Тень Гамаюна

Николай проехал вдоль ограды, остановил машину перед высокими воротами, и сказал:

– Приехали.

Алина неуверенно огляделась. Двухметровый кирпичный забор скрывал чью – то чужую жизнь, чьи – то радости, боли, печали. Там был незнакомый мир, незнакомые люди. Там было – неизведанное. Ворота открылись, машина въехала во двор. От крыльца со всех ног бросилась мохнатая большая собака.

– Наш Рекс, – представил Николай пса, – хотите с ним познакомиться? Если вы понравитесь Рексу, то понравитесь и моей матери.

Однако девушка не торопилась покидать машину. Она настороженно смотрела на ластившегося к хозяину пса, как будто раздумывая, стоит ли вообще делать этот шаг.

– Вы что, боитесь? – спросил ее Николай.

Как точно он определил ее состояние. Она боялась! Она боялась всего – неудачи, собак, ездить в метро и на лифте, летать на самолетах, разговаривать с незнакомыми людьми. Страх поселился в ее душе с детства, и было это следствием планомерного материнского воспитания. Мать внушала ей, что люди злы, завистливы, что они только и ждут, чтобы столкнуть другого в пропасть. Подругам верить нельзя, они приходят в дом, становятся необходимыми, а потом, зная твои больные места, безжалостно бьют тебя именно туда, где очень больно, чтобы сломать, использовать и подчинить. Лучший друг девушки – это рояль. Он не предаст, не изменит, не ударит. Отец постоянно был в командировках и не особенно вникал в методы материнского воспитания. Алина росла послушным ребенком, со временем даже научилась скрывать свои страхи. Мать не догадывалась, что внешние проявления характера дочери часто не соответствовали ее внутренним переживаниям. Все свои переживания Алина раскрывала в музыке. У нее выработалось особое прикосновение к клавишам – особое туше. Поразительная кантилена в «легато», и блестящая звонкая россыпь звуков в «стаккато». Минимальные внешние эффекты при глубоком внутреннем погружении. Правда, там, где область звуков заканчивалась, она предпочитала тишину. Закрытость Алины вызывала некоторые трудности у сокурсников при общении с ней, но за безупречный музыкальный вкус и высокий профессионализм, ей прощали эти недостатки. Педагоги прочили ей хорошее будущее, однако Алина не оправдала их надежд, пропустив из – за своих страхов конкурс имени П. И Чайковского, который бы, в случае победы, сделал ей имя и дал возможность подписать неплохие контракты. Отец, разобравшись, наконец, в проблемах дочери, устроил разгон жене, досталось от него и Алине. Он назвал ее трусихой, неудачницей, место которой в собесовском архиве. Уж там – то ее безопасности точно ничего не угрожает. Потом подумал и добавил, что, пожалуй, и в собесе на ее голову может какой – нибудь гроссбух упасть. Как можно быть такой никчемной!

Алина растерялась. Отец, который, в отличие от матери, в детстве всегда одобрял ее и поддерживал, стал каким – то нервным. Предательски вынес ее страхи на всеобщее обсуждение! Именно тогда, когда она меньше всего ожидала этого. В доме праздновали ее двадцать пятый день рождения, и дом был полон гостей! По такому случаю собрались родственники, бывшие однокурсники. Близких друзей у Алины не было – только Антон, с детского садика сосед по горшку. Отец спросил, что она собирается делать теперь, после окончания консерватории? Алина сказала, что не знает, как быть дальше и что делать. Безрадостно так сказала, не веря, как обычно, в свои силы. Он почему – то накричал на нее. Это было ужасно, неожиданно и обидно. В один момент отец разрушил ту нить взаимопонимания, которая всегда была между ними. Предал ее! Сколько лет он был для нее богом – любящим, всепонимающим и всепрощающим, а тут…

Не помня себя от стыда и жалости, девушка выскочила из дома, села в машину и поехала, куда глаза глядят. Так глупо, по – детски, она решила порвать с чувством нестерпимой обиды, с психологической травмой, нанесенной самым близким человеком. Помотавшись без смысла по городу, Алина вырулила на проспект Славы, миновала Ивановскую улицу, притормозила у обочины Народной, и, сообразив, что домой возвращаться категорически не хочет, заглянула в записную книжку мобильника. Был вариант отправиться на дачу к новому ученику, позаниматься с которым, ей предложили накануне. Созвонилась, выехала за город, но, плохо зная дорогу, свернула куда – то не туда. В довершение всех неприятностей – закончился бензин. О том, что было дальше, лучше не вспоминать!

