Бракованные

Этан просиял. «Я победил. Победил его, значит и систему смогу победить». Он хватает брата за руку:

– Спасибо, я тебя не подведу!

Мэттью тоже становится очень серьезным:

– Надеюсь.

Этан внезапно даже для самого себя произносит:

– Когда мне было лет пятнадцать, мы ссорились по пять раз на дню…

Мэттью усмехается:

– Ага, и дрались по три на неделе….

Этан улыбается:

– Да уж… Теряем хватку…

Они ностальгически вздыхают, погружаясь в воспоминания. Мэтт задумчиво спрашивает:

– Так что с тех пор изменилось?

– Ну, мы выросли…

Мэттью обводит взглядом хаос вокруг и прибавляет:

– Но ничуть не поумнели …

Они так и валяются на полу, смотря в потолок, сортируя отголоски прошлого в своих разумах…

Этан припоминает, когда они последний раз так дрались. Он мысленно переносится в тот далёкий день:

Он подержал вино во рту, прежде чем глотать. Терпкий вкус красного крепленого яда остался на языке, щеках, проник в кровь. Он пошатнулся. Кто-то из рядом стоящих запихивает сигарету ему в рот:

– Затянись, чтобы лучше взяло!

Этан молча повинуется. Он делает глубокий вдох, впуская мерзкий табак в свои лёгкие, в горле жутко першит и Этан кашляет. Кашляет, но делает ещё одну затяжку. Голова начинает сладко кружиться. Этан покачивается и колышется как осинка на ветру. Кто-то, кажется, Брайан, хлопает его по спине:

– Вот это тебя развезло!

Он заливается противным смехом, который дружно подхватывают трое других парней. Этан ухмыляется, переставая что-либо понимать. В который раз он спрашивает у приятелей, который час, но не может осознать ответ. Всё вокруг кружится и смазывается, как на полотнах импрессионистов, возникшая иллюзия абсолютного счастья полностью разрушила ощущение отвращения от внешнего мира. Небо стало улыбаться, всё вокруг было теплым и мягким. Даже асфальт, на который он падал.

Когда Этан бежал домой, его ноги были такими невесомыми, чужими, ему казалось, что он летит. Пару раз он спотыкался и громко хохотал. Потом зацепился за забор и порвал пальто, но всё же добрался до дома, и иллюзия счастья начала стремительно таять, убегая, как песок сквозь пальцы. Зато появились мигрень и тошнота.

Расплата.

Когда в дверях появился Мэттью, Этан с трудом расшнуровывал ботинки, при этом, уронив всё, что лежало на тумбочке. Брат облокотился о дверной проем, со взглядом, полным осуждения. Последнее, что хотел сейчас Этан, так это выслушивать его речи. Он приготовился обороняться.

Мэтт начинает атаковать:

– Звонила ваша учительница по математике. Спрашивала, почему ты не явился на пробный экзамен. Знаешь, что? У меня к тебе тот же вопрос.

Этан потерял равновесие и пошатнулся.

– Боже, Эт, ты пьян?

Мэттью подошёл к нему поближе, хотя разящий аромат алкоголя и табака, можно было учуять, находясь в другом штате.

Этан знает: лучшая защита – это нападение:

– Да, я пьян. И что теперь накажешь меня? Может, в угол поставишь? Отстань, ты мне не мать.

Мэтт устало вздыхает:

– Эй, я просто забочусь о тебе.

Этан не думает, что говорит:

– Заботься о себе.

Мэттью горько усмехнулся:

– Значит так, да? Ты верно сказал. Я тебе не мать. Я тебя жалеть не собираюсь.

Он поднял его за капюшон и грубо прижал к стене. Этан дёргается, но хватка брата не оставляет никаких шансов. Когда Мэттью заговорил, его голос был непоколебим:

– Значит так. Можешь делать что пожелаешь, хоть в запой на месяц. Но только когда закончишь школу. Подумай о своем будущем.

Эти слова вызывают в нем дикую ярость, негодование, он делает рывок и отшвыривает Мэттью в сторону.

– О будущем?! Нет у меня будущего, Мэтт. Тебе ли не знать? Наша жизнь невероятно коротка…

Мэттью не без труда поднимается и перебивает его:

– Коротка, но не бессмысленна. Давай, чтобы это было в последний раз, договорились?

