Endless Coven. До раскола луны: Липирия

Объяснив всю тяжесть ситуации, радость покинула Акефамия. Перевозчики, подойдя к дому и увидев, как радостный Акефамий начал захлёбываться слезами, сразу всё поняли. Их решением было остаться возле въезда в город и не тревожить Акефамия до восхода солнца.

Картина, которую увидел Кавелий, расставила все точки над i. Акефамий и в правду остался в сознании маленьким и впечатлительным ребёнком. Никто не знал, что с ним станет в Лагриме.

– Когда по приказу, будучи леторием, ему придётся убивать… – произнёс Кавелий.

– Весь его мир рухнет, а он станет бессознательным монстром, о которых говорили на юге… – дополнил второй перевозчик.

– Ты знаешь о келинирах? – удивлённо спросил Кавелий. – Я думал о них известно только жителям юга.

– Нас в детстве пугали сказками про них, что они приходят по ночам, оставляя кости, помечая свой будущий дом. Когда мы с братьями вели себя плохо, у двери в дом мы находили кость. Родители говорили, что если мы будем послушными, то Липир прогонит келиниров. Только спустя годы я понял, что это были кости фокилл, которых подкладывал отец, – рассказал перевозчик, явно скучая по детству.

– Стой, ты же липинец, вам нельзя есть мясо, – недоумевал Кавелий.

– А ты с юга, но не поклоняешься алпи, я же ничего тебе не говорю, – отшутился перевозчик. – И вообще, не тебе меня упрекать.

– Вот поэтому я с тобой и дружу, Аринфий, – произнёс Кавелий с облегчением, – ты всегда можешь перевести все в комедию.

– И только ты вечно злой и недовольный, переводящий все в трагедию, – повторно отшутился Аринфий. – Вообще для дружбы не нужны причины, ты же понимаешь? – спросил он Кавелия.

– Знаю, всё я знаю, вот только, что делать с этим дурачком? – задумчиво произнёс Кавелий.

– Ты не о нем сейчас думай, уже глубокая ночь, а мы с тобой под навесом, ведём милые беседы.

– Ты прав, – это должно решаться утром.

– Не утром, а с рассветом, – поправил его Аринфий. – До рассвета, – произнёс он, зевая, и закрыл глаза.

***

Ночи в Липирии были настолько тихими, что можно было услышать биение собственного сердца. Бескрайние степи, простирающиеся по всей заселённой территории Липрии, были обыденным видом. Только каменистый север и песчаный, не заселённый юг вызывали эмоции у жителей городов и малых селений, но большим наслаждением были леса Логем-Ирсума, плавно переходящие, к югу, в холмы. Именно в тех лесах и обитали дикие фокиллы, которых было проще приручить, чем охотится за столь проворными животными. Конечно, на востоке, также были леса, но их поглотила божья кровь, которая вынудила древних липинцев покинуть свой дом.

Кто-то утверждал, что божья кровь – это кровь убитой дочери Липира, а кто-то считал, что это живой организм. Но все знали, что божья кровь несёт только смерть. В истории были периоды, когда путешественники приносили её с собой, обрекая на смерть многих жителей королевства. Чтобы избежать распространения, тела сжигали, а после закапывали в землю. Так как божья кровь заражала не только живые организмы, но и покрывала жидкими бляшками дома и деревья, попав в почву, она имела возможность распространяться дальше. Те, кто выживал после неё, походили своим поведением на сказочных келиниров. Они лишались возможности говорить, думать, и были агрессивны ко всему. Оставались исключения, когда переболевшие жители прибывали в здравом уме, но становились затворниками, изолируя себя от всех.

После последней пандемии родился Демон Крови Кипелин. Такое прозвище было дано ему из-за внешности и поступков. Уши имели два листовидных отростка, верхний был длинный, как у всех остальных липинцев, только они не врастали в затылок. Кончики были заострены, а нижний был в разы короче, не доходил до края нижней челюсти. На голове его росли волосы, а глаза имели багровый оттенок.

Он был в силах сотворить огонь из ничего, укреплять одежду на столько, что ни один меч летория не мог ему навредить. Родился он до развала республики и жив по сей день.

