Здравствуй, друг, заходи и будь моим гостем! Ты, наверное, голоден – у меня припасено немало вкусного, и ты можешь отдыхать у моего очага, сколько пожелаешь, здесь тепло и уютно!
Но Меткое Копье насторожился. «Что это за женщина? – подумал он. – Какого она племени? Вдруг сейчас придет ее муж и из ревности убьет меня стрелой в спину? А если у нее нет мужа, тогда почему она живет здесь одна? Вдруг ее изгнали из племени за какое-то преступление? Нет, я лучше пойду отсюда!»
А вслух сказал:
– Благодарю, но я не могу принять твое приглашение. Я ищу девушку в белой одежде – она была здесь неделю назад и велела мне прийти сюда сегодня. Ты знаешь ее?
– Да, я знаю эту девушку, но сейчас ты ее увидеть не можешь, – ответила женщина, как ему показалось, с грустью. – Приходи через неделю, и ты обязательно встретишься с ней.
Жестоко разочарованный, Меткое Копье повернулся и вышел, даже не попрощавшись.
Еще неделю он не находил себе места от нетерпения, а на седьмой день пустился в путь, едва забрезжил рассвет. Когда впереди показался знакомый утес, он всю дорогу не сводил с него глаз в надежде углядеть хоть краешек белого платья – но так ничего и не увидел. Однако в пещере по-прежнему горел огонь. Бегом преодолев расстояние до входа, он ворвался внутрь.
У очага сидела старуха. Ее лицо покрывали глубокие морщины, кожаный ремешок стягивал снежно-белые волосы, по полу стелилась черная одежда в заплатах. Но смотрела она весело.
– Заходи, внучек, – сказала она скрипучим голосом, – будь как дома! Хочешь, я угощу тебя отваром из целебных трав – ты в жизни не пил вкуснее! А хочешь, расскажу парочку удивительных историй про богов, людей и прочих обитателей всех трех миров?
Но Меткое Копье совсем не расположен был тратить время на какую-то старуху.
– Погоди, бабушка! – воскликнул он. – Мне сейчас не до этого. Я ищу девушку, прекрасную девушку в белом платье – две недели назад я встретил ее здесь и с тех пор никак не могу найти. Может, ты скажешь мне, где она?
Ничего не отвечая, старуха медленно выпрямилась и встала, пристально глядя Меткому Копью в глаза. Ему вдруг стало неуютно.
– Ах, внучек, внучек, – заговорила она наконец. – Ты так ничего и не понял? Эта девушка, и та женщина, что была здесь неделю назад, и я – разве мы не похожи? Мы и есть одно. Я – Луна. Иногда я расту, иногда нахожусь в расцвете сил, иногда убываю, но это все я, ночная богиня! А когда мне не нужно сиять на небесах, я люблю спускаться на землю и жить среди людей, и обычно люди вежливы со мной и принимают мои дары с благодарностью, ибо они всем идут на пользу и радуют сердце. Но ты не таков! А ведь если бы ты был со мной поприветливее, я подарила бы тебе один из своих амулетов или научила парочке заклятий, и ты очень скоро встретил бы прекраснейшую из девушек вашей земли, и ее любовь была бы с тобой навеки. А теперь… – И она провела рукой по воздуху, как бы отталкивая его. – Теперь иди.
И Меткое Копье почувствовал, что ему очень хочется оказаться далеко-далеко отсюда. «Прости!» – только и смог вымолвить он, на секунду задержавшись на пороге.
Так он никогда и не женился.
Про золотую рыбку
* * *
Да-да, про ту самую, о которой уже столько сказок сложено – а лучше всех написал о ней великий поэт Александр Сергеич Пушкин. Большой шаман был, много знал про то, что в мире творится, – а про то, чего не знал, не писал. Вот он и расписал нам в своей сказке во всех подробностях, что да как там со стариком этим и его старухой произошло, а про саму рыбку и жизнь ее рыбью умолчал. Ну там, помутилось синее море, и все. Не знал он, как у них в океане все устроено, а я знаю и вам расскажу.
