Бойся мяу

– Отсюда? – сестра кивнула на приоткрытую дверь.

Он пожал плечами, оглядевшись. Окна и здесь оставили заколоченными, да и высоковато прыгать. Махнул рукой и шагнул на кирпичи, затем на ступеньку и дальше. Катька следом. Оба они были и старше Женька на год, и выше ростом, крупнее, но именно когда он, усмиряя дрожь в коленках, забрался на крыльцо, только тогда хлипкая доска под ними скрипнула.

Они замерли, прислушались на миг. И беззвучно захихикали. Голоса внутри не затаились, не смолкли. Веселились, правда, эти двое. Женька же ощутил себя на минном поле. Мина щелкнула, но не сработала. И теперь по всему телу побежали раскаленные иголочки.

Он разозлился на себя: совсем не так представлял вылазку в заброшенный дом. Должно было быть захватывающе и волнительно, просто «вау!» и «ничего себе!» Почему-то он забыл, что еще может быть страшно и жутко. И не «может быть», а должно. И не «еще», а в первую очередь. Женек разозлился, потому что, блин, он же не один, да и внутри друзья Дэна, а Дэн – брат Коли, а Коля, считай, его друг. Чего боятся? Это розыгрыш, шутка, они их напугают, и все посмеются. Он представил это и попробовал улыбнуться. И все равно его не покидала осторожная мыслишка, а не лучше ли постучать?..

И именно в этот момент Катя взялась за дверь. Потянула на себя. Скрип петель показался воплем в сравнении с писком половицы, воплем протяжным, как скрежет зубов, и таким же противным. Сестра застыла с перекошенным лицом. Колька разинул рот, брови поползли на лоб. Жене захотелось схватиться за голову и обидеться на них. Не послушали его! Хоть он ничего не говорил.

Вновь они обратились в слух. Несколько секунд дом выдыхал тишину. Каждый слышал лишь свое сердце. И, неожиданно, едва уловимые обрывки музыки с чужого праздника. Затем кто-то за стенкой что-то сказал, и другие кто-то снова рассмеялись. Они заговорили как прежде. И трое мелких авантюристов выдохнули.

Двое не передумали: Рыж примеривался к тем сантиметрам, на которые дверца отворилась, Катя ждала. А третий уговаривал себя, мол, ему послышалось, что в смехе том что-то недоброе. Коля, задержав дыхание, буквально просочился в щель. И потонул во тьме. Сестра, погладив дверь-старушку, выпросила у нее еще парочку бесшумных сантиметров и тоже скользнула внутрь. Для Жени же сложность таилась лишь в том, чтобы сдержаться и не постучать-таки в дверь. Хотя бы из-за суеверия.

Они очутились в темном коридорчике. Слабого света из двери хватало, чтобы понять: он завален хламом. Но недоставало, чтобы быть уверенным, что хлам этот неживой. Только тусклые искорки света тут и там на полу выдавали стеклянные бутылки. В другом конце тоже был свет. Тусклый и невесомый, он пролился откуда-то сверху, да так и повис, не коснувшись пола. Голоса доносились из той темноты, что справа. Вернее, голос. Он звучал громче, но по-прежнему неразборчиво. Хотя нет, звуки, буквы разобрать можно было, но они не сливались в слова. Какое-то бессмысленное бла-бла.

Вдруг зажегся огонек. В какой-то паре метров от Женька. А от Коли, залезшего глубже, вообще на расстоянии вытянутой руки. Нет, сообразил Женя, без расстояния, просто на вытянутой руке. Колька сам держал этот огонек. Пламя, рожденное зажигалкой.

– Дурак, погаси, – прошипела Катя.

– Чего? Не видно же нихрена, – возразил Рыж.

– Ты же выдашь нас, идиот.

– Глупындра, никого ты не напугаешь, они не маленькие. А Дэн вообще не из трусливых.

– А где костер? – спросил Женька шепотом.

– А? – Коля направил руку с зажигалкой в его сторону.

