Война внутри

Сергей забирает поднос, уступая место следующему молодому здоровяку, и оглядывает столовую. Длинные столы он сразу отметает, как чересчур компанейские. Ему нужен какой-то укромный уголок – сесть там, и чтобы его никто не беспокоил.

Он выбирает одно из типовых сидений за длинной стойкой, «защищённое» с одного бока утилизатором. Еда, под стать меню, тоже оказывается сносной. Продукты свежие и качественные, а это главное.

Сергей ест и рассматривает группки общающейся молодёжи. Компания сзади горячо обсуждает сводки с фронта, поносит жестокость ангельских войск и восхищается успехом какого-то батальона. Старик старается игнорировать живое общение и погрузиться в приём пищи. Но вдруг его необъяснимо сильно задевает рассказ про героизм человеческих отрядов! Что совершенно ему несвойственно.

В помещение входит Уолтер, отвлекая на себя часть беспокойства. Остаётся лишь очень надеяться, что англичанин его не заметит и не решит подсесть для болтовни. Сергей просто ненавидит, когда кто-то начинает общаться с ним во время еды.

И тут рядом со стариком на стул приземляется типичный местный парень лет двадцати с подносом, забитым едой. Выбритая голова с тонкими, женскими чертами лица крепится к толстой шее. Под простой тенниской громоздятся сухие жгуты мышц – перед стариком явно десятый с полным набором модификаций.

– Бесплатно, чего там, – виновато сообщает он, заметив взгляд Сергея на поднос, заваленный едой, и интерпретируя его как осуждение. – Я Юра. Не помешал?

– Нет, конечно. Сергей. – Старик второй раз представляется и пытается скрыть недовольство сложившейся ситуацией. Пробует повторить трюк, осуществлённый с Уолтером, – немного отворачивается от парня, чтобы быстрее закончить диалог.

– Приятно познакомиться, Сергей. – Юра одаривает собеседника белозубой улыбкой. Старик думает, что радостного вокруг происходит мало, но люди повсюду улыбаются, словно идиоты. – Вы из пилотов гомункулусов? – скорее утвердительно уточняет солдат. – И как, уже довелось водить?

– Нет, – просто отвечает старик, хотя и слабо представляет, о чём конкретно его спрашивает Юрий.

– Да-а-а? – задумчиво тянет парень. – Мне вот тоже пока распятие не давали. – Машет сухим прикрытым стигматом на правой кисти и грустно продолжает: – Только в учебке прибивались раз на тестовой модели. Но это же не то. Верно я говорю?

– Без понятия. – Сергей макает имитацию куриного крыла в соус, засовывает в рот, сочно похрустывая ровной трубкой хряща, заменяющей кость.

– Точно не то! – задумчиво произносит парень, обращаясь, скорее, сам к себе. – Кстати, вы знаете, что таких, как вы, пилотов тут называют умирающими? Знаете почему?

– Да жуй ты уже! Достал. Тянет на меня вас, что ли? С какой только фабрики сходите?

Парень молниеносно отворачивается и накидывается на свой хумбургер. Сразу чувствуется выправка. Но его глаза глупо косят, бегая по Сергею. При этом парень отводит их каждый раз, когда старик полосует его в ответ кривым взглядом.

Пару минут они молча едят, сидя рядом. За это время Юра приканчивает хумбургер с большой порцией картошки и принимается за двойной чизхум.

– Да успокойся ты уже! Ветер подует – так глаза и останутся пучиться, словно титьки у коровы, – не выдержав, вспыхивает Сергей.

Парень давится и в ужасе устремляет взгляд только на свой поднос. Видимо, пытается представить глаза в форме вымени. Сергей хмыкает. За спиной чувствуется приближение человека. Уолтер?

– О, Плакса, ты с нашей кавалерией общаешься? Правильно, мы тут все братья. Братья, и будем друг за друга держаться! Слава Сверхчеловеку! Никто не будет забыт! – заканчивает фразу кричалкой парень за спиной. Юра поворачивается к Сергею и делает умоляющее лицо, опуская уголки бровей вниз.

