Проект «Хроно». Право выбора

Обратно он вернулся вдоль женского ряда. Конечно, он знал, что в России валенки носят зимой и мужчины, и женщины, но сейчас был разгар лета… к тому же судя по всему, у местных женщин, размер 44—45 был особенно в ходу. Оказывается, у смолянок пользовались популярностью сапоги резиновые, но уже не черные, как у мужчин, а синего, темно-зеленого и ржаво-красного цветов. Кудашев взял один из сапог и прочел на болтавшемся сером картонном ценнике – «ГОСТ 5375—79 Сапоги формовые женские. Завод „Красный треугольник“ г. Ленинград, цена – 10 рублей».

Кроме цвета, женские сапоги отличал более высокий резиновый каблук черного цвета и выдавленные на резине декоративные пряжки. В стороне, так же как кожаные сапоги из кирзы, в мужском, в женском ряду особняком, как две буржуйки перед пролетариями, стояли две пары сапожков из коричневого хрома с меховой отделкой на резиновой пористой подошве. Производства фабрики «Парижская комунна» г. Москва. Но цена в шестьдесят пять рублей, видимо, отпугивала покупателей. На обеих сторонах свое почетное место занимали еще и галоши. Вещь, конечно, нужная, иной раз и необходимая, но ему, Кудашеву в данный момент совершенно не интересная. Были и тапочки. Почему-то исключительно белые и стояли они отдельно.

Закралась мысль, что он чего-то не видит или не понимает. Товаров, украшавших витрину с улицы, внутри не было и в помине. Юрий оглянулся. В любом нормальном магазине Рейха, да и любой страны мира, продавец давно бы предложил свои услуги, но не тут…

– Здравствуйте, я хотел бы купить себе ботинки или туфли. Что-нибудь, легкое для пешей ходьбы по городу, сгодятся кожаные туфли или какая-нибудь спортивная обувь, но я не уверен, что она подойдет под эти брюки. Вот, к примеру, эти темно-бардовые туфли на витрине, вполне меня устроят, – обратился Кудашев к продавщице, стоявшей у окна-витрины и указал на одну из пар мужских туфель из тех которые приметил еще стоя на улице.

Продавец, миниатюрная, не лишенная привлекательности брюнетка с явно приличной частью кавказской крови, примерно тридцати годов от роду, украсила себя несколькими золотыми цепочками, словцо цыганка монистами. Небольшие, но красивые серьги в мочках ушей дополняли наряд и не особо соответствовали облику продавца на рабочем месте. Смесь показного благополучия и безвкусия. На обершарфюрера она смотрела несколько ошарашено, будто он не обувь спросил в обувном магазине, а поинтересовался у эскимоса Гренландии как пройти на ближайший пляж. Ответила она не сразу, медленно переводя взгляд с его пыльных ботинок на лицо и обратно. Его облик, по всей видимости работницу советской торговли совсем не впечатлил.

– Извините, товарищ, я кажется не поняла вас – наконец, прервала она затянувшуюся паузу, – вы обувь купить хотите?

– Совершенно верно! Вас это что, удивляет? Не ошибся ли я магазином? – Кудашев, стертые ноги которого начали доставлять ему настоящую, серьезную боль, против воли начал нервничать, – У вас ведь тут обувью торгуют…

У продавца от волнения явственно прорезался восточный акцент: – Да, у нас обувь… вот на полках все, что есть!

– Вы так пошутить решили, верно? Валенки мне предлагаете, но сейчас начало августа, а уж никак не декабрь!

Женщина быстро закивала головой и выдав через силу:

– Пойдемте! Сделала приглашающий жест покупателю и направилась к прилавку, где у кассы с интересом прислушивалась к их разговору вторая женщина-продавец.

Стоявшая у кассы сотрудница, лет на пять постарше первой, явно была опытней. Одета не так безвкусно, даже с намеком на стиль, красивая и уверенная в себе женщина под сорок. Красивая той, уверенной в себе красотой, которая приходит к женщине после тридцати пяти, если, конечно, ее не заездила в усмерть бытовая неустроенность и непосильная работа.

Драгоценным металлом красотка так же не была обделена, но и тут явно всего было в меру. Но во взгляде, которым она окинула чуть прихрамывающего молодого парня, сквозила неприятная смесь наглости и чувства собственного превосходства. Столь свойственного советским людям, имевшим доступ к распределению дефицита или иным благам не доступным остальному большинству.

