Охранители

– Как я понимаю, тут будет неожиданный поворот в сюжете, – Елизара, внимательно слушая Азазеля, решила сделать пару глотков вина.

– Зевс просчитался. Целых три века Прометей готовился к этому моменту, ведь люди поклонялись не только самодержцу и верным ему богам Олимпа. Многие знали правду и верили в истинного благодетеля, а всю поступающую аниму титан передавал Древу Жизни, в котором её накопилось бездонное количество.

Дьявол немного с сожалением поставил стеклянную коробочку на журнальный столик, встал и подошёл к панорамному окну, стараясь не смотреть на архидемоницу.

– Прометей коснулся Древа Жизни, впитывая накопленную аниму, схватил орла за шею и в один щелчок сломал её, – левая рука Азазеля сжалась в кулак. – Затем он освободил свою вторую руку и подхватил мёртвое тело птицы с ничего не понимающим Зевсом. Лишившись своего трезубца, самодержец был жалок и слаб. Титан убил его быстро, оторвав голову. Но это не принесло ему радости или удовлетворения, только опустошение.

– А что с Аидом?

– Едва почувствовав смерть брата, бог царства мёртвых примчался на колеснице на Кавказские горы. Пышущий гневом и желанием мстить, он вызвал Прометея на честный бой. Но бой не мог быть честным. Титан впитал в себя всю силу Зевса и Древа Жизни, прирастил за плечами огромные крылья мёртвого орла, из оставшейся туши сделал пылающий огнём наконечник копья, а древко сплёл из веток оливы. В тот момент ему не было равных на Земле, и Аид это знал.

– Насколько я знаю, Аид жив и скрывается на Перинасии.

– Да, тогда он выжил. Вначале Прометей с упоением вступил в схватку. Вокруг сражающихся горела земля, и плавились горы. Титан с каждым ударом копья становился всё ближе к победе, желая покончить с противником раз и навсегда. В какой-то момент раненый в плечо Аид упал, растратив последнюю аниму, и приготовился к смерти. Но титан не добил его, вспомнив опустошение от смерти Зевса. Бог царства мёртвых признал поражение и принёс клятву верности, однако затаил злобу и много лет спустя предал.

Азазель замолчал, вглядываясь в огни Тартара.

– И? – спросила Елизара.

– Всё, конец, – опомнился дьявол, передумав продолжать историю. – Продолжение последует, когда придёт время.

Она опустила голову, держа в руке бокал вина, ей было не совсем понятно, куда клонит собеседник.

Азазель резко повернулся к собеседнице, спрятав лицо в тени, и очень тихо, почти беззвучно произнёс:

– Не предавай меня.

Елизара спохватилась и ответила:

– Я никогда не предам тебя.

Он немного помолчал и продолжил, сверля её взглядом:

– Когда ты будешь стоять перед выбором, вспомни этот разговор. Предать можно кого угодно, только не себя. Я надеюсь, что я в тебе не ошибся.

– Не ошибся, – уверенно произнесла архидемоница.

– Заза, ты скоро? – из соседней комнаты выглянул мальчик с короткой стрижкой и марлевой повязкой на лице.

– Ещё пару минут, Без. Мне надо договорить с тётей Елизарой, – немного извиняясь ответил Азазель.

– В Свинтуса втроём не интересно. Мы же договаривались, у нас скоро процедуры и уроки.

– Хорошо, хорошо. Сейчас иду, – вздохнул дьявол. – Дети, ничего не поделаешь.

10

Что может сказать о своём хозяине кабинет?

Много.

С его помощью можно раскрыть его характер, привычки, стиль управления, увлечения и, главное, выставить напоказ то, что должно внушать уважение и страх посетителям.

А что может сказать скорость, с которой Фариха уничтожил любые упоминания о прежнем владельце и заменил малейшие детали интерьера? Даже вечный атрибут кабинета – картина Протектиуса – была заменена на его небольшой мраморный бюст руки неизвестного мастера.

На это ему понадобилась ровно день.

Быстро?

Несомненно, скорее даже молниеносно.

Ровно с такой же скоростью новый глава Гильдии охранителей и трибун её легионов принимал решения, будучи ещё вчера примипилом когорты Цепных псов. Всегда действовал нахраписто, пробивая стены лбом. Впрочем, то же самое можно сказать о любом титанокрылом преторианце.