– Коленька! – раздался со стороны крыльца голос, – родной ты мой, приехал! – Елизавета Матвеевна радостно семенила навстречу сыну, раскинув руки. Он подхватил свою сухонькую мать и закружил.

– Что ты, что ты, отпусти меня, – заохала матушка. Николай поставил старушку на землю.

– А загорел – то как! – с удовольствием констатировала она, оглядев своего любимого сына. Повосторгавшись еще немного, и вскоре насладившись радостью встречи, Елизавета Матвеевна бросила осторожный взгляд на открытую дверь автомобиля, там точно кто – то сидел. Каково же было ее удивление, когда на сидении она разглядела молодую девушку, закутанную в Николенькин свитер.

– Это кто к нам приехал? – с радостной нескрываемой надеждой спросила она. Николай усмехнулся. Ну, никакой конспирации матушка не признает. В каждой знакомой видит будущее счастье своего сына. По мнению матушки, он настоящий нелюдим. В обществе бывает редко, так, где же найдется та женщина, что оценит его по заслугам? И, если рядом с сыном появлялась какая – нибудь особа, матушка начинала строить далеко идущие планы. Правда, особы рядом с Николаем все были или ученые секретарши, или канцелярские крысы, или зачуханные студентки, но Елизавета Матвеевна знала – любовь к Николаю придет! Он сам найдет свою женщину. Так было с его отцом – Петром Петровичем, с дедом и прадедом. Любовь к ним приходила поздно, но это была настоящая любовь!

– Познакомься, мама, – Николай помог прихрамывающей девушке выйти из машины, – это Алина Владимировна Гриднева, пианистка и по совместительству – стайер – любитель. В результате ее неосмотрительного марафона, мы столкнулись на проезжей дороге. У Алины ушиблена нога, и она очень нуждается в твоей опеке.

Пес подошел к Алине, обнюхал ее, вильнул хвостом и лег у ног рядом. Сие признание собаки, что Алина свой человек, не прошло для Елизаветы Матвеевны бесследно. Она всплеснула руками и сказала:

– Пойдемте в дом, здесь вас никто не обидит.

По деревянному, крашенному коричнево – охристой краской крылечку, Алина прошла на веранду, затем в небольшую кухоньку, где, по всей вероятности, было царство Елизаветы Матвеевны. Над столом, накрытым веселенькой клеенкой, висели в ряд начищенные сковородки, ситечки, половники, ковшики. Слева и справа от стола расположились стеллажи с посудой, ведрами с колодезной водой, стояли прозрачные банки с крупами, солью, сахаром. От всего этого повеяло на Алину таким домашним теплом и сердечностью, такой простотой и обстоятельностью, что она сразу успокоилась. Елизавета Матвеевна открыла следующую дверь, и они вошли в столовую. Карминно – красная печь по правую руку от входа сразу привлекла внимание Алины. На печи весело смотрелись гончарные изделия – расписные вазы, горшки, миски. В многочисленных вазах тонко благоухали свежие цветы, срезанные Елизаветой Матвеевной к приезду сына. Слева, у окна стоял обеденный стол, а во все стороны из столовой вели двери в другие комнаты. – «Удобно, – подумала Алина, – хочешь, не хочешь, на улицу попадаешь через столовую, она объединяющий центр семьи».

Комнатка, в которую привела девушку Елизавета Матвеевна, была маленькой, уютной, с окном, выходящим в сад, с большим старинным зеркалом до потолка и такой же старинной кроватью.

– Располагайтесь, вот вам полотенце, умывальник на кухне. Банька протоплена к приезду Коленьки, если хотите помыться сейчас, до ужина, то, как раз успеете, пока я собираю на стол.

Ужинали на террасе. Августовские комары были уже не такие кровожадные, поэтому Елизавета Матвеевна не стала зажигать сосновые шишки. Легкий ветерок отгонял самых настойчивых насекомых, и неспешная трапеза ничем не омрачалась. Вдруг Елизавета Матвеевна всплеснула руками, вспомнив о чем – то, и побежала на кухню. Через минуту перед Николаем стояла тарелка с жареной докторской колбасой.

– Чуть не забыла, – проговорила матушка, – твоя любимая. Она повернулась к Алине, – он в детстве заснуть не мог, если я ему на ночь докторской колбаски не поджарю. Глядя на своего большого сына, Елизавета Матвеевна глубоко вздохнула, как человек, свято исполнивший свой долг. Николай ласково посмотрел на матушку и сказал:

– Спасибо, мама. Ты иди, мы еще посидим здесь.