– Свобоша и чешть! Все будут шпашены пошле победы! – выдаёт Юра необходимый ответ с набитым ртом. Его глаза просят Сергея и его ветер ничего с ними не делать.

– Кстати, вы слышали, что сказал Дегтярёв? Что молчите? Не слышали? Вчера по главному каналу выдал. Да ладно! Быть не может. Сейчас тогда подавитесь со смеху! – продолжает парень за спиной. Юра утыкается в свою еду и поглощает её с удвоенной скоростью, всем своим видом показывая, что к стоящему сзади он никакого отношения не имеет.

Второй парень обозначается на боковом обзоре Сергея. Высокий, бритый, как все, с немного вытянутым лицом и огромным улыбчивым ртом. Чёртовы улыбки! В руке парень держит расползающийся бигхум. По скромному мнению Сергея, нормально откусить бигхум могут лишь бабуины, способные обхватить губами огромный апельсин. Но стоящий сзади человек справляется.

– Так вот. – Парень прерывается, откусывает кусок сэндвича и жуёт.

Жуёт, жуёт.

Глотает.

– Дегтярёв сегодня на главном распинался! – вновь со значением выдаёт парень. И снова откусывает. Все молча жуют вместе с ним. Парень за спиной глотает и продолжает: – Выдал, не, ну вы сейчас просто обделаетесь от смеха! – Прикасается ладонью к спине Сергея, наклоняется ближе и произносит доверительным тоном без грана извинения, при этом выдыхая горячий воздух прямо старику в ухо: – Простите, конечно, за мои ругательства. – Распрямляется, вновь откусывает кусок. Задумчиво жуёт. Проглатывает. – Нет, ну это просто что-то! – Начинает хихикать, не в силах удержаться от волнующей его шутки.

– Слушай, ты!.. – Сергей сдерживается, перебирая в голове несколько не делающих честь эпитетов. – Просто иди отсюда и поешь вон там где-нибудь.

– Да чего вы так, я же просто…

– Нет! Даже не начинай оправдываться, иначе, клянусь свободой, честью и Сверхчеловеком, я получу ещё один инфаркт за этот месяц.

– Ну ладно, я же не знал, что у вас тут своя, особенная атмосфера.

– Просто иди!

Высокий с бигхумом уходит.

Какое-то время Сергей с солдатом сидят молча. Минуты через три Юра начинает хмыкать и глупо извиваться, сдерживая смешки. От этого Сергею тоже становится смешно, но он прикладывает титанические усилия, чтобы себя не выдать.

– Извините, – наконец говорит Юрий серьёзным тоном, но, не сдержавшись, прыскает пережёванной едой. – Извините, – сокрушённо извиняется парень вновь.

– Да ладно… Попробуем ещё раз. Я Сергей. – Старик протягивает руку.

Юрий вытирает свою лапу с тонкой кистью и узловатыми пальцами о салфетку и жмет руку собеседнику.

– Приятно было познакомиться, Сергей. – Встаёт. Думает и зачем-то виновато добавляет: – А Плакса, ну это потому, что я вечно жалуюсь на то, что мне не нравится жестокость этой войны. Понимаете? Такой у меня взгляд. Мне даже приятно, – заканчивает он, но, словно застеснявшись, отворачивается и уходит.

Сергей даёт себе немного времени – позволить разойтись новым знакомым и не встретить ещё кого-то. Встаёт, выбрасывает остатки в биоблок (все обёртки от еды – органические), выходит в коридор. Через двадцать минут назначена общая церемония приветствия, было бы неплохо занять сидячее место. Да ещё и в туалет заскочить. А Юра ему понравился. Старик тихо смеётся.

Церемония заканчивается на удивление быстро – полчаса какой-то мужчина вещает про боевые заслуги и перспективы их базы. Речь предназначается явно для молодёжи – её тут большинство. Стоят, ловят каждое слово, разинув рты.