По меркам Небес он был достаточно молод, но за последние сорок лет быстро поднялся по карьерной лестнице, начав с должности обычного меднокрылого ангела-протектата. Через пару лет, благодаря цепкому чутью и невероятной физической силе, без проблем сдал экзамен на титанокрылого преторианца, а затем на центуриона центурии и примипила когорты. Он шёл по ступенькам иерархии Небес, не пропуская ни одной, везде показывая напор, усердие и волю.

Сейчас уже никто не мог упрекнуть Фариху в том, что тот незаслуженно возглавлял Цепных псов – он в кровавых и затяжных боях за Аванпост Реи неоднократно доказал своё право командовать.

– Введите, – Фариха рявкнул в интерком секретарю-небеснице Карле, а потом поправился. – Пусть войдёт.

Его недавно закованные в серебро крылья в относительно небольшом кабинете зазвенели как маленькие колокольчики.

Кариэф вежливо постучался и вошёл. Кабинет он не узнал, но виду не подал. За его долгую жизнь ангелом попадалась и большая дурость.

Фариха в тоге с красной полосой сидел в мраморном кресле за таким же мраморным столом. Любимый и почитаемый золотокрылыми архонтами материал. Практически такой же священный как кипарис или Древо Жизни.

Эта откровенная лесть и следование канонам Совета Двенадцати резали глаз. Обычно за таким скрывался либо тупой и яростный фанатик либо ангел, грамотно расставляющий приоритеты и пытающийся спрятать тайны у всех на виду.

– Не воссиять. Садись, – глава Гильдии махнул вошедшему на кресло.

– Не воссиять, – поздоровался Кариэф, устаиваясь поудобнее.

Это было невозможно.

– Ты лучший среди охранителей. Даже награждён особым мечом-фамильяром.

Фариха сразу взял быка за рога, поглядывая на бумаги с выписками из личного дела Кариэфа под номером 01-923-83-45.

– Спасибо за комплимент, – ответил тот, глядя как за окном проплывало витражное стекло с историей об открытии Америки европейцами.

– Здесь нет и намёка на комплимент. Это факт – ты эталонный образец, на который надо равняться. Эксперты в один голос говорят, что лучше тебя и преданнее своему делу никого нет, – серебрянокрылый трибун потряс бумагами в руках. – Все основные коэффициенты: предвидения, предотвращения и перенятия у тебя зашкаливающе высоки. По статистике ты почти со стопроцентной вероятностью перенимаешь на себя любой вред, причинённый здоровью человека, включая смерть от первой до пятой категории.

– Такова наша работа, предназначение и суть, – ответил Кариэф и показал свои усыпанные затянувшимися порезами руки. – Это только то, что видно. Ещё куча переломов, отказов органов и других болезней сидит внутри меня, их не видно. Часть организм поглотил самостоятельно, а что он не смог, то завтра вытянут орихалкокрылые медикусы. И я буду как новенький.

– Это просто океан боли. Сколько тебе приходится пережить смертей за вахту?

– Много, – прикинул в уме Кариэф. – Несколько сотен.

– Ты стареешь и теряешь хватку. Ты самый возрастной охранитель, работающий с людьми, – Фариха ловко подвёл его к главной теме беседы. – Справка медикусов говорит, что с такой нагрузкой жить тебе осталось немного. Переходить хотя бы на подростков, где требуется меньшее усердие, ты категорически не хочешь. Я уже молчу про стариков, где вред твоему здоровью будет равен практически нулю.

– У меня всё в порядке, – огрызнулся Кариэф. – Они врут.

– Им незачем врать, ты им глубоко безразличен – всего лишь очередной пациент, – серебрянокрылый трибун отложил в сторону бумаги с выписками из личного дела под номером 01-923-83-45.

– Пускай и так. Я нужен детям, поэтому буду до последнего стоять на их охоронении, – воскликнул охранитель.

– Я хочу предложить тебе должность, на которой ты сможешь помочь большему числу людей и, конечно, детей.

– Стать легатом и возглавить один из легионов охранителей в каком-нибудь срединном мире Царства Небес?

– Нет. На эти должности могут назначить только архонты. Я думаю, ты наслышан о том, что произошло в Цитадели?

– Не совсем, – соврал Кариэф.

– Оно и понятно. Золотокрылые приняли серьёзные меры, чтобы правда не просочилась, но это лишь временно. Враг смог пробраться в самое сердце Элизиума и нанести болезненный удар.

– Падшие?

– Они замешаны, без вопросов. Но главную роль сыграл кое-кто другой. Ангел, твой бывший трибун и начальник, именно он устроил взрыв.