Многие винят его в том, что республика была уничтожена. Он сжёг предпоследнего руководителя, Леттелира, который славился своей религиозной фанатичностью. Он был близок объявить повторную охоту на лиардинцев и Кипелина. А перед великой войной он прогнал всех из Лагрима, кроме себе подобных линирцев и леториев, во главе с люрром, Клавдиром. До этого заставил всех в лабеле построить и обеспечить для его нужд академию. Он убеждал всех в том, что она необходима всей республике, а не только ему.

По сей день он живёт и работает в своей академии, вместе с остальными линирцами, обучая их рунологии.

Справедливо будет заметить, что после отстройки линирской академии, письму и чтению обучались многие прибывшие в Лагрим, не смотря на их происхождение и род деятельности. Продолжительность жизни увеличилась, а смерти от ран и травм сократились. Но все достижения академии не могут оправдать Кипелина.

***

С рассветом Акефамий проснулся в своём доме, не имея возможности вспомнить, как он оказался внутри. Обойдя весь дом, он так и не нашёл свою мать. Приняв случившееся и собрав важные ему вещи, Акефамий покинул дом в поисках перевозчиков. Те уже ждали его у выхода из Кибила.

– Ну что, отправляемся? – холодно спросил его Кавелий.

– Отправляемся, – ответил ему без былого задора, Акефамий.

Молча, они продолжали своё движение в сторону Лагрима. Перевозчики также сверяли маршрут с картой, изредка переговариваясь на счёт припасов и времени. Акефамий же шёл в шаг с ними, не отставая и не обгоняя.

По нему было видно, что потеря родителя была для него неожиданностью. Скорее всего он даже и не предполагал, что такое могло случиться. Пусть и очевидная вещь, но молодой и мечтательный ум не задумывается о подобных вещах, пока они не застанут его в более сознательном возрасте.

Нельзя было сказать, что группа расслабилась, когда пыл Акефамия поубавился, но понимание ситуации не давало им возможности радоваться отсутствию его энергичности.

Самой неприятной ситуацией стало осознание, что следующая остановка будет около огромного кладбища. Всё складывалось так, будто Акефамия подготавливают к ещё более тяжёлым ситуациям, которые будут ждать его на службе леторием. Кавелий, перебирая эти мысли в голове, начал переживать.

– Не может же быть, что начнётся новая война…, – повторял он себе под нос.

На службе летория самым ужасным и сложным может быть лишь война. Их будни – это соблюдение порядка на улицах, проверка телег на въезде в город и перевозка заключённых в Киллингер.

Кавелий метался от идеи ускориться и проехать кладбище, но не знал, как мотивировать лиардинцев, к идее замедлится и не доезжать до кладбища, но в таком случае они могут не успеть в Лагрим. Взвешивая все за и против, просчитывая путь и еду, закат настал их у начала кладбища.

– Липир, за что…, – произнёс Кавелий с опаской, – неужели нас и в правду ждёт что-то ужасное…

– Что? – спросил с изумлением Аринфий, – как давно ты обращаешься к Липиру, ты же с юга, разве для вас он что-то значит?

– Замолчи, мне не нравится то, как всё складывается.

– Впервые ночуешь возле мертвецов?

– А ты что, каждую ночь с ними проводишь?

– Если бы от меня так же разило, как от тебя, после перевозок…

– Не в этом дело, – сказал Кавелий сквозь зубы, отведя Аринфия от всех. – Ночь у кладбища будет слишком тяжело для Акефамия.

– С чего вдруг ты начал о нём так волноваться? Кто вчера был готов его разорвать и на чью руку он наткнулся, когда замечтался?

– Всё не просто так.

– Прекращай и раскладывай навес, либо сам тащи дальше телеги, а мы посмотрим, – С насмешкой ответил ему Аринфий.

После беседы, они направились к тегам и взялись раскладывать навесы. Как бы жутко не было, но усталость валила с ног всех, кроме Акефамия. Он даже не придавал значения тому, где они остановились и как долго им ещё идти.

На протяжении всего пути он обдумывал всё случившееся с ним. Вспоминал слова и отношение к нему Кавелия с Аринфием, который так и не назвал своё имя. Пытался понять, почему он не мог завести друзей и начать разговор первым. В его маленьком мирке фантазий что-то случилось. Мечты об уважении, на службе леторием, исчезли, его впервые начало беспокоить не то внимание, которое он желает получить, а то, за что это самое внимание и уважение получают.