Старушка собрала грязную посуду и понесла ее к летнему водопроводу под старой яблоней. Там была установлена раковина, предназначенная специально для хозяйственных нужд.

– Рекс, – позвал Николай. Пес подбежал, виляя хвостом. Николай, оглянувшись на мать, бросил собаке колбасу.

Поймав недоуменный взгляд Алины, он пояснил:

– Терпеть не могу колбасу, но не хочу матушку обижать. Я «Докторскую» переел в детстве, меня от нее тошнит.

Алина впервые за сегодняшний день улыбнулась.

Часам к одиннадцати вечера женщин потянуло ко сну. Николай, дождавшись, когда в доме воцарится тишина, поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Зажег настольную лампу, бережно извлек из сумки старую рукопись, привезенную из Франции, и открыл ее.!

Старая тетрадь Иллариона Боголюбова содержала не что иное, как переписанное, с какого – то ему одному ведомого литературного источника, своеобразное изложение жизни и смерти князя Андрея Боголюбского.

Глава 4

Вот Алатырь – вечный камень,

Древний камень бел – горюч.

Он откроет перед нами

Тайны мира, правды ключ

За окном княжеского терема стемнело, к вечеру завыла зимняя вьюга, но Андрея не волновала буря за окном, его волновали те бури, что происходили на земле раньше. Те, про которые рассказывал Богун. Никто и ничто не мешали их тихому уединению. Любил княжич слушать старые предания. Отец – князь Юрий Владимирович, с наступлением первых холодов обычно отправлялся с дружиной по ставшему пути «в полюдье», за сбором дани. На заранее обговоренных погостах встречал он своих тиунов, слушал жалобы и просьбы, судил виновных, наказывал нерадивых. И так до самой весны. А как просохнут дороги, – сборы, подготовка военных походов на обидчиков. Порядок этот существовал исстари, никто не нарушал его. Оставались в тереме женщины да челядь. А над ними, вместо отца, – тысяцкий боярин Георгий, сын варяга Шимона, еще самому Мономаху служившего. Георгий был «кормильцем», «дядькой» Юрия Долгорукого и князь Юрий передал ему в управление «землю Суздальскую». Люто сейчас было за окном, да тепло на сердце Андрея.

– Богун, а почему греческие священники называют русов варварами? Потому что князья наши войной на греков ходили? – задумчиво поднял глаза на старика княжич, – еще говорят, что не было до них в наших землях ни храмов, ни городов, ни письма. Правда ли то? – Греки, – закачал косматой головой старик, – интерес особый имеют, ино через религию свою хотят поработить Русь. Рабами Божьими людей называют. Для чего? С рабами можно поступать как угодно! Вот и творят теперь «наместники» с народами все, что хотят. Искони племена наши с греками за земли воевали. Великий царь Аттила, предводитель степняков, брал дань и с Рима, и с Византии. Святослав, воин, наследник древней веры, теснил их и на суше, и на море. А теперь греки, как хозяева пришли. Бога, родившегося в Израиле, нам навязывают. Не силой, так хитростью берут! Только не наша эта вера. Чужая она духу русичей. Не для нас она выдумана, не нам ее исповедовать! Не приживается она в народе. Теперь князьям, с детских лет про Христа рассказывают, чтобы забыли вы прошлое, чтобы не ведали будущего. А между тем есть среди нас немногие ведуны, которые знают, куда приведет эта вера во Христа, какие страшные битвы будут на земле происходить под знаменем Христовым. Сколько крови прольется в будущих веках! Сколько народов рассеется по свету!

Говоря это, Богун гневно затряс седой бородой, словно отгоняя от себя страшное видение.

– Но не погибнет старое знание, а войдет оно постепенно в новое, и растворится в нем, – продолжил старик через некоторое время, – и не сможет никто победить его, не сотрется это знание в памяти народа. Много раз демоны будут брать власть, но через тысячу лет Истина придет к потомкам нашим! – старый ведун воздел руки, и прослезился.

– Однако греческая вера удобна для торговли! – сердито возразил старику Андрей, – князья, купцы, дружина – давно знают преимущества ее. Я тоже хочу строить Спасителю и Заступнице нашей Деве Марии красивые храмы. Они будут лучше, чем в Константинополе! Вот стану князем и прославлю себя и вотчину дедов – Владимир, не пожалею ни сил, ни трудов, ни серебряных гривен!

