Полная версия
Сквозь сияние мерцающих звезд
Окружающая природа не переставала будоражить мое сознание и захватывать дух. Особенно там, где ярко-зеленый практически сливается с ярко-синим. Столь величественные просторы вокруг нас, скромных путешественников, именно отсюда начинается мир, большой, необъятный. В нем так много красоты. Неудивительно, что родители когда-то хотели исследовать весь мир целиком. Он, мир, определенно стоит того, чтобы его увидеть.
Даже не лошадях, которых мы, однако, не вели слишком быстрым шагом, до леса мы не добрались к вечеру первого дня. В качестве места для ночлега, Хилда и я выбрали небольшую возвышенность, холмик, на котором растет одинокое деревце. К нему можно привязать животных, пищи для них здесь в достатке. Но также и ощущение куда большей безопасности, даже уюта, когда рядом дерево. Костер не столько для того, чтобы вечер прошел в более приятной обстановке, сколько в защитных целях. И, правда, как только опустились сумерки, а красное закатное небо побледнело на западе, послышался волчий вой, который эхом разнесся по равнинам.
Мы и прежде выбирались в походы, так что, чувство весьма знакомое. Приятная усталость. Приятный отдых.
– Я могу подстрелить кого-нибудь, – сказала Хилда, когда мы устроились у кострища. – Кролика, например.
– Уже поздно, – ответил я. – Отдохни. Еда есть.
– Ты прав, – девушка с чувством нескрываемого удовольствия вытянула вперед ноги. – Как же приятно отдохнуть.
– Я как будто вернулся в кровать, – я потянул руки вверх, что-то в мышцах щелкнуло, после чего ощущение блаженства усилилось.
– Точно, – сестра кивнула, глядя в огонь. – Будто вернулась в теплую и уютную кровать.
– Мы не увидим тепло и уютной кровати еще долго, – произнес я в задумчивости, коснувшись груди, ощутив пальцами кулон Ирмы.
– По пути будут деревни и города, – сказала Хилда. – Мы можем остановиться где-нибудь.
Я кивнул.
Мы не подумали позаботиться об огниве, но Хилда могла соорудить костер и без него. Прежде всего, она приготовила небольшое углубление в почве, которое обложила камнями, коих вокруг в достатке. Круговое их расположение снова напомнило мне о таинственных валунах, гряду которых я и Хилда миновали днем. Быть может, то было место для кострища каких-нибудь древних великанов, гигантов, которые ушли в далекие и неведомые края. Может быть, они собирались ночью у костра так давно, что их огромные тела успели истлеть, но громадные валуны никуда не подевались.
С помощью заостренного камешка, сестра пробила небольшое отверстие в толстой ветви, после чего вставила в образовавшуюся дыру прут и принялась совершать круговые движения. Я собрал необходимое топливо. Это отняло какое-то время, однако, в конечном счете, результат оказался удовлетворительным. Приятно греться у огня, слушая треск ветвей в нем. Лошади беспокойно ржали время от времени, когда где-то в отдалении проносился вой волков. Вообще, волки редко бродят по открытой местности, сторонясь людей. Но однажды мы, поневоле, столкнулись с одним таким. Мне было всего десять лет.
То был старый, потрепанный жизнью волчара, с, я хорошо это помню, жутким шрамом, который едва не оставил хищника без левого глаза. Он нашел нас на озере. Я выходил из воды, размахивая весело руками, брызги разлетались в разные стороны. Хищник прорычал в нескольких метрах от меня, оскалившись, демонстрируя свои клыки, острые, которыми без лишних затруднений он мог бы со мной разделаться, коли решился бы напасть. Помню, как все мое тело сковал хладный страх. Я бы не защитился, совершенно точно, не смог бы ничего поделать. Но тут Хилда встала на мою защиту. Девушка стояла с одной лишь палкой в руке, между мной и между волком. Ей было страшно, она сама мне сказала после. Но, превозмогая страх, Хилда стояла твердо, готовая на все ради брата. Если бы хищник решился ринуться в атаку, очень сомневаюсь, что палка в руках Хилды защитила бы нас от неминуемой участи. Я не забуду, с какой отвагой девушка встала между зверем и мной.
Волк тогда ушел. Не решился, наверное, атаковать. Быть может, это люди, а вовсе не другие звери, оставили жуткую отметину на морде.
Дым от огня взметнулся высоко вверх, в небеса, на которых высыпали звезды. Как много их, прямо-таки не счесть, наверное, даже больше, чем травинок в поле.
