Тайна Понтия Пилата

– Спасибо за все и до следующей встречи!

Попрощавшись со всеми, Юлия вместе с телохранителями, ушла.

После ухода Юлии, хозяин дома приказал слугам накрыть стол.

– Как вы заметили, друзья, я весьма уважительно отношусь к женщинам, – обратился Овидий к гостям. – Но иногда без них веселее!

– Это точно! – поддержал его Луций. – За столом я предпочитаю сидеть без них.

– А я подозреваю, что ты вообще предпочитаешь «без них» – съязвил Марцелл.

– Опять ты взялся за старую тему, Марцелл! – вступился Пилат за друга. – Чего ты хочешь, чтобы он рассказал тебе о своих женщинах?

– А почему бы, нет? – ответил Марцелл. – Какие же мы друзья, если скрываем друг от друга своих женщин. Взять хотя бы тебя, Пилат. Ты говоришь про девушку из Назарета, но скрываешь от нас главные подробности.

– Из Назарета? – удивленно спросил Овидий. – Это, кажется, недалеко от Иерусалима. Когда я путешествовол по Палестине, мне приходилось слышать про этот городок, но с чем было это связано, не помню.

– Да, это в Галилее. Не знаю, чем этот городок был знаменит, но теперь будет известен точно – там влюбился наш друг Пилат в какую-то еврейку и с тех пор пытается убедить нас, что красивее этой девушки нет в мире, и не может быть вообще! – сказал Марцелл.

Я что-то не понимаю, друзья! – возмутился Луций. – Мы начали с того, что хорошо посидеть без женщин, а разговор опять про них.

– Так потому и хорошо, что можно откровенно поговорить о них! – парировал Марцелл.

– А что, более нет интересных тем в нашем мире? – спросил Луций.

– Разумеется, есть, дорогой Луций! – ответил Марцелл. – Но когда собираются молодые люди за столом с барашком и вином, то лучшая тема – это женщины.

– Пожалуй, я соглашусь с Марцеллом, – сказал Пилат, – практика показывает, что за таким столом любая тема заканчивается разговором о прекрасных девушках. Впрочем, давайте поинтересуемся мнением Овидия, ведь он самый старший из нас.

– Мне бы не хотелось быть третейским судьей, друзья! – ответил Овидий. – Тем более что могу обидеть одного из вас. Но мне не понятна сама постановка вопроса: мы что, собрались решать какие-то проблемы? Мы можем говорить, о чем угодно. Кто, о чем захочет. Лично я ничего не понимаю ни в военном искусстве, ни в политике. Вся моя литературная деятельность обращена к любви и, как следствие, – к женщинам.

После этих слов, все четверо рассмеялись.

– Ладно, уговорили! – улыбаясь, сказал Луций. – Однако это похоже на болезнь.

– А мне нравится эта болезнь! – ответил Марцелл. – Скажу также, что мы обязаны поддержать желание хозяина дома, и вообще, такое впечатление, что мы забыли по какому поводу мы здесь.

– Тогда договоримся так: мы полностью во власти Овидия, и он выбирает темы для разговора! – предложил Пилат.

– Принимается! – согласился Овидий. – Тогда начнем с тебя, Пилат. Так что же ты скрываешь от друзей?

– Ничего я не скрываю! – ответил Пилат. – Когда мы втроем случайно оказались в Назарете, там я познакомился с девушкой божественной красоты. Об этом я и рассказал Луцию и Марцеллу, и, думаю, нет ничего предосудельного в том, что мне вновь хочется с ней встретиться. А они требуют от меня каких-то подробностей.

– Не «они», а Марцелл! – запротестовал Луций. – Я вообще противник интимных подробностей.

– Вот ты и признался, что думаешь о существовании интимных отношений между Пилатом и той девушкой, – обрадовано сказал Марцелл, – и нечего все валить на меня. Просто, в отличие от тебя, я не скрываю свои мысли.

– А Луций, как мне кажется, прав! – сказал Овидий. – Это обязанность любого мужчины заботиться о чести девушки. Я на стороне Пилата. Если что-то и было между ними, это его право об этом не рассказывать.

– Послушайте, друзья! – вмешался в разговор Пилат. – Речь шла не о том, какие у нас могли быть отношения с этой девушкой. Я просто пытался объяснить, что она исключительно красива. И не вижу ничего неестественного, что меня тянет к этой красоте. Думаю, если бы они ее видели, речь бы шла в другом ключе.

