Научный материализм

По всей видимости, это свойство разума было хорошо известно в Средние века: Галилео Галилей, даже после своего официального отречения от гелиоцентрической теории мироздания, всю жизнь провёл под строгим наблюдением и запретами, его публикации тщательно проверялись, и даже при его смерти присутствовали двое представителей христианской инквизиции. Примечательно, что инквизиторы ничуть не ошиблись в своих подозрениях: сегодня мы знаем, что уже через год после вынесения приговора Галилей в письме к своему другу Элиа Диодати дал понять, что не считает Землю центром Вселенной.

Жозеф Николя Робер-Флёри «Галилей перед судом инквизиции», 1847 г.

Среди других примеров устойчивости отношения человека к верному и неверному известна история Джордано Бруно, которому пришлось принять смерть на костре за свои идеи, объявленные еретическими. Согласно имеющимся источникам, описывающим его обвинение и допросы, Бруно встретил только сопротивление своим идеям, но не их убедительное развенчание, поэтому твёрдо стоял на своём, уверенно отвечал на вопросы следствия и отказался признать свои взгляды ересью даже под страхом смертной казни. Жизнь Блеза Паскаля, в свою очередь, является одной из наилучших демонстраций такого свойства мышления: он с детства занимался математикой, потому что искренне считал её полезной; затем обратился в религию и аскетизм, потому что был убеждён, что таким образом спасёт свою душу; позднее он вернулся к светской жизни, потому что поверил словам врача, что это спасёт его здоровье; и, наконец, столкнувшись с математико-философской задачей, известной теперь как пари Паскаля, и рассчитав её результат (при этом произвольно завысив исходную вероятность существования бога), он навсегда отвратился от науки и всецело посвятил себя религии. Поразительно, что один и тот же человек, движимый силой убеждения, способен многократно полностью изменять свой быт и привычки, в том числе отказываясь от многочисленных повседневных удовольствий.

Ещё ранее, в античной истории, также есть свидетельства этого же явления. Первым приходит на ум Сократ: он последовательно задавал своим собеседникам вопросы, чтобы сделать явной несостоятельную часть их идей; когда собеседник давал ответ, который сам же считал противоречащим общеизвестному знанию, он признавал себя неправым и уже не мог защищать свою изначальную мысль. В «Тускуланских беседах» Марка Туллия Цицерона также описывается множество подобных случаев; в книге II, «О преодолении боли», есть даже пример, где участник беседы уже после одного заданного ему вопроса стыдится своей прежней категоричной позиции, – полный отказ от только что устойчивого убеждения происходит за несколько секунд.

Уместно будет предположить, что такое отношение людей к верным и неверным рассуждениям так же старо, как понятие об истине и лжи вообще. С раннего детства у нас формируется интуитивное представление, что выживание требует постоянного анализа большого числа обстоятельств; чтобы добиться безопасности и комфорта, нужно действовать сообразно им. Информацию, которая передаёт полезные сведения о действительности, мы интуитивно воспринимаем положительно, потому что она помогает или потенциально может помочь нам благоустроить нашу жизнь; информацию, которая ухудшает наш контроль над окружающим миром, мы воспринимаем негативно. Эта концепция и положена в основу отношения к верному и неверному, к истине и лжи, она пронизывает всё наше естество. Поэтому мировоззрение, обретённое при помощи новых мыслительных методов, подтверждающих своё лучшее качество, будет очень устойчиво; ни один человек не откажется от него в пользу прежних взглядов, в которых он теперь будет видеть противоречия.

Будет ли новое мировоззрение одинаковым у всех людей, чтобы способствовать максимальному согласию? Да, пока оно касается той части мира, данного нам в ощущениях, которая воспринимается всеми людьми одинаково; забегая вперёд, назовём это реальным миром. В том и прелесть так называемой объективной реальности, что её законы распространяются на все предметы и всех людей без исключения: дождь, ветер или горящий костёр действуют на каждого человека одним и тем же способом, независимо от его убеждений. Кто-то из великих сказал по этому поводу: «Умные люди умны одинаково, дураков есть миллион разновидностей». Имелось в виду, что любое число людей, имея достаточно эффективное мышление, выявят одни и те же свойства реальности и потому будут соглашаться друг с другом при описании реальности; без такого мышления люди приходят к заблуждениям, коих бесчисленное множество разных, и между ними возникают бесконечные споры.