– Как думаешь, – я заговорил. – Что из себя представляют звезды? Как они выглядят вблизи?
Хилда подняла голову и призадумалась.
– Я читала, – сказала девушка. – Это огромные скопления магической энергии.
– Я тоже читал. Но что ты сама думаешь об этом?
– Я даже не знаю. Может быть, это гигантские миры, но они очень и очень далеко отсюда, вот и кажутся нам столь ничтожно малым, будто точки.
– Гигантские миры, в которых живут гигантские существа в гигантских каменных городах! Вот это было бы здорово.
Неожиданно, я зевнул. По всей видимости, усталость от целого дня пути дала знать о себе. Тело не болело особенно, но вот организм, в целом, напрашивался на то, чтобы погрузиться в благотворную негу укрепляющего дух и тело сна хотя бы на несколько часов.
– Кажется, я уже заспаю, – сказал я.
– Спокойной ночи, – произнесла Хилда.
– Спокойной ночи, сестра.
Последние слова, что я произнес, перед тем, как погрузиться в сон. Одним глазом, я углядел разгорающуюся в небе молочно-белую полосу, именуемую Млечным Путем. Я уснул прежде, чем насладиться им сполна. Следующей ночью я такой возможности упускать не собираюсь.
Лошади негромко заржали снова, когда волки завыли вдали опять. А потом все вокруг сменилось чернотой ночи. Кажется, даже сны меня в эту ночь не посетили. Не было ни жутких кошмаров, ни приятных картин.
Первое, что увидел я по пробуждении – тонкую струйку белого дыма, растворяющуюся на фоне таких же белых облаков, которые застлали собой небеса. Видимо, ясного неба сегодня не будет.
Я поднялся. В солнечных лучах Хилда занималась внимательным изучением карты. Она просматривала со всем тщанием буквально каждый квадратный дюйм. Пыталась выбрать самый удобный путь на запад.
– Доброе утро, – сказал я ей, устроившись рядом.
– Доброе. Сегодня мы доберемся до леса, – произнесла Хилда. – Придется отпустить Андору и Рею обратно на ферму Хойдов.
– Они нам послужили неплохо.
Мне захотелось погладить мою темненькую Рею. Этим я и занялся, после чего мы поели немного мяса с хлебом, затем двинулись дальше.
Вид вокруг, в общем и целом, сильно не менялся. За полдень я разглядел впереди полоску леса – мы уже совсем близко. Лошади Хойдов дальше не пойдут, пойдем только я и Хилда.
Погода начала заметно меняться. Все больше облаков разных форм, напоминающих величественные постройки или же необычных животных, собирались на небосводе, загораживая, периодически, солнечный диск. И тогда широкая тень ложилась на землю. Ветер изменил направление – теперь он дул не напрямик с севера, но с северо-восточной стороны. Оттуда, где лежит долина рек и озер. В нем мы ясно ощутили холодное дыхание, где-то зима еще не совсем ушла на отдых. Мы знаем, что существуют такие края, где зима и вовсе не уходит, а слепящие глаз снег и лед не в силах растопить солнечное тепло, так они лежат непотревоженные целый год.
В конце концов, стена леса выросла перед нами. Лошади заржали, как вчера перед сном, слушая беспокойные волчьи завывания, особенно Рея, черногривая кобыла. Мы поняли, что, хотим мы того или не хотим, но с животными придется расстаться здесь. До леса осталась буквальна сотня футов. Мы отпустили Рею и Андору, не забыв погладить им мягкие гривы на прощание.
– Думаешь, они не повстречаются с волками на обратном пути? – спросил я. – Я немного беспокоюсь.
Лошади пустились бежать галопом.
– К вечеру они вернутся на ферму, – сказала Хилда. – Не думаю, что днем им что-то угрожает. Не переживай. Эти лошадки знают путь.
– Конечно.
Хилда положила ладонь мне на плечо.
– Не буду, – сказал я.
Что ж, лошади возвращаются обратно. Наш же путь лежит вперед и только вперед. Через лес.
Теперь наши взоры устремлены только в сторону полосы деревьев. Вот он, Западный лес. По крайней мере, мы его так зовем, во многих же других источниках, на нашей карте включительно, название у данного леса иное. А именно – Лес Дождей.
– Сколько времени займет переход?
– Несколько дней, – без какой-либо конкретики ответила сестра. – Ну что, идем.