– Знаю, сюда переместится Русь, в эти земли! Не забывай, княже, о народе своем! Князья не хранят отеческой веры. Убивают друг друга, грабят, людьми торгуют и все по благословению священников, все именем Христа! А, ведь, и в законе Христовом нет того, что княжеские тиуны творят. Худо оттого на Руси, что от старой веры отстали, а к новой не пристали! Никакого бога в душе их нет! Ни Христа, ни Перуна! Не боятся божьего гнева, не по Правде живут!

– Дед мой, Мономах, писал ту Правду, – гордо выпрямился княжич Андрей, – хотел порядка на Руси. Мне тысяцкий Шимон про это сказывал. Сильна была Русь при Мономахе, половцы в мире с Русью жили, – княжич сверкнул темными глазами и сжал кулаки, – когда во власть войду, хочу я изменить порядок старшинства городов. Буду укреплять Суздальские земли. Другая должна быть столица в Русской земле! Имя ей будет не Киев, а Владимир! – княжич глубоко вздохнул, немного успокоился и спросил волхва:

– Старик, тебе звезды все тайны открывают, скажи, сбудется ли, задуманное мной?

Старец медленно покачал головой. То, что просил Андрей, было против законов Сварога. Нельзя нарушать бег времен. Не должен ведать тайну судьбы своей молодой княжич. Если откроет Богун тайну, то дара своего лишится навек. Повисла тишина в келье. Долго думал старый волхв. Но, может, в том и состоит его предназначение? Лишиться дара и умереть, как все смертные? Видно, к предкам пора, зажился он на этом свете, устал. Уж сколько раз кудесник приносил жертвы богам священной сурьей? Не счесть того. Решился старик, закрыл глаза, зашептал что – то на чару. Дрожь прошла по телу его, и заговорил волхв:

– Тебе, княже, судьбу великую боги пророчат. Будешь ты владеть многими землями, волжскую Булгарию, Киев подчинишь, властвовать над многими князьями станешь, но смерть твоя страшной будет, как у славянского короля Божа, – ведун, медленно раскачиваясь, тихо произнес первые слова, потом, глубоко вздохнув, почти крикнул: – Боги оставят тебя, и будешь ты, словно Бож, повергнут. И станут дни твоей смерти хуже ночи Сварога. Но смерть твоя через много сот лет восстанет к Славе твоей. Явится царь на русской земле, построит он город великий в устье Нево – реки, и при жизни его нарекут тебя Святым.

– Скажи мне, дед, не на поле боя смерть я приму?

– Нет, княже, во дворце своем.

– Много ли лет проживу?

– Будешь жить, пока не исполнишь предначертанное.

– Как же узнать о том?

– О том тебе ведать не надобно. Но знаки будут, откроются через них тебе мысли Повелителя Земли, узнаешь свое предназначение. Будут вести тебя и ангелы, и демоны, война за душу твою между ними пойдет. Сам выберешь, кого приблизить, кого прогнать. По воле ангелов добрые дела творить будешь, по воле демонов – злые. По тайному замыслу Чернобога должен ты изменить старый порядок, имя которому дробление земель. Ты, княже, нарушишь вековые традиции, упразднишь древний вечевой строй и преломишь Ход Истории. Этим ты сослужишь большую службу не столько русской земле, сколько Чернобогу! Станет с годами великой держава его!

– Ты смеешься надо мной, старец! Я никогда не буду служить Чернобогу!

– Хитер Чернобог. Легко меняет он обличье. Его задача – воевать со всеми богами. Тысячелетия будоражит он умы людей. Встает на сторону то одного, то другого бога с одной лишь целью – поколебать веру в иных богов. Сейчас Черный Бог надел сутану и перебирает четки. Строят люди ему белые храмы, хвалят его псалмами да песнями, а он смеется над ними! Власть его все больше распространяется в землях, многие стали рабами и мыслей его и черных дел его. Подменил он распятого Божа. Вместо нег правит от лица Всевышнего!

– Как же людям узнать его, как победить?

– Не ведает Чернобог мыслей людей, не дано ему. Ошибается часто, не тех своими сокровищами прельщает. Оттого и не померк еще свет на Земле, не исчезла Правда Божия!

Замолчал Старый Волхв, выпрямился на скамье, устремил свои глаза в непрозрачное слюдяное окно и сказал:

– Батюшка твой вернулся.