– Ты говорил, они собираются у костра, а здесь темно и…

– А-а! – вскрикнул Колька и замахал пламенем во все стороны.

– Вот видишь: испугался? – пропищала Катька. – Ты недооцениваешь эффект неожиданности, так что давай-ка…

– Добро пожаловать! – прозвучало вдруг ясно и четко.

И от названного эффекта все трое подскочили и сотрясли тьму испуганными гласными. А в следующую же секунду они кинулись бы к двери, если бы не довольный смех, простой и понятный, и веселое заклинание, уговаривающее остаться:

– А мы вас здесь ждем…

Что-то вспыхнуло во тьме. В той, по правую руку, откуда это прилетело. Ребята повернули головы, хотя все остальные части тел, казалось, готовы были умчаться прочь.

Это был фонарик. Его луч, направленный вверх, освещал лыбящееся лицо: щеки и лоб в пепельных мазках, в светлых прядях – пара черных перьев. Парень походил на индейца. Или на сумасшедшего, сбежавшего из сгоревшего курятника.

– Дима? – неуверенно спросила Катя. И ее тело немного оттаяло.

Индеец кивнул, отчего по лицу поползли тени. Он сидел на полу, судя по тому, что ребята уставились на него сверху вниз. На полу соседней комнаты – теперь он различили проем в стене. Женька наконец выдохнул, пригляделся. И узнал в нем того пацана, что сидел в компании сестер, когда он искал Сашу.

– Что ты здесь делаешь оди… Где все, куда спрятались? – попробовала усмехнуться Катюха. Коля, выставив руку перед собой, водил огоньком вокруг.

– Так вот вроде должны прийти. Твои сестренки. Сидим, ждем. Дурачимся, – вновь заулыбался Дима, а затем завыл: – У-у-у!

Катька рассмеялась. Рыж, покосившись на нее, неловко усмехнулся.

– Серьезно, Олька, Лара сюда припрутся? И Таня тоже? – не верила она.

– Разве это не они вам рассказали? Как вы тогда, пупсики, вообще сюда попали? – тут он вдруг погасил фонарь и исчез. Правда, тут же захохотал.

Не успели ребята отреагировать ни испугом, ни смехом – лишь Колька замахал рукой чаще, – как Дима вновь озарил бледным светом лицо. Угольные рисунки остались, а вот перья в волосах пропали. Может, он их смахнул, а может быть, они сами слетели, потому что теперь он стоял. В какую-то долю секунды Женек заметил еще кое-что: в миг, когда фонарик зажегся, глаза индейца стрельнули куда-то в сторону.

– А Денис тоже придет? Мой брат? – спросил Коля.

– И Дэн придет, а как же. Будем страшилки рассказывать, мы вот придумали одну, хотим его наконец испугать.

Рыж растянул улыбку:

– Хах, попробуйте.

– А где костер? – выдавил кое-как Женя. Он все еще помнил, как посмеялся над ним этот блондин в прошлый раз.

– А? – не понял сперва Дима. – Ну да, реально, пацан. Точняк… Давай зажигалку. – Он потянулся к Кольке. Тот слегка отстранился.

– А «мы» это кто? – осмелел Женек.

– Давай, давай, – манящим движением кисти индеец уговаривал Колю. – Что, у брата стащил, воришка?

И, как бывает в кино в сценах допроса, резко направил фонарик тому в лицо. Колька зажмурился. Дима хлопнул его по руке, державшей зажигалку. Катя отскочила. А Женька заметил, как луч света выхватил у них за спинами чьи-то мускулистые плечи с лямками майки.

– Ей! – возмущенно-испуганно воскликнул Рыж.

– Бу!! – грохнуло позади.

Там же вспыхнул новый фонарь. И из темноты, подкравшейся к ним, показались те самые накаченные плечи, подбородок, уши. Все остальное лицо скрывалось за черепом. Пугающе белым, улыбающимся чернотой и подмигивающим дрожащими тенями в глазницах. Кто-то, дружок Димы, второй индеец, нацепил его на голову, как маску.

