– Ты ещё сомневаешься в моей серьёзности? Играю в поддавки. Ещё немного о Марине. Из некоторых источников узнала, Марина Цветаева не убивала себя, её убили те, кто расстрелял её мужа. Когда я прочитала, что она покончила собой, я испугалась держать у себя её стихи, передарила их в другие руки. Но, узнав противоположное, полюбила её беспредельно! Мне кажется, мой мятежный дух сродни её. Когда беру в руки её портрет, чувствую в ней родного человека. Теперь уже очень жалею – лишила себя по глупости её стихов…

– Да, нелёгкая была у нас после революции жизнь. Доносы, расстрелы. Недаром говорят: поэт в России больше чем поэт! Он – трибун! Поэту в России надо иметь мужество, дабы говорить на весь мир, а не испуганно вращать глазами и шептать несуразное, – произнесла с грустью мама Елена.

Стояла чудесная летняя погода. Михаила освободили от колхоза. Он был незанят. Лили тоже решила задержаться. Он надумал показать ей Подмосковье. Съездили в Абрамцево, в музей-усадьбу Кусково, восторгу не было предела. Посещали и Третьяковскую галерею. Он показывал ей картины русских художников и всё объяснял сам. Он поведал ей о несчастливой судьбе Васильева. (Девятнадцатый век). Незаконнорожденный сын дворянина, он стал художником, но очень бедствовал. Порой есть нечего было. Зато всегда выглядел, как денди. В костюме, жёлтых лайковых перчатках, дабы люди не догадывались о его беспросветной нужде и печали. Погиб он из-за своей картины «Оттепель». Решив подсмотреть, как сходит снег, оживает природа, он долгое время проводил на воздухе холодной весной за городом и заболел туберкулёзом…

Михаил рассказал ей о Кипренском. Закончив Академию художеств, он писал легко и смело. Современники говорили о его картинах: «Когда остаёшься наедине с его портретами, слышишь их голоса; его краски сильно действуют на людей, рождая резкие переходы от улыбки к печали…». Он жаждал славы, успеха, забыв, музы не терпят стремления к низкому житейскому успеху. Музы любят, когда творческая личность, забывая обо всём, отрывается от бренной земли с её мелочными заботами, летает в поднебесье, и творит, творит… Вскоре Кипренский покорил Петербург, портреты его кисти были психологичны, краски свежи, мазок смел. Он много работал, стал модным. Для усовершенствования художественного мастерства его премировали поездкой в Италию. Он влюбился в кисть Рафаэля, изучал его картины, но достичь его вершин не смог, стал изменять себе, терять индивидуальность. Мы, русские, не можем жить и творить, вдали от России. Мы, особенные, наше творчество питает только наша русская земля… Он рисовал в Италии, но краски жухли, сюжеты становились неинтересными. Он не понимал Италию она – его. Он пригласил красивую натурщицу для своих этюдов, потом поползли слухи – он её убил. Кипренский отрицал это. Началась травля. Художник уехал в Россию, затем вновь в Италию, женился на дочери погибшей натурщицы. Тосковал, понимал, что он теряет мастерство, стал пить, заболел и умер. И никто на Руси, кроме писателя Нестора Кукольника, не написал о его кончине, не сказал доброго слова о нём!.. Вот и благодарность, и блеск мгновенной славы! А ведь он, в своё время, был бесподобен… Смотри на его ранние полотна!

Лили, слушая Михаила, промолвила:

– Мишутка, как жаль его! Мне всегда хочется встать на колени перед потрясающе гениальными людьми! Я ещё не создала ничего достойного, но чувствую, что уже оторвалась от земли и летаю в просторах вселенной! Где взять мне такие созвучия, чтоб описать, увиденное, дабы это было настоящим?!

– Не переживай. Конечно, прекрасное вдохновляет, и если ты духом уже в поднебесье, то многое создашь!

– Не знаю, создам ли что-то сама, но я поползла бы за талантливым человеком на коленях до самого Северного полюса… сказать ему спасибо за то, что он есть!

– Главное ты поняла – искусство требует большой самоотдачи, не просто вертлявости… И надо быть очень стойким. Ты уже – требовательная к себе личность! Ну, как я могу не любить тебя такую, скажи?!

– Вот и ты у меня гениальный!.. А я ползу за тобой и ползу изо всех сил!.. Очень боюсь отстать!

– Не бойся, я протяну тебе руку при необходимости! Но мы идём вровень!