Андрей увидел, что князь Юрий Владимирович печален. И причину печали его знал. Не нравились князю порядки на Руси. Думал он, почему не может передавать свое государство, свою вотчину преемнику, а должен поровну делить между наследниками? Дробилась земля, мельчали угодья, рождалась зависть, а с ней и междоусобные войны. Одна идея владела им: только объединение земель могло спасти Русь. Он понимал, что дорогу к этой мечте надо начинать от Киева. И даже не от него – от Иерусалима. На всех западных престолах сидели родственники Рюриковичей. В Константинополь надо ехать, собираются там государи европейские. В Иерусалиме, где правил король Балдуин, было принято решение о создании новой конгрегации, нового ордена для защиты Гроба Господня. Патриарх поддержал рыцарей и выделил для резиденции землю на месте бывшего храма Соломона. Теперь рыцарей называют храмовниками. Дело, которое поручили храмовникам – охрана торговых путей, сопровождение купеческих обозов, защита паломников от набегов степняков, грабителей и прочих разбойников. Такая нужная помощь! Надо бы отправить Андрея с Великим посольством в Иерусалим – думал Юрий Владимирович, – нечего ему сиднем в залешанской вотчине сидеть!

А юный Андрей, в силу стал входить. Роста он был среднего, волнистые каштановые волосы до плеч. Половецкие скулы, доставшиеся ему в наследство от бабки и матери, покрылись пушком. Немного крупноваты были резко очерченные губы, но все это сглаживали и даже украшали зоркие, большие темно – зеленые глаза. Крепок телом и умен был молодой князь, и не жалел времени на постижение различных наук. Кроме Богуна, который учил его понимать язык природы, Андрею передавал тайны воинского искусства «названный отец» князя Юрия – бывший тысяцкий Георгий Шимон. Еще совсем мальчишкой Андрей научился перво – наперво лук тянуть. Без сноровки с луком не сладишь, опозоришься. У каждого оружия в бою свой ранг, свое назначение. Стрелу, – объяснял ему Шимон, – хорошо из засады пускать. Для ближнего боя она не годится. Тетиву следует натягивать тремя пальцами – средним, безымянным и мизинцем. А большим и указательным надо ее придерживать, чтобы взять точный прицел. Стрелой, оперенной с левого крыла птицы, метить надо в правую сторону цели, и наоборот.

Сначала тяжел и неудобен казался Андрею лук, но постепенно приноровился к нему княжич, все чаще на охоте умение оттачивал. И на «стрелище» не последний стрелок был. Занятия охотой приучили Андрея спокойно продумывать и планировать свои действия, не суетиться во время выслеживания зверя и с расстояния сорока с лишним саженей точно поражать цель. Но любимым его оружием стал меч. Меч – он для ратного дела создан, это царь ближнего боя! В таком бою личная отвага воина много что значит. Недаром меч называют справедливым. Оказывается, не только воин подбирает себе меч, но и меч ищет владельца себе подстать. Избрав хозяина, меч верно служит ему до смертного часа, или до тех пор, пока воин не обесчестит себя, что равносильно гибели. Георгий Шимон рассказал Андрею старую норманнскую легенду о мистической связи, которая возникает между хозяином и его мечом.

– Жил когда – то славный конунг Гейрред, – начал рассказ Георгий, – он не знал в боях поражений, верный конь и булатный меч много раз спасали ему жизнь в самых безвыходных ситуациях. Хвалился конунг непобедимым булатом своим, говорил, что никогда не попадет его меч в чужие руки. Он даже имя клинку своему дал – Радостный. Его меч перед сражением сам собой выпрыгивал из ножен и радостно звенел. Но однажды Гейрред не открыл ворота просившему помощи союзнику. Этим он нарушил закон чести, закон гостеприимства. И тотчас выпал у него из рук любимый клинок острием вверх, неведомая сила натолкнула конунга грудью на булат, и умер Гейрред без всякой славы.

Рассказы тысяцкого Георгия о свойствах и повадках булата надолго врезались в память Андрея. Более всего запомнил он, что верного хозяина меч всегда предупреждал о часе кончины. Жалобно звенел и покрывался кровавой росой накануне его смерти.

Еще поведал Шимон, что хороший булатный меч способен рубить железо, и даже сталь, не тупясь! Потому что твердость высокую имеет, в то же время, если согнуть такой меч в кольцо – распрямится он и не погнется даже. Хороший меч от легкого щелчка по клинку издает чистый и долгий звук. Чем выше звук, тем лучше булат! Однако персидские клинки боятся лютых морозов, поэтому русские князья ценят своих мастеров, которые могут сковать булат не хуже персидского с одной лишь разницей – клинку не страшен будет мороз.