На самом деле, чтобы достичь полного согласия между всеми людьми, требуется не только одинаковое представление о мире, данном нам в ощущениях, но и единая у всех людей цель. Это подобно изображению кратчайшего пути между двумя точками: чтобы изобразить такой отрезок, требуется не только исходная точка, но и конечная; при наличии обеих точек велик шанс всех людей прийти к согласию о кратчайшем пути. Предполагается, что этой единой целью должно быть познание мира ради преодоления экзистенциального страдания. К сожалению, для многих людей первое или даже повторное прочтение этой книги не станет причиной перевернуть своё мировоззрение и сделать своей главной целью познание мира; способы распространения этой идеи на всё общество будут описаны позднее. Сейчас же мы можем удовлетвориться мыслью о том, что достаточно большой коллектив, как, например, тысячи, десятки или сотни тысяч грамотно мыслящих и пребывающих в согласии людей, уже будет крайне продуктивен и сможет очень быстро прогрессировать в изучении свойств бытия, при этом эффективно управляясь с хозяйственными вопросами.

Хочу прокомментировать здесь часто встречающееся у людей деструктивное убеждение, что одним людям от рождения даны ум, талант и некие другие способности, а кто-то их лишён навсегда; что одни люди созданы для государственной и научной деятельности, а удел других лишь тяжко трудиться, подрывая своё здоровье, или просить милостыню. Со всей ответственностью заявляю, что наука не нашла никаких подобных зависимостей. Способность и предрасположенность к определённому образу жизни, социальному уровню и профессиональной деятельности не передаются генетически; любой человек может обучиться чему угодно и выполнять в обществе любую роль. Приведу два примера. Авраам Линкольн родился в семье бедного фермера, почти не учился в школе и с малых лет был занят тяжёлым физическим трудом. Заинтересовавшись книгами, он занялся самообразованием и сначала смог сдать экзамены на адвокатскую практику, а позднее стал президентом Соединённых Штатов Америки. Юрий Гагарин родился в деревне в семье плотника и работницы молочной фермы. В школу он впервые пошёл уже в разгаре Второй мировой войны, после нападения Германии на СССР, и через полтора месяца его деревня была оккупирована нацистами. Семья Гагариных вместе с маленьким Юрием была изгнана из дома. К счастью, сильные холода ещё не наступили, и они смогли выкопать землянку, укрывшись в которой выжили. Оккупация продлилась полтора года, но после её завершения Юрий продолжил образование, показал высокую тягу к знаниям и впоследствии стал первым в истории космонавтом. Исходя из этого, я в своих рассуждениях подразумеваю, что любой человек может хорошо освоить грамотное мышление и показывать прекрасные результаты своей деятельности; что для создания большого коллектива эффективно мыслящих людей достаточно внедрить в общество систему качественного и доступного образования.

Сведя все эти мысли воедино, я понял, что для начала нужно найти или разработать эффективную систему мышления, освоить её самому, а затем максимально распространить её среди других людей и объединить наши усилия ради скорейшего познания бытия.

Краткое содержание:

Мир очень сложен, и чтобы понять его сущность, нужно объединить результаты великого множества исследований, проведённых великим множеством людей. Личное участие каждого в познании мира ускоряет этот процесс; нужно, чтобы каждый занимался познанием, а не ждал, что это должны делать другие. При попытке изучать уже накопленные знания человечества возникает много ошибок, поэтому нужна эффективная система мышления, позволяющая грамотно работать с информацией, выявлять в ней противоречия. Слаженный коллектив даёт гораздо больше полезных результатов деятельности, чем сумма результатов людей, действующих по отдельности. Для ускорения познания нужно объединяться в слаженный коллектив. У людей есть культурные различия, которые мешают им объединяться; люди не любят пересматривать свои убеждения и ценности и не меняют их простым внушением. С обретением грамотного мышления люди одинаково эффективно работают с информацией и самостоятельно приходят к новому мировоззрению, которое адекватно описывает реальность, а также очень стабильно. Вместе с единой целью такое мировоззрение ведёт к максимальному согласию людей и к их способности объединяться в большой продуктивный коллектив. Ради скорейшего познания мира нужно освоить грамотное мышление, распространить его среди людей и объединить с ними усилия.

