Робин, закрой глаза

– Поздравляю, Йохан, ты теперь рубеус, – объявил Ромул в микрофон, а Альберт передал мальчику оранжевую рубашку. – Джон Бруклед, твоя очередь.

Блестящую голову этого великана было видно с любой точки площади. Робин разглядела, что Джону надевают на глаза какую-то повязку.

Потом Альберт прошептал мальчику что-то на ухо.

Несколько секунд Джон стоял, не двигаясь, а потом резко упал. Но быстро вскочил. Его руки задвигались так быстро, что казалось, они отделились от тела. Джон с кем-то ожесточённо сражался. Медленно продвигаясь вверх по трибунам, он разделывался с невидимой армией. Робин заметила, что никто не смеётся над странным мальчиком, не показывает пальцем, не крутит у виска. Напротив, дети еле удерживают себя на местах, чтобы не броситься на помощь.

– Камелот, шайура его раздери, – услышала Робин раздражённый голос Марго.

Вдруг Джон сгрёб в объятия ошалевшую девочку в бандане. Она была почти такого же громадного роста, как он, и держала в руках круглую пустую рамку.

Раздались аплодисменты. Хлопали опять не все – ровно половина ребят.

– Поздравляю, Джон Бруклед, ты истинный камелот! – похвалила его Мэрил и вручила ему синюю рубашку.

После Джона вызвали ещё несколько незнакомых Робин ребят. Она заметила, что перед тем, как кого-то назовут камелотом, проходит больше времени, чем перед вручением оранжевой рубашки. Любопытство внутри неё выросло до такой степени, что заглушило страх. Робин теперь хотелось как можно быстрее узнать, что происходит с детьми, когда у них на глазах оказывается обычный с виду шарфик. Вот уже Вира стала камелотом, а Марго – рубеусом. Теперь Робин точно знала, что хочет синюю рубашку. Но что для этого надо сделать, понятия не имела.

– Робин Локсли! – звонко произнесла Мэрил.

Страх с новой силой захлестнул Робин. Еле переставляя ноги, словно сопротивляясь течению, она вышла в центр площади. Сколько человек смотрят на неё? Сто? Двести?

– Закрой глаза, – приказал Альберт.

– А что будет? – вырвалось у Робин. Но под строгим взглядом мужчины тут же закрыла и глаза, и рот.

Ей повязали колючий, очень старый, пахнущий всем сразу шарф.

«Глупо, как же невероятно глупо я, наверное, смотрюсь», – успела подумать Робин.

Но она даже не представляла, насколько глупо будет смотреться в следующий момент.

– Найди конверт, – послышался рядом шёпот Альберта.

– Какой кон… – хотела спросить Робин, но в следующую секунду необходимость в этом отпала.

Да вот же он! Зеленеет на верхней трибуне! Только куда все подевались? Робин в одиночестве стояла посреди пустынной площади. Ну и экзамен! Чего сложного? Подумаешь! Конверт достать! Робин взялась за лямки рюкзака и решительно направилась к цели. Вдруг под ногами захлюпало. Дождя же сегодня не было – откуда лужи? Ой! Горячо! Ногам неимоверно горячо! Робин сделала шаг назад. Подошвы кед слегка оплавились. Она стояла на небольшом твёрдом островке. Вокруг кипел, набухая, лопаясь и выплёвывая вверх язычки пламени, асфальт. На расстоянии прыжка был ещё островок, а дальше уже рукой подать до лавочек, которые выглядят твёрдыми. Только бы конверт не сварился раньше времени! Робин прыгнула. Штанина задымилась, девочка скинула рюкзак с плеч и сбила им зарождающееся пламя. Мешается он, конечно, но не бросать же его в этот асфальтовый суп. Следующим прыжком Робин оказалась на лавочке, едва не соскользнув в серый водопад, ниспадавший с самой верхней трибуны, но удержалась и продолжила путь. Толкаться нужно было сильно, а приземляться точно и аккуратно, но у неё получалось. Только на самой последней лавочке рюкзак перевесил назад, Робин потеряла равновесие и почти всей стопой погрузилась в кипящий поток. Она беспомощно хваталась руками за воздух, отклоняясь всё дальше назад… Но вдруг невидимая сила подтолкнула её вперёд, и девочке удалось встать обоими ногами на твёрдое дерево. Стопу обожгло болью, кед загорелся. Робин быстро скинула его, но пламя перекинулось на штанину.

