Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием

Пока он мило ворковал с медсестрой, директриса только и успевала открывать и закрывать рот, словно рыба, пытаясь произнести хотя бы звук, вне зависимости от его характера и направленности.

– Что вы говорите? Всё подпишете? – кивнул ей врач.

– Откуда только взялся такой?.. – проворчала та, но была согласна на всё.

– Бумаги на столе, было приятно иметь с вами дело, – ответил он на её откровенную неприязнь, удовлетворённо кивнул, когда женщина подошла к столу для изучения документов, и только после этого вспомнил о своей пациентке.

Врач развернулся к ней, улыбнулся. Это было видно по его глазам. Яркие глаза, блестящие, внушающие доверие, уверенность, излучающие тепло и доброту. Он сделал несколько шагов и присел перед Лорой на корточки.

– Привет, – заглянул в раздражённые от периодически набегающих слёз глаза.

– Здравствуйте, – словно церковная мышь, пропищала Лора и оттого чувствовала себя ещё более жалкой рядом с ним.

– Меня зовут доктор Адашев. А тебя, я знаю, Лора. Красивое имя, необычное. Мама придумала?

– Бабушка, – прошептала Лора ещё тише, и была готова разрыдаться только от его внимания и страха того, что есть шанс.

– Это хорошо, когда есть бабушка. Как у тебя дела, устала?

Лора пожала плечами, но ни слов, ни, тем более, мыслей в этот момент в голове не возникло. И волнение чувствовалось, и не проходящая дрожь заставляла тело колотиться, а он смотрел в глаза и впитывал все эмоции, все, без остатка.

– Ела что-нибудь? – на отрицательный кивок головы пропыхтел он. – Пила?

– Мы были в дороге …

– Считаешь, это их оправдывает? Ладно, неважно. Что ты мне привезла?

На резко вскинутые ярко-голубые глаза доктор Адашев глядел с улыбкой.

– Что тут у нас? – кивнул он на пелёнку. Лора почувствовала тошнотворную волну. Она усилилась, когда врач положил на эту ткань одну свою ладонь. – Что у нас тут? Руки? – утвердительно спросил он, а Лора так растерялась, путаясь в его вопросах, что пожала плечами, изображая недоумение. – Болеют у нас руки, значит, руки и привезла. Покажешь?

Он не успел дотронуться до пелёнки другой рукой, как Лора судорожно дёрнулась в сторону. Адашев напрягся и взглядом заставлял говорить.

– Они некрасивые.

– Ну, так ты для того и приехала, чтобы красивыми были. Разве нет? Ну-ка, давай сама. Кого мы здесь стеснялись?

Казалось бы, неуловимый взгляд в сторону директрисы он поймал и буквально расплющил своим: тяжёлым, напряжённым. Лора покраснела и опустила голову.

– Я могу попросить вас выйти? – обернулся врач, но директриса только хмыкнула.

– Я опекун. И пока Соколовская под моим контролем…

– Вы документы подписали?

– Она подписала, – вклинилась в разговор медсестра и помахала договором в воздухе. Врач перевёл на директрису терпеливый взгляд.

– Так вот, если вы не читали то, что подписываете, то я вам поясню: с момента подписания документов, вы не являетесь опекуном пациентки Соколовской. А её законным представителем становится главный врач нашего медицинского центра. И до момента, пока все необходимые процедуры и операции не будут произведены, данный факт не изменится, – декламировал он монотонным голосом. – В тот день, когда пациентка будет выписываться, я вышлю вам письменное извещение в трёх экземплярах. А на данный момент вы можете смело составить компанию своему супругу. Я вас не задерживаю, – повторил Адашев свою коронную фразу и потерял всякий интерес к беседе.

Как только директриса вышла, улыбнулся.

– Секунду! – это Лоре. И повернулся в сторону медсестры. – А теперь Маша звони Фролову из отдела образования и программистам. Нечего такой грымзе делать рядом с детьми.

– А я её, между прочим, предупреждала, что с вами лучше не связываться.

– Всё верно, Машунь, наши беды лишь оттого, что мы предпочитаем больше говорить и меньше слушать, – вернул внимание Лоре. – А теперь я весь твой, – с напевом проговорил он и улыбнулся, глядя на её смущение. – Показывай.

Не дожидаясь реакции, сам стащил ткань.

– Только будь другом, Лор, пересядь не стол.