Вслед за тем они смотрели полотна художника Федотова, его чудесную картину «Вдовушка». Ранее он был военным, но принялся рисовать. Как-то один мазила спросил у Федотова, глядя на эту картину: «Как это у Вас всё так просто и легко получается?». Он ответил: «Когда больше ста раз перепишете своё творение, будет и у Вас выглядеть всё просто и легко».

Лили очень тронул за душу Саврасов с его непередаваемо трогательной картиной «Грачи прилетели». Судьба и у него была незавидная. Спился из-за непонимания и бедности. Его учеником был восхитительный пейзажист Левитан. Но и его жизнь была полна горя и надрывов… Ведь он был бедным изгоем-иудеем. Душевную тоску и неудовлетворённость жизнью, он выплеснул на свои полотна.

Понравился ей и Валентин Серов – ученик Репина. Мать не захотела его воспитывать и отдала Репину на выучку, у него он и жил маленьким. Серов никогда не имел своего дома. Обитал со своей семьёй там, куда приглашали его почитатели и друзья…

Только Репин стоял на ногах более устойчиво. Ему платили немалые деньги за его картины. Картины он не зализывал, как требовали академисты. Брал кисть, окунал её с двух сторон в две разные краски и проводил абрис, смело, красиво. Безусловно, он был художником с мощнейшим талантом! Но, как и все гениальные люди, он имел свои слабости. Был скуповатым. Писал письма друзьям и, чтоб не тратить деньги на марки, сам разносил их адресатам.

Она старательно впитывала слова Михаила. Вдруг он вдохновенно произнёс:

– Счастлив тот, кто доставляет счастье многим людям…

– Вот и я хочу своей игрой и творчеством дарить счастье многим, не очень заботясь о деньгах. Иначе потеряешь себя, ты правильно заметил. Знаешь, что Байрон сказал на этот счёт?

– Нет, не знаю. Что?

– «Только глупцы пытаются устроить благополучие своей жизни», имея в виду – благополучие заключается в другом. Именно в том, дабы дарить себя другим!

– Да, это превосходно, когда человек по-настоящему обретает себя и начинает реализовывать!

– Ты всегда меня понимаешь правильно! – восхитилась она.

Вскоре он сводил её в Пушкинский музей, построенный стараниями отца известной поэтессы Марины Цветаевой. Там Лили с интересом рассматривала импрессионистов. Ей очень понравилась картина Ренуара «Анна».

Потом они поехали в знаменитый Клин, где творил свои произведения великий композитор Пётр Ильич Чайковский. Лили всё внимательно осматривала, прислушивалась. Затем она показала директору дома музея свои документы, объяснив, она пианистка, даёт здесь концерты и просит у него разрешения сыграть на рояле великого композитора. Ей разрешили, но попросили задержаться на несколько дней – надо собрать заядлых любителей музыки Чайковского из Москвы и местных. Она согласилась. Лили и Михаил остановились на квартире у одной старушки. Она пригласила их пожить, пока всё будет организовано. Маленький чудесный домик тоже вдохновил влюблённых. У старушки в одной из комнат стоял старинный рояль. Лили исполнила на нём кое, какие пьески, старушка была в восторге. Вот оно бывшее московское гостеприимство! Она не знала, чем особенным попотчевать дорогих гостей, чтоб они остались довольны! Вечером она предложила молодым людям чай с бутербродами из красной икры, видно, припрятала доставшуюся чудом заветную баночку. Чуть позже поймала жирную курочку в своём сарайчике, зарубила её, общипала, разделала. Вскоре Лили с Михаилом ели вкусную домашнюю лапшу на настоящем курином бульоне. Неугомонная бабуля напекла пирожков с повидлом, сделала вареники. Ей помогала подруга, такая же древняя, как и она сама. Ребята остались довольны её угощением.

Как-то они решили немного погулять по Клину. Ей хотелось рассмотреть те места, где так долго обитал композитор. Она любила Чайковского, всё, связанное с ним было для неё свято. Проголодались. На пути встретилось открытое кафе. Они уселись за столик, им принесли шампанское, лёгкую закуску. Вместо фужеров перед ними поставили два двести граммовых гранёных стакана. Михаил опешил. Ему стало стыдно, неловко. Они должны пить шампанское из страшной, допотопной посудины! Вот тебе сервис. Конечно, такого во Франции не встретишь. Он виновато извинился. Лили, поняв его смущение, произнесла:

– Ну, что ж, СССР для коммунизма, Франция для любви…

Михаил, улыбнувшись, ответил:

– Ты у меня умница, спасибо! А ведь так ещё интереснее и романтичнее? Долго не забудем!

