bannerbanner
Тайна Понтия Пилата
Тайна Понтия Пилата

Полная версия

Тайна Понтия Пилата

Язык: Русский
Год издания: 2017
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Вернувшись обратно к резиденции Корвина, Овидий обрадовался, что не заставил ждать себя, так как Пилат еще не вышел из здания. Он стал искать глазами, где можно посидеть в ожидании друга, но тут появился Пилат. Было видно, что он доволен состоявшейся встречей.

– Ну, рассказывай, как тебе Корвин? – спросил Овидий.

– Как ты и говорил – уникальный старик! – ответил весело Пилат. – От тебя он явно в восторге, и много говорил о твоем таланте. По его мнению, ты интереснее Тибулла, только сожалеет, что у тебя нет своей Делии. На это я ему ответил, что у тебя еще все впереди. Тогда он тут же спросил: «А как имя той Делии, ради которой ты прилагаешь столько усилий?» Я ответил, что Мария. И, как бы вспоминая, он сказал: «Когда я был в тех краях, там каждую вторую девушку звали Марией».

Затем он изложил суть моего задания, которое я должен выполнить в Иерусалиме. Он также дал мне рекомендательное письмо для Ирода Антипы, который сейчас является правителем Галилеи.

В конце встречи Корвин сказал, что через три дня боевая галера отправляется из порта Коссы в порт Иоппия, откуда мы легко доберемся до Иерусалима. Капитана корабля зовут Марк Флавий, который принадлежит известному роду Флавиев. С капитаном уже есть договоренность, что он нас возьмет на борт.

Пожалуй, это все, – заключил Пилат.

– Что ж, у нас не так много времени на сборы! – сказал Овидий. – Надеюсь, у нас будет удачная поездка. – А теперь – по домам. Перед отъездом необходимо все привести в порядок.


Мария и Иосиф каждый вечер тайком встречались в их любимом овине. Они предавались своему занятию неистово. Фантазия любви позволяла им делать удивительные открытия, и казалось, что они неисчерпаемы. Это были и страсть, и любовь, и для молодых тел эти два понятия были неразделимы. Но постепенно чувственная сторона этих отношений стала развиваться в противоположных направлениях: если у него она шла по нарастающей страсти, то у Марии – наоборот. Это легко объяснялось тем, что в ней уже рос ребенок, который все более возмущался чьим-то вторжением в его родное лоно. Да и сама Мария стала выражать беспокойство по этому поводу, поскольку не знала, как правильно вести себя, чтобы не навредить своему дитя.

Но как бы они не скрывали свои встречи в овине, близкие люди и соседи все знали об этом, так как о таких отношениях узнают даже быстрее, чем это происходят на самом деле. Однако их никто не осуждал, и все лишь всячески старались помочь, чтобы ускорить день свадьбы. Как оказалось, подготовка к свадьбе совсем нешуточное занятие. Особенно много времени отнимали всякие мелочи, о которых вначале не думаешь. Родители невесты и жениха старались ничего не упустить, и лишь сами молодые вели себя так, будто все это их не касается. Главная забота молодых – это дождаться вечера в овине.


Пилата и Овидия пришли провожать Луций с Марцеллом. Подойдя к пирсу, где был пришвартован военный корабль, на котором должны были отплыть друзья, они попросили одного из матросов позвать капитана. Ждать пришлось недолго, и к ним по трапу спустился молодой человек и представился:

– Капитан либурны Марк Флавий. Судя по всему, вы от Мессалы Корвина, не так ли?

– Меня зовут Овидий, – ответил капитану Овидий, пожимая ему руку, – а это Пилат, с которым мы должны отправиться в путь. Да! Действительно, мы от Корвина.

Овидий также представил капитану Луция и Марцелла. Поздоровавшись со всеми, Марк Флавий обратился к Овидию:

– Вы, конечно, понимаете, что поплывете на военном корабле, на котором обычные удобства отсутствует вообще. Зато у нас самый быстроходный корабль в Империи, благодаря чему мы быстро доберемся до порта назначения. Есть еще одно преимущество: вам не грозит попасть в плен к пиратам, которых здесь великое множество. Более того, наша основная задача в море – это обеспечивать безопасность судоходства наших торговых судов, и для пиратов мы являемся самой большой угрозой.

– А нам удобства и не нужны! – ответил Овидий. – Нас так даже больше устраивает, поскольку приобретем опыт плавания на военном корабле, да и будет, о чем вспоминать и рассказывать своим знакомым.