Он треплет его по голове. Злость устраивает бунт внутри Этана, она кипит, шипит, брызгает во все стороны. Он ей поддается:

– Да что ты вообще понимаешь?

Этан заносит руку, чтобы отправить брата в нокаут, но Мэтт перехватывает ее и заламывает за спину. Боль позволяет моментально протрезветь. Этан кричит:

– Мэттью, больно! Отпусти!

Но тот и не думает остановиться. Этан знает, чего он ждёт. С большим усилием он произносит:

– Отпусти, я больше не буду.

– Что ты сказал? Я не услышал.

«Ещё и издевается» – с обидой думает Этан. Он орёт, что есть мочи:

– Это больше не повторится! Обещаю.

Брат отпускает его, и он летит на пол. Мэттью падает рядом. Они лежат, пытаясь восстановить дыхание, и стараются не смотреть друг на друга. Нарушая повисшую паузу Мэттью уже более мягким, свойственным ему голосом, произносит:

– Училка сказала, что Брайана, Криса и Оуэна тоже не было. Это была их идея, верно? Они тебя подбили?

Этан молчит и отводит взгляд, чтобы Мэтт не прочёл правду в его испуганных глазах. Тем самым он выдает себя ещё больше.

– Всё понятно. – Шепчет Мэтт.

На следующий день Брайан, Крис и Оуэн пришли с красочными фингалами. И Этан прекрасно знал, какой «художник» их «разукрасил».

Кайла.

– Она прекрасна. Беру. Давайте оформлять документы.

Кайла еще раз окидывает взглядом свою новую квартиру. «Здесь, на отшибе, нас никто никогда не найдет!»

Это было как будто бы тысячу лет назад, и с тех пор работа над мятежом не прекращалась ни на секунду. Они с Пэйдж вербовали бракованных, продумывали стратегию и порой не спали по двое суток.

Кайла обожала склонять их на свою сторону, переписываться, слушать их, слышать их. Решительных, спокойных, стеснительных, наивных. Они все были разными, но их объединяло одно – дыхание мятежа.

Она была слегка обижена на Пэйдж, которую пришлось разыскивать. Если бы Кайла покидала город, то только вместе с Пэйдж. Можно сказать, Кайла согласилась на всё это, только чтобы быть с ней рядом, хотя и сбежать из дома ей хотелось уже очень давно.

Только по одному она скучала. Да, по Джейсону.

Да, она снова вспомнила про того самого Джейсона, чья бледная кожа горячее жаркого солнца и чьи ключицы – объект искусства.

Джейсон Моррис был такой один, без сомнения. Красивый, умный и таинственный, он ворвался в жизнь Кайлы, заставив всё остальное уйти на второй план.

Они познакомились в гимназии. Удивительно, учитывая то, что он появлялся в ней пару раз за весь учебный год. Выслушивал негодование учителей с нахальной ухмылкой, и снова пропадал.

Однако, Кайлу тоже сложно было не заметить. Она училась на отлично, была самой популярной девочкой в классе. К сожалению, это ей так быстро наскучило, что она мечтала, чтобы Джей её испортил. Чтобы посадил её на свой черный мотоцикл и увёз далеко к огням больших городов. Чтобы он боготворил её бедра и поклонялся волнам её волос.

Она понимала, что попала в ловушку. Ни с кем Кайла не чувствовала такого прежде. Ни с кем рядом она не чувствовала себя такой глупой и никчемной.

Джей был холоден, но от этого нравился ей только больше. Своим безразличием, он будто подстёгивал её. Она старалась ему понравиться изо всех сил. Делала всё, чтобы он обратил на неё внимание.

Она сказала ему однажды: «Я буду такой, как ты хочешь. Хочешь, буду холодной, хочешь, стану милой. Только скажи. Скажи, какой мне быть». Он ответил, что желает, чтобы она была самой собой, и для Кайлы это стало невыполнимой задачей. Она ведь всегда притворялась…

С Джейсоном она упивалась этой бордовой тьмой, исходившей от него. Прикосновения обжигали, она сгорала каждый раз рядом с ним. Она сгорала, чтобы возрождаться и гореть снова. Как феникс.

Она помнит каждую его фразу, каждое слово. Однажды, когда они обнимались перед тем, как попрощаться он сказал:

– Моё ухо согрелось в твоих волосах.