Он вспоминал истории старика, лиардинца, в которых упоминался его отец.

– Я был моложе него и всегда удивлялся тому, что он с утра до ночи нёс службу, ночуя в военном навесе. В его глазах не было страха, усталости, вообще ничего не было… Иногда казалось, что для него война ещё не закончилась и он ждёт прихода врага, чтобы дать очередной бой.

Акефамий считал, что отец целиком и полностью отдавался Липирии и её защите. Никогда не знаешь, что может случится через секунду, а когда на тебе лежит ответственность за других, ты не имеешь права медлить.

Задумчивый Акефамий даже не обращал внимания на то, что навес уже готов и лиардинцы уснули крепким сном. Он бы и простоял всю ночь, продолжая вариться в своих мыслях, если бы Аринфий не отвлёк его от дум.

– Эй, сейчас не твоя очередь следить за телегой, ложись спать.

Акефамий медленно повернувшись в сторону Аринфия, взглянул на него и молча подошёл к свободному месту, лёг и смотрел куда угодно, но не на навес. Акефамий пытался поймать глазами те участки неба, на которые он смотрел с матерью, когда не мог уснуть. Ему было легко узнать те звёзды, о которых она ему рассказывала, давая имена и придумывая им истории. Вот только смотря в даль, он не нашёл ни одну, на которую смотрел по ночам.

Звёзды скрывал навес, который должен был их спасать от дождей, шедших с середины месяца солнца, по конец рыжего месяца. Хоть и стоял месяц солнца, но никто не мог предугадать погоду. Лишь в месяц дождей и в первую половину рыжего месяца можно было знать наверняка, когда начнётся дождь.

Долго ворочаясь в поисках, Акефамий не выдержал. Освободив место, он вышел из-под навеса, чтобы найти заветные звёзды. Заприметив первую, он быстро нашёл вторую и третью, и все остальные. Акефамий стоял под небом и смотрел на них, пока не вспомнил все данные им имена и истории.

Спустя время он так и не хотел ложиться спать. В нём не было ни усталости, ни энергии, которая его разрывала в первый день пути. Недолго думая, Акефамий решил пройтись вдоль стены кладбища. Его должны были заметить лиардинцы, сторожащие телеги, если бы неудачные сторожа не спали на телегах. В какой-то степени это был очень своеобразный метод стоять на охране. Никто не сможет их увезти или вытащить содержимое, не разбудив сторожащего. На крайний случай увезут вместе с телегами.

Акефамий, не знавший возле чего они остановились, продолжал идти. Он просто шёл, не думая не о чём. Им двигало даже не любопытство, а непонимание и неприятие происходящего вокруг него. Летая в своих фантазиях и мечтах, он даже не обращал внимания на течение времени. Смерть матери для него было чем-то запредельным, чем-то, что не могло с ним произойти. В период его работы на складе, смерть старика была для него естественным течением времени. Но когда ему поведали об уходе из жизни родителя, внутри него что-то остановилось. Нет, поломалось, внутри него образовался скол.

Дойдя до входа на кладбище, Акефамий остановился в изумлении. Перед ним выстроились длинные ряды из могильных табличек с именами, причиной смерти и названиями городов. При всём желании он бы не смог обойти их всех за то время, которое он находился в пути.

Одного вида кладбища хватило, чтобы прийти в себя. Акефамий не представлял себе его размеры. До недавних пор тема смерти никогда не затрагивала его жизнь. Единственным исключением было его детство, когда отец умер от старости.

Акефамий, обретя ясность сознания, решил вернуться под навес. Его шаг стал уверенным, он явно видел поставленную перед ним цель и осознавал всё, что вокруг него происходит. Скорее всего, это был шок, который на время вернул его в реальный мир. Добравшись до группы перевозки, он снова лёг на занятое им ранее место.

На очередном рассвете Акефамия разбудил Кавелий. Открыв глаза, он увидел стоящего над ним перевозчика. Из-за жёлтых глаз и орлиного носа, Кавелия можно было перепутать с хищной птицей, если бы такие обитали в Липирии. Но подобный вид, ранним утром, мог поднять любого, ранее не знакомого с ним, липинца.