– Чем могу помочь, товарищ? В чем дело, Кариночка? – голос у второй женщины-продавца, был мягкий, с бархатистыми нотками, которые так любят мужчины, но Юрию сразу почувствовалась в нем неискренность и откровенная фальшь.

– Он… Он с витрины хочет туфли себе, те югославские… – нескладно начала было объяснять ей коллега.

Кудашев тем временем отвлекся. Он сразу и не обратил внимания на содержимое большой застекленной витрины у кассы. А выставлены там были вполне приличные мужские туфли трех видов и пара ботинок. Ценник рядом указывал на наличие его сорок третьего размера и отнюдь не отпугивал стоимостью в 18 рублей за аккуратные туфли из черной кожи.

– Здравствуйте! Будьте любезны, я бы примерил эту пару. У меня сорок третий размер. – он указал через стекло на приглянувшиеся туфли.

– Конечно, дайте, пожалуйста, ваше удостоверение. – кивнула ему старшая продавец, протягивая руку.

– Какое удостоверение? – искренне удивился обершарфюрер.

– Товарищ, тут же черным по белому, русским языком написано, товары пайщикам Смоленского ПОСПО. Предъявите удостоверение пайщика, или не трепите нам нервы! У нас фирменный магазин и высокая культура обслуживания! – бархатистые нотки из голоса дамы за прилавком исчезли, и на их место пришла сварливая интонация.

– Да… я уже заметил, – машинально ответил Кудашев.

– Так, что? Вы не пайщик Смоленского ПОСПО? Может вы работник ГорРАЙОНО, у них на этой неделе талончики на обувь отовариваем? Тоже нет? Так что же, товарищ, нервы нам мотаете?

– Любезная, умерьте свой праведный пыл! Я же не прошу подарить мне эту обувь! Я уплачу указанную цену, без всякого торга. Вы сомневаетесь в моей кредитоспособности? – Юрий достал из кармана Лопатинский конверт и достав купюры с пролетарским вождем, продемонстрировал их продавцу.

Взор работницы советской торговли задержался было на десятирублевках в руках молодого мужчины, но потом она вновь непреклонно ответила:

– Извините, молодой человек, ничем помочь вам не могу. Товар на витрине только пайщикам и по распределению сотрудникам городских служб. Купите себе сапоги. У нас хороший выбор, только извините, вашего размера нет. Остался сорок шестой и сорок седьмой размеры, но, если на теплые носки и со стелькой…. Зато валенки всех размеров.

Кудашев облокотился на витрину, на миг потеряв контроль над собой. Вот он какой, Советский Союз, переживший Вторую мировую войну. Царство красного хама, в котором человеком является только советский бюрократ, а остальные, рабы для ломовой работы и пушечное мясо на случай войны. Он, Юрий Кудашев, может усилием воли сейчас сжечь весь этот вертеп с валенками и этими наглыми людьми, но не может, законным образом купить пару ботинок. В любой стране мира, его мира, это просто немыслимо, а тут реально. То, что он слышал от отца, его друзей, о чем читал в книгах, развернулось во всей скотской неприглядности. Система специальных распределителей для красной элиты и унижение миллионов.

– Так что, молодой человек, будете брать сапоги или валенки? – не унималась продавец.

Кудашев тяжело вздохнул и повернувшись к женщине, пристально взглянул ей в глаза.

– Как ваше имя? Я так понял, вы в этом магазине руководитель?

– Валентина Андреева… Да, я директор магазина, – еще секунду назад, она и не собиралась говорить своего имени, но сейчас не могла отвести взгляда от лица этого молодого парня, усталого и какого-то чужого. Почему она сразу не обратила внимания? Таких лиц она не видела не весть сколько времени, или видела… может, в кино?

– Как же так, Валя? Почему у вас все как в абсурдном, непонятном сне? Почему обычный человек, не может купить, имея деньги, самого простого, ну вот хотя бы эту пару обуви? Как же вы живете таким образом? Вы же обречены! Так не может продолжаться очень долго… в голове не укладывается.

Негромкий голос незнакомца стучал в мозг молотком, забивающим гвозди. Она хотела было ответить что-то, но нужные слова просто не шли в голову и Валентина Андреева, директор магазина «Обувь», что на улице Желябова, округлив глаза, все смотрела, открыв рот на этого странного парня, уже не понимая, о чем он говорит.

Второй продавец, что назвали Кариночкой, испугано выглядывала из-за полки в противоположном конце магазина. Ну… не ходить же босиком, в самом-то деле! А с другой стороны устраивать сейчас погром в обувном магазине, ради пары дрянных туфель, не самый лучший способ поддержания инкогнито.