И Кайла вспыхнула. Она пришла домой и записала эту фразу в своём ежедневнике, гелевой ручкой записала во всех тетрадках, писала пальцами по воздуху, потом взяла маркер и записала ещё на стене возле кровати, часто её перечитывала и улыбалась. Только уснуть уже не могла. Ей казалось, она выглядит глупо, когда улыбается, но эта улыбка была совершенно непроизвольной. Может быть, эта улыбка была единственным искренним в её мимике.

Без него она скучала.

Когда Эмили пропала, он был рядом. Тогда, Кайла не знала, что Эмили теперь Пэйдж, что она скрывается в другом городе и затевает что-то подобное. Она и думать боялась, что случилось с её лучшей подругой. Впервые она предстала перед Джейсоном слабой и напуганной девочкой. И он утешил её, отвлёк, поддержал. Он ещё сильнее возвысился в её глазах. Она не хотела боготворить его. Так случайно получилось…

Честно, ей было страшно так от кого-то зависеть. Но она доверяла этим серым глазам и хитрой улыбке.

Это может закончиться плохо, но ей наплевать. Куда бы не привела её эта любовь, это лучшее, что с ней случалось.

Кайла грустно вздохнула и удалилась в свой кабинет. Там она привычно закинула ноги на стол, а голову к потолку.

Так странно. Сейчас она в гуще событий и должна столько держать в голове, но почему же тогда Кайла не может думать ни о чем кроме серых глаз и хитрой улыбки…

Часть II

Первая кровь

Я может другая, просто монстр,

Но вы на себя посмотрите сами.

Да, я убивала. Но чтобы выжить!

Я – девочка с красными волосами.

Убила в себе и страх, и слабость –

Вам больше не видеть меня со слезами.

Сомнения убила вместе с верой,

Я девочка c мрачно-большими глазами.

Твердила себе, что в любви не нуждаюсь,

Гонимая гневными голосами.

Я девочка с пропастью вместо сердца –

Я девочка с красными волосами.

Этан. За 8 дней до акции протеста

– Я принес таблетку.

– Нет.

Этан грустно вздыхает:

– Что «нет»?

– Принимать не буду.

С каждым разом этот ритуал утомлял всё больше и больше.

«Зачем мы тратим время? Он же знает, что я не отстану, пока не добьюсь своего». Почти всегда Мэттью сдавался и с неохотой, даже неким отвращением проглатывал своё фармацевтическое спасение. Или проклятье. Так он считал, наверное.

Этан садится на край кровати:

– Хочешь опять пролежать до утра, смотря в потолок? Надо принять таблетку.

Мэттью молча накрывает лицо подушкой:

– Отстань, я старше – сам разберусь.

«Как ребенок».

Было непросто затащить Мэттью сюда, в квартиру Кайлы и Пэйдж, в самую гущу событий, в сердце мятежа. Этан треплет его за плечо:

– Прими таблетку, лучше же станет! Почему ты всегда противишься?

В комнату стучатся. Заглядывает Пэйдж:

– Этан, я…

Он перебивает её:

– Подожди, пожалуйста, пару минут.

Удивление проскальзывает в её взгляде. Она неохотно закрывает дверь с той стороны.

Мэтт хрипит:

– Как вата. Сладкая вата.

Этан непонимающе переспрашивает:

– Чего?

– После таблеток всё как сладкая вата – разум, тело. Пожалуйста, Этан. Я не хочу зависеть от них.

– Мэттью, я вижу, что тебе плохо, может лучше сладкая вата, чем…

Он замолкает, боясь неправильно сформулировать свою мысль. Мэттью тоже молчит. «Он уже не спорит, может быть, я близко к победе».

– Если я приму, мы вернемся домой?

Этан усмехается:

– Ну ты захотел. Теперь наш дом здесь. Да ладно, тебе тут понравится, когда придешь в себя.

Брат поворачивается к нему, шурша одеялом.

– Я точно усну?

– Конечно! Держи.

Он вручает ему стакан воды и таблетку, облегченно вздыхая. «Если уж я выиграл этот бой, то уничтожить Синий круг не составит труда».

– Этан, здесь все меня ненавидят. Ты видел, как она посмотрела?

Этан закатывает глаза:

– Спящим ты нравишься мне больше.