Через минуту Хилда и я вошли в лес. Оттуда сразу же послышались шелест листьев да голоса разных лесных птах. И, чем дальше в лес, тем больше разных занимательных звуков. Начался переход через Лес Дождей.
Глава III
По широким просторам фермерских угодий бродят самые разные слухи, предания эти передаются из поколения в поколения, взрослые рассказывают жуткие сказки своим детям, чтобы те спали и не вздумали бродить по округе по ночам. Я бы не смог сказать точно, какие же из легенд являются правдой, а какие из них целиком и полностью выдумка. Но многое свидетельствует о том, что для рассказов есть основания.
Фермеры стараются загнать скот в стойла до наступления сумерек. Боятся, что волки забредут на их территорию. Но то отнюдь не единственная причина. Издавна существует легенда о существе, что темнее самой ночи. Эта жуткая тварь с двумя огромными, светящимися кровью глазами, бродит по ночам по местным равнинам и лесам и высасывает кровь из всякого, кому не повезет оказаться на пути существа. Сложно поверить, что такие существа действительно могут жить. Больше походит на устрашающую байку. И я бы тоже так думал, если бы не одно из моих детских воспоминаний.
Однажды Хилда, я, а также наша мать, ибо она была достаточно крепка, когда мы были детьми, болезнь тогда только развивалась, остались на ночь в лесу. Один из наших летних походов. Мы разбили лагерь, развели костер, сделали все, как и полагается в походах. Сестра и мать уснули, когда мириады ярких звезд высыпали на темном небосклоне. Уснул и я. Но посреди ночи меня разбудил таинственный треск ветвей. Будто кто ступал по ним. Проснулся лишь я. Открыл глаза, окинул взглядом лагерь, пытаясь понять, кого нет, сестры или матери. Ведь это, наверняка, одна из них, уходит или возвращается обратно к потухшему костру, от которого к небу, полному звезд, поднимается дым. Но, к моему удивлению и страху, обе спали, свернувшись калачиком. Раз уж это не одна из них, то кто тогда? Кто бродит по лесу ночью? Животные? Может быть, вполне вероятно. Здесь нет волков, но, может, олень? Я решил, что небольшое приключеньице в темноте явно не повредит. Хотелось выяснить, кто же это там. Детское безрассудство, не иначе. Страх как будто исчез куда-то, оставив меня вместе с темнотой ночи и удаляющимися в ней шагами. Судя по звуку, этот кто-то явно уходит прочь, так что, решил я, надо поспешить и не упустить, иначе я ничего не увижу и прогулка по темному лесу окажется всего-навсего совершенно пустой тратой времени, чего я не хотел. И так, собравшись с духом, я зашагал, неторопливо, стараясь не шуметь, дабы не разбудить близких, но, скорее, чтобы не привлечь внимания того, кто бродит по лесу ночью.
Я пошел на звук. Я шел, аккуратно переставляя ступни. Я шагал медленно, прислушиваясь к звукам леса вокруг меня. Прислушивался внимательно и, в какой-то момент, я, достаточно неожиданно, осознал, что не слышу вообще ничего. Вокруг тишина, словно из мира высосали все его звуки. Я застыл на месте. Зловещая тишина, заставившая меня впервые в ту ночь ощутить страх и опасение. Я остался один в окружении деревьев. Глаза мои успели привыкнуть к темноте, так что, я прекрасно различал стволы и камни.
Страх сковал мои движения, заставил тело похолодеть, словно температура внезапно упала, хотя такого, разумеется, не могло произойти. Краем глаза, я заметил, как, слева от меня, сгущается тень. Словно ночь становится еще темнее. Сердце дрогнуло, я инстинктивно рванулся к ближайшему валуну и скрылся за ним, дрожа всем своим телом. Я прятался минуту или немногим больше, но, в итоге, решился на то, чтобы высунуться из-за камня и поглядеть, что же я увидел такого. Быть может, мне показалось, быть может, там не было ничего, а моя, чрез меры бурная фантазия, не упустила возможности сыграть очередную злую шутку. Эх, если бы это было так на самом деле.