«Схватить конверт! Быстрее! Тогда всё прекратится!» – откуда ни возьмись появилась в голове Робин мысль.

И точно! Как только в руке девочки оказался заветный конверт, боль ушла. Асфальт застыл. Стало темно, и оглушающий звук апплодисментов окружил Робин.

Кто-то сорвал шарф с глаз. Вокруг сто, нет, двести глаз, ртов, рук. И все смотрят, а половина ещё и кричит, и хлопает. Робин стоит на самой высокой лавочке. Путь, который она преодолела над кипящим асфальтом, был свободен от детей. Они сидели друг у друга на коленях, предоставив ей возможность добраться до заветного конверта.

Робин надела сброшенный кед, спустилась и отдала Мэрил конверт. Та протянула ей синюю рубашку:

– Ты истинный камелот, Робин Локсли.

Ромул похлопал по плечу:

– Я очень горжусь тем, что ты попала в мой отряд. – И мастер мягко направил её в сторону группы детей в синих рубашках. Робин успела сделать несколько шагов, как оказалась зажатой в крепких объятиях Виры и Джона.

– Роб Локсли, – раздался ласковый голос Мэрил. Робин хотела посмотреть, что будет делать одноклассник, но её, видимо, собрались обнять все новые камелоты: девочка с длинными каштановыми волосами, мальчик без двух передних зубов, девочка в круглых очках с толстыми стёклами, мальчик, пахнущий хлебом… Мимо пронёсся Роб, пытаясь поймать кого-то невидимого, но явно очень шустрого. И снова руки, глаза, улыбки…

– Эй! Так нечестно! Я хотел выбрать самый простой вариант и стать рубеусом! – послышался голос Роба.

– Чем именно хотел? – насмешливо спросил его Ромул. – Дружок, у тебя голова с сердцем не в ладу. Разберись с ними. А пока надень, что дают, и будь камелотом.

Роб, насупившись, прошёл мимо Виры и Робин. Но другие ребята, не знавшие о настрое Роба, обступили его. И от обиды мальчика не осталось и следа. Он смеялся, шутил, знакомился и обнимал новых камелотов, как нормальный ребёнок. Точнее, ненормальный. Для их чёрного города.

– По автобусам! Не забудьте положить рюкзаки в отделение для багажа! – пронеслось над площадью. Ребята на скамейках встали, подняли рюкзаки и начали спускаться.

– Я возьму Бублика, – крикнул Роб.

– Нет, я, – возмутилась Робин.

Девочке хотелось, чтобы все думали, что это её собака.

– Бублик, Бублик! – позвал Роб.

– Бублик, скорей ко мне! – позвала Робин.

Дети отступили в разные стороны, образовав коридор. Все желали посмотреть на настоящую собаку по имени Бублик.

Роб и Робин вытянули руки навстречу щенку. Но тут перед ним вышел Джон, присел, заграбастал пса, поднял над головой и поцеловал во влажный нос. Бублик облизал его в ответ.

– Бублик теперь наш – камелотовский! – заключил Джон и зашагал к автобусу. Его тут же обступили другие дети. Бублик, мягкий изворотливый комочек, с удовольствием купался в нерастраченной детской любви.

Густо-лиловый, весь в надписях и рисунках, автобус камелотов напоминал вагончик бродячих артистов из детских книжек. Робин залюбовалась: циферблаты часов, гротескно-искажённые монстры, деревья, мечи и стрелы, костры и улыбающиеся ребята с рюкзаками… Рюкзак! Надо ещё положить рюкзак в отделение для багажа! Робин оббежала автобус, пристроила свой рюкзак с самого края (видимо, последняя) и поспешила к дверям. Навстречу ей выходила Марго в рыжей, очень ей подходящей рубашке. Она нарочно задела Робин плечом.