Проснувшись, Акефамий, не дожидаясь объявления о продолжении пути, решил впервые начать беседу. Он весь дрожал, а его лицо говорило о готовности разрыдаться. Акефамий даже не знал с чего начать и о чём говорить он просто хотел впервые начать диалог.

Всю жизнь он занимался своими делами, выполнял поручения или летал в облаках. Единственные, с кем он мог начать беседу, так это с матерью, старым лиардинцем, со склада, и аплодирующими жителями Лагрима, в своих фантазиях.

Обративший внимание на дрожащего Акефамия Кавелий, испугано обратился к нему:

– Всё хорошо, ты чего дрожишь?

Акефамий, моментально придя в себя, не говоря ни слова, просто кивнул. В тот же момент резко поник, осознав, что начать разговор он никак не может.

После объявления о продолжении пути, Кавелий постоянно посматривал на Акефамия. Он выглядел лучше, по сравнению с минувшим днём, но дрожь свидетельствовала о том, что не всё так просто.

Продолжая раздумья, Акефамий всё меньше прибывал в фантазиях и больше уходил в рассуждения. Он начал обращать внимание на то, что ему говорили в первые дни пути, на одинаковую одежду, которую носил он и все остальные жители, и работники склада. Пытался вспомнить, как выглядел его отец и мать. На секунду Акефамий поймал себя на мысли, что, прибывая в своих мечтах, не обращая внимания на настоящий мир, он забыл своих родителей. Он даже не имел навыков общения с другими жителями селения, в котором он родился.

«Что со мной не так?», – спросил самого себя, не привлекая других. «Что мне теперь делать?»

Стараясь вспомнить момент, когда он делал то, что не мог никогда ранее, он продолжал идти со всеми. Его шаг был ровным, а взгляд устремлён вперёд, будто пытался поймать момент, когда на горизонте появится Лагрим. На его лице не было никаких эмоций. Неожиданно для самого себя он всё-таки вспомнил, что, задав вопрос соседу о своей матери, Акефамий заговорил первым. Осознав, что он может выстраивать общение с другими, по своей инициативе, хоть и прибывая в очень ярких эмоциях, Акефамий улыбнулся.

– Что, Лагрим увидел? – спросил его Аринфий.

– Что? – растерянно спросил Акефамий.

– Ты весь путь шёл с каменным лицом и смотрел вперёд дороги. Мы уже идём по камням и пескам, а ты всё также смотрел вдаль. Я подумал, что тебе уже не терпится добраться до столицы.

– Нет, я… просто думал.

– О чём?

– Следи за грузом, – строго прорычал Кавелий, – вот дойдём, тогда и поговорите.

– Нам идти ещё половину дня, если тебе так нравится разглядывать камни на карте, и следить за каждым куском хлеба в мешках, то это твоё право, – отшутился Аринфий.

Растерявшийся Акефамий не мог ничего сказать. Он уже понял, что если просят молчать и двигаться вместе с телегами, не отставая и не перегоняя, то лучше так и сделать. В нём начала формироваться основа летория, который выполняет приказы, не задавая лишних вопросов.

Работая на складе, перенося небольшие мешки, он всегда мог о чём-то фантазировать, поэтому первый день был для него настолько непривычен.

– Ну, раз молчишь, – произнёс Аринфий, сбавив темп, чтобы выровняться с Кавелием.

После чего Акефамий всё-таки придал значение той местности, по которой они шли. Песок, в пересмешку с крупными камнями, покрывал всю территорию северной части Липирии. Если бы дороги, объединявшие города, не были протоптаны, то телеги сломались бы через минуту после того, как группа перевозчиков преодолела степи. В какой-то степени это объясняло отсутствие животных на территории Королевства. В степях не было ничего, кроме травы, а ягоды росли лишь в лесах.

Если бы, в период переселения, у липинцев не было запасов еды, то они бы не выжили. А есть созданий Липира им запрещено. Поэтому их рацион – это хлеб, корешки и ягоды. Лиардинцы же не ограничены в еде, именно они и разводят фокилл. Из-за такого скудного и сезонного питания, многие липинцы выбирают выживание, нежели веру. Но больше всего вопросов взывает питание лубергов. Они не покидают святого города, неизвестно чем заняты и не контактируют с другими, без особой важности. Чем они питаются, привозят ли им еду, и как они выглядят – это вопросы, которые волнуют каждого липинца, не нарушающего правил.