Рыбы – они, да, говорить умеют, и с людьми, и между собой, конечно, только не ртом, как мы, – рот у них вообще не для этого, – а мыслями обмениваются. Телепатия у них, во. Почему сейчас с людьми не говорят? Не знаю, не хотят, наверное. А той Золотой рыбке приходилось. Такое уж у нее было дело по жизни – с людьми общаться да желания исполнять. Не то чтобы работа: не получала она за это ничего, и не заставлял никто, рыбы же свободный народ, их фиг заставишь, вильнула хвостом – и поминай как звали. А, скажем так, миссия у нее была – людям помогать. И для этой миссии была у нее особая волшебная сила. В старину-то многие знали, в каком месте на берег выйти да как ту рыбку подозвать, и абы с кем не делились, передавали друг другу шепотом, чтобы кто случайный не подслушал. Потому, наверное, люди всё попадались рыбке нормальные, не злые, не жадные – просто шли со своими бедами да кручинами, она и помогала. А на досуге любила она, не поверите, сказки и истории всякие слушать: у них, у рыб, свое как бы радио есть, тоже телепатическое. И больше всего нравились ей истории про всяких королей, рыцарей, принцесс да фей, из тех времен. Ну, про фей слушать ей было не особо интересно, она же сама как бы фея – а вот про принцесс очень любила, да.
Вот так жила она себе спокойно – и тут случается та самая история со стариком, и старухой его, и корытом, которую так прекрасно нам Пушкин описал, что и добавить нечего. Только давайте себе представим, что бедная рыбка чувствовала, пока с ангельским терпением про старухины закидоны выслушивала, а потом и исполняла. Только море вокруг бурлило от невысказанных эмоций… А что в итоге? А в итоге мерзкая старуха совсем на шею сесть вознамерилась, и чтоб рыбка-благодетельница, значит, была у ней на посылках. Тут уж лопнуло рыбкино терпение – неправильно это, не должно на свете быть таких людей! А вредить никому нельзя, можно только отменить уже сделанное. И вот одним изящным движением плавника – имеем разбитое корыто.
Чувствовала рыбка, что все сделала правильно, – а почему-то никак успокоиться не могла. Опротивели ей люди. Все чудилось, что они либо такие же жадные, наглые да глупые, как та старуха, либо, как мужик ее, подкаблучники бесхребетные… Наступило, короче, профес-сио-нальное выгорание вследствие психологической травмы, во. И взмолилась она своему рыбьему богу. А кто у рыб бог? Правильно, Дагон, кто ж еще. Это он для людей страшный, а рыбы все как одна – дети его любимые, и слышит он каждую, и сразу отвечает, стоит лишь той словечко про себя прошептать, и никаких таких выражений подчинения и покорности ему не нужно, свободный же народ.
И вот кричит наша рыбка изо всех сил, хоть и про себя: э-эй! Даго-он!
И он ей сразу в ответ таким басом внушительным: слышу, милая! Что там у тебя случилось?
И она, захлебываясь: все, короче, не могу я больше с людьми, забирай у меня силу волшебную! А он: не вопрос, милая, в любой момент. Она: а помнишь, ты говорил, у меня тогда еще одно желание для себя будет? Он: да, проси чего пожелаешь – и даже не одно, а целых два! На всякий случай, а то мало ли, знаю я вас.
И рыбка, недолго думая: хочу стать принцессой! Да-гон так осторожно: правда принцессой? Принцесса же человек, а не рыба. Рыбка ему: нет-нет, ты не понял, не человеческой принцессой, а рыбьей, пускай я снаружи буду как принцесса, ну, там, такая вся из себя прекрасная, милая и нежная, а внутри по-прежнему собой – только лучше!
Дагон такой: ф-фух, кажется, понял. Только знаешь что, дорогая: ты не забыла, что силы-то волшебной у тебя больше не будет? А рыбка ему на это: да ну и черт с ней, справлюсь! Давай!
Сказано-сделано: зажмурила глазки, и в ту же секунду случилось с ней волшебное превращение.
И вот открывает она потихоньку один глазик, потом другой и видит: мать честная! Чешуя у нее по-прежнему золотистая, но такая вся нежная, с муаровым отливом, тело стройненькое, точеное, плавники длинные и шелковистые, на полметра за ней развеваются, не двигается, а прямо плывет… ну то есть, она и раньше плавать умела, но все как-то не так. А теперь одно слово – красавица! Так ей радостно стало на душе – думает: вот оно, счастье-то, о котором столько слышала, а сама в жизни не видела! И захотелось ей повыше подняться, в более высокие, значит, слои моря-океана, где и света побольше, и корма, и общество, на других посмотреть и себя показать.