– Ой, прости, – слащаво извинилась она.

В автобусе свободных мест практически не осталось. Робин увидела незанятое сиденье и хотела приземлиться, но мальчик без передних зубов положил руку:

– Шсдесь шсанято!

– А здесь? – спросила Робин у девочки в очках, сидящей за ним.

– Тоже, – резко ответила она.

Робин хотя и знала, что дети её обманывают, но не стала ссориться. Тем более она увидела Виру. Та смотрела в окно.

– Можно сяду?

– Что? А… это ты… ну, садись, – без эмоций отозвалась Вира.

Робин села. Конечно, странно, что дети, только что обнимавшие её, теперь не хотят даже находиться рядом. Но девочка и не рассчитывала на их непрерывное внимание.

Автобус задрожал, задребезжал и тронулся. Робин уставилась в окно. Куда же они поедут? В своей клетке девочка никогда не видела столь яркого транспорта. Назавтра фото автобуса будет во всех газетах. Как его тормозят патрульные. И дети, одетые в странные одинаковые рубашки. И Робин среди них… Что-то подсказывало ей, что сольды за то, что оказалась в столь подозрительной компании, она вряд ли получит.

Но всё оказалось гораздо хуже. Автобус вместо того, чтобы выехать через паучьи ворота в город, поехал к противоположной арке. Она, по расчётам Робин, вела к стене. И действительно, на несколько секунд в автобусе стало темно, потому что с боков, сверху и спереди их окружил бетон.

– Вперёд смотрите, малышня! – Ромул запрыгнул в дверь.

Даже Сакринстон не поразил Робин настолько, насколько вид из лобового стекла автобуса, открывшийся ребятам. Стена впереди растворилась в воздухе.

Младшие камелоты выдвигались последними. Поэтому Робин увидела вереницу разноцветных автобусов, катящихся по гладкой дороге, уходящей в лазурное небо. А по бокам – высоченный, тёмно-зелёный, мохнатый, без конца и просвета лес.

– Парни и девчонки, – торжественно начал Ро-мул. – Хотя нет, лучше так: прекрасные дамы и доблестные рыцари! Сквозь ворота угловой клетки H8 мы попадаем на дорогу свободы, которая выведет нас прямо к Р-р-р-рубикаму!!!

Дети закричали и захлопали. Робин, ошалевшая от того, что они, по сути, покинули Республику Рыцаря Солнца, выехав за стену, уставилась на Виру, которая радовалась вместе с остальными. Девочке, может, и хотелось бы разделить счастье детей в автобусе, но как можно??? Они же, во-первых, преступники, во-вторых, самоубийцы.

– Что? – резко спросила Вира, заметив её пристальный взгляд.

– Нет, ничего, – ответила Робин, стараясь смотреть теперь мимо неё – на мелькавшие стволы деревьев.

– Может, поговорим? Или в окне что-то очень интересное?

– Вообще-то я леса ни разу не видела!

– Вообще-то я тоже!

Девочки замолчали. Все вокруг, заряженные энергией Ромула, смеялись и болтали. Теперь уже Вира в упор смотрела на Робин. Она была не из тех детей, которые умеют долго держать в себе чувства. Прошло меньше минуты, и слова градом посыпались из неё:

– Робин Локсли, это правда, что ты дочь Бонни и Лана Локсли, предателей, выдавших шакалам Рыцаря Солнца тысячи доверившихся им людей? Это правда, что ты спишь и видишь, как переезжаешь в Сакринстон подальше от наших чёрных клеток?