Он покинул комнату и встретил Пэйдж в коридоре.

– Всё готово к новому митингу, осталось назначить дату и распространить информацию. Подумай над своей речью, сам понимаешь, они должны пойти за тобой, так что, постарайся.

Он нисколько не сомневался в своей речи, поэтому лишь недоверчиво поинтересовался:

– Уверена, что всё готово? Пойдем, проверим ещё раз.

Они сидят возле ноутбука, копаясь в различных списках и счетах. Он с важным видом достал из нагрудного кармана очки.

Этан вспоминает то, что пережила эта оправа. Когда-то, ведь, в ней стояли другие линзы.

Линзы, которые помнили, например, Джози. Ту самую Джози с химической завивкой, и неумением отступать. Можно сказать, Джози была первой его девушкой. Просто она сама так решила. Увидела, подошла, взяла за руку и поставила перед фактом: «Теперь я твоя девушка»

Этан и не стал её переубеждать. Откровенно говоря, ему и вовсе было всё равно.

К счастью или же, к сожалению, книги интересовали его больше, чем Джози, что и стало причиной гибели их отношений, и его прошлых линз.

Он помнит, как сейчас:

– Этан, смотри какое платье!

– Ага – не отрываясь от книги, подтверждает тот.

– Такой глубокий зеленый цвет!

– Очень.

Она срывает с него очки и швыряет их об пол, истошно крича:

– Идиот, моё платье белое!

Он окидывает её обеспокоенным взглядом и слегка удивленно откликается:

– Действительно.

С тех пор он не видел Джози, но всегда был твердо уверен, что у нее всё под контролем. Джози вообще внушала уверенность.

Жаль, конечно, ведь сквозь эти линзы он видел и много хорошего.

Он понял, что снова отвлекся и вновь быстро пробежался по списку.

Пэйдж как-то настораживающе тяжело вздохнула:

– Этан есть ещё кое-что, о чем ты должен знать. На демонстрации нам нужно будет спровоцировать стрельбу. Это важный стратегический ход, но кто-то может пострадать. – Она покачала головой и исправилась – Скорее всего, кто-то пострадает.

Он молча кивает, ещё не до конца восприняв эту информацию. Его взгляд падает на странную позицию в списке. Этан не знает, что это, поэтому осведомляется:

– Седьмая позиция, это что?

Пэйдж загадочно улыбается.

– Кайла заказала много красных комбинезонов, чтобы раздать их на демонстрации. Она считает это должно воодушевить их. Ещё твоя мама выбрала этот цвет, как антипод синего.

Он представил себе кучу безразмерных красных комбинезонов.

– Мне нравится.

Они продолжили движение по списку.

– Этан, тебе страшно?

Он бы мог соврать, но незачем, потому что его ответ действительно:

– Нет. Нисколько. – Этан вздыхает – Я жду этого Пэйдж. Я устал надеяться на то, что мир изменится сам собой, что кто-то одумается. Устал сидеть в стороне. Пора действовать. Мы – бракованные, отчаянные люди, нам нечего терять. В этом наша слабость, равно как и сила. Кровь прольётся, я знаю. Но, видно без этого никак. А ты? Ты боишься?

Пэйдж как-то грустно улыбнулась:

– Первый раз я убила в пятнадцать. Толкнула папиного охранника. Он упал неудачно, разбил голову и всё. Смерть. Я, хрупкая девушка, убила здорового мужчину, вооруженного охранника.

Этан хотел сказать, что это случайность, но чувствовал, что нужно молчать. Пэйдж продолжала:

– Он просто не ожидал, что я дам ему отпор, он потерял равновесие лишь на секунду. И та секунда стала его последней. Сейчас, те, кто стоят сверху тоже не ожидают от нас отпора. – Она решила, что историю стоит закончить, и после небольшой паузы продолжила – Папе я сказала, что он сам поскользнулся. До этого разговора никто кроме меня не знал об истинной причине его смерти. Ты спросишь, что я почувствовала тогда… Ничего. Не-а. Я просто не осознала. И не собираюсь. Мертвым не станет легче, если я буду себя корить. Мертвым вообще никогда не станет легче, потому что они мертвы. Просто это случилось. Это постоянно случается то тут, то там. Может, судьба, а может нелепость, так или иначе, смерть вечно жива, и никто от неё не уйдет. Так должны ли мы винить себя? Быть может, стоит думать, что это наше предназначение, миссия, данная нам свыше – помочь кому-то уйти.