Глава 3. Что есть благо

Для того чтобы выстраивать эффективную систему мышления из имеющихся у человечества знаний и новой полученной информации, необходимо различать, какая информация полезна, а какая вредна, что есть добро и что есть зло, что есть развитие и что есть упадок, что эффективно, а что нет. При этом все эти понятия должны быть определены так, чтобы максимально соответствовать естественным интуитивным ощущениям максимального числа людей. Только тогда можно будет выстроить очень устойчивую и понятную систему, которая будет хорошо воспринята всем обществом.

Пожалуй, из всех перечисленных понятий самое простое – эффективность; оно не является субъективным, потому что привязано к реальным измеряемым факторам, и для овладения им не требуется прежде осмыслить другие сложные понятия. Эффективность бывает абсолютной и относительной. Попробуем дать определения.

Абсолютная эффективность – это мера, которая выражает, как много раз можно выполнить конкретную задачу конкретным способом при ограниченных ресурсах и значение которой равно минимальному из отношений предельно допустимых затрат времени, материальных ресурсов, физической и интеллектуальной работы к фактически затраченным количествам времени, материальных ресурсов, физической и интеллектуальной работы при решении задачи этим способом.

Это определение передаётся формулой:

где Eabs – абсолютная эффективность,

min – минимальное значение из множества внутри скобок,

T – количество времени,

М – количество материальных ресурсов,

W – количество выполненной физической работы,

I – количество выполненных интеллектуальных действий,

l (limit) – допустимый предел затрат по условию,

s (spent) – потраченное на однократное выполнение задачи.

Иными словами, для определения абсолютной эффективности учитывается только самый дефицитный ресурс – количество возможных циклов выполнения задачи рассчитывается по нему. Предположим, что есть задача сбить воздушную цель. Цель будет находиться в досягаемости радаров и ракет в течение 20 минут. Предположим, что, будучи выпущенной, ракета всегда догонит цель, но для её пуска требуется 10 секунд. Стоимость ракеты составляет, например, 30 000 долларов, а размер бюджета, отведённого для выполнения этого задания, – 1 000 000 долларов. Давайте посчитаем, сколько раз мы можем выполнить эту задачу. 10 секунд помещаются в одной минуте 6 раз, а в 20 минутах – 120 раз. Это значит, что по времени мы могли бы успеть выполнить 6 ∙ 20 = 120 последовательных пусков ракет. 30 000 долларов помещаются в 1 000 000 долларов приблизительно 33 раза, и на 34-м пуске предельный допустимый бюджет будет превышен. Поскольку абсолютная эффективность рассматривает минимальное отношение предельно допустимых затрат ресурсов к фактическим затратам, в качестве ответа мы должны выбрать число 33. Именно столько последовательных пусков ракет мы можем сделать, не выходя за рамки отведённых нам ресурсов.

Предположим, задача – поймать рыбу из реки, когда для поимки одной рыбины требуется 2 грамма наживки и 2 часа времени, а всего у рыбака 200 граммов наживки и 7 дней отпуска, не более чем по 12 свободных часов каждый день. В данном случае количество наживки позволяет совершить 200/2 = 100 циклов выполнения задачи. По времени у него будет каждый день 12/2 = 6 циклов, а за 7 дней – 42 цикла. Здесь наиболее дефицитным ресурсом является время, и его хватает всего на 42 цикла последовательных выполнений задачи. Так рассчитывается абсолютная эффективность.

Относительная эффективность – это мера, которая выражает, во сколько раз больше или меньше в среднем можно совершить циклов выполнения задачи при помощи оцениваемого способа по сравнению с эталонным способом, с учётом всех используемых ресурсов, и значение которой равно отношению суммы абсолютных эффективностей оцениваемого способа по каждому из ресурсов в отдельности к сумме абсолютных эффективностей эталонного способа по этим же ресурсам.