Встать-то, она встала, а вот как залезть на стол метровой высоты, так и не придумала, поэтому, пока врач мыл руки, просто мялась в стороне. Он ухмыльнулся.

– А тебе нужно больше разговаривать. И не стесняйся просить. Поверь, у нас у каждого голова забита своими проблемами, вот и я не сообразил. Становись.

А пока она думала, куда же следует становиться, Адашев уже усадил её на стол.

– Ну, что за пушинка, а? Маш, у ребёнка истощение. Тебя хоть кормили? Ладно, не отвечай, – тут же махнул рукой. – И так вижу. А сейчас займёмся делом.

Включив большую яркую лампу, он пока только смотрел на её руки. Смотрел пристально и внимательно, словно на всю жизнь запоминает или, наоборот, пытается вспомнить некоторые азы анатомии. Своими ладонями упирался по обе стороны её тела, а взгляд не сводил с изуродованных рук. Сканировал им, что ли?.. Глядя на свои ладошки, Лора и сама не раз думала, а были ли они у неё когда-нибудь нормальными, такими как у всех, но отчего-то не могла вспомнить жизнь до того. И сейчас, под его взглядом, не столько стало жалко себя, сколько стыдно. Непонятно за что, да, вроде и не за что, а стыдно настолько, что хоть сейчас бросайся и беги со всех ног. Но правильно расценивая свои возможности, понимая, что ни броситься, ни, тем более, убежать, точно не сможет, просто тихо роняла слёзы.

Первая слезинка, вторая скатились по лицу и, задержавшись на подбородке, словно с ощутимым разрушающим звуком упали на похолодевшие руки. А врач… казалось, он даже не понял, что это, потому легко стёр каплю, мешающую обзору, и только когда плечи затряслись, а руки заходили ходуном, поднял взгляд к её лицу. С минуту он просто смотрел, возможно, ждал, что успокоится сама. За год больничной жизни Лора хорошо понимала, что в этой профессии нет места жалости, есть только действие… или бездействие. Но успокоиться не могла.

– Маш, выйди на пару минут, – обернулся он на медсестру и, только услышав звук закрывающейся двери, прочистил горло, подготавливая девочку к разговору.

– Мы всё исправим, Лора. Но именно мы. Я один здесь ничего не сделаю, – произнёс врач абсолютно серьёзно. И в его голосе, действительно, не было ни жалости, ни мягкости. – Ты можешь ещё долго себя жалеть, но эта дорога будет в никуда. Поэтому предлагаю уже сейчас собраться и сделать определённые выводы, принять решение.

Лора, пытаясь восстановить дыхание, сдержать слёзы, судорожно втягивала в себя воздух, справлялась с истерической икотой и заиканием.

– Ты зачем сюда приехала, а, красавица? – он улыбнулся и дотронулся до её подбородка. Лишь на мгновение, чтобы Лора подняла взгляд. И она подняла, потому что не могла иначе. Её никто ещё не называл красавицей. Доктор Адашев же, словно и не знал о существовании иронии, оставался серьёзен. – Мне казалось, ты чемпионка. А чемпионы всегда побеждают. Ты собралась?

Она кивнула, потому что понимала, как будет выглядеть, заикаясь, не в силах сказать простейшее слово.

– Вот и отлично. А теперь вытрем слёзы и приступим.

Лора, уловив в его словах призыв, ловко закрутила между пальцами носовой платок. Всегда держала его в руках, и сейчас пригодился. Она вытерла один глаз, второй, смазано теранула по щекам, подбородку, с носом справиться не получалось и вместо того, чтобы окончательно привести себя в порядок, мазнула только по его кончику. Села ровно, демонстрируя полную готовность. Адашев скептически приподнял одну бровь.

– Всё?

– Да, – неуверенно ответила она и даже кивнула в подтверждении своих слов.

– У тебя нос не дышит, – сообщил Адашев, будто между делом.

– Пройдёт, – отмахнулась Лора, словно от незначительной мелочи, хотя и самой было неприятно: только он назвал её чемпионкой, и тут такое… как-то неловко…

Пока пыталась мысленно сформулировать, что именно ей неловко, врач уже выудил платок из трясущихся под напряжением пальцев, расправил его и обхватил крылья носа с обеих сторон.

– Давай, – хмыкнул в ответ на округлившиеся глаза.

– Не нужно…

– Я не могу начать, пока мне что-то мешает, – отчитался он с настойчивостью в голосе и сделал одно надавливающее движение.