– Действительно: в любви-страсти совершенное счастье заключается не столько в близости, сколько в последнем шаге к ней! – поддержал Пилата Овидий. – Но неужели она красивей моей девушки из облака?

– Я не имею возможности их сравнивать, но могу сказать, что у девушки из Назарета были густые красивые волосы в отличие от облачной красавицы. Моя проблема заключается в том, что я не могу достойно описать ни одну ее часть тела. Она была безупречна во всем! – ответил Пилат.

– Не вздумай ставить на вид женщине ее недостатки! – предупредил Овидий.

– Это и есть любовь, дорогой Пилат! – сказал Марцелл. – Все влюбленные склонны к преувеличениям.

– Лично мне в красоте милей простота! – добавил Овидий.

– Что ж, я сдаюсь! Против таких доводов я бессилен, – заключил Пилат.

– Очень жаль, Пилат! – возразил Овидий. – Я доверяю тебе, и ты меня заинтриговал: мне бы хотелось ее увидеть! «Божественная красота» – это мне нравится. Ради этого я непротив составить компанию Пилату и ознакомиться с этим чудом.

– Овидий! Посмотри, с какой благодарностью на тебя смотрит наш друг – сказал Луций, указывая на Пилата, – он давно ищет попутчика, который составил бы ему компанию для поездки в Назарет.

– В принципе, мы непротив, но у нас нет повода туда поехать вновь, – добавил Марцелл.

– А меня настолько заинтриговала эта девушка, что я готов посодействовать Пилату в его поездке в Галилею. Я же поэт! – воскликнул Овидий.

– К сожалению, это невозможно, – уверенно сказал Пилат.

– Ненавижу слово «невозможно». Я постараюсь организовать эту поездку. И, думаю, нам в этом поможет внучка Императора, – Овидий поднял бокал с вином и предложил выпить за здоровье Августа.

Выпив за здоровье Императора, друзья принялись за барашка, одновременно соревнуясь в искусстве произносить тосты. Вино сделало свое дело, и друзья стали клясться в вечной дружбе. Все были довольны застольем и разошлись с условием, чтобы скоро встретятся вновь.

Вернувшись после интересной встречи с друзьями домой, Пилат под впечатлением рассказа Овидия написал одним дыханием:

«Когда-нибудь, увезу тебя далеко в горы, в альпийские луга, и подарю огромное поле диких цветов, цвета твоих глаз, и ты убежишь от меня, и спрячешься в глубине этого чуда природы, и мне покажется, что ты растворилась в этих цветах, и я потерял тебя навсегда; и мне останется только начать срывать эти цветы, ища твое отражение во все увеличивающемся букете, предчувствуя в них запах твоего тела, и ощущая взгляд твоих, чуть насмешливых, глаз; и, когда в моей охапке уже не будет места даже для одного цветка, я найду тебя, и ты будешь лежать под слабым дуновением ветра совершенно голая и отрешенная от всего земного, и будешь следить за бегом муравья, для которого эти цветы являются фантастическим лесом; и так врастешь в этот мир, и представишь себя такой же маленькой, как эти букашки, теряющиеся в зарослях несравненных джунглей; и я сброшу цветы на твое тело, и мне станет стыдно, что я принес столько смерти этим, вжившимся в землю цветам, и что осмелился потревожить незащищенную красоту, и незаметно уйду».

Мария на следующий день после той восхитительной ночи вместе со своими родственниками уехала в горную деревню, где жила ее тетка Елисавета. Елисавета была гораздо старше матери Марии, и все считали ее бездетной. Но неожиданно для всех Елисавета забеременела. Естественно, это всех обрадовало и удивило. Пошли разные слухи о сверхъестественных силах и чуде. Поэтому близкие люди старались навестить пожилую беременную женщину; всех интересовали подробности случившегося. Собственно, это и явилось причиной того, что Мария оказалась у своей тетки

Марию очень обрадовала эта поездка. До сих пор, кроме Назарета, она нигде не была. Да и из дома она, практически, никуда не выходила. Жили они в одном дворе со своим женихом Иосифом, с которым по воле родителей она была обручена с детства. Это обручение было естественным продолжением их быта. Обе семьи жили бедно, но специальность плотника давала некоторую уверенность на будущее: всегда найдутся желающие заказать гроб.