***

Тишина сопровождала перевозчиков остаток пути. Пока Акефамий продолжал размышлять о том, что он делал не так, как это исправить и что теперь ему делать, Кавелий с Аринфием перешёптывались:

– Тебе не кажется, что он из одной крайности, бросился в другую? – спросил Аринфий.

– В каком смысле? – задал встречный вопрос, Кавелий.

– В первый день он походил на маленького ребёнка, а сейчас идёт, будто солдат, убивший по приказу десяток лиардинцев. Сам посмотри, на его лице нет никаких эмоций, смотрит вперёд не отводя взгляда.

– Извини, я камушки на карте рассматриваю, да и какое мне дело? – хладнокровно отшутился Кавелий. – Он жив, мы почти дошли до столицы, а то, что он уже похож на того, кем хотел стать – хороший знак.

– Пусть ты мой друг и я был свидетелем многих низких поступков с твоей стороны, но сейчас мне противно больше, чем обычно.

– Ты не луберг, не тебе говорить мне о том, что можно, а что нельзя. Если так хочется ему помочь, то оставайся с ним, я передам в Логем-Ирсуме, что ты тоже решил податься в летории.

– Это что, ревность или ты просто решил устроить мне представление?

– Я тебе всё сказал.

– Мы с тобой четыре года работаем вместе, я не замечал с твоей стороны такой резкой и необоснованной агрессии в мою сторону.

– Тебе больше всех это надо? – сказал Кавелий сквозь зубы, начав прожигать взглядом Аринфия.

– Ты на себя не похож, успокойся, – ответил ему Аринфий, пройдя чуть вперёд.

Он начал двигаться возле второй телеги, которая шла впереди, чтобы не контактировать остаток пути с Кавелием.

В это время Акефамий, раздумывая, поймал себя на мысли, что желание стать леторием – это желание быть похожим на отца. Быть может, на самом деле, Акефамий не желал этого, а слепо следовал каждому наставлению, данное отцом. С другой стороны, он не знал к чему идти по собственному осознанию. Все его мечты и фантазии были связаны с карьерой летория, Акефамий не видел и не представлял себе иного будущего.

Тот скол, который образовался внутри него, был вызван не потерей матери, а разрушением выдуманного мира, в котором он жил. Упущенные им годы на складе, закрывшись в своём собственном мире, и оборвав добровольный контакт с миром – он остановил время для самого себя. Когда момент достижения своей мечты и цели близился с каждой минутой, реальная жизнь напомнила ему, что время невозможно остановить.

В течение всего пути, до столицы, он подвергался нападкам, пережил потерю последнего родителя и признал свою неспособность в общении с другими. За три дня, которые он провёл в пути, Акефамий успел повзрослеть, наверстав годы пребывания в мире фантазий.

Глава вторая

Как только группа перевозчиков добралась до Лагрима, Акефамий был в изумлении от размера города и его красоты. Город был окружён высокой, каменной стеной, по периметру которой были развешены флаги Липирийского королевства. На них был изображён жёлтый липирийский щит на лазурном фоне, по бокам которого расположены символы липинского и лиардинского язычества.

По своей форме липирийский щит был плавным, башенным щитом. Нижняя его часть защищала ноги и живот, верхняя плечи и шею. Центральная часть была узкой, защищая сердце и давая возможность выполнять рубящие или колющие удары коротким мечом или копьём.

Не въезжая в город можно было увидеть лабел, линирскую академию и крыши домов. Во всём королевстве нет более крупного города. Даже Алпир – торговый город, объединяющий восточную часть с остальным королевством, не мог сравниться в масштабах.

Жители города ходили в аккуратных, длинных одеждах, которые покрывали плечи, а длинной достигали колен. Совершенно не те мешки с отверстиями, которые носили жители других городов и малых селений.

У ворот стояли летории, экипированные в кожаный доспех, с пластинами из юра. Каждый имел при себе копьё и широкий нож, длина которого не превышала двадцати пяти сантиметров, и назывался боевым. Эти летории выполняли работу проверяющих. Именно они отвечали за то, чтобы в столицу завозили именно ожидаемый груз, а не рудэлиз. Пока один осматривает, трое стоят в боевой готовности, чтобы вовремя дать бой, в случае агрессии. Также были личности, которые пытались скрыться в большом городе, убегая от ссылки в Киллингер. Поэтому в столицу не пускали простых жителей королевства, чтобы избежать укрытия преступников.