Всплыла потихоньку – и давай на свету красоваться, плавничками яркими шевелить, все смотрит, кто ее первый увидит, не принц ли прекрасный. Но тут краем глаза замечает: справа поодаль тень косая да серая маячит. Оглянулась: батюшки, да вот еще одна слева, и как будто бы снизу третья заходит!
Страшно ей стало. Как завопит: Даго-он! Что-о же это! А он ей: это, милая, акулы. Она: да откуда ж они взялись на мою голову! А Дагон ей на это с легкой грустью: а они, милая, всегда были, они тоже тут живут, как и ты.
И тут только дошло до бедной рыбки, что раньше волшебная сила защищала ее от хищных тварей, а теперь нет ее – и разорвут рыбку в клочки в один миг. И кричит она: Дагон, посто-ой! У меня ж еще одно желание есть! Давай быстро превращай меня в кита, кит же больше акулы!
Тут даже Дагон не выдержал. Дура, говорит, мы же рыбы! А кит – животное, мле-ко-пи-тающее, ты, что, не знала? Его предки миллион лет назад к нам в океан с суши сползли на четырех лапах, потом только лапы в плавники превратились. Так что не могу ни в кита, ни в дельфина, по другому ведомству проходят.
Стыдно стало рыбке: сказки-то она с охотой слушала, а в науке была не сильна. Но спасаться-то надо! И кричит она: раз так, хочу оружие! Ну вон, хоть меч, как у рыцаря, знаешь!
И Дагон такой: хм, а что, это идея! Почему бы и нет? Девка бойкая, с оружием себя защитить сумеет. Только куда ей этот меч присобачить? На спину неудобно: пользоваться не сможет, на хвост – не выдержит, слабенький. Остается на башку лепить – и все, прощай, красота. Ну так жизнь дороже, потом поймет-простит.
Сделал – и отключил связь, не смог дальше слушать, что у нее там в голове творится. Пока будет от акул отбиваться – авось привыкнет да полюбит себя такой.
Но что-то не давало ему покоя, жалость, что ли. Все думал, как же помочь, – ас ней сделать больше ничего не мог, желания кончились. Думал-думал, а потом – эх, была не была – просто представил себе внешность ее новую и сотворил такое же существо с мечом на носу. Только мальчика.
Что там дальше с ними было – натурально, тайна, покрытая мраком, об этом не только я не ведаю, но и сам Пушкин, похоже. Но по разным признакам можно предположить. И посейчас существуют в море-океане те рыбы с мечом на носу, так их и называют: меч-рыба. А значит, случилось у тех рыб и знакомство, и любовь, и семья-дет-ки. Выжили и размножились – значит, нужны нашему миру, какие есть.
Только, слышал я, в последнее время что-то меньше их стало – не дай Дагон, вымрут еще. Берегите, короче, океан.
Жадный раджа
* * *
Давным-давно было на севере Индии, в предгорьях, небольшое княжество, и правил им, как водится, один кшатрий. Семья его была богата, любящая жена родила ему пятерых сыновей, с окрестными князьями жил он в мире, дворец его был искусно украшен и полон всего, чего только ни пожелаешь, – в общем, этот раджа имел все основания считать себя счастливейшим из смертных. Но с течением лет и государственные дела, и семейная жизнь прискучили ему, он сделался неспокоен и раздражителен, и придворные день и ночь ломали головы, как бы развлечь своего повелителя, – но ни охота, ни игра в кости, ни общество красивых женщин уже не радовали раджу.
И вот как-то раз один из советников сказал ему: «Господин мой, в соседнем городке у подножия гор живет старый учитель, который известен тем, что в молодости был великим путешественником и обошел, кажется, всю землю от Персии до Китая. Прикажите послать за ним, и он наверняка сможет показать вам какое-нибудь невиданное в мире чудо». Раджа милостиво дал свое согласие.
Однако самый мудрый из придворных сказал остальным, что, по чести, сначала им следовало бы поговорить с учителем: кто знает, станет ли он подчиняться приказам хотя бы и самого раджи. Так и порешили сделать.
Назавтра придворные велели слугам оседлать коней и отправились в городок. Там они спросили у первого встречного, где живет учитель, и тот с охотой показал им дорогу. Учитель – а звали его Бхагван Сингх – жил в маленьком, неказистом на вид домике возле городской стены. Услышав голоса и топот множества коней, он вышел и немало изумился, увидев у себя во дворе столь блестящее общество, – однако вежливо поклонился и радушно предложил гостям войти в дом и разделить с ним скромную трапезу.