Елисавета и ее муж Захария весьма обрадовались приезду Марии. Елисавета была уже на шестом месяце беременности, и приезд племянницы был для нее весьма желанным. Марии настолько понравилась новая обстановка, что она провела в деревне почти три месяца. За это время она очень сблизилась с Елисаветой, и та ей рассказала о событиях, предшествующих ее беременности. А произошло следующее.

Захария был священником из Авиевой чреды и однажды во время своей очереди отслужить службу, зашел в храм и, обо что-то споткнувшись, упал и сильно ударился головой о каменный выступ в стене. Ожидающая его паства забеспокоилась, что он медлит в храме и не выходит. Когда Захария, наконец, вышел, все поняли, что он не может говорить. Елисавета была очень опечалена этим, тем более, что из-за этого они лишались единственного заработка: священник не может быть немым.

Но, как известно, все плохо не бывает. Видимо, от сильного удара в голову Захария превратился в постели просто в одержимого. За десятки лет совместного проживания Елисавета, наконец, ощутила на себе, что такое истинный мужчина!

Это все были издержки безупречного брака, когда не с чем сравнивать – ни ему, ни ей. Их сексуальные потребности все возрастали, и они за короткое время покрыли все свои многолетние долги. Результат недолго заставил себя ждать: Елисавета забеременела. Разумеется, супруги были очень обрадованы этому событию, но чувствовали себя несколько неловко, в силу своего возраста. Да и как объяснить людям? После долгих обсуждений, Захария и Елисавета решили объявить, что все произошло по воле Бога, пославшего архангела Гавриила сообщить им об этом.

Все это Елисавета сообщила Марии под большим секретом. Мария была удивлена, что тетка рассказала ей об интимных подробностях, но, видимо, Елисавета, исходя из своего опыта, решила, что не стоит молодую девушку держать в неведении, как это случилось с ней самой. Это еще более сблизило их, и поэтому, когда Марии пришла пора возвращаться домой, произошло трудное расставание.

Мария вернулась домой и ожидала свадьбы. Она уже поняла, что беременна и не знала, что сказать по этому поводу родственникам. Тем более, после, почти трехмесячного отсутствия из дома. И она вспомнила Елисавету и архангела Гавриила. Мария подумала – чем плох Бог? И убедила не только наивного и доброго Иосифа, что было совсем просто, но и весь человеческий род в том, что существует непорочное зачатие. И женщины всех времен и народов с благодарностью восприняли эту безупречную ложь.

«Иосиф же, муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее».

(Матф. 1: 19)

Скрыть беременность было невозможно. Строгий закон предписывал два варианта развода: либо тайный, совершаемый всего при двух свидетелях (желание Иосифа), либо явный – с торжественным объявлением и доказательством на суде. А это могло привести даже к смертному приговору. Мать Марии тщетно хотела выпытать у нее правду. Но Мария клялась, что к ней приходил тот же ангел, что и к Елисавете (благодаря чему та и забеременела) и сообщил ей, что она родит от Духа Святого. Убедить в этом богобоязненных людей было нетрудно, тем более что девочка Мария росла на их глазах, всегда была очаровательным ребенком, и было просто грешно ее в чем-то таком подозревать. Да и где это могло произойти, когда из дому одна она никогда не выходила и находясь у тетки, она была под еще большим присмотром?

Беременность Мария переносила легко. Ее лишь беспокоила рана, нанесенная вмешательством сзади.

Встречи с Иосифом носили все более кокетливый характер. Этот деревенский парень, далекий от общения с какими-либо девушками, очень смущался при «случайном» появлении то бедра, то груди Марии. И ее смех, и откровенный взгляд, и особое внимание к нему, да и ее потрясающая красота, не могли не возыметь своего действия.

Как-то они оказались одни в овине. Она впервые положила ему на плечи руки и спросила, не сожалеет ли он, что она станет его женой? Она смотрела ему прямо в глаза. Он был исключительно смущен и только отрицательно покачал головой. Тогда она спросила, а верит ли он, что она ему не изменяла, и животик подарил ей Бог? Ее детский наивный взгляд имел столь большую притягательную, гипнотическую силу, что он мог лишь качать головой: да, да!

Она поцеловала его в губы. Он еле устоял на ногах. Но она была в этот момент и сильнее его, и на целую вечность старше. Отпустив его, она сказала, что ночью придет к нему: «Я докажу свою невинность!»