– Зачем Денираль сделал это? – Кариэф редко пересекался с прежним главой Гильдии, но все остальные отзывались о нём исключительно положительно, даже старый квестор-смотритель, а Януарию тяжело понравиться.

– Он считал, что нельзя делить людей на группы в зависимости от возраста и значимости для Царства Небес, что надо обеспечивать всем равный уровень охоронения, постепенно снижая его и позволяя людям становиться более самостоятельными.

– Это совпадает с одним из основополагающих постулатов учения Тринадцатого.

– Не правда ли, страшен фанатик, преследующий благие цели? – выдал глубокомысленно Фариха, как будто пытаясь опровергнуть слухи о своей ограниченности.

– И что сейчас?

– Поступок Денираля дискредитировал всё руководство Гильдии, – отрезал серебрянокрылый трибун. – Оно отстранено от работы и отправлено в трудовой лагерь на Аванпост Третемы. Небеса хоть и справедливы, но непримиримы к своим врагам.

– Предал только Денираль.

– Лес рубят – щепки летят, – Фариха продолжил после паузы. – Я хочу, чтобы ты возглавил когорту бронзовокрылых Неприкасаемых, стал их примипилом.

Кариэф закрыл глаза и сосчитал до десяти, у него начала закипать кровь, но он взял себя в руки и стал просчитывать варианты:

– Ты хочешь, чтобы я возглавил ублюдков, которые обеспечивают полное охоронение человеческой мрази только потому, что это выгодно архонтам?

– Мне показывали списки – большинство из них достойные люди.

– Посмотри внимательнее. Ты беспросветно туп, если, почитав моё личное дело, решил предложить мне эту должность!

Фариха, не дослушав до конца, вскочил из-за стола и раскрыл крылья, впадая в транс и царапая всё вокруг перьями, закованными в серебро. В невидящем взгляде пылал праведный гнев – он дотянулся до веры и просчитывал бой. В кабинете стало ещё теснее.

– Ищешь свой спетум или меч? – слишком спокойно спросил Кариэф, даже не встав с кресла.

Он знал, что произойдёт дальше.

– Никому не позволено оскорблять меня, я смешаю тебя с пылью бездны! – глава Гильдии шарил рукой за спиной. Там, где обычно у преторианцев висело их оружие.

– Аккуратнее, Фариха. Ты предвидишь на пару секунд, для боя этого достаточно. Я же вижу вперёд на минуты.

– Меня нельзя предвидеть! Я серебрянокрылый трибун! – проорал тот, ударив со всей силы кулаками по столу, по которому тут же побежали ручейки трещин.

– Уверен? Ты сорвал ленту смирения и раскрыл крылья, чтобы войти в транс и коснуться веры.

– Мне нет до этого дела!

– Ты уже не титанокрылый преторианец, не примипил когорты Цепных псов. Ты глава Гильдии охранителей и трибун всех её легионов, формально тоже охранитель. Значит, имеешь право пользоваться верой только в срединных мирах, на тренировках или по особому разрешению. Как ты и говорил: Небеса непримиримы к тем, кто нарушает их закон. Тронешь меня – тебя изгонят, даже архонты не помогут, – Кариэф мило улыбнулся, благоразумно умолчав про запрещённый кинжал за пазухой.

– Хочешь подставить меня? – до Фарихи дошло сквозь пелену гнева.

– Может, да. А может, во всём виноват твой вспыльчивый характер, который легко просчитать, Ваня? – охранитель в первый раз за всю беседу позволил себе рассмеяться.

Продолжая сверкать искрами в глазах, серебрянокрылый трибун вышел из транса, с громким хлопком сложил крылья и сел за потрескавшийся стол.

– Откуда ты знаешь моё человеческое имя? Это закрытая информация!

– Я помню всех детей, смерть которых во мне. Когда-то я умер вместо тебя, Ваня.

– Пошёл прочь, – проревел глава Гильдии и скинул одним махом на пол всё, что было на столе.

Кариэф вышел из кабинета.

11

Фариха, немного успокоившись, поднял с пола интерком и нажал на нём кнопку, связавшись с секретарём-небесницей Карлой:

– Соедини с Журтелем.

При переходе в Гильдию охранителей вместе с ним перевёлся и его титанокрылый помощник Журтель, беззаветно преданный и предельно компетентный почти во всём.

На том конце провода обеспокоенный голос спросил:

– Вызывали?