Поле, на котором Георгий обучал Андрея воинской премудрости, было вытоптано их ногами до проплешин на траве. В этот раз тысяцкий Шимон торжественно вынул из богато украшенных ножен старинный меч. Он тускло сверкнул, отражая заходящее солнце. Андрей ахнул, опустил на землю кожаный щит. От чуда, которое предстало перед глазами, в жар княжича бросило. В волнении он расстегнул серебряную пряжку – фибулу, скрепляющую на плече мятель, и сбросил плащ на щит. С благоговением взял из рук Шимона славный булат. Внимательно оглядел его. Это был меч предков. Рукоятка оружия со вкусом сочетала благородные металлы – бронзу, латунь и серебро с рельефным черненым узором. В углублениях рисунка сверкали драгоценные камни. Стальное лезвие с продольным углублением посередине, служившим для облегчения меча, плавно сужалось книзу. Андрей разглядел, что на рукояти были не обычные растительные или геометрические узоры, а изображения переплетающихся чудовищ. – «Какой великолепный образец, – вымолвил молодой князь, – кто ковал»?

– Жил в Киеве сто лет назад, – поведал Георгий Андрею, – знаменитый оружейник – Людотой звали. Из рук этого мастера булаты редкой прочности получались. До сих пор сработанные им клинки по наследству передают. Этот булатный меч самому святому Борису, братом своим убиенному, принадлежал. От старшего брата Мстислава Великого отцу твоему достался. Большая честь обладать таким мечом! Приписывают ему чудодейственную силу. Ты, княже, отныне наследуешь этот священный булат! Не осрами его нечистыми помыслами, не запятнай неправдой честь воина. У тех, кто носит святые мечи, свои отношения с высшими силами, свои законы жизни и смерти! Помни об этом!

Принял из рук старого тысяцкого этот подарок Андрей с благодарностью, поцеловал с трепетом, и поклялся на клинке, что отныне будет меч святого Бориса только Правде русской служить! С того самого часа не расставался молодой княжич со священным оружием ни на минуту. Всегда при себе носил.

Глава 5

Николай оторвался от тетради и задумался. Интересная история про детство Андрея. Пожалуй, на сегодня хватит! Поздно уже.

Утром Елизавета Матвеевна не стала будить сына. Пускай поспит! Он родился, когда отцу его было далеко за сорок. К тому времени у старшего сына Петра Петровича – Михаила уже была отдельная квартира, своя семья, и он не особо расстроился, что отец, овдовев, женился во второй раз. Очень скоро Михаил сделал Петра Петровича дедом. Сын Михаила Олег и Николай, родившийся во втором браке Петра Петровича, были погодками, они легко и весело проводили каждое лето на даче вместе. Став взрослыми, молодые люди не предали своей дружбы и часто звонили друг другу, несмотря на занятость. Елизавета Матвеевна любила Олега как собственного сына. Жаль, что теперь внук Петра Петровича редко бывает у них.

Она достала старые фотографии. Вот Николай с университетскими товарищами. В молодости он, был даже очень красив, девушки без конца атаковали его своим вниманием. Ирина преуспела в этом больше других. Первый шаг сделала сама. Добилась, чтобы Николай на ней женился. Лет десять приспосабливалась к укладу Боголюбовых. Что – то пыталась изменить, но не получилось. Если бы Бог дал им детей, она бы посвятила себя их воспитанию, а так, бедняжка, не знала, чем себя занять. Сначала пыталась работать экскурсоводом, показалось хлопотно. Реставратором – муторно. В конце концов, она устроилась смотрителем в самом малопосещаемом зале некого музея. И задержалась там. После ухода жены, Николай понял, что Ирине с ним просто было скучно. Насладившись сонной тишиной музея, она дома хотела праздника, веселья и разнообразия. Причиной расставания, как бы сейчас объяснили психологи, стало отсутствие в их совместной жизни необходимой эмоциональной привязанности. Расставание неизбежно, если супруги не единомышленники. Что поделаешь, видимо, Николаю гораздо интереснее современности был XII век. Однако вчерашнее появление в их доме молодой девушки надо рассматривать как знак свыше. Девушка понравилась Елизавете Матвеевне. Скромная, вежливая. Не из тех, кого зовут «самоходками». Хозяйка сложила старые фотографии и вышла во двор. Утро выдалось тихим и солнечным. Августовский день обещал быть жарким.