– Ну, да, Мишутка, всё здорово!

Она уже знала – при произнесении ею волшебного слова «Мишутка», неприятности исчезают из его души. Он радуется, словно ребёнок, коему подарили шоколадку! По дороге, возвращаясь к гостеприимной хозяйке, они долго шутили по этому поводу.

Наконец состоялось представление в доме музее Петра Ильича Чайковского. Люди плакали, вздыхали, потихоньку шмыгали носами, чтоб не мешать пианистке, и вновь и вновь просили исполнить что-нибудь из произведений композитора. Она сыграла ещё «Времена года». Но её не хотели отпускать. Тогда она попросила разрешения исполнить им «Картинки с выставки» Мусоргского, так как пианистка это произведение очень любит. Они согласились. Лили добавила: в России было много хороших композиторов, но более всех она предпочитает Чайковского и Мусоргского. Ей кажется, музыка Мусоргского недооценена исполнителями. В ней мощь, глубина, сила чувств и мыслей. Как мог смертный такое прочувствовать?!

Все слушали её, затаив дыхание, притихшие. После концерта из публики восхищённо воскликнули: «Ваше исполнение напоминает нам игру нашего русского пианиста Софроницкого». На память Михаилу пришли чьи-то стихи, некогда прочитанные им:

И сердце нежное всё в пламени и ранах

Трепещет с полночи до утренней звезды…

В конце концов, Лили, и Михаил распрощались с местной публикой и в, окружении москвичей, направились в Москву, переполненные эмоциями и впечатлениями. Они возвращались на электричке. Не хотелось спешить, сохраняя впечатление от необыкновенного концерта. Повернувшись к Михаилу, она спросила:

– Прости, я не всех ещё знаю Ваших пианистов. Кто такой Софроницкий?

– Это был русский, необыкновенно тонкий, проникновенный музыкант начала двадцатого века. У меня есть пластинки в его исполнении. Кажется, он там исполнял Шопена и Шумана. Подарю тебе их. Сравнение с ним является высшей оценкой исполнительского мастерства…

– Спасибо! – благодарно прошептала она.

Лили думала о Чайковском. Почему он никого не любил? Хотя знаменитая помещица Фон Мек помогала ему материально, преклонялась перед ним, и, видимо, любила. Он же любил… только свою музыку. Нет, Лили всё-таки расширила круг своих привязанностей. Она любит Бога, музыку и своего Мишеньку! Кого же больше? На первом месте Бог, а на втором они вместе – Мишутка и музыка. Без них она уже не сможет жить!

Следующий вечер у Лили был свободен, и они посвятили его отдыху и знакомству с потрясающей артисткой цирка Натальей Андросовой.

Старая женщина очень обрадовалась знакомству с французской пианисткой. Она оказалась образованной, интересной собеседницей, рассказывала о своих поездках по миру, о встречах со знаменитыми людьми. И даже поведала, как однажды она слетела со стены и покалечилась. Лили внимательно слушала и решила для себя: случай с падением спортсменки является каким-то предзнаменованием и для неё самой, и она неожиданно разрыдалась. Было жалко несчастную актрису, так трудно зарабатывавшую некогда свой хлеб, и жалко себя в предчувствии близкой разлуки с любимым. Хозяйка стала успокаивать Лили и спросила:

– Почему Вы плачете?

– Мне жалко всех, кто нелегко жил на этом свете, страдал. Поэтому, я люблю шестую симфонию Петра Ильича Чайковского. В ней чувствуешь – невозможно счастье на земле!

– Дорогая моя девочка, Вы молоды и у Вас всё получится. Не отчаивайтесь, не принимайте близко к сердцу чужие страдания, не надо. У каждого своих достаточно. Все мы идём по крестному пути… Главное Ваше богатство – Вы любите и любимы. И я это поняла! И потом, Вы дарите людям счастье своей игрой, то есть, не зря живёте на этом свете!

– Спасибо! Приходите на мои концерты. Вот Вам контрамарка!

И они расцеловались перед уходом. Андросова поблагодарила её за приглашение, пообещав познакомить её и Мишу с интересными москвичами.