Иосиф был сокрушен. Кому из мужчин не знакомо это удивительное чувство ожидания девушки? Тем более, впервые! Время просто не хочет двигаться вперед. А эффект того, что она сама изъявила желание прийти, придает особую остроту.

Было к полуночи, но Марии все не было. Как важно знать силу воздействия ожидания! И, зная это, женщины мастерски умеют пользоваться нетерпимостью и прямолинейностью мужчин!

Наконец она пришла. Стояла полная луна, и они хорошо видели друг друга, стоя посреди комнаты. Иосиф не знал, как ему себя вести. Хорошо понимая его состояние, Мария взяла его за руку и подвела к кровати. Она попросила его обнять и поцеловать ее. Он оказался способным учеником и припал к ее вкусному рту. Затем она отодвинула его от себя и, сбросив с себя всю одежду, предстала перед ним во всей красе.

Любой мужчина, даже увидевший в тысячный раз обнаженную женщину, тем более такой красоты, испытывает трудно описываемый трепет, и это повторяется каждый раз, и на этом держится мир. Не трудно понять состояние Иосифа, неожиданно столкнувшегося с таким чудом. Он даже не подозревал, что под обычной одеждой, в которой он видел ее каждый день, кроется такое богатство. Собственно, такие же странные, глупые мысли приходят и к гораздо более искушенным мужчинам. И сколько мужчин благодарят судьбу за то, что им повезло родиться мужчинами, что давало им возможность в полной мере пользоваться этой неисчерпаемой красотой!

Мария приказала ему раздеться, что он сделал смущаясь. Она легла на спину и позвала его к себе. Иосиф неуклюже лег на нее, оказавшись между ее широко расставленными ногами. Он весь дрожал и ничего не мог с этим поделать. Она крепко припала к его рту, и он был вынужден опереться на локти, чтобы не придавить ее. Он вообще ничего не соображал. А она, левой рукой придерживая его голову, правой нашла его тугой член, и осторожно повела его в желаемом направлении: к своей плохо зажившей ране. Как ни старалась она это сделать осторожно, но не получилось, ибо он инстинктивно дернулся вперед, и оба закричали: она от боли, он – от удовольствия.

Она стала его умолять выйти осторожно. Была нестерпимая боль. Наконец, он вышел и увидел на себе кровь. Он был счастлив: она говорила правду! Ему захотелось встать, но она не разрешила и легла к нему головой на плечо. Иосиф был полностью умиротворен, и быстро уснул.

«…Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого;

Родит же Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их».

(Матф. 1. 20, 21)

Вскоре был назначен день свадьбы и начались приятные хлопоты. Все складывалось как нельзя хорошо, тем более что из деревни пришла радостная весть: Елисавета родила сына. Узнав об этом, Мария уговорила своих родителей поехать в деревню.

По существующему правилу, на восьмой день рождения ребенка, когда пришли обрезать мальчика, собралось множество родственников и соседей; поскольку случай был уникальный, все радовались за пожилую пару. Но более всего был рад отец мальчика Захария. Было видно, что эмоции переполняют его. По обычаю, ребенка должны были назвать по имени отца, но неожиданно Елисавета стала возражать и сказала, что ангел, явившийся ей во сне, дал ему имя Иоанн. Тогда обратились к Захарии, и поскольку тот не мог говорить, подали ему дощечку, чтобы он на ней написал имя ребенка. Захария написал: Иоанн! А затем, когда ему вручили плачущего ребенка на руки, он зарыдал и проговорил: спасибо, Боже! Захария не сразу понял, что ему возвратился дар речи.

После завершения всех необходимых обрядов, Мария возвратилась домой, в Назарет.

Был воскресный день, и Пилат встал с постели позже обычного распорядка. Он собирался позавтракать, когда в дверь постучали. Это его несколько удивило, поскольку к нему без предупреждения никто не приходил, тем более, с утра. Пилат, нехотя, пошел открывать дверь. Каково же было его удивление, когда он увидел Луция и Овидия.

– Доброе утро, Пилат! – сказал Луций. – Извини, что мы пришли без предупреждения, но дело весьма срочное. Это связано с твоей поездкой в Иерусалим. Овидий, как и обещал, сумел ее организовать. Впрочем, он сам тебе расскажет.

– Проходите, пожалуйста, в дом, – пригласил Пилат нежданных гостей, – я очень рад вас видеть у себя в любое время. И, честно говоря, польщен тем, что пришел сам Овидий! Для меня это более удивительно, чем девушка из облака.