Неожиданно Юрий почувствовал, что его потянули за рукав рубашки. Позади стоял тот самый мужчина в очках и парусиновой куртке с надписью «Cowboy Jeans» в синих грубых, штанах. Мужчина кивнул ему в сторону входной двери, явно приглашая идти с ним, и сам направился к выходу. Это уже интересно, подумал Кудашев и стараясь не обращать внимания на боль в ногах вышел в след незнакомцу. В конце концов, валенки, калоши и резиновые сапоги уж точно никуда не денутся.

– Ботиночками интересуемся? Туфельками? – встретил его вопросом на крыльце, воровато оглядываясь, мужчина.

Юрий кивнул, сообразив наконец, что носатый очкарик, самый обыкновенный спекулянт. Ведь любой дефицит, рождает спекуляцию. Он выгоден теневым дельцам. По рассказам домашних, такими склизкими типами были полны улицы германских городов, пока Фюрер и НСДАП не взяли власть и не покончили с кризисом.

– Таки они есть у меня! Дорогой, любезный мой товарищ, имею предложить вам отличную пару югославских ботинок и пару кожаных туфель из Румынии, – шептал, обдавая нездоровым дыханием Кудашева, незнакомец, – и всего за жалкие, 30 рублей пара! Ну это же слезы! Исключительно, по причине моего к вам искреннего почтения!

Не прошло и пяти минут, как Кудашев примерял на скамейке в тени большого куста сирени, за домом в котором располагался злосчастный обувной магазин пару приличных туфель, пришедших как раз впору. Вертлявый еврей-спекулянт, сверх пары румынских башмаков добавил еще и пару носков, приговаривая, что у Яши Брыля есть все и недорого и дело он ведет честно, ибо не какой-то шахер-махер. Исчез он такой довольный, что Юрий понял, нагрел его Яша Брыль как минимум рублей на десять.

На душе было противно. После общения с жидом-спекулянтом осталось чувство брезгливости, желания вымыть руки с мылом, а еще лучше, как следует вымыться. Который раз подумалось, что Фюрер, избавивший Европу от их лукавого племени, только за это достоин всяческого почитания.

Валентина Андреева, после ухода из магазина странного молодого парня, никак не могла найти себе места. Слова его никак не шли из головы. Она ушла в подсобку и там металась из угла в угол. «Да кто он такой! Да как он смеет! Кто дал ему право так говорить! Сопляк!» – не унималась она. Ей хотелось высказать ему в лицо что-то обидное и гадкое. Она злилась на незнакомца, на дуру Карину, которую пристроили два месяца назад к ней в магазин по блату, через знакомых с Городянского рынка, вместо местной, русской женщины. Та хоть работала, а эта только деньги получает и тащит бесчисленной родне, все, до чего может дотянуться. Но более всего злилась на себя. Сама не знала почему… Немного успокоившись, села за стол и набрала хорошо знакомый номер телефона.

– Алло! Товарищ капитан? Здравствуйте, Максим Петрович. Узнали? И я рада вас слышать! – голос Валентины вновь ворковал, то повышался до звонких нот, но опускался до томных придыханий.

– Заехали бы к нам. Вчера завезли очень приличные чешские мужские туфли, думаю вам понравятся… Да конечно, оставлю! Сорок четвертый размер? Конечно, есть… для вас. Да… ага. Товарищ капитан, я еще вот по какому поводу звоню. Вы просили, если что. Парень сегодня в магазин заходил, странный. Такого мне наговорил! Нет! Не в женихи набивался… Кажется, мне он по вашей линии. Не наш он, чужой. Нет… вы все шутите! Парашют за ним не волочился, нет… а вот про Советскую власть сказал, что долго мы не протянем, что обречены. Какие шутки, так вот прямо и сказал! Из-за чего? Ну… он хотел туфли купить, а они только пайщикам, ну он и завелся… Деньги? Да, были у него, в конверте, целая пачка червонцев… Какой из себя? Та-ак… чуть выше среднего роста, волосы темные, нет, не брюнет. Телосложение худощавое, но не доходяга. Лицо… усталое какое-то, но вообще, парень красивый. Стрижен коротко. Будто в кино где-то его видела, в иностранном фильме. Одет… да запомнила. Рубашка голубая с закатанными рукавами, брюки серые с ремнем. Да обычно одет, скорее по-деревенски. Нет, не фарца, это точно. Нет, раньше не видела никогда. Его у магазина потом фарцовщик перехватил. Да, я уже раньше про него говорила. Брыль его фамилия… Ну а кто же? Еврей, конечно. Да… да… Рада помочь нашим доблестным органам государственной безопасности!