Старики отсиживаются на незамысловатых, но очень удобных стульях по краю просторного зала. По окончании церемонии какой-то громкий военный строит пареньков ровными рядами и уводит через дальнюю дверь. Старшему поколению объявляют отдых. Все нерешительно мнутся на стульях и только начинают потихоньку подниматься, как полный усатый мужчина (Сергей его запомнил по инциденту со стаканами) вскакивает:

– Мужики, предлагаю не расходиться, а для начала познакомиться. Всё-таки вместе служить.

Отвечает ему одобрительное ворчание, как у стаи ленивых собак в сиесту. Сергей размышляет, насколько некорректным будет сейчас встать и молча уйти. Зал оставляют последние представители обслуживающего персонала, и, кроме их компании будущих пилотов, никого не остаётся. В дверь нерешительно заглядывают ещё два каких-то старика лет за шестьдесят пять. Оба не очень высокие, тощие, в стандартной одежде станции. Судя по всему, они мялись возле входа в помещение всю церемонию. Чем ближе они подходят к группе, тем увереннее становятся. Старики из зала с интересом притихают. Сергей сидит немного в стороне и делает вид, будто ему неинтересно. Как-то он подустал за сегодня со всей этой беготнёй. Почитать бы какую-нибудь хорошую книгу.

Пришельцы представляются и начинают со всеми здороваться.

Сергей понимает, что чем больше будет знать про ситуацию, в которой оказался, тем лучше сможет её решить. Но всё его естество кричит, что это какие-то два дурачка. Больше всего негодования у старика вызывает рукопожатие одного из пришельцев.

– Ты ему руку тычешь, а он отводит свою назад, словно говорит —«посмотрите, у меня есть рука, вот она», и только потом жмёт, – тихо ворчит старик в своём углу. Сергей внутренне ругает себя за излишнее упорство и нелюдимость. В перерывах между внутренней борьбой он всё-таки слушает отголоски начинающегося разговора. Оказывается, это пара таких себе «старшекурсников». Находятся на базе месяца два, кое-что знают, и им просто не терпится кого-то поучить. «Наверно, весь порог перед дверью в зал оттоптали, пока церемонию выжидали», – злорадно думает Сергей.

Из их слов выходит, что для стариков тут что-то вроде университета. Какие-то занятия, пары, расписания и процедуры. Четыре раза в неделю – специализированная физкультура. А вот молодёжи устраивают настоящую муштру – у них это уже начало войны. Атмосфера совместно пройденных жестоких тренировок должна сплавить их в крепкий кулак человеческой ярости.

Новички накидываются на двух пришедших с вопросами. Ответы и описание повседневной жизни на базе выглядят не слишком суровыми, а потому успокаивают. К сожалению, на многие вопросы «старшекурсники» дать ответов так и не могут. Видимо, сказываются лишь два месяца на базе. В погоне за спокойствием новички продолжают спрашивать одно и то же снова и снова. Когда истории начинают идти по третьему кругу, Сергей встаёт и тихо удаляется в коридор.

По пустынным переходам старик возвращается в свою белую комнату. За спиной мягко задвигаются двери, напоминающие собой затягивающиеся шторы. Пустота и стены. Зачем он здесь? Зачем ему это всё? Не так много радостей осталось на веку. Семья – вот единственный смысл жизни.

Он садится на кровать, с удовольствием скидывает мягкую обувь. Вытягивает ноги. Блаженная дрожь. Сергей чувствует себя лишним уже давно. Ему всё скучно, и он не приветствует почти ничего из окружающей его действительности.

Влачится сквозь жизнь в ожидании крошечной подачки счастья в виде непутёвого сына и его семьи. Сергею кажется, что сегодняшний день никак не приближает его к этим крохам. Он словно падает в чёрную пустоту войны.