Лора прочистила нос и густо покраснела. Вот теперь было, действительно, стыдно, и Лора предпочла опустить взгляд, и больше никогда его не поднимать.

– Вот и всё. И мы никому об этом не скажем. Надо же, какая кислятина мне попалась, – бормотал врач себе под нос. – Прямо кислая, как капуста, а? Лор? Что ты молчишь? – подзадоривал.

Адашев отошёл к двери и, приоткрыв её, подозвал медсестру обратно.

– Маш, подготовь нашатырь, если честно, то мне вообще ничего не нравится.

Взглянул на Лору.

– Если будет больно – не молчи. Хорошо?

Она кивнула и замерла от того, как он дотронулся до её рук. Теперь он их гладил. Обхватывал своей большой ладонью предплечье и проводил большим пальцем по его внутренней стороне. Вскоре поглаживания стали более настойчивые и приносили ощутимый дискомфорт.

Адашев прислушивался к своим пальцам, к ощущениям, к реакции пациентки, и у самого дыхание стало быстрым, напряжённым, даже через маску было видно, как кривятся губы. Нащупав интересующие его точки, поднял взгляд.

– Маш, последние снимки найди, – кивнул он на стол с лежащей на нём папкой.

Глазами врач смотрел на снимки, подвешенные на специальный стенд, а пальцами пытался найти соответствие.

– Судя по тому, что я вижу… на симках принципиальное отличие. И мне это не нравится. Когда был последний рентген-контроль?

– Пять месяцев назад.

– И что тебе делали все эти пять месяцев?

– Магнит, – хмыкнула Лора в сторону и грустно улыбнулась.

А потом сердце ухнуло вниз и перед глазами потемнело, так он нажал на её кости.

– Маша, нашатырь, – услышала Лора где-то на задворках сознания.

– Я просил тебя не молчать! – повторил Адашев в момент, когда Лора пришла в себя, уже чётко ощущая, как выступили капельки пота на лице и шее.

Теперь он не гладил. Он с завидным постоянством нажимал на самые болезненные участки, которые Лора давно научилась не беспокоить. Как специально издевался, но при этом держал её на грани сознания, не давая ни пропасть, ни выпасть из жизни от болевого шока.

– Не бойся. То, что больно – это хорошо. Значит, иннервация не нарушена, хотя они очень старались убить всё живое, что там было. Я не рентген, но уже нашёл несколько точек, где вместо твоей кости стоят металлические пластины. Стоят плохо, поэтому и больно. Сколько операций перенесла по восстановлению?

– Четыре.

– Мало. У меня будет ещё не меньше шести. Давай сейчас договоримся так: ты устала сильно, я устал как собака, поэтому все диагнозы и точные меры оставим на завтра, а сейчас просто отдохнём.

Врач помог спуститься и отошёл к умывальнику, Лора следила за каждым скупым движением, обомлела, когда встретилась с мужчиной взглядом. Адашев подошёл обратно.

– И предупреждаю сразу: на ближайший год твоё внимание принадлежит мне. Измен и конкуренции не потерплю, – улыбнулся он, когда румянец на её щеках плавно перешёл в глобальную гиперемию лица и шеи. – Не скучай, – шепнул это едва ли не на ухо, а потом, как ни в чём не бывало, вымыл руки и вышел из кабинета.

– Оформляй в шестую палату, – напоследок скомандовал он медсестре и закрыл за собой дверь.

А Лора… что Лора… она просто верила ему, его словам и тому, что всё будет хорошо.

Глава 7

Утро началось не как в предыдущей больнице, с анализов. То есть, анализы тоже предполагались, но первым в палату вошёл именно доктор Адашев, поднял её едва ли не по свистку и только потом, широко улыбнувшись, потянул за собой, не дав и умыться.

– Я полночи думал и, знаешь, примерно представляю, чем мы займёмся в ближайшее время. Сейчас, кстати, сделаем снимок, и пойдёшь досыпать, – на ходу пояснил он, не оглядываясь на пациентку. – А уже после обговорим то, что я себе представлял, с учётом моментов, которые упустил. Будешь как новенькая. Обещаю.

К десяти часам врач пригласил Лору в процедурный кабинет, где и провёл первую консультацию. Взял в руки большой светящийся стенд, вывесил на нём снимок в двух проекциях, усадил Лору на кушетку и сам уселся рядом.