– У-у-у!! – завыли они дружно вслед рванувшей прочь троице авантюристов. И это «у-у-у» потонуло в их неудержимом, на грани плача, диком крике:

– А-а-а!!!

Потом уже, дома, в безопасности родных стен и при свете ярких ламп и телевизора, Женя и Катя сошлись, что видели одно – не человеческий череп, но звериный, костлявую морду огромной собаки или обычной коровы.

Но до этого был еще лисенок.

Убегая сломя голову, Рыж сбил фонарик в руке Димы. Катька, не отставая, задела его, уже упавший на пол, кроссовкой. Он завертелся. И ровно в тот момент, когда луч его света замер, Женек запутался в своих коротких ногах и рухнул вниз. Руки и подбородок пронзила боль. Правая коленка заныла. Уши оглохли от хохота кровожадных индейцев. А в нос ударил запах пыли, мочи и горелых волос. Инстинктивно Женя взглянул на свет. К сожалению, фонарь освещал совсем не путь к спасению.

Был другой проем в другую комнату, напротив той, где их ждал Дима. А может, не ждал. Конечно, не ждал. Никто их здесь не ждал, не звал и видеть не хотел. Фонарик прогнал тени с порога этой комнаты. Недалеко. Однако заставил их показать нечто тайное, нечто странное – на первый взгляд, и пугающее – на второй, третий и все последующие.

Женек увидел лисенка.

Моргнул и понял: это не лисенок, а ребенок в лисьей маске. Дрожащий всем телом ребенок в рыже-черной, остроносой лисьей маске. Дежавю прошибло голову, тут же ее покинуло, уступив место судорожно завывающей сирене ужаса. Мальчик или девочка, лисенок сидел на полу, обняв коленки, и, кажется… скулил – так он подрагивал и прерывисто вдыхал.

Женя приподнялся. Как бы страх не гнал его прочь, в нем вспыхнуло дикое желание забрать лисенка с собой – да он же прямо как он сам! – схватить за руку и выдернуть из пожиравшей его темноты. Желание вспыхнуло, но всего на миг. Словно почувствовав это, лисенок приподнял голову и, наверное, взглянул на него. А в следующее мгновение из тьмы за его спиной вынырнула рука и легла ему на плечо. Огромная ладонь на маленькое плечико. Пять толстых пальцев на сжавшееся плечо. И еще один – большой – обхватил шею сзади.

Пальцев было шесть. И Женек зажмурился.

Он вскочил, толкнув коленкой фонарь. Может, случайно. А может, спасая себя. Луч света уперся в стену и морду крысу, глазеющей из дыры. А лисенок исчез. Но Женя знал, мчась к двери, что тьма забрала его за секунду до этого, еще из тусклого, сдающегося света фонаря. Только-только смолк хохот индейцев, только-только Катя выбежала на крыльцо. А спустя пару вдохов и Женя толкнул дверь. И она заскрипела так, что он на миг подумал, что это лисенок, глотая слезы, взвыл от ужаса, боли и обреченности.

Это был мальчишка. Да, кажется, мальчишка. Крутые, модные и дорогие кроссовки на его ногах подсказывали это.

Катька и Коля, согнувшись, стояли по центру проулка, в пяти надежных метрах от ворот, когда Женек пролез между досками. Они хохотали, прерываясь на то, чтобы отдышаться. Солнце клонилось к закату, сгущая тени, и он поспешил сбежать на свет.

– Чего вы угараете? – разозлился Женька.

Ребята уставились на него, переглянулись и рассмеялись вновь. Он не мог видеть себя со стороны, возможно, и в самом деле его вид казался забавным. Испуг, злость, растрепанность. Он осмотрел себя. Ссадина на коленке, три мелких царапины на запястьях, на подбородок лучше не давить.

– Побежали, – махнул рукой Рыж.

Не «пойдемте», отметил Женек, а «побежали» – они тоже напуганы. Хотя не видели того, что видел он.