Дети, сидевшие рядом и услышавшие Виру, обернулись. Их взгляды, острые и холодные, как сосульки, вонзились в Робин. Девочку заколотила дрожь, во рту пересохло, а глазам стало жарко и мокро. Ещё секунда, и покатятся слёзы. Нет! Их никто не увидит. Здесь вообще её больше не увидят! Да что, в самом деле, она делает в этом автобусе? Почему она едет в противоположную от Сакринстона, от Рыцаря Солнца, от родителей сторону?

Робин встала и пошла вперёд, к выходу.

– Остановите, мне дурно, – выдавила Робин, когда оказалась рядом с водителем. Вид девочки не оставлял сомнений в её плохом самочувствии, и автобус, даже не свернув на обочину, остановился.

Двери разъехались, и девочка, спрыгнув на траву у дороги, побежала в лес.

Робин бежала так быстро, как только могла. Сегодняшний день был сложнее всей её жизни. Казалось, ненужные вопросы, взгляды и мысли сидят на ней, маленькие и цепкие. Но если только набрать нужную скорость… Им не удержаться. Сначала бежать по земле между гладкими стволами сосен было легко. Но потом твёрдую почву сменил топкий мох. Ветки норовили оцарапать, а то и выколоть глаза. Бежать больше не получалось. Робин размашисто шла, вытирая неиссякающие слёзы. Рукав синей рубашки промок насквозь.

Последний солнечный лучик закатного солнца ослепил и скрылся. На лес опускались сумерки. Робин вышла на небольшое открытое место, как ковром, покрытое фиолетовым мхом. Над бархатной гладью изящно возвышались тонконогие поганки с полураскрытыми зонтиками шляпок.

«И растут, главное, таким ровным кругом», – успела подумать Робин.

От стволов отделился силуэт девушки. Её светло-розовые волосы спускались к плечам двумя косичками с вплетёнными цветами. Жемчужно-розовое платье и слёзы на щеках переливались драгоценной россыпью. Кто-то обидел девушку – Робин это сразу поняла и постаралась ободряюще улыбнуться. Ей ведь тоже было плохо. Она знала, каково это, когда всё, что остаётся, – только лить слёзы.

Они стояли около минуты, глядя друг другу в глаза.

Робин почувствовала, как высыхают слёзы на щеках. Обида, нанесённая ей, перестала казаться такой мучительной. Незнакомка тоже приободрилась. Уголки её губ несмело поползли вверх. Девочка ни на секунду не заподозрила в ней кого-то сверхъестественного. Девушка была непрозрачной, настоящей, Робин могла бы в этом поклясться.

Вдруг она услышала позади оглушительный в тишине лесной чащи треск. Черты лица незнакомки исказились. Глаза сверкнули злым негодованием. Девушка открыла рот, и Робин отчётливо увидела несколько рядов маленьких острых зубов. А через мгновение мимо уха девочки нечто просвистело с такой силой, что её развернуло.

Прямо за ней стоял Ромул, сжимавший огромный лук, тетива которого ещё звенела.

– Только что там… – ошеломлённо начала она.

– Была шайура, – закончил за неё Ромул. – И, признаться, странно, что я не собираю твои внутренности с деревьев. Только что ты родилась заново, Робин Локсли! – добавил мастер патетичным тоном. – Смею ли я надеяться, что ты стала умнее?

Робин не знала, что ответить. Она, лучшая в классе, не распознала шайуру!

– Иди за мной, – не дал ей опомниться Ромул и пошёл обратно.

– Я не вернусь в автобус, – не двигалась с места Робин.

– А кто сказал, что мы пойдём к автобусу? – мастер был уже на значительном расстоянии впереди, и Робин, боясь остаться одна, побрела за ним.

Когда лиловый автобус показался сквозь ветки, Ро-мул резко свернул влево – к густому кустарнику. Раздвинув ветки, он выкатил старенький велосипед.

– До Н8 здесь не больше двадцати минут. Тебя впустят без проблем – ворота заколдованы. Велик оставишь на площади, пройдёшь через паучьи, сядешь на трамвай № 2, и всё будет как раньше. Дети иногда возвращаются, и мы никого не виним.