Я до сих пор не знаю точно, не обманули ли меня мои же собственные глаза. Ибо увидал я тогда нечто такое, что должно было сбежать из кошмарного сна, но никак не быть частью реального мира. Я убедил самого себя потом в том, что в ту ночь не просыпался вовсе, а все, что видел и запомнил, хотя и старался позабыть, лишь сон, дурной кошмар. Ибо видел я громадную черную массу, напоминающую волка, с двумя, горящими таинственным потусторонним красным свечением, узкими глазами. Это нечто прошагало, едва касаясь земли, в нескольких футах от того камня, за которым я укрылся. Мне неслыханно повезло, что валун там был. Я смотрел, а сердце мое провалилось куда-то очень глубоко. Я был безумно напуган тем, что лицезрел собственными глазами.
Как только существо скрылось, а я, более-менее, собрался с духом, я поспешил, мчась, что было моих сил, обратно в наш лагерь. Прибежал очень быстро, ибо не успел отойти слишком далеко. Не от холода, но от страха, закутался я в спальный мешок. Я не знал, что мне делать. То ли будить всех, рассказывать об увиденном и убираться из леса. То ли заснуть, а обо всем рассказать уже завтрашним утром.
Пока я размышлял, сон одолел меня. Не в силах ему противиться, я погрузился в его объятия. Я уснул, а, когда проснулся, то постарался убедить себя в том, что мне приснилась жуткая фигура со светящимися красным глазами. Это был сон, ничего более. Всего лишь сон.
Со временем, конечно, детали моего сна стерлись, поблекли, как старая краска, теряющая свою яркость. Но стоило Хилде и мне, спустя годы, углубиться в пределы Западного леса, или же Леса Дождей, как эти воспоминания вновь нахлынули на меня потоком из прошлого. Мне не было страшно, нет, все-таки, ночью ребенку может привидеться практически все, что угодно. Я не фокусировал мысли на воспоминаниях, но старался наслаждаться тем, что нас окружает. Мы наслаждались. Высокие деревья практически закрыли небосвод, однако между их по-весеннему зеленых ветвей пробивались лучи Солнца, скрывающегося время от времени за облаками. Тут и там в траве распускались яркие цветы, преимущественно нежно-розовые. Лес полнился запахами и звуками. Где-то над нами птицы щебечут, не переставая, словно ведя беседу о чем-то очень важном на своем, птичьем языке, который людям, пока что, понять не дано. Мы шли сквозь чудесный лес, стараясь ступать аккуратно и глядеть под ноги, дабы, по чистой случайности, не ступить в кроличью нору. Или не кроличью, но об этом лично мне не хотелось думать. Лошадям было бы весьма неудобно шагать здесь, хотя я немного скучал по резвой Рее. Я касался груди, дабы убедиться, что подарок от Ирмы все еще на месте и никуда не делся. Я бы себя не простил, коли лишился его.
Временами попадались овраги. Я едва не сверзился в такой, но сестра вовремя схватила меня за плечо и удержала от падения. Овраг неглубокий, около пяти футов, а, учитывая его влажное дно, думаю, я бы вряд ли серьезно пострадал, но вот испачкаться не хотелось, конечно.
– Осторожно, – сказала сестра. – Не витай в облаках. Надо быть начеку.
– Кто бы говорил, – я хмыкнул. – Спасибо. Я бы не пережил падения на такую глубину.
– Я и не сомневаюсь, – ответила Хилда.
Мы пошли по краю оврага, сначала я, потом сестра, я так понимаю, в целях безопасности. И это сработало, ибо обувь моя заскользила, вскоре, по слякоти, и я едва не совершил-таки падение в это миниатюрное ущелье. В ту же секунду, по другую сторону оврага, я заприметил небольшого серенького кролика, который смотрел на нас своими круглыми глазами, внимательно изучал, как мне показалось, прежде, чем пуститься наутек, восвояси. Возможно, назад к своей семье в свою маленькую кроличью нору.
– Быстрый, – сказала Хилда. – Но не быстрее моей стрелы.
– Знаешь, мне было бы жалко его стрелять, – ответил я.
– Поэтому лук со стрелами у меня, – произнесла старшая сестра. – Скоро вечер. Отыщем подходящее место для лагеря.
И, правда, мало-помалу, но надвигались сумерки. Облака заволокли небеса и я мог явственно ощутить приближающийся дождь, который должен грянуть. Я надеялся, что не до того, как мы отыщем место для костра и ночлега.
Вскоре Хилда и я разбили лагерь. В лесу найти топливо для огня оказалось гораздо проще, нежели на холме, как прошлой ночью. И, вновь, уютное желто-красное пламя разлилось приятным светом, а треск ветвей деревьев, медленно превращающихся в черный пепел, наполнил слух сонными мотивами. Я достал медальон, что дала Ирма. Распускающее лучи во все сторону Солнце. Я улыбнулся, по, при этом, грусть кольнула меня где-то в груди. Там, где расположено сердце.