На следующий день с утра они пошли с Михаилом на толкучку. Так именовались рынки, где продавали спекулянты всё, чего невозможно было достать тогда москвичам в магазинах. Ему хотелось что-то подарить на память своей дорогой Лили. А в магазинах возможностей было мало. Их почти не было…

Спекулянты стояли плотными рядами и предлагали свои вещи покупателям. Все ругались, галдели, толкались.

– Молодые люди, идите ко мне!

– Я тебе дам сейчас «ко мне», они уже сюда подошли, что ты их переманиваешь?

– Ты молчи, спекулянтка, «к тебе подошли», ты же их сейчас обманешь в два счёта, а я честный человек, не вру, хороший товар предлагаю!

– Знаю твой товар, одно гнильё из Турции тащишь!

– Не слушайте их ребята, они всегда ругаются из-за клиентов, ко мне подходите!

– Ребятишки, у меня настоящая фирма «Монтана», выбирайте!

Удивлённая, она задала ему вопрос:

– Зачем ты меня сюда привёл? У нас во Франции всё это продают в фирменных магазинах без всяких очередей!

– Но у нас пока так. Смотри внимательней, что тебе понравится, то и купим. Только здесь могут обмануть. Иногда вместо джинсов продадут незаметно одну штанину, вторую другому. Это у нас запросто! Есть русская пословица: «Не зевай, Фомка, на то и ярмарка!».

– Первый раз слышу о таком. Весело же Вы живёте!

– Ты смотри, смотри. Джинсы тебе не нужны, может, платье?

– Мне сказали, имея доллары, я могу купить всё потребное в валютном магазине. Пошли, я сама тебе что-нибудь куплю там, где не обманут. Где у вас валютный магазин «Берёзка»? А, кстати, купим матрёшку и электрический самовар. Там ведь всё это есть? А тебе – пару новых джинсов. Берём такси, едем! Вместе выберем необходимое тебе и твоей маме. Поспешим. Хорошо, Мишутка?

– Согласен, уговорила! – он просто млел, когда она его так называла, и сразу становился добрым и ласковым.

Сколько было у неё радости, когда она приобрела огромную русскую матрёшку, состоящую ещё из многих – многих матрёшек поменьше. Купила ещё французские духи и нарядный электрический самовар, (они входили в России тогда в моду), решив подарить это его маме. Лили была довольна. Её долго будут вспоминать теперь в России, пока она будет давать концерты по всему миру. Их покупки произвели фурор в доме Михаила. Мама расплакалась. Целовала и целовала «милую девочку Лили». Показывала все подарки соседям, ей говорили вслед: «Какая счастливая!». Михаил расстроился. Он ничего не мог подарить любимой, кроме цветов. У него же не было долларов. За приобретение валюты тогда могли посадить в тюрьму и припаять нехорошую статью. Но он, вспомнил песню, русской певицы Алы Пугачёвой о бедном художнике. Тот ничем не мог удивить свою любимую, кроме цветов, которые он купил на последние деньги и выложил у её балкона. Михаил тоже занял уйму денег, скупил белые розы во многих магазинах Москвы и привез ей в номер…

Она только ахнула, обвила его шею руками, поцеловала и запрыгала, словно маленькая девочка от радости, запев, перефразируя известную песню:

– Миллион, миллион белых роз,

Из окна, из окна вижу я,

Кто влюблён, кто влюблён и всерьёз,

Без цветов не оставит тебя!

Потом они схватились за руки и закружились по комнате гостиничного номера. Но незаметно она положила ему в карман тысячу долларов. Когда он заметил деньги, то устроил скандал, на что она ответила ему с улыбкой:

– Успокойся, любимый! Когда я буду нуждаться, ты сделаешь то же самое!

Ему оставалось только её поблагодарить.

Она уже при помощи Михаила и Андросовой перезнакомилась со многими интересными людьми искусства. Неформальные художники сами спешили представиться юной красавице. Даже такой маститый художник, как Глазунов, побывал на её концертах. Он захотел написать её портрет. В кулуарах филармонии Лили представили известным русским пианистам.

Французскую пианистку домой провожало множество народа. На вокзале вновь её ожидало море цветов. А она плакала, расставаясь с Мишуткой.

**************

Стояла глубокая осень. Михаил должен был вместе с дипломом защищать кандидатскую диссертацию. Он сообщил об этом любимой, она обещала приехать, но задерживалась. Он нервничал, терял самообладание. Мама Елена, не вытерпев, позвонила Лили. Та ответила:

– Я уже в самолёте, скоро буду у вас, пусть он не переживает. И передайте ему четыре слова: «Я тебя очень люблю!».