В доме было всего две комнаты: в одной учитель жил сам, в другой обучал соседских детей грамоте и арифметике. Кое-как разместившись, придворные отведали угощение и наконец приступили к делу. Они стали сетовать, как тяжела их жизнь при дворе, как много в государстве зависит от расположения духа повелителя и как сложно ему угодить. Поэтому не будет ли господин учитель так великодушен, что поможет развлечь раджу каким-нибудь увлекательным, но не очень трудным путешествием, желательно в такие места, куда не ступала еще нога смертного и где полным-полно невиданных, но неопасных чудес? Иначе все они просто-напросто рискуют лишиться головы.
Учитель выслушал их со вниманием и ответил, что дело это очень непростое, потому что таких мест в мире почти уже не осталось и сам он слишком стар для долгих походов, – но он понимает, сколь важна их просьба, и готов служить повелителю по мере своих скромных сил.
Обрадованные придворные посадили учителя на самую смирную из кобылок и вместе с ним вернулись в столицу. Бхагван Сингх был представлен ко двору и легко сумел завоевать расположение раджи красочными рассказами о былых путешествиях. А на вопрос, нет ли и в наше время поблизости от столицы княжества каких-нибудь чудесных мест, ответил, что знает одно и готов сопроводить повелителя туда. «Я щедро награжу тебя!» – воскликнул раджа. Но учитель ответил, что никакой награды ему не нужно, но он просит повелителя дать ему одно обещание и поклясться всеми богами, что оно будет исполнено.
Раджа нахмурился: какой-то учитель не стоил того, чтобы ради него клясться всеми богами. Но Бхагван Сингх был непреклонен: он сказал, что от этого будет зависеть его жизнь, а может статься, и жизнь самого повелителя. «В чем же я должен клясться?» – спросил раджа. «Поклянитесь, что ничего не унесете из места, куда я вас приведу», – ответил учитель. И раджа скрепя сердце принес требуемую клятву.
На следующее утро из ворот дворца вышел целый караван: придворные, сам повелитель, его личная охрана, множество слуг и телег с припасами. А впереди все на той же кобылке – она пришлась ему по нраву – ехал Бхагван Сингх, указывая дорогу. К вечеру остановились на ночлег, на следующий день достигли предгорий. Начался подъем, путь стал заметно труднее. Затем достигли места, где большая дорога кончалась, а вправо и влево отходили узкие каменистые тропки, по которым с трудом прошел бы даже один конный. Обоз распрягли и оставили, всадники выстроились цепочкой, и учитель решительно повернул кобылку влево. Долго пробирались они по узкой кромке ущелья, и у придворных не единожды сердца уходили в пятки при виде отвесного склона под ногами.
Наконец дорога вывела их на небольшую полянку, а дальше убегала за поворот. Учитель дал знак остановиться. Спешившись, он подошел к повелителю и прошептал ему что-то на ухо. Раджа властным жестом скомандовал всем замолчать.
– Дальше мы пойдем вдвоем!
Придворные и охрана зароптали, но раджа был непреклонен. Учитель заверил их: он жизнью клянется, что повелитель вернется к ним в целости и сохранности не более чем через три часа.
И они скрылись за поворотом.
Через пятьдесят шагов тропинка неожиданно уперлась в отвесную и гладкую, как стена, скалу. Учитель подошел к скале, ударил по камню рукой и негромко воскликнул:
– О Великий!
И в тот же миг случилось чудо: в скальной стене появилась тоненькая трещина, потом стала расширяться, раздался шум, как от камнепада – и посреди скалы разверзлось отверстие высотой в три человеческих роста. Учитель сделал приглашающий жест и первым переступил порог.
И взору раджи открылась прекраснейшая из пещер, когда-либо виденных человеческим глазом. Один зал ее был целиком из розового кварца, в другом молочно-белые сталактиты украшали потолок, в третьем стены покрывали кроваво-красные яхонты. Откуда-то сверху струился приглушенный свет, по полу бежали ручейки, сливаясь в нежно журчащий поток, который в следующем зале превращался в водопад и рассыпался разноцветной радугой. Да, это было поистине восьмое чудо света! Раджа был очарован и никак не мог наглядеться по сторонам.
Так они обошли семь или восемь залов, и тут раджа наконец заметил, что его спутник едва держится на ногах от усталости – очевидно, прошло уже несколько часов. С большой неохотой велел он проводить себя к выходу. Как только они переступили порог, волшебная дверь сама собой закрылась, и их взору предстала гладкая, как прежде, скала.