– А мы с Луцием уже завидуем вам, – сказал Марцелл, – как жаль, что мы не можем присоединиться к вам.

– Это точно! – поддержал друга Луций. – Плавание на военном корабле – мечта любого мужчины с детства. Будем надеяться, что по возвращении, Овидий с Пилатом нам расскажут про свое романтическое путешествие.

– Разумеется, расскажем! – откликнулся Пилат. – Но, думаю, это романтика будет лишь для нас, дилетантов. А для капитана – это тяжелая и опасная работа. Не так ли, Марк Флавий?

– Да, частично вы правы! – согласился капитан. – Работа не из легких, но романтика моря неисчерпаема и со временем становится похожей на неизлечимую болезнь. Уверен, вы влюбитесь не только в непредсказуемость моря, но и в наше судно. Его скорость хода обескураживает – до 12 узлов. Кстати, конструкция либурны была заимствована у пиратов, которые на своих быстроходных судах легко уходили от преследования их неповоротливыми триерами. Это преимущество либурн и бирем было вовремя оценено Агриппой, благодаря чему наш флот, в основном, сейчас оснащен ими. Разумеется, немаловажную роль для принятия такого решения сыграла битва у Акциума, когда быстроходные суда Октавиана легко расправились с флотом Антония и Клеопатры. Кстати, в этом сражении участвовал Мессала Корвин.


Подробно рассказывая об истории флота, глаза Марка Флавия выражали восторг, и было нетрудно догадаться, что он обожает свою работу. Как видно, Мессала Корвин с умыслом подобрал для друзей такого капитана. Что ж, начало путешествия обещало удачу. Пришло время отплытия и, попрощавшись с друзьями, Овидий и Пилат поднялись на борт корабля. Здесь все для них было внове. Но более всего их удивили матросы, сидящие за веслами. Это были молодые люди крупного телосложения, которых редко встретишь на улице. Их атлетический вид не мог не вызвать к себе уважения людей, далеких от флота.

Перед отплытием, Марк Флавий отправил своих гражданских пассажиров на корму. Овидий и Пилат с восхищением наблюдали за действиями матросов, которые четко выполняли команды капитана. Либурна стала напоминать живое существо, уверенно и аккуратно отходящее от берега, и было видно, сколь велика роль в этом движении ее капитана. Впечатленный этим зрелищем, Пилат подумал про себя: «Во всем необходим талант!».

Выйдя в открытое море, Марк Флавий, отдав управление кораблем своему помощнику, подошел к Овидию и Пилату.

– Вот и началось наше путешествие! – обратился он к пассажирам. – Вижу, для вас здесь много необычного, поэтому я ознакомлю вас как с кораблем, так и с некоторыми правилами в этом походе. Скажу прямо: для меня необычно присутствие гражданских лиц на военном судне. Это категорически запрещено, но Мессала Корвин весьма почетаемый человек в Риме, и его просьбы носят характер приказа. Да и люди моей фамилии имеют с ним давние связи.

– Да, действительно, непосвященному человеку трудно себе представить всю сложность управления кораблем, – ответил Овидий, – мы с Пилатом получили большое удовольствие, глядя на действия экипажа. Когда смотришь на корабль с берега, кажется, что он плывет сам по себе.

– В этом нет ничего удивительного! – улыбаясь, сказал Марк Флавий. – Думаю, если бы я сумел вникнуть в процесс создания поэтических произведений, то моя реакция на это была бы не менее восторженной.

– В этом я полностью с Вами солидарен, капитан! – согласился Пилат. – Я тоже иногда пытаюсь писать стихи, и знаю, какое это нелегкое, но завораживающее занятие. А слушая стихи Овидия, понимаю, что кроме желания, необходим еще талант, которого у меня нет. Думаю, что талант необходим в любой деятельности человека.

– Пилат, ты пишешь стихи? – удивленно спросил Овидий. – Почему до сих пор молчал? Это нечестно. Уж мне-то ты обязан был их показать.

– Честно говоря, я давно это хотел сделать, но когда впервые оказался в твоем доме и послушал тебя, то мне показалось неприличным беспокоить тебя моими дилетантскими стихами.