– Там был мальчик, – рискнул признаться он.

– Ага, еще один придурок. Но разыграли они нас, конечно, классно, – хохотнул на бегу Коля.

– Уроды! – добавила Катя.

– Нет, маленький мальчик. В другой комнате… Или девочка. Не знаю, он был в маске лисенка.

Женька отставал. Не потому что не мог быстрее, а потому что убегать было стыдно. Словно он предатель, трус, бросил мальчишку, такого, как он сам, в беде. Но все равно бежал, потому что один он ничего не мог. Да и боялся.

– Какого еще лисенка? Это был череп. Фу, брр! – Колька замотал головой.

– Я никого мальчишку не видела, там вообще ничего не видно в такой темноте, – отозвалась сестра.

– Да не этот парень, говорю! Мальчик в другой комнате. Фонарик упал и посветил в нее.

Они свернули на свою улицу, пробежали еще пару домов и перешли на шаг.

– Наверно, братик чей-то. Пришлось взять с собой, – спокойно предположил Коля.

И это, в принципе, вполне могло быть правдой. Женек задумался на несколько секунд.

– Эх, расскажу Дэну – он посмеется. Может, возьмет с собой в следующий раз.

– Хм, прикольно, – заинтересовалась Катя.

– Кажется, он плакал, – не сдавался Женя. – И они зачем-то нацепили ему лисью маску.

– Как тут не расплакаться, они же все там в каких-то чудищ вырядились. Странно, конечно… Дэн про такое не рассказывал.

Они подходили к его дому.

– Жендос, ты ведь опять все выдумал, чулана тебе мало? – подколола Катька. – Или показалось – там вообще темно, а с нашим зрением, сам подумай…

Женька колебался, говорить о руке с шестью пальцами или нет. Вот если бы сестра тоже заметила тогда эти ужасные кисти водителя в «девятке», а так… Так будет ясно сразу, что он нафантазировал.

– Ну где тебя носит? – к ним подбежала встревоженная тетя Шура.

– Да мы гуляли просто, светло же еще, – заворчал Рыж и вздохнул.

– Сказала брату твоему: «Иди, Кольку поищи, вдруг случилось чего». А он шиш чего, дождешься от такого. «Чего с ним нянькаться, – говорит, – не маленький, дорогу домой знает».

Коля зарделся, расцвел, заулыбавшись:

– Конечно, мам, хватит тревожиться.

– Ты поуказывай мне еще, – строго высказала она, но тут же приобняла и похлопала по спине: – Беги домой, гуляка.

Колька поплелся к воротам, оглянулся и махнул рукой:

– Пока, Жэк! Пока, Кать!

Они ответили ему тем же. В лучах закатного солнца он был почти бронзовый. Монумент неунывающему авантюристу.

– И зачем только я с вами поперлась? – пожаловалась Катька, когда они подошли к своему дому. После того хмурого, полумертвого дома лазурно-белый бабушкин домишко казался невероятно красивым. В окнах горел золотистый свет. Оля, Лариса и Таня заняли весь диван и, кажется, лопали вишню. Дядя Юра в кресле смотрел телевизор. А где-то на соседней улице, в такой же уютной комнате, вспомнил Женек, у экрана уселись Митька со своим отцом, уж и ужик.

В окне возникла миниатюрная фигурка, припала к стеклу и живо замахала рукой. Это Сашка караулил их на стульчике у подоконника. Женя отсалютовал ему.

– Хотела на Дэна позырить, сто пудов, – ответил он на упрек сестры.

Они проходили через ворота, и Катька пихнула его в спину:

– Заткнись! И хватит выдумывать.

Он лишь рассмеялся и сбежал:

– Угадал, угадал, ха-ха-ха!

* * *

Женек был уверен, что эта их вылазка в заброшенный дом и столкновение с Индейцами станет историей, которую они будут вспоминать и рассказывать, пририсовывая новые интересности, изо дня в день. А еще надеялся, что они узнают, кто там был еще, кроме Димы, и он убедится, что у кого-то из них есть братик, живой и невредимый.