– Здравствуй, дорогой Пилат! – сказал Овидий, пожимая ему руку. – Судя по всему, ты был прилежным учеником, если запомнил мои высказывания по поводу благосклонности поэтов к лести и мой рассказ о превращениях.

– Действительно, я всегда был прилежен в учебе, – ответил Пилат, – но я также всегда искренен, Овидий. Для меня большая честь принимать блистательного поэта Рима в своем доме.

– Что ж, тогда и я отвечу искренне: вы, трое друзей, мне очень симпатичны, и я предрекаю вам большое будущее, – сказал в ответ Овидий. – Если бы не эта симпатия к вам, я бы не давал обещаний по поводу поездки в Иудею.

– Неужели помогла Юлия? – удивленно спросил Пилат.

– Разумеется, нет! – ответил Овидий. – На мою просьбу откликнулся известный вам Марк Валерий Мессала Корвин. Он является большим поклонником поэзии. Возможно, после общения с Альбием Тибуллом, которому он покровительствовал. Я бы не решился к нему обратиться, если бы не чувствовал его благосклонности к моему творчеству.

– И что, он не выразил удивления по поводу такой несерьезной просьбы? – спросил Пилат.

– Напротив! Когда он узнал, что дело касается любви к красивой девушке, он был готов сам максимально посодействовать этому. Он хоть и старик, но глаза у него блестят! Что касается организации поездки в Иерусалим, Мессала рассказал, что в свое время он выступил на заседании сената в защиту Ирода, благодаря чему тот получил трон царя Иудеи. Так что, с Иудеей его связывают хорошие воспоминания.

Мессала хотел узнать подробности о вашей любви, но я ответил, что сам толком не знаю и хочу поехать в Галилею тоже. Услышав про Галилею, он тут же вспомнил, что ее правителем является сын Ирода – Антипа.

– И что он предлагает? – спросил Пилат.

– Что конкретно – я не знаю, но ты должен зайти завтра к нему и он объяснит, что к чему. Я обрисовал тебя как молодого, подающего надежды, политика. Правда, он к этому отнесся несколько скептически, сказав, что политики влюблены лишь в себя.

– А куда и во сколько я должен подойти?

– Я тебя провожу к нему. Встречу с тобой он назначил на полдень.

– Это хорошая новость, Овидий! – сказал обрадованный Пилат. – Большое спасибо. Вот она непредсказуемость жизни: даже в мечтах я не мог предположить такой вариант, что поеду куда-то вместе с самим Овидием!

Все это время Луций лишь слушал. Видя, что Пилат получил необходимую информацию, он обратился к хозяину дома:

– Да, это действительно замечательно, Пилат! Я тоже искренне рад такому повороту событий. Извини еще раз за столь раннее вторжение. Нам пора идти.

– Нет! Я вас так просто не отпущу. Вина я предлагать не буду, а вот позавтракать со мной – убедительно прошу. Мне каждое утро приносят кувшин молока, и, думаю, вам оно понравится. И еще я вас угощу моим любимым козьим сыром. Надеюсь, вы не откажитесь разделить со мной эту скромную трапезу? – утвердительно спросил Пилат.

– Разумеется, нет! Не так ли Луций? Судя по всему, у нашего друга во всем хороший вкус. Надо взять на вооружение это правило: по утрам пить молоко! – весело сказал Овидий и первым сел за стол.

– Как жаль, что с нами нет Марцелла! – выразил сожаление Овидий. – Мне понравился этот молодой человек. У него есть хорошее чувство юмора, а это признак ума. Да и, судя по всему, его любят женщины. Это тоже важная характеристика для мужчины.

– Пожалуй, я соглашусь с этим, – сказал Луций, – как видно, в этом мире без темы о женщинах не обойтись.

– Как прятно от тебя это слушать! – обратился к Луцию Пилат. – А то я, было, подумал, что ты опять начнешь протестовать по поводу разговора о женщинах.

– Ты так ничего и не понял, Пилат! – возразил Луций. – Я, разумеется, тоже благосклонно отношусь к женщинам, но не считаю нужным об этом говорить каждый раз.