– Смотри: это пластины, о которых я говорил. Так случилось, что они у тебя не прижились и сейчас начали отторгаться. То есть несколько первых месяцев твои ручки болели после операции, в ответ на инородное тело, теперь же, из-за воспалительного процесса. Здесь дело не во врачах, а в особенностях твоего организма. Мы их заменяем на более современный материал и подгоняем по индивидуальному заказу. Так, чтобы ты даже дискомфорта не чувствовала. Дальше твои пальчики: смотри. Как только уберём воспаление, средний и указательный сами придут в норму. К большому пальцу у тебя, как я понимаю, претензий нет. Что касается мизинца, вот этого, смотри, то здесь просто перетянули сухожилия, это тоже вполне поправимо. По левой руке сложнее, здесь какой-то дефект сборки лучезапястного сустава, я час смотрел его во всевозможных проекциях, пытаясь разобраться и, если честно, так и не догадался, что не так. Поэтому, с твоего позволения, мы оставим это на попозже, – кивнул Адашев, повернувшись и глядя в непонимающие глаза, – а сейчас займёмся всем остальным. Я созвонился с представителями компании по протезированию, выполнение заказа займёт не меньше месяца, плюс погрешности на сроки и доставку. В итоге получится дней пятьдесят. За это время мы с тобой займёмся полным обследованием, твоим мизинцем и душевным равновесием.

– И какие прогнозы?

– Ух ты, слово какое выучила! Прогнозы… – посмеиваясь, перекривил он. – Всё, за что берусь, я довожу до конца с наилучшим результатом. А прогнозы такие: ты меня ещё стрелять научишь. Научишь ведь? – Адашев толкнулся плечом в плечо Лоры и рассмеялся её робкой улыбке.

– Директриса говорила, что сдаст меня в дом инвалидов, – вдруг вспомнилось маленькой пациентке.

Врач тут же посерьёзнел.

– А я говорю, что ты даже на контроле в аэропорту не засветишься. И кому предпочитаешь верить?

– Вам, конечно, – ответила Лора хоть и бодро, но явно неуверенно. Адашев промолчал, просто давая ей время привыкнуть, а потом… потом она в своей уверенности и его самого переплюнет.

Здесь всё было иначе. И медперсонал, и процедуры, и уход. Лора вернула в весе исходные пятьдесят два килограмма, теперь могла спокойно смотреть на себя в зеркало и училась заново улыбаться. А ещё… ещё она поняла, что влюбилась. И смотрела на лечащего врача, как на бога. Даже когда слёзы от боли бежали по щекам, она его любила. И когда он приближался, чтобы заглянуть в глаза, и когда издевательски насмехался, пытаясь разозлить. Любила не только за то, что вытащит, что сможет. А глупой наивной любовью: за то, что особенный. И пусть ни разу не видела его без маски и медицинской шапки, которая у доктора была необычной, аляпистой в военном стиле, в красоте не сомневалась. Любила за то, что огромный, как скала, и подхватывает её на руки, словно пушинку, за то, что от него приятно пахло. За его внимание… Она была не просто пациенткой. Прежде всего, Лора для доктора Адашева была человеком, нуждающимся в общении. Он эти пробелы восполнял постоянно и без устали.

Две первые операции прошли удачно, и результат не заставлял себя ждать. Под действием препаратов некоторые пальцы и без вмешательств немного выпрямились и теперь не приносили такую боль. Она могла листать страницы книг, училась захватывать мелкие предметы.

Адашев приходил каждый день. Даже в выходные он приезжал хотя бы на полчаса, чтобы поговорить, объяснить, показать упражнения, проконтролировать их исполнение. Утверждал, что при правильной гимнастике пальцы будут разрабатываться быстрее. Терпеливо смотрел, как она швыряет бусины по углам палаты, когда ничего не получается, когда боль становилась сильнее её силы воли. И всё равно собирал их обратно, заставляя нанизывать на тонкий стержень. Лора хотела, чтобы всё получалось, чтобы он ею гордился, уже не для себя делала – для него. А Адашев практически никогда не хвалил, только повторял, что та еле-еле догоняет поставленные нормы, не говоря уже о том, что никак не вписывается во временные рамки.

– Я не могу, я устала! – выкрикнула Лора, когда сил не оставалось даже на спокойное, размеренное дыхание, и вместо этого приходилось перехватывать воздух и тут же натужно пыхтеть, выполняя очередное упражнение.

– Мне всё равно.

– Но я всё сделала… – уже просилась она, но Адашев лишь приподнял одну бровь. – У меня ничего не получается…

– Ближе к истине, – вроде как похвалил тот за честность.