– А мои вещи? – спросила Робин.

– Вот, я взял с собой, – Ромул спустил рюкзак с плеч и поставил перед Робин.

– А… Бублик?

– А Бублик, как верно заметил Джон, уже камелотовский.

– Да что это значит: камелоты, рубеусы, Рубикам? – не унималась Робин.

– Не скажу.

– Почему?

– Потому что ты выбираешь ничего не знать.

– Нет! Я просто хочу сначала узнать, а потом решить. А меня куда-то тащат, что-то заставляют делать, потом обвиняют. И это я должна выбрать?

Ромул молчал, склонив голову набок, но на его губах обозначились мелкие штрихи складок. Мастер сдерживал улыбку.

– Ответь! Ты меня привёл сюда! Вот и отвечай! – Робин перешла на крик.

Ромул медленно поднял голову и, заглянув в разные глаза Робин, тихо и мягко, как успокаивают маленьких детей, сказал:

– Слушай, рассказать тебе всё, что ты хочешь знать, даже Мэрил не сможет. Но дело не в этом. Дело в том, что тебе просто страшно.

– Да нет же!

– А хочешь скажу, когда мне было страшно?

– Да, – буркнула Робин.

– Когда тебе только повязали шарф. Я ужасно боялся, что ты…

– Свалюсь в кипящий асфальт? Ты тоже видел? – подхватила Робин. Она же ничего не видела, когда другие проходили испытание.

– Нет, я испугался, что ты вспомнишь, что зелёный конверт, – Ромул присел, расстегнул рюкзак и достал письмо из Рубикама, – лежит вот здесь!

– Вот я дурочка! – воскликнула Робин. Как можно было забыть?

– Нет, ты не дурочка. Ты камелот. – И Ромул позволил себе улыбнуться.

– Это почему?

– Потому что мы, камелоты, никогда не ищем лёгких путей. На испытании шепчут на ухо задание. Рубеусы всегда находят способ достичь желаемого, приложив минимум усилий. А камелотам непременно нужно с кем-нибудь сразиться или пройти по краю пропасти.

Робин было хотела сказать, что ей всё равно, но Ро-мул не дал ей открыть рта.

– Так что решай: или ты камелот, который сядет в автобус и поедет квар знает куда и квар знает зачем. Или ты хуже последнего рубеуса и выберешь спокойную жизнь в клетке.

– Я вообще-то перееду через год в Сакринстон!

– Решай!

– А квары тоже здесь есть, как и шайуры?

– Решай!

– А за что вы так не любите рубеусов?

Ромул смотрел на неё единственным глазом, не моргая, протягивая зелёный конверт. Робин сжала губы, вырвала из его рук письмо и порывисто зашагала к дороге. Она удивилась, увидев, что автобус рубеусов всё ещё стоит неподалёку. К нему подъехала небольшая чёрная машина, откуда выскочила худенькая белокурая девочка. Она быстро закинула рюкзак в багажное отделение и запрыгнула в автобус. Машина, развернувшись, поехала в сторону чёрных городов.

«Видимо, не мне одной сегодня непросто далось решение…» – подумала Робин, забираясь в свой автобус.

* * *

– А вы знаете, – сказал Ромул, заходя в автобус после Робин, – кто были мама и папа Камелота, в честь которого вы называетесь?

– Кто? – хором спросили дети.

И лицо Ромула озарила его любимая заговорщицкая улыбка:

– Вот и я не знаю! И как вы смеете делать вывод о человеке, зная так мало?

Джон заиграл на гитаре что-то весёлое. Вира, как только Робин плюхнулась рядом, сжала её в своих крепких объятиях:

– Извини-извини-извини! Эта Марго такого про тебя наговорила!

Робин после пережитых волнений очень хотелось послушать песни Джона или рассказать Вире о встрече с монстром, но больше всего ей не терпелось прочитать наконец письмо из зелёного конверта.