Подходя к воротам, Кавелий решил попрощаться с Акефамием, в привычной для него форме:

– Ну всё, дальше ты сам, мы груз отдаём, ночуем вблизи ворот и отправляемся обратно.

– Сейчас ночь, а мне где спать?

– Это не наша забота, – ответил ему Кавелий. Ты добрался до столицы?

– Да.

– Вот и всё, дальше ты сам по себе.

Всё то беспокойство и волнение за Акефамия, которое испытывал Кавелий, было мимолётным. Его больше беспокоило, чтобы Лаэрдий не срезал плату за перевозку и не сослал Кавелия в Киллингер за то, что Акефамий не добрался до Лагрима.

Всем видом, Кавелий, дал понять Акефамию, что дальше он должен всё сделать сам. Даже Аринфий не смог ничего сделать или просто не хотел усугублять ситуацию. Он всё ещё помнил разговор с Кавелием, в котором, в грубой форме, ему было предложено остаться с Акефамием.

Игнорируя присутствие будущего летория, группа дошла до ворот, предоставив телегу осмотрщикам. Спустя пару минут Кавелию передали бумажку, свидетельствующую о передачи груза в место назначения. После чего они отошли дальше от ворот и разложили навесы.

Растерянный Акефамий, предоставленный самому себе, не знал, что ему делать. Подойдя к леториям у ворот, он протянул одному из них бумажку, данную ему руководящим складом. Осмотрщик долго крутил бумажку, после чего передал её другому леторию, который умел читать и писать. Спустя мгновения, Акефамию сообщили:

– Утром подойди, тебя в лабел отведут, – произнёс леторий. – Сейчас тебя не запустят в город, а в лабеле никто не ночует, кроме короля.

Робко забрав бумажку, Акефамий забегал глазами в поисках места, где он мог переночевать. У него с собой не было ничего. Ел он из общего провианта, рассчитанного на всех, включая Акефамия. На руках у него была только бумажка, которую начальник склада назвал «Билет к мечте». Акефамий не валился с ног, ему просто хотелось, чтобы утро наступило как можно скорее.

Он ходил вокруг навесов и вдоль стены, надеясь найти хоть что-то. Проснувшись от назойливых шагов, Аринфий подошёл к нарезающему круги, вокруг навесов, Акефамию.

– Я понимаю, что спать хочется в комфорте, но не стоит из-за этого мешать другим, – прошептал он Акефамию, уставшим голосом. – Вон, побеседуй с теми, кто уже стал леториями, но не шастай вокруг навесов.

Акефамий молча отошёл и посмотрел в сторону ворот. Он не хотел ни с кем беседовать, а страх начинать разговор не позволил бы ему это сделать, даже при большом желании. Приняв ситуацию, Акефамий подошёл к стене, дальше от ворот, чтобы не мешаться никому, и сел на песок с камнями, упёршись спиной в стену. После непродолжительного верчения бумажки, он снова задумался о том, что происходит вокруг него.

Благо ночи не были холодными, даже в период снегов было достаточно обмотать ноги и тело шкурой фокилл, чтобы не мёрзнуть. А месяц холодных ветров создавал проблему только леториям, которые стоят на посту. Но им выдавали всё необходимое, чтобы они могли нести службу и не испытывать серьёзных проблем.

Акефамий решил как можно меньше прибывать в своём мире фантазий и чаще думать о том, что ему делать. Став леторием, он достигнет своей мечты, но дальнейших своих целей он не видел. Чтобы приблизиться к тому образу, который он строил в своих фантазиях, Акефамий должен был заслужить такое внимание и уважение, потому что такого уровня достичь, в мирное время, невозможно. Следить за порядком и выполнять порученную работу – это будни, за такое получаешь лишь уважение от люрра, других леториев и жителей города, в котором ты несёшь службу.

В этот же момент Акефамий понял, что служба в Лагриме – это куда сложнее, чем принести бумажку. Летория назначают в город, он не может выбрать сам. После чего уверенность и радость Акефамия поубавились.

Он ничего не знал, кроме того, что ему рассказывал отец, а глядя на леториев в Логем-Ирсуме, он представлял себя на их месте, не интересуясь чем-то большим.