– Доктор Адашев, когда всё закончится…

– Когда всё закончится, я буду сморщенным стариком, а ты бодренькой старушенцией. Давай поближе к реальному времени.

– Я волнуюсь… а вдруг что-то пойдёт не так?

– На такой случай у тебя есть я.

– Вы не хотите меня понять…

– Что ещё я не хочу? – подошёл он ближе и положил ладонь на её бедро, несильно сжимая.

– Вы не слышите меня, – прошептала Лора, не зная, как на это реагировать, обернулась на стоящую позади медсестру, но та казалась занята своими делами.

– Я хочу, чтобы всё было по-другому. А ты?

А Лора краснела. Потому что он делал так каждый раз, пытаясь заставить молчать. Подходил настолько близко, что его запах окутывал, дурманил, а Лора не могла проглотить ком, прочно засевший в горле.

– А я боюсь возвращаться в прошлое.

Адашев неуверенно передёрнул плечами.

– Напомню: там ты была чемпионкой.

– Там разрушились мои мечты.

– Но ведь у тебя уже есть новая мечта?

– Доктор Адашев…

– Доктор Адашев, у вас через пять минут приём! – напомнила о своём присутствии медсестра, и Лора тут же отпрянула, как делала всегда. Ловила насмешливый взгляд и старалась как можно скорее сбежать.

Между ними всегда оставались недомолвки. Даже когда они были наедине, Адашев сам прекращал поток её глупостей. Но каждую новую встречу продолжал провоцировать на начало одного и того же разговора. И каждый раз насмешливо щурил глаза, получая желаемое.

***

– Да, детка, давай, давай. Ещё. Ещё! Сильнее, сжимай, – громко командовал Адашев. – Сжимай его. Ещё. Ещё. Я не чувствую! – утробный рык и напряжение каждого мускула на лице. Лора ловила его дыхание на своей щеке, чувствовала его руки на своих бёдрах и готова была провалиться сквозь землю под взглядом чёрных глаз. – Давай, малышка, не расстраивай меня. Ещё хочу.

А она закусывала губу, пытаясь выполнять каждую просьбу, и сжимала челюсти, чтобы не выдать боль и внутреннюю дрожь от напряжения.

– Давай, давай, маленький, ты же знаешь, как я люблю твои пальчики. А теперь с улыбкой. Ты можешь делать это с улыбкой! Тебе же нравится, скажи! – подначивал он, а у самого всё внутри замирало, глядя на неё, такую хрупкую и нежную.

Адашев всегда называл её «моя девочка», даже когда эта самая девочка его расстраивала. А сейчас, спустя месяц от последней операции, когда всё зависело только от её желания, от силы воли, просто не мог позволить сдаться. Потому и давил, потому и выжимал все соки, действуя не только авторитетом, но и делая упор на её чувства.

– Лора, ты будешь сжимать или нет? Может, тебе дать в руки что-нибудь более существенное?! – злился он, потому и рычал, глядя, как она сжимает большие пальцы на его руках.

Упирался кулаками в её бёдра и смотрел исподлобья, прекрасно понимая, отчего она краснеет, отчего дыхание становится чаще. Знал, что следит за тем, как он проводит кончиком языка по пересохшим губам.

– Всё, всё, убедила, – улыбнулся и отдышался. – А теперь пальчики вместе сложи и покажи мне ровные ладошки. Что ты умеешь делать этими ладошками, малыш? – она смутилась только от его вопроса, не говоря уже о действиях. Потому и кивал в такт её мыслям. – Погладь меня по плечам.

Девочка дрожала как осиновый лист, а ему нравился этот трепет.

– Лора, если тебе кто сказал, что мужчины любят глазами – не верь. Хрен там! Мы, как коты, любим, чтобы нас ласкали. Гладь так, чтобы мне понравилось, – наклонился он чуть вперёд и упирался взглядом прямо в её шею, изредка стреляя глазами в медсестру, которая только осуждающе покачивала головой.

– А теперь улыбнись, – прошептал и мог визуально отметить, как на её коже выступили бугорки волнения, возбуждения, так называемые мурашки. Следил за тем, как они прошлись по открытым участкам кожи и тут же исчезли, словно и не было. Как же она научилась себя контролировать… – Я попросил тебя улыбнуться, – напомнил Адашев шёпотом и коснулся носом её шеи, пусть даже сквозь слой маски… мгновенно заряжаясь энергией, бегущей с кровью.