Валентина откинулась на спинку стула и положила телефонную трубку. Настроение заметно улучшилось. Она выдвинула ящик из стола и достала зеркальце, осмотрела лицо и осталась довольна увиденным, только вот морщинки у глаз становятся все заметней… но и тут есть средства. Она улыбнулась и вновь сняла трубку с телефона, набрала прежний номер.

– Алло! Товарищ капитан? Так точно, опять я! – и тут же добавила совсем другим тоном, – Максим… я та-ак соскучилась! Ну отправь ты свою мымру куда-нибудь в санаторий или пансионат на недельку! Я затрахаю тебя до изнеможения, товарищ чекист…

У прилавка Карина Зайтян, продавец валенок и сапог советским гражданам, тянула шею стараясь расслышать, о чем в подсобке говорит по телефону начальница. Опять эта шалава звонит кому-то из своих любовников! Ничего, нужно только немного подставить эту дуру, и из нее, Карины Зайтян, получится отличный директор магазина. Как раз племянница из Армавира собирается приехать, будет у нее продавцом. А пока нужно подобрать что-то приличное на ноги дяде Аванесу…

Глава 5. Своих не бросаем…

Группенфюрер СС, известный востоковед, доктор наук, Вальтер Вюст, бессменный, с тысяча девятьсот тридцать девятого года директор и научный куратор «Аненербе», всю дорогу лихорадочно листал папку с рапортами. То и дело уточнял какой-либо вопрос то у оберфюрера Рейса, то у научного консультанта проекта «Н», профессора Карла Вигмана. Вальтер, кажется, находился в последней стадии нервного истощения. Он так вымотался за эти дни, что пару раз засыпал, откинувшись на заднем сидении, мягко летевшего по отличной дороге, с двумя машинами сопровождения SD, комфортного полноприводного микроавтобуса «Хорьх», черного цвета. Уже на подъезде к Падерборну, спутники перестали его тревожить разговорами, справедливо решив, что пусть он лучше полчаса подремлет в машине, чем станет клевать носом в приемной Гиммлера.

– Как же так, Зепп, – Вюст не будучи кадровым военным, давно переиначил имя Рейса с Йозефа на привычное баварское Зепп, – мне клятвенно обещали, еще после первого случая, что маяк просто невозможно сломать или испортить! Даже при жесткой посадке, при гибели экипажа он должен был сработать…

– Господин группенфюрер, не имею понятия, что там вам обещали, но фактом является то, что один мой отличный офицер, погиб, а второй… не в сильно лучшем положении. Мы тщательно проанализировали все, что рассказал медиум, и сотрудники разведки утверждают, он там долго не протянет. Спецслужбы красных его вычислят… Я, признаться, удивлен сверх всякой меры, что он до сих пор цел.

– Да, да, Рейс… я понимаю. Надеюсь рейхсфюрер разрешит операцию по эвакуации, но нам нужно знать, где его искать.

– Кудашев сможет! Я общался с его отцом, их порода просто так не сдается! – оберфюрер старался говорить, как можно уверенней, но сам понимал, что никакой уверенности нет и быть не может. То, что предстояло сделать его сотруднику, выходило за рамки обычных человеческих сил.

День неумолимо клонился к вечеру. Где-то в стороне Варбурга, грохотали отголоски грозы, воздух был свеж, порывистый ветер гнул верхушки деревьев вдоль дороги, недавний дождь прибил дорожную пыль, хотя асфальт уже почти просох. Ближе к замку, на полях кипела грандиозная стройка, только недавно возобновленная. Вскоре идущая впереди машина стала притормаживать, близился первый КПП. Минут через двадцать кавалькада из трех машин подъехала к замку. Предупрежденная охрана встретила их и две машины сопровождения отправились в обратный путь. Гаупштурмфюрер, дежурный адъютант Гиммлера, встретил офицеров и профессора Вигмана у ворот. Он приветствовал, вскинув руку, старших по званию и жестом пригласил за собой.