– Категорически не согласен! – возразил Овидий. – Во-первых, любой поэт, даже великий, нуждается в оценке своего творчества другими людьми, поскольку себя оценить всегда трудно. Во-вторых, это совершенно неважно насколько талантливо написаны стихи, поскольку для конкретного человека это является способом самовыражения, в котором он нуждается. Если не принять такого подхода к любому виду творчества, то тогда легко будет потерять гения, поскольку не всегда общество может сразу его понять и воспринять. Как правило, гении принадлежат будущим поколениям людей. Так что, дорогой Пилат, я с удовольствием послушаю твои стихи, тем более что, это поможет мне узнать тебя лучше.

– В принципе, я согласен прочесть свои стихи, но мне нужно время, чтобы уговорить себя на этот поступок, – признался Пилат.

– Что ж, у нас будет достаточно времени, пока вы доплывем до Иоппии. Не так ли, капитан? – обратился Овидий к Марку Флавию.

– Действительно, времени будет достаточно. Сколько именно – зависит от погоды. В основном, мы будем плыть вдоль берега, чтобы по ночам экипаж отдыхал и ночевал на берегу. Это очень удобно, когда на корабле нет нормальных мест для сна. В случае хорошего попутного ветра мы можем плыть и ночью, чтобы выиграть время. Что касается вас, то я предоставлю для отдыха небольшую каюту около моей капитанской. Правила на судне одно: все подчиняются мне как капитану. Таков порядок во всем флоте.

– Даже если на корабле Император? – спросил Пилат.

– Да, капитану подчиняются все без исключения. Разумеется, Император может освободить капитана от должности и назначить другого, в том числе и себя. Но капитан несет ответственность за все на корабле, – ответил Пилату Марк Флавий. – А теперь давайте пройдемся по нашей либурне. Я вас с ней познакомлю более подробно. Думаю, вам будет весьма интересно.

– С большим удовольствием и благодарностью! – с готовностью сказал Овидий.

И Марк Флавий с энтузиазмом показал гостям все судно, начиная с парусного снаряжения и кончая трюмом, попутно рассказывая о предназначении каждого устройства на корабле.


Через несколько дней, когда либурна шла под всеми парусами в открытом море, и не было видно берега, Овидий с Пилатом устроились на носу судна, получая явное удовольствие от прохлады ветра, перемешенного с каплями морской воды. Каждый из них о чем-то думал, но лица отражали полную отрешенность от всего земного. Неожиданно Овидий спросил:

– Пилат, ты помнишь, я рассказывал о своем восхождении на гору Арагац? Это было у меня дома, и я рассказал эту историю по просьбе Юлии.

– Еще бы! – ответил Пилат. – Это был один из лучших моих дней в жизни. Тогда-то я и познакомился с тобой. Да и с внучкой Императора – тоже.

– А ведь рассказ мой тогда был неполный. Глядя на это море, скажу тебе парадоксальную вещь: есть некая схожесть между морем и горами. Когда я сопоставляю свои впечатления от полученных эмоций на вершине Арагаца с теми, которые получаю сейчас, то нахожу нечто общее. Скорее всего, это чувство бескрайности и величия, веющих как от моря, так и от гор. Видимо, это и напомнило мне сейчас о прекрасной девушке из облака.

Тогда я остановился на том, что это девушка растворилась в горном водопаде. А дальше произошло следующее. Поскольку в горах начинает очень быстро темнеть, я поспешил вниз. Честно говоря, у меня раньше не было общения с горами, и я не знал, что после сумерек так быстро наступает ночь. Но мне повезло дважды: во-первых, была полная луна, во-вторых, я вдалеке увидел огни костра и направился туда. Когда я подошел близко к костру, неожиданно передо мной оказалось несколько огромных собак. Разумеется, я испугался, но тут услышал командный оклик человека и собаки спокойно меня пропустили.

Это был мой знакомый, с которым я распрощался у озера. Наша встреча оказалась весьма теплой, и не понятно было, кто больше из нас был ей рад. Я поинтересовался у него, что это за порода собак. Он ответил, что это кавказские овчарки, и они охраняют скот от нападения волков, которых в этих местах много. Я не разбираюсь в собаках, но более умных, чем эти, не представляю себе. Когда их хозяин дал им команду, что я «свой», они ко мне стали относится как к своему давнему знакомому. Хозяин предложил мне подойти к ним и погладить. Я неуверенно подошел к ним, и они с удовольствием приняли мою ласку, несмотря на свою внешнюю свирепость и огромные размеры.