Придворные встретили их оживленными расспросами, но раджа велел им замолчать. Они устали, сказал он, а рассказывать об увиденном он не собирается – пусть знают только, что это было и вправду достойное зрелище, и слава подземным богам, сотворившим такую красоту.
Караван отправился в обратный путь, а на одном из перекрестков учитель остановился и сказал, что кратчайшая дорога к его дому лежит здесь и он просит позволения откланяться. Раджа милостиво поблагодарил его и отпустил. Он помнил, что тот отказался от награды, а данное учителю обещание он сдержал.
Вернувшись домой в прекрасном настроении, раджа с охотой погрузился в государственные дела и дворцовую жизнь. Так прошло два или три месяца; раджа часто вспоминал удивительную пещеру и ее сокровища и с течением времени все больше жалел, что не может снова посетить ее. Еще раз вызвать учителя? Но Бхагван Сингх ясно дал понять, что их приключение будет единственным в своем роде.
И тут раджу осенило: он же может добраться туда сам! Он постарался запомнить дорогу, а если где-то случится сбиться, его воины обыщут все окрестности и нападут на след. А клятву самому не искать это место он не давал! Правда, учитель что-то говорил про охраняющие пещеру силы – но, поразмыслив, раджа пришел к выводу, что все это сказки: он сам находился внутри много часов, но проявления каких-либо сил не заметил. Конечно, там есть волшебная дверь – но, очевидно, она открывается всякому, кто знает нужное слово, а он хорошо его запомнил. А сколько там драгоценных камней – целые россыпи! И кому они нужны там, под землей! Хорошо бы взять немного и пустить на украшение парадной залы дворца; а если представить себе, сколько некоторые из них могут стоить… конечно, он и его семья ни в чем не нуждаются, но презренный металл в наше время стал значить так много… статус и влияние требуют огромных расходов… нет-нет, он же дал клятву! Но раджа тут же сказал себе, что клятву он давал тогда, а в этот раз учитель ничего и не узнает.
И через несколько дней из ворот дворца вышел еще один караван. На этот раз раджа не стал брать с собой придворных, зато повелителя окружал весь цвет его личной гвардии: пятьдесят храбрых и умелых воинов. А сзади на осликах ехали слуги, нагруженные инструментами и мешками.
Когда добрались до предгорий, раджа не сразу заметил дорогу наверх – пришлось поплутать по окрестностям. Но тропу вдоль карниза он нашел верно и дальше ехал очень довольный собой, веселясь при виде вытянутых лиц напуганных крутым подъемом слуг. Стражу его, конечно, такие пустяки не смущали.
Наконец прибыли к заветному месту. Раджа спешился и с торжественным видом приблизился к скале. Подняв руку, он слегка хлопнул по камню и произнес:
– О Великий!
Однако ничего не произошло. Раджа нахмурился: такого он не ожидал. Он выхватил из ножен меч, рукоятью стукнул о скалу и крикнул уже громче:
– О Великий!
Но и на сей раз скала не отворилась. Раджа заволновался: не хватало только остаться в дураках на глазах у своих же подчиненных! В ярости вырвал он из рук одного из стражников боевой топор и метнул его в стену, во все горло крича волшебное слово.
Скала не дрогнула.
Раджа уже был готов скомандовать слугам взяться за молоты и кирки, как вдруг слова приказа застыли у него на губах.
С оглушительным шумом распахнулась каменная дверь, а за ней стоял, почти подпирая головой потолок, огромный асур. Глаза его сияли, как два солнца, грудь была закована в сверкающий панцирь, а две руки из шести угрожающе сжимали огромный меч и не менее внушительный боевой топор. Грозно зарычал он, и слуги все как один попадали наземь со своих осликов.
Раджа почувствовал, как у него затряслись поджилки и язык прилип к гортани, – но храбрые стражи его не дрогнули и дружно наставили на великана копья, мечи и топоры, ожидая команды. Второй раз зарычал асур, и сорок из пятидесяти воинов, выронив оружие, упали на колени. Не удержался на ногах и сам раджа. Однако десять самых умелых бойцов устояли и, собрав последние силы, бросились в атаку. Раджа понимал, что сражаться бессмысленно и он должен отдать приказ к отступлению, – но страх сковал его по рукам и ногам. В ужасе смотрел он, как асур одним движением опрокидывает его воинов, словно пешки, и поражает каждого его собственным клинком. Потом все стихло.