Однако все вышло по-другому. Эту историю из умов и с говорливых языков вытеснила кошмарная новость следующего дня. Ночью случился пожар. Сгорел дом.

Коля, напуганный и безумный, повторял:

– Это я обронил зажигалку, я обронил зажигалку, я поджег…

До тех пор пока они не побежали с зеваками к пепелищу.

Сгорел не заброшенный дом, а жилой, на той улочке, что отходила от их. Дом Самсоновых. Тот самый, в котором были гости, музыка и веселье. Был праздник, а значит, и пьянка, а тут уж, бывает, и от пожара не убережешься.

Но просто сгоревший дом все-таки не смог бы напрочь перечеркнуть крутую и угарную историю о доме заброшенном, если бы, конечно, сгорел лишь дом, а люди спаслись. Но он перечеркнул, потому что люди не спаслись. В пожаре погибла вся семья и все гости. Соседи не успели, огонь сожрал дом пугающе и немыслимо быстро. И невероятное везение, что не перекинулся на рядом стоящие.

А к вечеру по деревне разнесся новый слух. Чайная ложечка горького меда в угольной бочке дегтя. В доме были не все. Нашлась девочка лет одиннадцати, Ксюша Самсонова. Она приехала в гости к бабушке и дедушке с родителями и братиком. Мама попросила ее последить за братиком Антошкой, не отпускать от себя. Но Ксюша не уследила, потеряла его. Потому ушла из дома искать его и потерялась сама. Это ее и спасло.

Но спасся ли Антошка, терялся ли? Или просто уснул в одной из комнат? Ксюша ответить не могла, но никто и не пытал ее расспросами. Если потерялся – найдут, а если нет – посчитают… и тоже найдут.

Не найдут, почему-то был уверен Женя, и от этого было страшно и горько. Не найдут, он навсегда остался узником дома между двух ив. Остался, потому что он его оставил?..

Женька глубоко-глубоко прятал, куда не достанет фонарик, черный сгусток вины. Но ведь как? Ну что он мог сделать, испуганный мальчишка?

Или все-таки, может быть, пускай он все выдумал…

Человек дождя

Приехала мама. И по одному взгляду на свою старшую, видно, поняла, что-то не так. Спрашивать не пришлось – бабуля, посмеиваясь, поведала, как внучата пропали, а затем явились вечером мокрые и без сил. Мама не смеялась – сперва испугалась, потом хмурилась, наконец, вздохнула и покачала головой.

– Вот ведь путешественники.

– Да все же нормально, мам, – протянула Оля.

– И совсем не страшно, – смело добавила Катя.

Они стояли перед дверьми зала. Напротив, за кухонным столом, сидели две мамы. Женек снова следил за часами и их гирьками на цепочках. Он знал – его, скорее всего, ругать не будут.

– Могли уж на такси попробовать доехать, – сказала мама детям, хотя казалось, будто спрашивает у бабули: «Ведь так?»

Оля закатила глаза на секунду раньше, чем прозвучало Катино:

– А я говорила, я предлагала!

Женек вспомнил свое дорожное открытие о том, как, вероятно, нелегко Оле постоянно отвечать за них, и тоже подал голос:

– Оля – молодец, хорошо, что она… это… вообще, в смысле… старшая.

– Вот и слушайтесь дальше… Что, прям от самого поворота шли? Пешком? С сумками? – уже не испуганно, а с каким-то обреченным удивлением спросила мама.

– Ага, – вздохнула Оля, припомнив, похоже, вес баула.

– Ага, – радостно повторил Женя.

– И немножко на тракторе, – добавила Катька, показав на пальцах «немножко».

Бабушка захихикала, засмеялась и мама.

– Что, не соскучились? – развела она руки в стороны.

Вместо ответа Женька и Катя подбежали к ней, она прижала их к себе, не вставая.

– Мамкина, – пропели они, утопая в ее мягкости.

Она погладила их по спинкам. Потом встала, и они обнялись с Олей.