Этан стал обдумывать её слова. В них было что-то, что другой назвал бы пугающим. Другой, но не Этан. Он был согласен.

Вновь сосредоточится на предстоящем митинге, стоило ему большого труда.

– Это всё, что у нас есть?

Он в который раз окинул взглядом монитор.

– Да. И думаю, этого хватит.

– Понял. Как именно мы должны спровоцировать стрельбу?

– Я найду нужный момент. Можешь не сомневаться, чистильщики сразу начнут ответный огонь. Потом мы заявим, что они стреляли первыми. Как доказательства предоставим раненных или…

Он позволил себе закончить:

– Погибших.

– Ну да…

Этан положил очки обратно в нагрудный карман и подвёл итог:

– То есть мы соврём.

Пэйдж молчала, но её глаза говорили что-то вроде: «А чего ты ожидал?». Этану не нравилось врать. Но план звучал неплохо. Видимо, по-другому никак.

Она нарушила ход его мыслей, чуть громче, чем стоило бы, спросив:

– Так ты определился с датой?

Он мысленно усмехнулся ее невозмутимости, но не подал виду, уверенно ответив:

– Да. Первое июня.

«День рождения Мэттью». Он не хотел разозлить этим брата, просто первое июня идеально подходит. Начало лета, когда никто не ожидает крови и насилия. Он представил лица полные отчаяния и совсем не ужаснулся. (Так он испытывал себя и своё самообладание).

Кроме того, это первое июня было днем вынесения приговора для тех, кого задержали во время прошлой демонстрации. Да… Этан слегка улыбнулся.

Он повторял как мантру: «Цель оправдывает средства, цель оправдывает средства, цель…»

На следующий день дата была распространена во всех социальных сетях и прочих источниках. Улица перед зданием суда была обозначена как место проведения. На самом деле это был некий отвлекающий манёвр, основные силы мятежников должны были собраться перед вторым городским филиалом Синего круга.

***

Следующий день подарил ему нового игрока в команду.

Этан спас от изоляции еще одну девушку. Не мог смотреть, как его людей забирают.

Хейли показалась ему милой, и он принял решение предоставить ей убежище в их неуютной, но достаточно просторной квартире.

Он никого не спросил, но Хейли была настолько очаровательна, что никто и не мог быть против.

После полудня Пэйдж поймала его в коридоре:

– Этан, есть идеи по поводу того, как мы преодолеем охранный пост?

Второй филиал Синего круга, площадь перед которым они выбрали для своего протеста, не то, чтобы серьезно охранялся, но шлагбаум и сторожевая будка там имелись. Почему именно это место? Потому что это символично и демонстрирует отсутствие страха, вероятно. Кроме того, в этот раз их планы не ограничивались одной лишь демонстрацией…

Он самодовольно ухмыльнулся.

– Что ты придумал?

Этан огляделся по сторонам, коридор показался ему вдруг совсем не подходящим для такого разговора местом:

– Хорошо, давай поговорим в комнате.

Пэйдж неуверенно возражает:

– Но там… Твой брат.

Он приподнимает одну бровь:

– Хм… Значит прогоним. Идем.

Она и правда странно относилась к Мэттью. Сам Мэтт считал, что это ненависть, но Этан был уверен в том, что это хорошо замаскированная симпатия.

Он решительно распахнул дверь.

На фоне гнетущих бетонных стен, на разваливающемся кресле сидит Мэттью. У него в руках пистолет, направленный прямо в его же висок. Он тихо уточняет:

– Печаль будет длиться вечно.

Этан с усталым вздохом выкручивает брату руку и отбирает пистолет.

– Отдай. Это моя игрушка.

Он отвесил брату «воспитательный» подзатыльник.

– Пойди, прогуляйся ненадолго.

Тот нехотя удаляется из комнаты, с оскалом раздраженного койота. Раньше Этан не мог себе позволить говорить брату, что ему следует делать, но в последнее время многое изменилось.

Ловля на себе удивленный взгляд Пэйдж, Этан комментирует:

– Я просто привык уже. Видишь ли, мой братец слегка депрессивный.