– Кто тебе помогал по Кариэфу?

– Никто, я работал с документами, – с недоумением ответил Журтель. – Мы же не доверяем местным.

– Надо было привлечь эксперта, – вычитал подчинённого серебрянокрылый трибун. – Кто заведует личными делами?

– Оловокрылый квестор Булатон, он архивариус, – немного покопавшись в бумагах, сказал Журтель.

– Ко мне его, быстро! Мне надо личное дело Кариэфа и записи его вахт! – глава Гильдии нажал кнопку отбоя.

За время, отведённое титанокрылому помощнику, он успел прибраться в кабинете, кое-как повязать ленту смирения и облить её воском. Издалека казалось, что с ней всё в порядке. Но настоящую печать всё-таки придётся раздобыть у меднокрылых. Благо связи у него там остались ещё с тех времён, когда он был одним из них.

Фариха достал трубку, набил её земным табаком, прикурил и затянулся сладким дымом, успокаиваясь. Это была одна из немногих привычек, оставшихся у него со времён человеческой жизни на Земле. Его взгляд упал на часы с кукушкой. Он подошёл, подтянул гири и бережно подвёл на них время на пять минут вперёд.

Серебрянокрылый трибун плохо понимал молодых ангелов, которые больше думали о себе, а потому постоянно плакались из-за невозможности полноценно пользоваться на Небесах современными земными гаджетами. Вся электроника сиюминутна, скоротечна, когда есть такие незыблемые вещи, как механические часы.

Он вырос с такими часами на стене, оберегаемыми матерью как память о первом муже и его отце. Они сопровождали его и во взрослой жизни, да и умирал Фариха, будучи человеком по имени Иван Кажемин, в импровизированном полевом госпитале с похожими часами.

Поэтому, как бы сильно он не злился на Кариэфа, всё равно уважал его как преданного своему делу охранителя, который не жалеет себя и не ищет выгоды в своём служении людям.

– Не воссиять. Можно? – в дверь постучался квестор с повреждёнными, высохшими крыльями, как будто в издёвку сохранившими несколько перьев, закованных в олово. В руках у него был толстый фолиант, а за плечами тяжёлая сумка.

– И тебе не воссиять. Входи, – серебрянокрылый трибун подошёл к окну, присел на подоконник и сложил руки на груди. Снаружи проплывал витраж с изображением бубонной чумы и колонизации Валенсы.

– Я архивариус Булатон.

– Садись. Почему Кариэф ненавидит Неприкасаемых? – Фариха глянул мельком на собеседника.

– Ровно по той же причине, по которой работает только с детьми восьмой категории, – Квестор-архивариус сел в кресло, поставив заплечную сумку у своих ног.

– Я слушаю.

– Ещё стажёром Кариэф потерял своего первого ребёнка. Так написано в его деле.

– Дай сюда, – Фариха подошёл к Булатону, вырвал из рук толстый фолиант и вернулся обратно к окну.

– Двадцать третья страница, закладка тысяча шестьсот десятый год, – услужливо подсказал квестор-архивариус.

– Действительно, только пара строчек, – задумчиво произнёс глава Гильдии. – Это объясняет тягу к охоронению детей, но не ненависть к Неприкасаемым. Постой, сразу после двадцать третьей идёт сорок четвёртая страница. Где они? Приказываю вернуть, – Фариха кинул фолиант на стол, он долетел до Булатона и упал ему под ноги.

– Это можно сделать через запрос в Гильдию квесторов. Мой трибун ответит через пару месяцев, если захочет. Но это бессмысленно: страницы уничтожены безвозвратно, вся информация в моей голове.

– Я тебя сгною и уничтожу.

– Я уже гнию, – квестор-архивариус неловко махнул ссохшимися крыльями. – Меня бессмысленно запугивать.

– Хорошо, что ты хочешь?

– Хочу новые крылья и ту должность, которая когда-то была моей и которую, как сказал Журтель, ты предложил Кариэфу.

– У моего помощника слишком длинный язык. Ты был примипилом когорты Неприкасаемых?

– Да, – Булатон напрягся.

– За что тебя наказали? – спросил Фариха.

– Это было давно. Я сполна отбыл наказание в трудовом лагере на Аванпосту Лейды и уже почти шестьдесят семь лет честно тружусь в Гильдии квесторов, обслуживая ваш архив. Но я готов служить вам верой и правдой как глава Неприкасаемых.