Формула:

где Erel – относительная эффективность,

Eav – средняя эффективность,

T – количество времени,

М – количество материальных ресурсов,

W – количество выполненной физической работы,

I – количество выполненных интеллектуальных действий,

l (limit) – допустимый предел затрат по условию,

s (spent) – потраченное на однократное выполнение задачи,

1 – оцениваемый способ решения задачи,

2 – эталонный способ решения задачи.

Несмотря на то что формула выглядит для неподготовленного человека ужасающе, в ней нет ничего сложного. Разберём элементарный пример. Предположим, нам нужно распиливать брёвна на отрезки при помощи бензопилы. У нас есть 100 минут времени и 100 литров бензина. Предположим, для полного распиливания одного бревна нам нужно 5 минут и 1 литр бензина. Если рассмотреть наши ресурсы в отдельности, то наше свободное время позволяет совершить 100/5 = 20 циклов, то есть распилить 20 брёвен, а имеющийся бензин потенциально позволил бы сделать это 100/1 = 100 раз. Среднее арифметическое нашей эффективности по двум разным ресурсам составит (20+100) / 2 = 60 циклов. Теперь возьмём другую бензопилу, которая тратит на ту же работу в два раза больше бензина. Наше свободное время по-прежнему позволяет распилить 20 брёвен, а бензин, при тех же стартовых 100 литрах в начале, потенциально позволил бы выполнить только 100/2 = 50 циклов. У этой новой бензопилы среднее арифметическое эффективности будет (20+50) / 2 = 35 циклов. Абсолютная эффективность в обоих случаях одинакова, потому что в обоих случаях мы успеем распилить лишь 20 брёвен, а бензин никогда не закончится, но при этом средняя эффективность снизилась в 60/35 ~ 1,7 раза. Это отношение и есть относительная эффективность: вторая бензопила приблизительно в 1,7 раза менее эффективна, чем первая. Ровно это и записано в формуле, только в ней приведены четыре разных ресурса вместо двух.

Военные морские суда чаще всего ходят на неполной скорости, чтобы экономить топливо, повышая таким образом собственную относительную эффективность, но при вступлении в бой они задействуют полный ход, чтобы повысить абсолютную эффективность и быстрее справиться с задачей. Когда люди используют слово «эффективность», они без каких-либо уведомлений имеют в виду то одно, то другое из вышеприведённых понятий: когда речь идёт о том, сколько раз задача фактически выполнится при ограниченных ресурсах, это абсолютная эффективность, а когда обсуждается, какой из способов более или менее в среднем расходует ресурсы, – относительная. Чаще всего, когда говорят, что что-то эффективно, имеют в виду именно относительную эффективность, и в этой книге при упоминании эффективных методов мышления имеется в виду, что они эффективнее других. При общении следует относиться к словам внимательно, чтобы не возникало недоразумений.

«Добро» – термин гораздо более глубокий и сложный. Следует отметить, что в русском языке изначальный смысл слова «добро» – материальное имущество, а этическое понятие, которое чаще всего подразумевают под этим словом, правильнее передаётся словом «благо». Но также и слово «благо» в некоторых случаях может означать материальное имущество, как, например, в словосочетании «материальные блага». Ниже речь пойдёт именно об этическом понятии, и оба термина будут употребляться в одинаковом значении.