Хозяин по национальности был курдом. Звали его Кадир. У него была большая семья, и жили они в землянках на огороженной бревнами территории. Проживало на этом месте несколько семей, которые приходились друг другу родственниками. Осенью, когда выпадал снег, они вместе с многочисленным скотом перебирались вниз, в деревню.

Несмотря на то, что уже стемнело, хозяин в мою честь заколол ягненка и на вертеле из деревянных прутьев приготовил над костром мясо. Более вкусной еды мне не преходилось есть. А вкусным было не только мясо. Помнишь, Пилат, когда ты у себя дома нас с Луцием угощал молоком и козьим сыром? Так вот, тогда это мне напомнило тот вечер с Кадиром. Кроме молока и сыра, меня угощали маслом из коровьего молока и разнообразной зеленью. Мой восторг от этой еды был неописуем. А для них это была каждодневная пища. Да! Еще был обещанный мед.

Еще что мне запомнилось тогда – это большое количество детей, которые с интересом наблюдали за мной. У костра мы сидели долго, хотя это было необычно для пастуха, поскольку его день начинался с раннего утра, и ему неоходимо было время на сон. За разговором я сказал Кадиру, что видел девушку из облака. Как ни странно, он не удивился этому, и даже укорил меня тем, что я следил за ней. «Ты помешал встрече двух влюбленных, которая происходит раз в год!» – сказал Кадир. От этих слов мне стало как-то не по себе. Увидев мое смущение, он рассказал историю, которая произошла на северной вершине Арагаца.

По словам Кадира, северная вершина Арагаца (самая высокая из четырех) на самом пике имеет маленькую площадку. Одна из сторон площадки кончается глубоким обрывом, а остальные представляют собой крутой склон из зыбких вулканических камней. Подняться на эту площадку можно лишь по узкому проходу.

Однажды парочка молодых влюбленных поднялась на эту вершину, откуда открывалась удивительная панорама огромного пространства во главе с Араратом, и предались любви. Задумали они это сделать заранее, и для него, и для нее это произошло впервые. Несмотря на холод и лежащий вокруг снег, они обнажились и оба были очарованы телами друг друга. Их не надо было учить искусству любви, ибо любовь сама привела влюбленных к необходимому руслу. Они отдавались любви на изумительно белом снегу и не чувствовали его жгучего холода. Когда все закончилось, и они оба поднялись со снежного покрывала, то одновременно заметили, что снег окрасился в красный цвет. Они посмотрели друг на друга и увидели, что оба в крови.

Влюбленные были наивны и не понимали, что произошло, но девушка вдруг засмущалась и зашла за небольшой выступ скалы. И тут юноша заметил, что на них надвинулось крохотное облако, и скрыло в своем тумане его возлюбленную. Это продолжалось недолго, и когда туман рассеялся, юноша окликнул ее, но она не отозвалась. Тогда он заглянул туда, куда она скрылась, но увидел лишь страшную пропасть. Тогда он посмотрел на медленно удаляющееся от него облако, и ему показалось, что она находится в нем и зовет его к себе. Юноша совершенно обезумел и бросился к своей любимой. Но он полетел не к ней, а вниз, в пропасть, а облако все быстрее уходило от него ввысь.

Говорят, Боги уважают любовь, и поэтому не оставили влюбленных без внимания. Они не дали юноше долететь до земли, а превратили его в белую чайку, и подарили им возможность встречаться один раз в год. И каждое лето они встречаются на несколько часов, превращаясь в юношу и девушку, оставаясь навечно молодыми.

Дослушав эту историю до конца, я вспомнил, что, когда следил за девушкой из облака, над моей головой все время пролетала та одинокая чайка, едва не касавшаяся моей головы. Так я невольно помешал птице превратиться на время в юношу, чтобы встретиться со своей возлюбленной.

– Какая трогательная история! А почему ты тогда ее недорассказал? – спросил Пилат у Овидия.

– Мне не хотелась огорчать Юлию. Женщины иногда странно реагируют на такие истории. Хотя, возможно, я неправ. Как знать, быть может, при следующей встрече с ней все расскажу.

– Овидий, а ты веришь в эти превращения? – спросил Пилат.