– Этан?

– Что?

– Что это значит «печаль будет длиться вечно»? – она задумчиво склонила голову набок.

– Последние слова Винсента Ван Гога, насколько мне известно.

Он чувствовал себя ещё умнее, когда прибавлял «насколько мне известно».

Пэйдж, удовлетворенная ответом, кивает.

Он кратко изложил ей суть своего плана и даже отыскал в её глазах поддержку. Для осуществления плана не доставало лишь одного, и при этом достаточно важного элемента. Но он уже знал, как это исправить.

***

Ничто так не напрягало его, как разговоры со спонсором. По измененному голосу на другом конце трубки, было сразу понятно, что Билл, так он просил себя называть, – серьезный человек.

Этан слегка побаивался его, потому что огромная часть их успеха зависела от того, выделит ли этот самый спонсор средства.

Но также он слегка восхищался Биллом, его спокойствием, рассудительностью, его величием. Он хотел бы стать таким же.

Почему-то он всегда представлял, что у Билла очень дорогой, скорее всего, сшитый на заказ классический костюм. С таким галстуком… Вероятно, темно-красного цвета…

Как же Этану не нравилось зависеть от кого-либо…

Зато его самолюбие сильно тешило то, что мятежники его любили. Они писали об этом в комментариях, на своих страничках, повсюду, где только могли, и верили в него, готовые делать всё, что он скажет. Ещё и эти бесподобные красные комбинезоны, точно придутся всем по душе, и восставшие радостно станут разгуливать в них, пропагандируя его движение.

Как скоро они перестанут быть такими радостными? Кто-то испачкает руки в крови, кто-то истечет собственной. Но это хорошо, то, как они настроены сейчас. Хорошо, что они наивные, хорошо, что отчаянные, хорошо, что совсем юные. Это прекрасно. Это половина успеха.

Этан чувствовал, что становится героем, в честь которого будут называть улицы и ставить памятники, после его скоротечной победы.

Уже достаточно скоро всё было продумано до мелочей, идеально распределено и полностью готово к бою. Оставалось только самое сложное. Привлечь Мэттью. У Этана было для него особое задание. Он посмотрел на брата, сидящего напротив. Его хмурое лицо не внушало ничего хорошего, но оно хотя бы не так раздражало, как его жалкое лицо.

Этан потёр ладони:

– Что ж, для тебя у меня самое важное задание. Как насчёт протаранить ворота филиала чистильщиков на огромном грузовике?

Мэттью покачал головой:

– Я надеюсь, ты шутишь.

– Не-а. – осторожно протянул Эт.

– Ну ладно.

«Что?» Он посмотрел на него с недоверием.

– «Ну ладно?» Я надеюсь, ты понимаешь – это самая важная часть плана. – Он откашлялся – Я действительно могу доверять тебе?

– Ну а если б не мог, я бы сейчас здесь сидел?

«Логично». Мэтт продолжил:

– Да, я против насилия, но я подумал… Что бездействие ещё хуже. Поэтому ладно. Кровь всё равно будет на твоих руках. Надеюсь, ты к этому готов.

– Спасибо, Мэттью.

Он искренне улыбнулся, в отличие от своего собеседника, в глазах которого застыло мрачное отчаяние.

На акции протеста.

Этан выступал с небольшой речью на импровизированной трибуне, пока всем желающим раздавали красные комбинезоны. Он говорил пылко, говорил с жаром, а одобрительный гул мятежников омывал его как волны океана. Этан чувствовал на себе пристальный и любящий взгляд Хейли. Она восхищенно улыбалась, как и всегда, смотря на него. Он не придавал этому никакого значения. Люди часто ему улыбались. Наверное, он просто оказался счастливым обладателем располагающих черт лица.

Ему нужно было чётко уловить момент всеобщего безумия, момент, когда любые барьеры, в головах этих людей будут сняты, момент, когда они согласятся на всё, что он скажет. И правильно сделают, что согласятся, ведь это для их же блага!

Толпа представлялась ему единой системой, даже организмом. Он кричал свои лозунги, и толпа отвечала эхом, качалась из стороны в сторону, покрывалась волнами, как беспокойное море.

Однако, одно лишь действие могло так просто разрушить этот механизм, вывести его из равновесия, посеяв вокруг панику и ужас.