Рейс был в Вевельсбурге третий раз. Замок впечатлял своей необычной архитектурой и каким-то неестественным спокойствием, будто время в нем приостанавливало ход или совсем останавливалось. Особенно заметно это становилось от стройки, преображавшей окрестности в соответствии с давно принятым планом. Когда-то, и он хотел надеяться еще увидеть, весь грандиозный ансамбль Вевельсбурга явится миру во всей красе. Профессор, шедший рядом, шумно зевал, прикрывая рот рукой. Он самым обыденным поведением портил все тревожное торжество окружающего места. В приемной, сопровождавший их офицер, сдал прибывших другому адъютанту. Средних лет военный с петлицами штурмфюрера, Железным Крестом Первого класса и с планкой за компанию в Африке, снял трубку прямой связи:

– Группенфюрер Вюст с сопровождающими прибыл, рейхсфюрер. Так точно, рейхсфюрер!

Офицер положил трубку на рычажки аппарата, поднялся из-за стола и стремительно прошел к двери. Прямая спина, хорошая выправка говорили о старых семейных, военных традициях, которым не помеха столь тяжелое ранение.

– Прошу, господа! – он распахнул дверь и чуть посторонился, пропуская Вюста с подчиненными внутрь небольшого зала в башне замка, служившего кабинетом второму человеку в Рейхе.

Кабинет был знаком оберфюреру Рейсу. Он уже был в нем на приеме у Гиммлера, при назначении на должность. Вюст, бывал тут много чаще по делам курируемой организации. Профессор Вигман, в отличии от своих спутников, в замке оказался в первый раз. Рейхсфюрер при их появлении поднялся из-за стола. Все трое вскинули правую руку, приветствуя руководителя СС.

– Хайль Гитлер!

Гиммлер ответил им тем же приветствием и указал на стоявшие за столом креста, приглашая научного руководителя «Аненербе» и прибывших с ним садиться за широкий массивный стол из темной древесины. Пока они рассаживались, стараясь как можно меньше двигать тяжелые кресла, чувствуя скованность, Гиммлер, внимательно наблюдал за ними, поблескивая круглыми стеклами очков. Рейс не видел рейхсфюрера более года, не считая, конечно, имперской хроники и фотографий в газетах. Он показался ему сильно усталым и больным. Наконец, группенфюрер Вюст, откашлявшись, поднялся. Он держал в руках несколько листов из папки, с которой он вошел в кабинет. Но Гиммлер жестом прервал еще не начавшийся доклад.

– Прошу немного подождать господа, сейчас подойдет еще один участник нашей беседы. Да, группенфюрер, я вижу ваше недоумение, но этому человеку я полностью доверяю. Она хранит секреты и более важные, чем ваши.

Пауза не успела слишком затянуться, в дальнем конце зала отворилась неприметная дверь. Стройная женщина в темном длинном платье, более соответствующему старому замку, в станах которого они находились, прошла к столу. Грациозно расположилась в кресле сбоку, как бы подчеркивая неформальный характер своего присутствия. Все трое, прибывших, встали, приветствую даму полупоклоном. Из них только доктор Вюст узнал Марию Оршич. Он не удивился. То, что он знал о ней, и еще больше слышал от узкого круга посвященных людей, вполне объясняло ее присутствие в этом зале. Рейс и профессор Вигманн с интересом рассматривали красивую, незнакомую женщину с длинными белокурыми волосами, собранными в хвост. Она перекинула тугой хвост волос на грудь полузакрыв висевший на цепочке амулет с Центральным солнцем и кивнула офицерам с загадочной и обворожительной полуулыбкой. Оберфюрер отметил про себя, что первоначальное мнение, о молодости незнакомки, не верно. Он просто не мог определить, сколько ей лет.

– Я готов выслушать ваш, доклад господа! – сказал Гиммлер. Кивнув на свою гостью, добавил: – Как всегда, прошу максимально сократить научную часть, мы с фрау Марией, не специалисты в академической физике.

Группенфюрер Вальтер Вюст, вновь поднялся с кресла, машинально еще раз переложил из руки в руку несколько листов из папки, наконец, опустил их на стол и начал доклад хорошо поставленным университетскими лекциями тоном.

– Господин Рейхсфюрер, фрау Оршич, я не стану делать предисловий, описывая нашу практическую работу «Зондербюро 13» по исследованию рукавов. Нам удалось установить место крушения нашего хронолета из первых серий, в червоточине которой мы дали название Видсид. Это восточная часть Ботнического залива недалеко от северной оконечности Аландских островов, на глубине, примерно 90 метров. Принимая во внимание развитие технологий в исследуемом рукаве, имеется серьезное опасение, что данный артефакт будет обнаружен аборигенами в самом недалеком будущем, что с большой вероятностью приведет к крайне нежелательным последствиям. Мною принято решение, произвести разведку места нахождения хронолета с последующим уничтожением путем бомбардировки управляемыми глубинными бомбами. И вот 27 июля, сего года, для выполнения разведки с базы научно-исследовательский центр «Н» на Гельголанде был осуществлен запуск хронолета. Дальнейшее развитие событий, думаю, более детально доложит оберфюрер Рейс.