Добро – понятие субъективное. За тысячи лет исследователи не смогли обнаружить в обозримой Вселенной некоего очевидного и однозначного источника знания о том, что такое добро. Различные описания добра встречаются в религиозных книгах; религиозные служители всегда активно настаивают на их истинности, но ряд причин заставляет в этом сомневаться. В первую очередь, существуют разные священные писания от разных религий, и каждое из них утверждает нечто своё, не обязательно и не везде совпадая с другими в описаниях добра. Во-вторых, эти писания часто содержат противоречивые разъяснения одних и тех же понятий и противоречивые установки; в них также встречается двойственная мораль: например, для внутренних отношений народа правила одни, а для взаимодействия с чужаками – другие. В-третьих, историки подробно изучают происхождение священных текстов и давно пришли к выводу, что они создавались поэтапно в течение большого периода времени, иногда на протяжении столетий; что они отражают материальную культуру и общественное сознание того времени и тех народов, среди которых они появились; и что, по всей видимости, никто не принимал участия в их написании, кроме смертных людей из плоти и крови, живущих под солнцем, как и все другие. Я не ставлю здесь цели задеть чьи-то религиозные убеждения; возможно, кто-то возразит мне, что руки тех людей направляла воля бога. Я лишь хочу сказать, что такая ситуация отличается от той, как если бы у нас был единый совершенный, безупречный источник, который очевидно отражал бы, чтó однозначно определено законами бытия как добро.

Кроме неудобства, что добро не определено природой изначально, такое положение вещей порождает также удобство: определение добра можно не искать, но выбрать в соответствии с нашими целями. Подходить к этому следует с предельной ответственностью, ибо на понятии о добре и зле держатся вся общественная мораль и все законы, оно задаёт основы общественной жизни. Но прежде всего, коль определения не должны противоречить чувствам большинства людей, нужно разобраться, как устроено естественное ощущение людьми хорошего и плохого, добра и зла.

К счастью, мне необычайно повезло жить в такое время, когда совсем недавно, десятилетия назад, знаний человечества стало достаточно, чтобы уверенно разобраться с этим вопросом. Чуть более века прошло с тех пор, как Зигмунд Фрейд опубликовал свои знаменитые работы; приблизительно тогда же Иван Павлов совершил прорывные открытия в области физиологии; затем человечество наблюдало такие феномены, как два конкурирующих общественно-политических уклада среди развитых стран, массовое общественное образование, культ потребления, лженаучная расовая теория, две мировые войны. В мире росла сеть университетов, научно-исследовательских институтов; развивались системы учёта и хранения данных, статистика; повышалась доступность науки для рядовых граждан; появилась генетика; своё веское слово в психологии и социологии сказал Эрих Фромм. С приходом третьего тысячелетия технический прогресс вывел науку на новый виток возможностей: массовая компьютеризация общества, рост производительности компьютеров, массовое внедрение электронных средств связи, социальные сети, геолокационные орбитальные спутники, наблюдение поверхности Земли из космоса, компактные дистанционно пилотируемые дроны, новые поколения высокоточного измерительного и аналитического оборудования, распространение искусственного интеллекта – всё это привело к необычайному ускорению исследований по множеству направлений. По утверждениям, например, антропологов, за пятнадцать лет после 2000 года они нашли больше материалов для исследований, чем за все сто пятьдесят лет существования антропологии до этого. Биологи теперь дополняют свои исследования сложными компьютерными вычислениями. Социологи, уже будучи знакомы с результатами Стэнфордского тюремного эксперимента16, Гарвардского исследования развития взрослых17 и любительского эксперимента «Третья волна»18, получили доступ к исследованиям совсем иного масштаба и изучают теперь данные о поведении миллионов людей. Скорость распространения научных знаний приблизилась к пределу: о большинстве научных исследований возможно знать из любой точки мира ещё до их завершения.

В результате гигантского числа исследований было выявлено, что жизненные циклы всех живых существ подчинены некоему общему началу. Синий кит разительно отличается от плесневого гриба пеницилла, а кокосовая пальма – от инфузории-туфельки19, но не только у всех этих организмов, а даже у вирусов, которые организмами не являются и занимают спорное место в научной классификации, в жизненных циклах неизбежно присутствует одно и то же свойство – стремление к продлению рода. Вирусы неспособны совершать активные действия, и у них это стремление выражено только пассивной предрасположенностью, наличием необходимого механизма для их размножения в особых условиях при внешнем воздействии, но всё же они успешно размножаются, и это делает их подобными всему живому. Других столь же распространённых свойств живых существ не обнаружено: многим организмам присущ инстинкт самосохранения, но не у всех есть инстинкты вообще; большинству организмов для обмена веществ нужен кислород, но не всем; у многих организмов основой их энергетических процессов является фотосинтез, но не у всех. Не пытаясь делать отсюда строгие выводы, всё же уместно отметить, что данная картина является косвенным подтверждением идеи, что жизнь могла зародиться случайно, – слишком уж разнообразны её формы и при этом не подчинены некоему очевидному общему осмысленному проекту. Постоянное размножение ради размножения несёт в себе не слишком много смысла; даже если это есть проявление некоего высшего замысла, о сути этого замысла можно только гадать.