А мы едем-едем-едем в Рубикам!Это где-то, где-то, где-то там,Где нет сольдов, стен, замков и лжи,Где никто с экранов в уши не жужжит…

Глава 8

Элементарная магия воздуха

Первая часть послания была написана угловатыми крупными буквами:

Робин Локсли, тебе оказали великую честь – стать частью Рубикама. Ты будешь с нами до конца лета. Всё необходимое, чтобы твоего отсутствия не заметили в чёрном городе, мы сделали. В программу лагеря входит обучение следующим дисциплинам:

1. Магия элементов. Преподаватель Геофа Труверс.

2. Магия времени. Преподаватель Альберт Локсли.

3. Монстроведение. Преподаватель Бернар Вурст. 4. Тактика и практика боя. Преподаватель Ромул Флайд.

Тебе предстоит жить в лесу. Так что, во-первых, реши, точно ли ты готова к опасностям. Мы никого и никогда не принуждаем вставать на шаткий путь борьбы за истину («Вот же враньё», – про себя улыбнулась Робин, вспомнив сегодняшнее утро). А во-вторых, возьми с собой всё необходимое, а именно удобную и тёплую одежду и что там ещё нужно девочкам по утрам и вечерам.

Директор лагеря Альберт Локсли.

Продолжение письма больше походило на изящные узоры, чем на текст, но, приглядевшись, Робин различила слова:

Робин, дорогая, я ценю то, что ты с нами. Повторю ещё раз, что в Рубикаме ты будешь ближе к родителям, чем где бы то ни было. Альберт, как всегда, забыл об одной дисциплине, которую я буду преподавать.

5. Магия сердца. Преподаватель Мэрил Ливанкур.

Прошу тебя, подумай до того, как начнутся наши занятия, что находит отклик в твоей душе: пение, танцы, игра на музыкальных инструментах, театр, поэзия, изобразительное искусство или любой другой вид творчества.

И не забудь расчёску.

Директор лагеря Мэрил Ливанкур.

Робин раз десять перечитала письмо, выучив его наизусть. Может быть, тайный смысл спрятался между строк и вот-вот покажется где-то между глазами девочки и исписанным листом бумаги. Как можно быть ближе к родителям, удаляясь от них со скоростью мчащегося с горы автобуса? Зачем изучать столько видов магии, если она запрещена в Республике Рыцаря Солнца? Из нас будут готовить преступников? Мы будем драться? С кем? Что здесь делает мистер Вурст? Или мастер Вурст. И все эти годы я изучала какое-то не то монстроведение? И почему таких маленьких детей везут в лес, если, как я сама убедилась, он кишит монстрами? И что такое отклик в душе?

– Отвисни! Робиииин! – Вира слегка потрясла соседку за плечо, отчего Робин ударилась щекой о спинку кресла. – Мы приехали!

Девочки, выйдя из автобуса, оказались на небольшой поляне перед воротами. Стволы сосен казались почти чёрными, но небо не желало отдавать сумеркам редкий в этих широтах ясно-голубой цвет. Вот уже одна тучка запачкала горизонт чернильно-серой кляксой, возвещая начало сезона летних гроз.

– Смотрите! Туда! Мелюзгу вперёд пустите! Да не туда! – наполнили поляну взволнованные голоса. Робин кто-то толкнул, потом потянул, потом развернул, и она оказалась прямо перед высокими двустворчатыми воротами. Они, как и вся ограда лагеря, состояли не из дерева, не из бетона, не из переплетённой проволоки, не из железных листов и даже не из чугунных узоров, а из бесконечного множества шестерёнок, которые пребывали в непрерывном, чарующем движении. Снопы искорок маленькими фейерверками вспыхивали то там, то здесь, то ярче, то бледнее. Над воротами радугой зависли объёмные буквы «РУБИКАМ».

– Элементарная магия воздуха, – глухо прозвучал за спиной голос Роба.