– Я не философ, а поэт, и меня интересует поэтическая сторона этих перевоплощений, и я стараюсь рассказать о самых удивительных из них. Что касается реальности перевоплощений, то обратись к трудам Эмпедокла, который более четырех веков тому назад подробно об этом повествует. Кстати, этот великий грек родился на Сицилии, мимо которой мы недавно проплыли. С творчеством Эмпедокла я познакомился, когда изучал поэзию. Так я узнал, что он не только поэт, но и философ, и идея того, что в мире ничего не исчезает, а лишь преобразуется из одного в другое, принадлежит ему. Я тоже пришел к этому. Души не умирают. Покидая прежнее местопребывание, они живут в других местах, которые вновь принимают их.

– Да, Эмпедокл был интересной личностью. Все же, он больше философ, чем поэт, хотя свои философские мысли он почему-то выдавал в поэтической форме. Но мне он больше запомнился тем, что сумел оживить женщину через месяц после того, как она перестала дышать. Такой случай всегда будоражит воображение. Мне приходилось слышать о воскрешении и потом. Возможно ли это?

– Дорогой Пилат! Я же сказал, что являюсь лишь поэтом, и тема воскрешения человека весьма популярна в литературе, я бы даже сказал, что удобна. И твой вопрос ко мне в такой форме неуместен. Поэт пользуется многими образами, и если он вздумает каждый раз задавать себе подобные вопросы, то потеряется как поэт.

Что касается Эмпедокла. А почему бы не допустить, что четыре века тому назад люди говорили друг с другом стихами? Поэтому-то и его мысли выражены в стихах! – сказал, смеясь, Овидий.

– Пожалуй, я соглашусь с тобой, Овидий. Но мне хочется, чтобы воскрешение существовало!

На этом собеседники прекратили разговор, и каждый ушел «в себя», вглядываясь в море.


За все время плавания до Иоппии встреча с пиратами произошла лишь один раз. Уже вечерело, когда с либурны заметили торговое судно, к которому быстро приближался небольшой корабль. Увидев это, капитан либурны приказал ускорить ход в направлении торгового судна. О том, что торговое судно собирались захватить пираты, стало понятно, когда корабль резко изменил курс и ушел от торгового судна в сторону берега.

Быстро догнав торговое судно, Марк Флавий спросил у его капитана про неизвестный корабль. Тот подтвердил догадку, что это были пираты и попросил у Марка Флавия сопровождения, поскольку они шли тем же курсом, что и либурна.

Хотя и наступила ночь, Марк Флавий согласился на просьбу, поскольку была хорошая погода и дул попутный ветер, что давало основному экипажу возможность спать.

Овидий с Пилатом сидели на палубе, когда к ним подошел Марк Флавий и поинтересовался их настроением. Друзья поблагодарили за заботу, и Пилат спросил капитана, почему он не стал преследовать пиратов?

– А зачем? – задал встречный вопрос Марк Флавий. – Мы свою миссию выполнили, и торговое судно в безопасности. А гоняться за ними – пустое занятие. Все равно их всех не переловишь.

Выскажу одну крамольную мысль: от пиратов больше пользы, чем вреда. Объясню – почему. Грабя торговые суда, захваченный товар они продают населению гораздо дешевле, чем хозяева товара, поскольку им необходимо его быстро реализовать. Несут ли потери хозяева товара? Разумеется, нет, поскольку в цену продаваемого товара они заранее вносят возможные убытки. Тогда, возможно, теряет государство? И это – нет! Вы когда-либо встречали наивных сборщиков налогов? Уверяю вас, они своего не упустят! Плюс ко всему, пираты и нас не оставляют без работы. Словом, от них одна польза. Единственный минус от пиратов (скорее, для них), что иногда их вешают на рее. Но и это имеет свои положительные стороны.

– Возможно, вы и правы! – ответил Пилат. – Но так можно оправдать все что угодно.

– Разумеется! Если что-то существует, значит, кто-то в этом нуждается. Как правило, при этом затрагиваются чьи-то интересы. Но так устроена вся жизнь. Думаю, трудно предложить что-то, что устраивало бы всех, ибо недовольные люди всегда найдутся.

– Слушая вас, я лишний раз убедился, что лучше быть поэтом! – заключил Овидий.

Все трое рассмеялись.


Марк Флавий оставил своих пассажиров и пошел исполнять капитанские обязанности. На небе висели на удивление большие звезды, но почему-то они не отражались в море. Овидий и Пилат, казалось, полностью потеряли интерес к общению друг с другом и смотрели куда-то вдаль.