При этом вполне естественно, что жизнь должна сопровождаться стремлением к размножению, просто чтобы не исчезнуть, ведь любой организм может умереть по внутренним или внешним причинам; даже популяция организмов, которые сами по себе не умирают, за достаточно большое время погибнет из-за внешних воздействий. Если предположить, что на нашей планете периодически возникали формы жизни, не стремящиеся к размножению, то они могли какое-то время успешно существовать, обмениваться веществами с окружающей средой, а затем распадались, не оставляя потомства, и мы теперь ничего не знаем о них. Возможно также, что и в наше время благодаря естественным мутациям постоянно возникают организмы, которые не стремятся к размножению; они также неизбежно умирают, отдавая место в природе тем, кто создаёт потомство. Только не стоит путать такую ситуацию с жизнью коллективных организмов-колоний вроде пчёл, муравьёв или термитов: у них за размножение всегда отвечает специальная самка, и любая рабочая особь, хотя самостоятельно не участвует в размножении, тем не менее активно переживает за этот процесс; самку, которая откладывает мало яиц, немедленно убивают и заменяют другой. Наконец, вполне вероятно, что у многих живых существ стремление к размножению может притупляться, уступая другим приоритетам, как, например, постоянное потребление или лидерство среди их популяции. Такие организмы могут на протяжении некоторого времени существовать наравне со всеми другими, но если их низкая тяга к размножению передаётся новым поколениям, то они вскоре проигрывают природную конкуренцию и исчезают. Таким образом, биосфера Земли полностью или почти полностью состоит из таких организмов, для которых создание потомства является первостепенной задачей, доминирующей в алгоритмах их жизненных циклов; вряд ли могло случиться иначе.

Стремление к размножению, в свою очередь, порождает множество производных механизмов поведения и особенностей физиологического устройства живых существ. Например, в условиях изменчивой среды, которой являются поверхность нашей планеты и приповерхностный слой, в долгосрочной перспективе лучше выживают те организмы, чьё потомство вариативно, а не является полными точными копиями родителя. Эффект вариативности действует довольно просто: некоторые особи нового поколения лучше подходят по своим особенностям для выживания в условиях конкретной среды, другие – хуже, и первые постепенно вытесняют вторых в процессе естественной конкуренции; в итоге особи с плохо подходящими признаками вымирают. Параллельно этому конкуренцию также лучше выигрывают организмы, чьи физиологические циклы приспособлены к более широкому, чем у других, диапазону условий. Например, поднятие температуры человеческого тела до тридцати восьми градусов нарушает физиологию многих болезнетворных микробов, атакующих человека, и приводит к их гибели, при этом микробы, которые способны переносить температуру тридцать девять градусов и более, получают преимущество. Также, когда скорость изменений окружающей среды возрастает, лучше выживают те организмы, у которых вариативность потомства выше, чем у других. Постепенно неким неочевидным образом это привело к появлению механизма спаривания, когда представители одного биологического вида разделяются по половому признаку и участвуют в размножении совместно, объединяя при создании потомства генетическую информацию. Ценность этого механизма сложно переоценить. В самом деле, если у одного организма нового поколения появился полезный признак А, способствующий его лучшей адаптации к среде, а у другого – полезный признак В, то без спаривания объединить эти признаки в одном организме и повысить таким образом выживаемость чрезвычайно сложно: размножаясь делением или почкованием, особи с признаком А могут порождать тысячи и тысячи новых поколений, но так и не дождаться появления в их генетическом коде желанного признака В. При спаривании же двух родителей с признаками А и В появляется потомство, среди которого могут встречаться организмы и только с признаком А или В, и с обоими этими признаками, и также с сочетаниями этих признаков и неких новых.