Левая створка ворот, над которой покачивались буквы «РУБ», была оранжевой. Маленькие и большие шестерёнки на ней складывались в рисунок лиса. Он хитро улыбался и хищно смотрел на синего дельфина, который отважно бросался в волны на правой створке ворот под буквами «КАМ».

Вдруг шестерёнки завертелись с удвоенной силой.

Нет, с утроенной! Ещё быстрее. И даже так быстро, что их зубчики слились в размытые кольца. Лис распушил хвост и побежал, дельфин, шустро извиваясь, поплыл вперёд. Встревоженные их энергией створки ворот начали отдаляться друг от друга, открывая детям путь в Рубикам.

Пока они любовались воротами, окончательно стемнело. Робин уже не могла отличить свой автобус, чтобы найти рюкзак.

– Эй, Робин! Здесь останешься? Или двигаем дальше?! Я тут с завидным экскурсоводом! – позвала Вира. Она стояла рядом с Джоном, державшим сразу три рюкзака и гитару.

– Это точно! Сёстры пять лет дразнили рассказами о Рубикаме!

Ребята прошли под покачивающимися буквами. Робин инстинктивно вжала голову в плечи: вдруг её придавит рухнувшей буквой «И». А Джон, напротив, вытянул руку с гитарой, пытаясь дотянуться до надписи. Но буквы резко отпрянули.

– Эй! Да у тебя вся гитара светится! – заметила Вира.

И точно! Десятки маленьких огоньков облепили гитару Джона. Да и всё вокруг вспыхнуло и засверкало тысячами мерцающих точек. Один кусочек света подлетел к ним.

– Ух ты! Светлячок! – воскликнула Вира.

– Точно! Они здесь вместо фонарей, – подхватил Джон.

Справа они проходили длинный двухэтажный белый кирпичный дом с изумрудной крышей.

– Дом Мастеров, – указал Джон своей светящейся гитарой. – Здесь живут директора и мастера, а также проходят некоторые занятия.

– А мне рассказывали друзья, которые уже были в Рубикаме, – добавила Вира, – что по утрам у дома красная крыша. Но Мэрил считает это безвкусным. Так что к обеду крыша начинает зеленеть. Говорят, Альберт ночи не спит, старается, чтобы вернуть всё как…

– Вы лучше налево посмотрите, – перебил Джон. Девочки повернули головы и увидели огромный шатер, сшитый из сотен разноцветных лоскутов.

– Это столовая, – сказал Джон.

– Я тебе дам «столовая»! – с ними поравнялся кто-то из взрослых, пухлый и бойкий. Как и у Ромула, в голосе этого мастера совсем не чувствовалось строгости. – Впредь прошу называть мой Большой Шатёр залой для вкушания яств!

И толстяк с облаком светлячков свернул влево.

– Должно быть, это Луи, мастер поваров, – смущённо проговорила Вира.

Гитара Джона уже высвечивала из темноты небольшое круглое строение.

– А за залой для вкушания яств расположилась Беседка Кошмаров.

– Почему кошмаров? – спросила Робин. Происходящее вокруг потрясало девочку до такой степени, что новые впечатления и новые вопросы вытеснили из головы прежние тревожные мысли.

Джон с Вирой ответили хором, голосом, каким рассказывают детские страшилки:

– Ууувииидиишь!

– Но не будем о грустном, а проследим за моей суперуказкой, – и Джон вывел в ночном воздухе несколько золотистых петель и указал вправо. – За Домом Мастеров – поле для тренировок. Вот где нас ждёт настоящее веселье!

– Ну, а дальше – самый кошмарный кошмар, – мрачно произнесла Вира. – Дом Рубеусов.

И кивнула на премилый квадратный шестиэтажный дом-башню, сложенный из одинаковых гладких брёвнышек. От украшенных цветами окон и балкончиков по стенам спускался аккуратный плющ. На четырёхскатной остроконечной крыше, как скатертью, покрытой вишнёво-малиновой черепицей, на самой вершине держал нос по ветру горделивый лис-флюгер.