– Ты скучаешь? – спросила вдруг сестра.
– Да.
Свечение огня и треск ветвей заставили меня разоткровенничаться.
– Знаешь, я до сих пор помню ту ночь на ферме, – произнес я, хотя можно ли назвать мои слова откровениями, учитывая, что Хилда и так прекрасно знала многое. – Это произошло так неожиданно. Я…
Мои щеки покрылись румянцем. Хилда рассмеялась тихонько, подтолкнула меня затем в плечо.
– Я поняла, – сказала она. – Ту ночь ты не забудешь.
– Это было волшебно.
– Я уверена. Что ж, надеюсь, эта ночь будет не сильно хуже. Желаю тебе приятных снов. А я спать. У меня таких воспоминаний пока нет, так что, мне можно и вздремнуть.
Хилда улеглась на бок, спиной к костру. Я же продолжил смотреть на медальон и вспоминать. Улыбка, волосы, глаза. Я был, по сути, еще ребенком, как и Ирма, не смотря на то, что она была старше почти на год. Мы были детьми, открывшими для себя мир чего-то нового, чего-то особенного, мир, который мы можем делить друг с другом и сбегать туда время от времени.
Утром я проснулся в одиночестве. Хилды рядом не оказалось. Я поднялся, потягиваясь с наслаждением и чувствуя себя порядком отдохнувшим. Одно лишь было не так, зуд на левом плече. Почесал его, стало немного легче. На плече образовалась маленькая красноватая точка, по этой отметине я догадался, что комар ночью постарался. Дым хорошо защитил от них, но один или два, все же, сумели нанести удар. Наверное, нужно будет устраиваться поближе к огню.
Вскоре воротилась Хилда – девушка была на утренней охоте и раздобыла для нашего завтрака кролика. Сушеное мясо вместе с сушеным хлебом это хорошо, конечно, но вот вкус свежего жареного мяса – это совсем другое.
– Подстрелила крольчонка прямиком у его норы, – рассказала мне сестра. – Развесил уши, не ожидал никакой угрозы.
Это явно не тот, что глядел на нас вчера по ту сторону оврага, я мог это понять. Мясо очень приятно легло на язык, после него уже и не захотелось перекусывать сушеными дорожными яствами.
Вода подходила к концу, но мы отыскали источник питьевой воды. Мы шли, стараясь прислушиваться ко всему, что происходило вокруг нас. Пытались услышать звук ручья, старались услыхать птиц или каких других животных, ибо звери часто обретаются именно около источников воды. Однако лишь во второй половине дня нам посчастливилось обнаружить ручеек чистой питьевой воды. Мы набрали воду в те меха, что уже опустели. Но сразу же пить их, разумеется, было нельзя. Самый верный способ, которым мы могли воспользоваться в походных условиях – прокипятить воду. Именно на случай кипячения мы позаботились о небольшом котелке, который все это время занимал место в моей сумке, но отнюдь не зря. В этот самый котел мы вылили воду из источника, а потом поставили на огонь.
Солнце ушло за тучи окончательно, теперь начало дождя превратилось в вопрос времени. Верхушки деревьев принялись покачиваться под порывами ветра, который усиливался от часа к часу. Но в самом лесу спокойно. Животные чувствовали приближение непогоды и спешили в укрытия.
Следовало нам, конечно, взять с собой ткань, чтобы устроить навес. Однако, на счастье, дождь оказался легким, а тучи не разразились бурей, ураганом, неистовством в высоком небе. Под дубом мы нашли хорошее место. Достаточно просторно и сухо. Нам очень повезло найти это дерево, дуб раскинул свои могучие ветви на многие футы от крепко вросшегося корнями в почву ствола, обеспечив двоим странникам вполне достойное укрытие от непогоды.
Капли дождя стучали по листве, будто в такт некой красивой мелодии. Мы слушали, шептались, пока вода на костре нагревалась и становилась пригодной для употребления. Ели то, что оставалось с утра. Дождь усилил запахи вокруг. Трава, листва, зеленая жизнь, что раскинулась вокруг нас. Лес был единым живым организмом, он дышал, а мы были внутри этого огромного организма. Тоска по дому во мне в тот вечер боролась за место с волнением и желанием увидеть много нового и причудливого. Но я также чувствовал, что мой дом рядом с моей сестрой. А моя сестра здесь, слушает те же звуки барабанящих по листьям капель, вдыхает те же славные ароматы живого мира. В конце концов, дом это вряд ли какое-то здание, это не комнаты, потолок, стены да крыша. Дом – это, в первую очередь, близкие люди. Без них любое здание, выстроенное из самого крепкого камня, не будет казаться чем-то крепким и надежным. И, тем не менее, грусть по временам детства, когда мать была с нами, никуда не делась. А могла ли он уйти внезапно.