– Я улыбаюсь, – устало отзывалась Лора, а Адашев прекрасно понимал, что это может означать, потому и отклонился, заглядывая в красные от раздражения глаза.

– Лора, когда ты улыбаешься, я бьюсь в экстазе. Нет, скажи честно, я похож на человека, который бьётся в экстазе? – приподнял он брови и приоткрыл губы, ловя её судорожный выдох. – А ведь хочу, малыш, очень хочу. Давай, кислая капуста, улыбнись мне уже. Неужели не заслужил? – попытался врач поймать тщательно уводимый в сторону взгляд.

– Доктор Адашев, вас ждёт Александр Александрович, – забежала в смотровой кабинет молоденькая секретарша.

– Иду, – рыкнул он в ту сторону. – Маш, сделай тут всё красиво. Чтобы моя девочка не расстраивалась.

Он щёлкнул Лору по носу, и по глазам видно было, что улыбнулся.

К слову сказать, Маша была единственной медсестрой, которая работала с ним в паре. Лора не раз об этом задумывалась, а, поймав на себе очередной пытливый взгляд, не сдержались.

– Маша, скажите, а он всегда такой?

– Адашев?

Лора торопливо кивнула и задержала дыхание, ожидая услышать что-то такое, что изменит её жизнь раз и навсегда, но Маша понимающе усмехнулась.

– Нет, он всегда разный. Несмотря на достаточно молодой возраст, высококлассный специалист. Он проводит такие операции, за которые и в Москве не каждый возьмётся. А ещё хочет получать от пациентов такой же отдачи. Тонкий психолог и всегда знает, как добиться своего. Вот, слышала, наверно, когда говорят, талант от Бога? Так вот, наш Адашев как раз такой случай. Ему пророчили высокое будущее и травматология для его способностей практически топорная наука, но он почему-то выбрал её. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу… Ты среагировала на такое поведение в первый раз, не знаю, уж, когда он там с тобой экспериментировал. Адашев провоцирует, а ты отвечаешь, при этом не забывая выполнять то, что он хочет получить. Только не влюбляйся, не нужно. Ты для него всего лишь работа, как и многие другие пациенты. Пусть даже эта работа занимает центральное место в жизни.

Лора выдохнула напряжённо и медленно, в душе понимая, что всё это она и так знала, но не переставала надеяться.

– Ты бы видела, что он раньше вытворял! До тебя у нас мальчик лежал, тоже со сложным переломом правой руки. А ведь когда-то очень любил компьютерные игры… Так, доктор Адашев купил новомодную приставку последнего поколения. Знаешь, такую, с эффектом погружения в реальность?

– Не знаю.

– Да, неважно! Так вот, купил, установил в палате, и играл один, пока мальчуган восстанавливался. Такого быстрого результата никто не ожидал. Так что этот флирт с тобой можно считать детским лепетом.

– Да?

– Да ты не расстраивайся, он всё понимает. Всё, и даже больше. Только результат ему важнее последствий. Так уж он устроен. Идёт к своей цели напролом.

– Да, – обречённо кивнула Лора.

– Вон, Александр Александрович, главный наш, всё никак понять не может, что произошло. Доктор Адашев стремится стать лучшим. Он даже мединститут экстерном окончил, представляешь? Так вот, собирался на стажировку в Америку, его никто не отпускал, а он всё одно своего добился. А как добился, так уже и не спешит, хотя там и опыт, и перспективы.

– В смысле не спешит?

– Да ты, наверно, не знаешь! – медсестра махнула рукой и пока накладывала свежую гипсовую повязку, тихо бормотала.

– Ты же у нас уже восемь месяцев, так?

– Почти восемь.

– Да неважно. Суть в том, что полгода назад ему эту самую стажировку и предложили. А он отказался. Сказал, что ты важнее.

– Именно я?

– Ну, кроме тебя, у него есть ещё пару сложных случаев, но озвучил именно твою фамилию. А на Сан Саныча давят, говорят, подайте нам специалиста по требованию, вот он Адашева и таскает в свой кабинет каждый день. Мила, секретарь, говорила, что главный предложит сегодня Адашеву такие условия, от которых просто невозможно отказаться.

– И он уедет?

– В принципе, может. Все основные операции он сделал, у тебя и то, всего пара осталась, ну, может, три, не больше. Так, их любой наш врач провести сможет. Тот же Полесов Владимир Игоревич. Хороший специалист. Не волнуйся, начатое закончат.