Так продолжалось довольно долго. Первым заговорил Овидий:

– Пилат, ты обещал прочесть свои стихи.

– Думаешь, тебе это будет интересно?

– Для меня более интересного, чем стихи, в мире ничего нет. Разве что, женщины? – серьезно ответил Овидий.

И Пилат, немного подумав, продекламировал:

«Гетерой-девственницей ты в окне явилась,И чуть поодаль, рядом с головой,Луна округлая изгибы осветилаДвух ангелов, парящих над землей.И в воздухе повеяло внезапноПорывом запаха от тела и волос.И потянуло страхом непонятным,А страх ночной чарующе непрост…Я так давно уже совсем немолод!Но разве в красоте бывает стыд?А ты не искушенье – только поводЧуть приукрасить мой протяжный быт.И это все! Гордыня безвозвратноУходит в прошлое, без всяческих обид.А тихий звук далекого набатаДвух ангелов спугнул, как стон молитв».

Закончив читать, Пилат прокрутил в голове еще несколько своих стихов, не зная, которое из них выбрать. И решил прочесть самое интимное:

«Так быстротечно время у любви!А я лежал, смотрел и восхищался,Как, поглотив меня, она искала счастье,Описывая бедрами круги.И в такт кругам, по стенам силуэт,Метался тенью женщины незрелой.Ее безумству не было предела…А я молчал восторженно в ответ.Она творила чудеса богини,И я, как я, не нужен был в тот час!Я обожал ее за этот дивный транс,За взгляд – и отрешенный, и невинный.И время не хотело уходить,Часы, минуты – все во мне смешалось,Но вдруг наружу вырвалось начало…И не было, кого благодарить!»

Пилат посмотрел на Овидия, но тот стоял на ветру и смотрел отвлеченным взглядом на невидимое в темноте море.

Наконец Овидий обратился к Пилату:

– Понимаю, ты ждешь от меня оценки, но ее не будет. Я считаю, что любое творчество не подлежит взвешиванию, ибо не существует меры. Каждый человек исключительно индивидуален, и, если он что-то творит – это есть отражение его единственности. В частности, если мы возьмем чьи-то стихи, то они всегда найдут своего ценителя, которому те будут близки.

Если мы попытаемся ввести какие-то правила и рамки в творчество, мы его тут же уничтожим. Но это не означает, что нет градаций на великих людей и не очень. Однако эту оценку дает лишь время. Помнишь, ты мне сказал, что Мессала сравнил меня с Тибуллом? Это обычный дилетантский подход политика. Как правило, политики считают себя всезнайками, и допускают возможным для себя поучать и оценивать других. Возможно, этим и сладка власть? Поэтому я считаю, что невозможно одновременно быть и хорошим поэтом, и хорошим политиком. А ты, Пилат, как я понял, хочешь стать политиком.

– Вот и ответ на мои стихи! – без пафоса сказал Пилат. – Я это учту.

– Такое впечатление, что ты на меня обиделся! – ответил Овидий. – Но ты, видимо, не совсем поверил в то, что я высказал по этому поводу. Повторю еще раз: я не даю оценок стихам. Как другу скажу, что мне сипатичны твои стихи, и я готов познакомиться и с остальными твоими стихами.

– Спасибо, Овидий! – сказал Пилат. – Если это и произойдет, то лишь по возвращении домой. Хотя, честно говоря, не думаю, что я вообще сохраню их. Сейчас, когда я прочел одно из них истинному поэту, то понял, насколько они слабы.

– Но каков смысл сжигать уже созданное нечто? – удивился Овидий. – Допустим, что все остальное, написанное тобой, действительно не выдерживает критики. Критики – с литературной точки зрения. Но стихи пишутся сами по себе, они отражает твое душевное состояние на конкретный жизненный момент. Для будущего – это археология твоего «я». Не ты – так твои потомки будут находить в них свои черты. Не только внешние!

Постояв еще немного на палубе, друзья спустились в каюту, чтобы уничтожить еще одну ночь.


И вот на горизонте появилась Иоппия. Чувствовалось, что у всех приподнятое настроение. Овидий с Пилатом стояли на носу либурны и любовались процессом приближения порта к ним. Овидий заговорил первым:

– Пусть сколь угодно много говорят моряки, что они не могут жить без моря, но все-таки, они всегда ждут с вожделением берег. Ты взгляни на их лица!

На страницу:
4 из 5