Глава Гильдии не спешил с ответом. Квестор-архивариус встал, зацепив заплечную сумку у своих ног. По полу рассыпались чёрные камешки со слепками памяти Кариэфа:

– Если я уйду, то со мной уйдёт и информация.

– Хорошо, я заберу тебя в Гильдию охранителей и дам новые крылья, – принял решение Фариха.

– А должность примипила когорты Неприкасаемых?

– Придётся заслужить и сдать экзамен. Говори.

Булатон сел обратно в кресло, сцепил руки в замок и начал свой рассказ:

– Кариэф обращён в ангела в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. В тысяча шестьсот десятом году, после окончания обучения, направлен стажёром к охранителям…

– Информация о его человеческой жизни, как я понимаю, лежит в библиотеке архонтов в Башне Завета? – нетерпеливо прервал его серебрянокрылый трибун.

– Да, как и о любом другом ангеле.

– Ясно. Продолжай.

– Во время первой учебной вахты в числе прочих он получил в охоронение девочку Цветаву одиннадцати лет. Тогда нам было можно изредка являться перед людьми в истинном образе, но Кариэф постоянно этим злоупотреблял и был при ней практически неотлучно. Он слишком привязался к Цветаве, – начал свой рассказ квестор-архивариус.

– Цветава и есть тот ребёнок, которого ему не удалось спасти?

– Да, больше у него никто не погиб.

– Что ты знаешь про обстоятельства смерти?

– Четвёртого июля тысяча шестьсот десятого года польский гетман коронный Станислав Жолкевский при Клушино разгромил войска Шуйского – русская армия практически перестала существовать. Семибоярщина в страхе перед Лжедмитрием Вторым впустила поляков в Москву.

– Зачем мне урок истории?

– При Клушино Жолкевский не мог победить сам, – терпеливо продолжил Булатон. – Его войско составляло только семь тысяч человек, а у Шуйского – тридцать пять тысяч. Там действовали Неприкасаемые под моим командованием – по приказу архонтов мы помогали полякам и обеспечивали им максимально возможное охоронение. В том бою Жолкевский потерял только двести человек. Невероятная удача для него, не правда ли?

– Ещё раз повторю. К чему это? – Фариха видел, что квестор-архивариус хотел выговориться, но времени на это не было.

– Главной ударной силой поляков были крылатые гусары. Они знали про ангелов и подражали нам, а потому носили декоративные крылья из перьев. – Булатон перевёл дух, собираясь с мыслями. – Цветава жила в небольшой деревушке возле Клушино. Предвидя грядущую битву, Кариэф увёл девочку со всей семьёй в лес. Он просмотрел все линии событий, и везде она оставалась жить. Нельзя было предусмотреть только одного – последствий вмешательства Неприкасаемых. Цветава издалека увидела всадников с крыльями и решила, что они, как и Кариэф, – ангелы. Ребёнок радостно выбежал им на встречу.

– Девочку убили, – подытожил серебрянокрылый трибун.

– Не сразу, Сигизмунд Кривой с соратниками вначале её избили, потом изнасиловали, а затем оставили умирать в лесу. Когда Кариэф прибыл, от тела практически ничего не осталось, волки постарались на славу. Он подал рапорт с жалобой, после разбирательств меня отстранили от должности и отправили в трудовой лагерь на Аванпосту Лейды, где я и заработал сухость крыльев, – квестор-архивариус повёл крыльями.

– Ты должен его ненавидеть.

– Да, должен, – честно признался Булатон. – Но за столько лет я устал это делать. Теперь он мне безразличен. Мне просто нужна моя прежняя жизнь.

– Кариэф лучше любого из нас, – задумчиво произнёс Фариха больше для себя, чем для собеседника.

– В той истории с девочкой не всё так просто, – ответил квестор-архивариус.

– Почему? – спросил глава Гильдии.

– Потому что почти все участники убийства во главе с Сигизмундом Кривым, несмотря на защиту Неприкасаемых, умерли через три недели, съев мясо бешеного кабана. Кроме них никто не пострадал.

– Ты сказал, почти все. Кто-то выжил?

– Тот, кто просто стоял и смотрел, как его товарищи насилуют и убивают.

– Получается, что это совпадение, – предположил серебрянокрылый трибун.

– Во время одной из ночёвок в лесу вороны выклевали несчастному глаза.

– Ты думаешь, что это происки Кариэфа?