– Спасибо, дочка, – заплакав, поблагодарила Елена.

Когда Михаил увидел, вошедшую в зал Лили, где должна была состояться его защита, он утих, взял себя в руки.

Но на неё все сразу обратили внимание. В этой девушке было много женственности, обаяния, благородства. Она, будто неким магнетизмом, притягивала к себе. Присутствующие онемели, лицезря её. Небольшого роста, хрупкая, изящная. Одухотворённое лицо с правильными чертами: небольшой римский носик, огромные голубые глаза, обрамлённые длинными ресницами, маленький пунцовый ротик и милые ямочки, появляющиеся при улыбке.

Она была одета в строгий, бежевого цвета костюм, на борту которого красовалась небольшая золотая брошь. На руке – такой же браслет. Волосы уложены в скромную причёску. На голове маленькая шляпка – таблеточка белого цвета. Светлые волосы выбиваются из-под шляпки небрежными завитушками… В руках крошечная белая сумочка. Она смущённо прошла вперёд.

Среди всех выделялся и Михаил. Высокого роста, широкоплечий, узкий в талии, он был похож на скульптурный портрет Давида работы самого Микельанджело. В тёмной фрачной паре, тонкой белой голландской рубашке, вместо галстука – бабочка Своим видом он просто потряс Лили. Она онемела от неожиданности. О, женщины! Они твердят всем, что любят в мужчинах только интеллект. Но на деле бросают свои восхищённые взгляды на красавцев, не вдумываясь – умны они или нет!

В зале заседаний сидело много состоявшихся учёных, а также, претендентов на получение учёного звания, гостей. Строгие мужи, с седыми волосами и сдвинутыми на переносице бровями обсуждали тему диссертации, нечто, связанное с ионным обменом. Отзывы на книгу (помимо диссертации, он написал книгу на эту тему) дали два известных академика. Одни уверяли, это научное открытие, другие доказывали противоположное. Михаил упорно отстаивал свою точку зрения. И под конец все пришли к единому мнению, диссертация Михаила добротная и оригинальная.

В целом, защита дипломной работы и кандидатской диссертации прошли успешно, без сучка и задоринки. Под конец присутствовавшие устроили овации молодому учёному.

После защиты в ресторане состоялся банкет. Праздновали данное событие до утра. Когда гости разъехались по домам, Михаил пошёл провожать Лили до гостиницы, где она остановилась. Войдя к себе, она устало опустилась на диван и стала стягивать с себя шарф, давивший шею. Он подошёл к ней, помог развязать его и тихо сказал:

– Выходи за меня замуж!

– Хорошо, любимый! Я рада за тебя и счастлива, что мы вновь вместе…

– Родная моя, я серьёзно говорю – выходи за меня замуж!

– И я серьёзно говорю, согласна и счастлива. И рада, ты оказался на недосягаемой высоте, не то, что другие!

– Спасибо, но я ревнивый! Кто эти другие?

– Да никто, я ни с кем, кроме тебя не встречаюсь. Просто наслушалась девчонок об их развязных ухажёрах, становилось неприятно. Но я видела, как на банкете девушки стреляли в тебя глазами. Кто они такие и как понять их поведение?

Он рассмеялся и ответил:

– Мне никто не нужен, кроме тебя, ты же знаешь! Но меня удивляет, я ничего не заметил на этот счёт, а ты всё рассмотрела!?

– Зачем же мы сейчас говорим о ерунде?

– О, ты прекрасно теперь говоришь, без акцента! Молодец, дорогая.

– Прекрасно? Я всех замучила, заставляя говорить со мной только на русском. Хорошо, что сейчас будем делать? Я устала. Ты ведь тоже еле держишься на ногах. Защита заставила тебя понервничать… Но ты был непередаваем! Я очень рада за тебя! А сейчас, давай расстанемся до утра?

– Давай! А утром пойдём подавать заявление в загс. Ты согласна?

– Согласна, но где мы будем жить?

– Ну, пока у меня, а далее посмотрим. Я буду работать, как вол и постараюсь заработать нам на квартиру.