По давней традиции мама привезла к деревенскому столу сладостей – пряников и конфет. И они сели пить чай. Хотя бабушка, конечно, вперед чая поставила доченьке серьезную такую тарелку с куриным супчиком, вручила хлеба и два яйца вкрутую.

Приехала мама. Третий день как. И если раньше ни дядя Юра-Великан, ни тетя Лиза и уж тем более бабушка не спешили и не усердствовали с тем, чтобы поручать молодым гостям работу, то мама… Мама, понял Женя, ни капли лени не желала видеть в своих помощничках.

Он спокойно шел домой после неотложных дел в туалете и выбирал, чем заняться – посмотреть футбол или обежать улицы, на которых еще не был, когда во двор вошла мама и решила все за него. Она уже помолодела – в бежевой косынке, цветастом сарафане и галошах. Как на старых фотографиях. Сказала, мол, они вчера накосили травы на лугу, и теперь надо бы ее поворошить, чтобы подсохла в сено. Мол, приготовьтесь, мои помощники, через часок – другой пойдем ватагой.

Вот так, легко и просто. Как мама умела. Потому что в деревне отдыхают не от работы, а для работы между работами. Женек опечалился и весь поник так, что тело, секунду назад готовое промчаться по деревне, вдруг заныло. Он скорее побежал в дом.

Понуро топая к двери кухни, не сразу заметил приоткрытую дверцу в чулан. На краткий миг замер и поежился от холодка по спине, но тут же вспомнил, что эта тесная темнота уже несколько дней как не страшная, а интересная. Вот и теперь Женек передумал бежать к телевизору: «Чего это дверца-то открыта? Человек-Пальто приглашает в гости?»

Он подошел ближе, еще чуточку оттолкнул дверь и просунул голову.

– Человек-Пальто, это ты? – позвал тихо.

– Нет его тут, – прозвучало неожиданно близко.

Женька отпрянул. Голос был не Человека-Пальто. Неужто Черный Мяук?!

Лишь на второй или даже третьей секунде понял, что голос знакомый. Проверяя догадку, распахнул дверцу шире. В этот раз она тихо пискнула, но ничего не изменилось. Никого он не увидел – тусклый свет сеней топтался на пороге и рассекать тьму не собирался.

– Сашка, ты что ли? – буркнул он туда, потому что знакомый голос был голоском братика. Кажется.

– Ага. Я, – отозвалась темнота. – Ты сказал, здесь живет Человек-Пальтон, а никого нет.

«Са-а-шка», – расслабился Женек. Так ворчать мог только он. И шагнул через порог внутрь.

Поводил рукой туда – сюда. Вспомнил рост братика – помахал рукой пониже. И хлопнул ему по затылку.

– Эй! Это ты? – начал недовольно, закончил с тревогой Саша.

– Чего? Я тут.

– Ты мне стукнул по голове?

Женька шагнул в сторону и ткнул в него рукой:

– Нет, я здесь стою. – Не разыграть братика не мог. Смешно же.

– А кто? – прошептал тот, а затем громко и храбрясь: – Кто здесь? Эй! Ау! Человек-Пальтон, ты это?

– Ай! Это ты? – притворился Женек.

Они стояли сантиметрах в двадцати, наверное, друг от друга, но все равно не видели ничего. Ни лиц, ни рук, ни стен, только подсвеченную дверную щель.

– Что? Нет. Что случилось? Я нет, я ничего не делал.

Женька почувствовал, как братик крутится на месте.

– Кто-то кольнул меня в плечо, – придумал он.

– Кто это? Кто это? Кто тут? – зачастил испуганно Сашка. Налетел на Женька и вцепился в его руку. – Это он? Человек-Пальтон? Он же хороший, ты говорил.

– Пальто-о, – протянул Женя.

– Чего?

Наверное, смотрит на меня, догадался Женька.

– Посвети, а, – взмолился братик и задергал руку.

– Чем я тебе посвечу?

– А вдруг он плохой? Давай пойдем.