– И все же разговор о них неисчерпаем, – сказал Овидий, – они часто непредсказуемы и загадочны. Скажем, известная нам Юлия. Каждый раз, когда я с ней общаюсь, она смотрит на меня такими чарующими глазами, что я не могу понять – это отношение ко мне, лишь как к поэту, или и как к мужчине. Признаюсь, я весьма увлечен ею, но не могу позволить себе перейти некую грань в наших сложившихся добрых отношениях. Во-первых, она замужем, и, во-вторых, она внучка Императора. А в таких случаях, инициатива может исходить лишь от женщины. Более того, как мне кажется, первый шаг всегда делает женщина, правда, в неявной форме.

– Я полностью согласен с этим утверждением! – поддержал Пилат Овидия. – Если ты ей не интересен, то не имеет смысла ее добиваться. Но влюбленная девушка может творить чудеса!

– Наконец ты признался, Пилат! – обрадовался Луций. – Ты ведь говоришь о Марии, не так ли? Возможно, она не так уж и красива, как ты утверждаешь, а просто хороша была в постели?

– Слава Богу, что здесь нет Марцелла! – ответил Пилат. – Я не собираюсь рассказывать подробности о том, что было. Это не в моих правилах. А вот о ее красоте, надеюсь, расскажет позже Овидий.

– Обещаю честно все рассказать! – пафосно ответил Овидий. – С нетерпением жду нашего отъезда в Галилею.

– Я вот подумал сейчас: было бы здорово, если б удалось нам поехать туда вчетвером, – сказал Луций.

Это замечательная идея, но, к сожалению, неосуществимая. По крайней мере, сейчас, – согласился Пилат, – но у нас еще целая жизнь впереди!

– О жизни поговорим в следующий раз, – сказал Луций, вставая из-за стола, – нам пора уходить. Спасибо за угощение. Мне понравился завтрак.

– Мне тоже! – согласился Овидий. – А о жизни мы еще успеем поговорить, ведь нам предстоит долгое путешествие. Завтра встретимся у театра Помпея за час до полудня. Большое спасибо за приятную беседу!

– Это вам спасибо за все! – искренне ответил Пилат. – До завтра!

Всю ночь Пилат не мог уснуть. Мысли о завтрашней встрече с одним из самых влиятельных людей Рима и, как следствие, поездка в Назарет, где, возможно, произойдет новая встреча с Марией, не покидали его. Он думал и о приходе к нему в дом самого Овидия, что было само по себе незаурядным событием. «Как видно, Боги благоволят мне!» – сделал для себя вывод Пилат. Уснуть ему удалось лишь под утро, и то лишь на пару часов.

На встречу с Овидием он вышел пораньше, чтобы не заставлять себя ждать. Подойдя к театру Помпея, где они договорились встретиться, Пилат в уме пристыдил себя, что ни разу не был в нем, но успокоил себя мыслью, что любовь к поэзии не обязывает человека быть театралом.

Овидий пришел вовремя и, как обычно, был в хорошем расположении духа. После дружеского приветствия, он перешел к разговору о Мессале Корвине:

– Думаю, дорогой Пилат, тебе не помешают дополнительные сведения о нашем благодетеле. Учти, Мессала Корвин является одним из ближайших людей Императора Октавиана и на протяжении многих лет находится рядом с ним. Он является прекрасным оратором, и его речь в сенате в прошлом году, где он от имени всех провозгласил Августа отцом нации возвысело его еще больше. Формально, у него небольшая должность: он является куратором водопроводов Рима, но реально обладает большой властью.

Что касается готовности помочь нам, мне кажется, в нем взыграла ностальгия к молодости, когда он находился в тех краях. Ведь одно время Мессала был наместником Сирии и находился в хороших отношениях с Иродом Великим.

Еще одна его слабость – это любовь к флоту. В свое время он даже командовал частью флота в одном из морских сражений на стороне Октавиана. Так что, в разговоре с ним можешь затронуть тему флота и, тем самым, расположишь старика к себе. В основном, думаю, этих сведений о Корвине тебе достаточно. На аудиенцию к нему пойдешь без меня, поскольку у вас будет деловой разговор. Так что, желаю удачи!

Разговаривая, Овидий и Пилат подошли к резиденции Корвина, и Пилат вошел в здание. В ожидании возвращения Пилата, Овидий решил пройтись до Палатинского холма и вернуться обратно. Он любил центр Рима и, восхищаясь его архитектурой, каждый раз находил в ней что-то новое для себя. Во время таких прогулок он всегда вглядывался в лица людей и находил в них интересные образы, сожалея иногда, что он не художник и не может запечатлеть их на полотне. Но эти лица придавали ему новые идеи в создании произведений, где он использовал свой дар поэта.