– Знаешь, это твоя родина, и я должна её любить, но я её пока не понимаю, хотя очень стараюсь. Всё здесь, как мне кажется, не для человека. А ведь у меня русские корни, и я так не должна говорить… Но здесь мне не хватает свободного воздуха для жизни. Тут узкое жизненное пространство, боюсь задохнуться. Но, не расстраивайся, как ты скажешь, так и будет. За тобой решающее слово. Думаю, не будем так скитаться, и мучиться, как Марина Влади с Володей Высоцким. Бедняги, ездили то в Париж, то в Россию. Мне их искренне было жаль! Я познакомилась уже только с Мариной, когда она осталась одна, и она рассказала мне о своих мучениях. Забыла уже, точно где – или у нас во Франции или в Австрии.

– Как ты там оказалась?

– Ты забыл, милый, гастроли, гастроли… Они мне тоже порядком надоели, хочется самой засесть за фортепьяно и писать… Кое-что интересное я приготовила и для тебя. Когда ты будешь в Париже, сыграю свои вещи и преподнесу их в подарок. Они посвящены тебе, мой друг! Писала, желая обрадовать тебя!

– Но во Францию меня не выпустят, я засекречен, не выездной. Ты, об этом забыла…

– О, Боже! Одно другого не легче! Мне не хочется жить здесь, но я люблю тебя и останусь там, где будешь ты. А теперь, до завтра. Мы должны выспаться. Подавать заявление в загс – это тоже праздник и надо хорошо выглядеть! Спокойной ночи, любимый! А сейчас поцелуй меня! Миша, милый, неужели мы дожили до того дня, когда будем вместе?

– Надеюсь, дожили! Спокойной ночи, дорогая! Целую. До завтра!

На защиту кандидатской диссертации, кроме Лили, к Михаилу прилетели и его друзья Джон и Джейн. Когда утром он пришёл в номер Лили с этой парочкой, Лили подошла к ним, расцеловалась с Джейн, поздоровалась с Джоном. Джейн стала поздравлять их, но Лили попросила не опережать события. Все вчетвером, выпив по чашечке кофе, направились в загс. Михаил заметил, Джейн хорошо говорит по русски. Та объяснила, последнее время она жила рядом с Лили. Та учила её говорить по-русски.

Когда они все вчетвером шли по старому Арбату, прохожие оглядывались на две чудесные пары. Особенно была хороша невеста. Белое, с розовым отливом, коротенькое платье подчёркивало стройный стан и ножки девушки. Светлые волосы на голове уложены кокетливой причёской, на ногах – розовые туфельки, в руках розовая сумочка. Она напоминала голливудских актрис, всё великолепно и без претензий. Михаил в строгом тёмном костюме и белой кружевной рубашке, а другая парочка одета свободно и независимо, под западных хиппи. Это сочетание было так не сочетаемо, что москвичи диву давались, глядя на них. Они вышагивали, совершенно не обращая ни на кого внимания, гордые своей переизбыточной силой, красотой, молодостью. Джон насвистывал вальс Штрауса «Сказки венского леса», Джейн мурлыкала про маленького френд – боя, а Михаил и Лили были задумчивы, молчаливы, серьёзны.

Вот и ЗАГС. Они вошли внутрь и ахнули. То был дворец бракосочетаний. Всё было парадно, величественно и великолепно Широченные лестницы застланы широкими ковровыми дорожками. По бокам на площадках цветы в горшочках. Из одной залы раздавался вальс Мендельсона. В свободных холлах скамеечки и вновь цветы. Поднявшись на второй этаж, подошли к огромной очереди, для подачи заявления о регистрации брака. Конечно, стоять им не хотелось, но момент был волнующим, и следовало постоять. Их выручила Джейн, спасая от долгого ожидания. Подойдя к девушке, регистрировавшей подачу заявлений, она громко произнесла:

– Помогите нам. Эти девушка и парень хотят подать заявление о регистрации брака. Но она актриса-пианистка, приехала из Франции, а он русский, только что защитивший кандидатскую диссертацию. Им осталось немного времени быть вместе, она должна скоро вернуться во Францию, они расстанутся. Дайте им подольше побыть вместе, быстрее примите от них заявление о регистрации и назначьте день, когда им приходить вновь. А, может, сразу и распишите. Мы с другом тоже иностранцы, приехали специально к этому дню.

Регистратор, молодая величавая женщина, ведь от неё зависело счастье семейных пар, важно взглянула на Джейн, как бы говоря: «Ну и прикид у тебя, а туда же – иностранка!». Она взяла у них документы и заявление, что-то полистала у себя в книге и заявила:

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4