– Кто?

– Пальтон!

Женек засмеялся.

– Ты чего, дурак? – Сашка ударил его кулачком по животу.

– Он Человек-Пальто. Паль-то-о, а не Паль-тон-н! – грозно пробасил Женя.

– И что?! Он плохой! Пошли, ну! – Он тянул за руку.

– Погоди, Сашка, – весело остановил его Женек. – Это я был. Блин, точно, сейчас понял – это я тебя случайно ударил по голове, когда искал.

Саша оставил руку в покое:

– А тебя кто кольнул?

– А это… эт я придумал… Попался! – рассмеялся Женька и, наугад найдя голову братика, взъерошил ему волосы.

– Дурак! – отмахнулся Саша. – Про Пальтона тоже придумал?

– Нет, – ответил Женя. Одновременно с голосом из темноты.

– Нет там буквы «н», – продолжил голос.

– Опять ты?! – закричал Сашка, и Женька почувствовал локтем его мстительный удар.

В следующий миг он увидел, как братишка поглаживает кулак. Свой кулак увидел и он сам. И испуганно бросил взгляд вокруг.

– Смотри, – прошептал он.

Женек повернулся туда, откуда донесся голос и шел свет и откуда возник Человек-Пальто в прошлый раз. В темноте повисло пламя, огонек выхватил из нее воротник и две верхние пуговицы.

– Это Человек-Пальто. Без «н» на конце, – произнес он, как если бы знакомил брата с приятелем на улице.

– Пальто? – прошептал Саша, не отрывая глаз от света.

– Да, видишь – воротник и…

Пламя вспыхнуло сильнее, и показались рукава и пальто до пояса. Пуговицы застегнуты не были, но свет в нутро не проникал.

– Здравствуйте. А Вы… – неуверенно заговорил братик. – Вы хороший?

– Как это понимать? – отозвался голос. – Пальто хоть старое, но… Не отличное, но хорошее.

– А Вы добрый?

Огонек задрожал:

– Ну и вопросы у тебя… – кажется, он смеялся. – И не надо на «вы», говори мне «ты» или «Человек-Пальто». О-о!

– А Вы страшный? – не унимался Сашка.

– Хватит, Саш, – оборвал его Женя. – Он… друг.

Повисло молчание. Пламя горело так плавно, что казалось, будто замерло. Будто что-то обдумывало.

– Так-то я могу быть страшным. Хотите?

– Нет-нет, Человек-Пальто, мы просто… зашли проведать. Пойдем сейчас сено ворошить, – поспешил сменить тему Женька и положил руку на плечо брату.

– Вот как? Ох, я помню, ненавидел ворошить сено… А косить любил. Или… наоборот? – Он замолчал, пламя сжалось до семечка.

– Мы, наверно… – начал Женя.

Но голос не заметил:

– Кажется, я не любил ни косить, ни ворошить. Помню, пойдет дождь – всё, думаю, вилы сегодня в руки не возьму. Видел уже Черного Мяука?

– А? – единственное, что вырвалось у Жени, настолько неожиданный был вопрос.

– Футболку сжег? Его силы крепнут.

– Нет, но… но… А почему я?

Женек не вспоминал про загадочного Мяука ни разу, не думал о нем, поэтому, на самом деле, знать не знал, видел ли он его. И уж тем более не догадался сжечь футболку. Только теперь, в этот момент, какой-то дрожью вкралась мысль – так это, похоже, не шутка.

– Ты – чужак в его краю. – Воротник пальто приподнялся, плечи расширились, подлетели, рукава подались вперед. Он словно навис, а затем прыгающий огонек приблизился. – Он чует такое сразу, как паук – мошку, позарившуюся на его паутину.

Сашка смотрел заворожено. И будто забыл, что надо бояться.

– Но я же… не один, да… не единственный, наверно, приехал в гости, – Женька разозлился такой несправедливости, но прозвучало это, скорее, как мольба – а вдруг ошибка, вдруг есть чужаки и почужачей его?