Гиммлер, откинувшись на спинку креста, внимательно и спокойно слушал докладчика, подперев скулу правой рукой, а дама на кресле сбоку, наоборот, олицетворяла собой нетерпение и выказывала все признаки, плохо скрываемого волнения.

Доктор Вюст которому хозяин кабинета кивнул, вновь сел на кресло, нервно поправляя воротник форменного мундира. Начавший, вернее продолживший доклад Йозеф Рейс, как настоящий военный, говорил рубленными фразами и короткими предложениями.

– Экипаж хронолета, на базе модернизированного под наши нужды «VRIL-Jager3», в составе командира, гауптштурмфюрера СС Герберта Ролле и пилота-навигатора обершарфюрера СС Юрия Кудашева. Предполетный инструктаж проводился мною в 08.00. Поставлена задача провести разведку и эхолокацию предполагаемого квадрата аварии нашего корабля, а также скрытой установки в положительном результате, радиобуя. На все задание предполагалось от шести до восьми часов. После инструктажа в пункте постоянной дислокации проекта, экипаж, как обычно на геликоптере, был доставлен к месту старта, и в 09.00 27 июля 1955 года, с вверенной мне базы на острове Гельголанд отправился в полет. В 10.30 станцией слежения зафиксирован их переход из нашего пространства по лей-линии ZF-221.

В контрольное время прибытия, 18.00 +2 часа, хронолет в позывным «шестьсот тридцать один», с указанным экипажем не вернулся. Принимая во внимание особенность выполнения боевого задания, связь с «шестьсот тридцать один» поддерживаться не могла. Работы контрольного маяка, который, как меня заверяли, должен активироваться в случае любой непредвиденной ситуации, не произошло. Место нахождения «шестьсот тридцать один» нам неизвестно».

– Я понимаю, что вопрос мой не совсем корректен, но господин оберфюрер, вы уверены в профессиональной подготовке экипажа? – Гиммлер задал этот вопрос, заранее зная ответ, так как уже со вчерашнего дня, подробно был знаком с личными делами обеих пилотов.

– Так точно, мой рейхсфюрер, это один из лучших экипажей проекта. Совместно работают уже в течении трех лет, уровень взаимного псиконтакта – 95, без сомнения лучший в моей группе. На сколько мне известно, только у экипажа штурмбаннфюрера СС Раушнига, на базе в Новой Швабии, уровень взаимодействия выше.

Рейс чуть повернул голову в сторону доктора Вюста, как бы прося подтвердить свои слова. Группенфюрер утвердительно кивнул, переводя взгляд с Гиммлера на сидящую в кресте и внимательно слушающую женщину.

– Ситуация оказалась патовая. Хронолет с экипажем пропал. Наши агенты в рукаве Видсид отрицают сам вход в их пространство шестьсот тридцать первого. Оставалось предположить только выход из строя хроно-капсулы, но для нас до сих пор их работа за гранью понимания. А если это так…, то… – Рейс замялся, не находя слов.

– Позвольте, господин рейхсфюрер продолжить мне. – Нетерпеливо поднялся со стула профессор Вигман.

Гиммлер кивнул, а женщина в фиолетовом, одарила Вигмана чарующей улыбкой, от которой ему стало невероятно неудобно за не свежий воротник рубашки и мятый костюм. Но чувство это было мимолетным, профессор был настоящим фанатиком в своей сфере и научный интерес в настоящее время полностью отодвигал остальное на задний план.

– Наверняка, присутствующим известно, что происхождение гипотезы параллельных вселенных тесно связано с внедрением идеи квантовой механики в начале 1900-х годов. Поступательное развитие этой сферы знаний, привело к появлению теория двойственности материи, которая была названа принципом неопределенности Гейзенберга… – Карл Вигман увлеченный повествованием, не обращал внимание на то, что из всех присутствующих, понимает его в полной мере только группенфюрер Вюст. Рейс угрюмо засопел, а Гиммлер, переглянулся с фрау Оршич и чуть заметно пожал плечами.