Следующую пару дней мы шли по влажной после дождя траве. К утру он перестал лить, а наша водица остыла. Испробовав на вкус, Хилда отметила, что вода пригодна к употреблению. Мы наполнили ею бурдюки. Уговорились, при этом, по возможности ограничивать употребление, чтобы имеющегося хватило на более продолжительный отрезок времени.
Мы встретили на своем пути группу оленей. Хилда заметила их первой.
– Стой, – прошептала девушка.
– В чем дело? – я спросил, остановившись, как она и сказала.
– Смотри.
Хилда пальцем указала в сторону небольшого пролеска между стволами деревьев. Троица существ ростом, наверное, немного выше меня, без рогов. Рыжая шерсть усеяна белыми круглыми пятнышками, хвост, как таковой, отсутствовал, а заменял его небольшой отросток. Большие уши на голове как будто легонько подрагивали при изящном перемещении. Все трое были взрослыми особями.
Хилда и я скрылись за ближайшей липой, дабы не спугнуть грациозную группу, которая прошла в нескольких десятков футов от того места, где мы укрылись.
– Чудесно, – сказал я. – Какие они милые.
– Да, – кивнула сестра. – Тут ты, определенно, прав.
Шла группа оленей не в том же направлении, что и мы, так что, преследовать группу мы не стали, хотя и был соблазн пойти за ними по пятам, выяснить, куда они идут. Где то уютное местечко, где они обитают. Быть может, мы могли бы повстречать их сородичей. Но, вместо этого, мы двинулись дальше, минуя дубы и клены, липы и осины, многие другие виды, которые я не смог бы назвать. Солнце не выбиралось из-за туч целый день, а, ближе к вечеру, дождь полил вновь. Нам очень хотелось, чтобы яркий солнечный диск пролил свой золотой свет. Когда облака заволакивают небосвод, даже самая яркая зелень вокруг блекнет и сереет. Ночью ветер бушевал в высоких кронах, волнуя обитателей ветвей, но никак не нас, внизу. Здесь, у оснований стволов, все спокойно.
Я спросил у сестры, чем же заняты ее мысли, когда вдруг понял, что мы провели уже четверть часа в молчании, не перекинувшись хотя бы единым словом.
– Я слушаю ветер, – ответила она пространно Хилда. – Он меня успокаивает. Попробуй.
Я тоже прислушался к ветру. К его стенаниям в вышине.
– Похоже на крик, – заметил я. – Или даже плач.
Мне казалось, что он, ветер, скорбит или вспоминает кого-то близкого, кого-то, кто ушел и с кем он не может быть рядом, но о ком думает постоянно, а бушующие эмоции выражаются в виде яростных порывов в небе, срывающих листья, которые пролетают целые мили, несомые на крыльях стенаний и воспоминаний. И так целую вечность. Целую вечность, эти голоса взывают к кому-то или к чему-то. Подобные мысли у меня самого вызвали чувство печали. Для кого эта песня? Может быть, он или она слышат ее в ночи, но не могут ответить на призыв.
К вечеру следующего дня, в конце концов, небо прояснилось и пролески залило золотое солнечное свечение. И вся природа кругом преобразилась. И цветы стали ярче, и трава сочнее, а птичий хор стал слышаться звонче и ярче. Пасмурные дни миновали и над Лесом Дождей воцарились синие небеса.
Мы нашли открытую поляну. Довольно широкое пространство площадью, наверное, добрых две сотни квадратных футов, а то и значительно больше. Самое прекрасное, что теперь мы могли видеть восхитительной красоты ночное небо. Звезды выстраиваются в линии и образуют причудливые фигуры, напоминающие о самых разных вещах и животных. Вот кот, восседающий, судя по позе, на крыше дома, оказавшись там одному лишь ему, коту, известными путями. Вот белка, готовящаяся к прыжку. Какие только образы не в состоянии нарисовать воображение, когда смотришь на ночное небо, наполненное далекими сияющими точками.