– Не знаю, – пожал плечами Булатон. – Но став квестором-архивариусом, я ради любопытства просмотрел некоторые его вахты в срединных мирах. Все, кто умышленно пытался нанести вред его подопечным, через какое-то время умирали.

– Дядя Саша, – тихо произнёс Фариха, сев обратно за треснувший стол.

За окном витражи сдвинулись, показывая разрушенное здание Рейхстага с красным флагом на крыше. Вспомнилось тяжёлое послевоенное детство:

– В беседе со мной он упомянул некоего Ивана Кажемина. Найди про него воспоминание.

Квестор-архивариус опустился на колени и склонился над рассыпавшимися чёрными камешками. Один из них подпрыгнул и приклеился к руке.

– Держи, – он хотел кинуть его серебрянокрылому трибуну.

Фариха махнул головой:

– Я пока не научился их считывать, рассказывай сам.

Оловокрылый Булатон приложил к виску слепок памяти Кариэфа:

– Иван Кажемин, тысяча девятьсот сорок первого года рождения, из Москвы, рос хулиганом и задирой. Десятого августа тысяча девятьсот пятидесятого года за очередной привод в милицию был выкинут с балкона пьяным отчимом Александром Парновым. Ребёнок должен был умереть – в расчёт принималась высота около сорока трёх метров, оживлённая дорога внизу и контактная сеть под напряжением для троллейбусов.

– Но мальчик выжил, – вставил глава Гильдии.

– Да, его спас Кариэф, что было почти нереальным даже для него. Он предвидел за двадцать секунд. Полное предотвращение было невозможно из-за алкогольного опьянения отчима и наличия причины конфликта: очередного привода Ивана в милицию. Кариэф смог частично погасить повреждения: пробил колесо грузовику с кузовом, обтянутым брезентом, и заставил водителя остановиться в нужном месте. Затем перенял на себя смерть ребёнка, когда тот при падении зацепил контактную сеть.

– Понятно, – протянул Фариха, погрузившись в воспоминания. – Что с его отчимом?

– Здесь немного информации, – квестор-архивариус убрал камешек от виска, с его глаз спала пелена. – Только то, что Александр Парнов умер от отравления поддельной водкой через несколько недель.

– Первого сентября, – только для себя поправил глава Гильдии. – В первый день нового учебного года.

– Это всё, – закончил свой рассказ Булатон.

– Какие есть доказательства вины Кариэфа в подобных смертях?

– Никаких.

– Формально, Кариэф – отступник, – задумчиво произнёс серебрянокрылый трибун. – Ему не давали право судить, он не конквизитор.

– А он и не судит, он наказывает. Когда-то Кариэф сказал мне, что каждый, кто поднял руку на ребёнка и в ком умерла любовь к детям, заслуживает смерти в адских муках, даже ангелы.

Фариха резко повернулся и подошёл вплотную к квестору-архивариусу, нависнув над ним, так что их носы почти соприкасались:

– Если ты решишь мстить Кариэфу, я сотру тебя в пыль бездны. Понятно?

– Да, – Булатон с трудом сглотнул слюну.

– Больше не смею задерживать, – отрезал глава Гильдии, заканчивая разговор. – Тебе дадут новые крылья, и ты сразу приступишь к тренировкам. Но учти, поблажек не будет. Если справишься и сдашь экзамен, то снова станешь примипилом когорты Неприкасаемых. Даю слово.

12

– Мам, Валер, я ушла в школу, не кисните без меня! Сёмка, тебе отдельная бусяка! – крикнула Варя, закрыла за собой входную дверь, вставила ключ и со скрипом провернула его два раза.

Затем вышла в общий тамбур, но пошла не в лифтовую, а направилась через общий балкон на обособленную лестничную площадку. Она не любила лифты и предпочитала ходить по лестнице.

Варя вышла на улицу из своего дома по переулку Корженевского, 32А, надела рюкзак на обе лямки, вставила в уши беспроводные наушники и включила в смартфоне плеер, где заиграла песня J-Mors:

Гэты горад мае тысячу агнёў.

І пустых завулкаў і праспектаў.

Ты ідзеш павольна, стомлены анёл,

Паступова адыходзіць лета.

Гэты горад назірае і маўчыць,

На гадзінніку без чвэрці восем.

Гэты горад мае тысячу прычын

Пераблытаць карты ў тваім лёсе.

Девушка, напевая мотивчик, двинула в свою со всех сторон среднюю школу №110, стучась в сознание встречных прохожих. Даже с учётом возросших способностей получалось, как обычно, средненько.