«Война, – думает старик. – Только мальчишки могут услышать в этом страшном слове хоть каплю романтики». Сергей ерошит тонкие свисающие волосы. Безнадёжно вздыхает в выглаженном одиночестве помещения.

Всё переменилось в секунду, словно кто-то невидимый щёлкнул пальцами. Но нужно собраться, идти дальше. Старик думает, что какие-то люди хотят изменить привычное течение жизни, а его затянуло в их глобальную идею.

– Знаешь, на что это похоже? – привыкший к одиночеству, бормочет он в пустоту. – На то, как рыба бесполезно бьётся на берегу. Смотря на это, понимаешь, что ни черта у них не выйдет. – Замолкает. – Мне сложно без тебя. – Смотрит вверх. Встаёт, опираясь на эту привычную в последние годы тоску, словно на костыль, и идёт в душ. «Да, ничего не изменится», – вновь повторяет про себя мысль старик.

***

Более чем в семистах километрах от базы Авадон спустя сто три года.

Рваные, словно нарисованные тушью облака. Ошмётки и крупные куски на неестественно жёлтом фоне. Бесконечный горизонт, уходящий в небо. Под небом дорога. Скоро наступит ночь и раздавит жёлтые небеса в насыщенную темноту.

Над дорогой парит сооружение, похожее на вывернутый дом. Тут есть всё: гигантская батарея, шкаф, вырастающие из стены трубы и трепещущая на ветру плотная клеёнка, тумбы, пара табуретов, кровать, вереница пытающихся взмыть вверх сковородок… Сбоку виднеется что-то наподобие балкона с пластмассовым стулом, на котором сидит женщина. Всё это неперечисляемое барахло непостижимым образом держится одно за другое, а поверх ещё связано десятками верёвок, вместе превращаясь в однообразную массу. Такую же чёрную на фоне жёлтого.

Верёвки стягиваются к четырём горбатым старухам.

Выпученные глаза, защитные маски, жидкие пряди, ветер шевелит человеческие волосы. Прохладно.

Старухи неспешно тянут парящий дом по скупой линии дороги. Рядом со старухами молча идёт Александр. Сегодня ему достался лёгкий участок пути.

Минут через десять процессия добредает до безлистого деревца. Чёрное, как и всё вокруг. Под деревом сидит пожилой человек с огромной лысой головой. Голова занимает почти четверть его худого тела. Очень круглая, она напоминает пережатый воздушный шар. Морщинистые веки опущены, создаётся впечатление, будто мужчина спит. Низ лица закрыт плотной защитной повязкой.

По левую руку от мужчины стоит несколько неразборчиво намазанных холстов цвета хаки, закрытых мутной клеёнкой. По другую руку – то самое деревце. С деревца свисают ящерицы.

Сушатся в порядке от самой большой к самой мелкой.

Александр свистом останавливает дом и подходит к большеголовому. Старухи, безумно смотря вперёд, переминаются и шамкают пустыми ртами под повязками.

Александр достаёт немного соли, молча расплачивается. Не открывая глаз, мужчина следит за размерами бартера, забирает и прячет его куда-то к себе на грудь. Специальной палкой с крюком ловко снимает самую мелкую ящерицу, отдаёт.

Порыв ветра в чёрно-жёлтой пустыне, одна из старух кашляет.

Александр кивает круглоголовому и возвращается обратно на дорогу. Свистом запускает свой странный дилижанс. День становится лучше. Александр достаёт из-за пазухи кулёк, отрывает голову ящерице, оставляя рваные края чешуи. Воздух наполняется вкусным запахом дохлятины. Александр ловко, избегая прикасаться к открывшейся плоти пальцами, очищает ящерицу от кожи, параллельно заворачивая её в полиэтилен. Закончив, приподнимает свою защитную маску, откусывает сушёный кусок, тщательно жуёт.

Идут сквозь чёрный пейзаж.

***

База Авадон и Сергей.

– Давай быстрее, а то опоздаем. – Уолтер сонно облокачивается на дверной проём. Если задуматься, кроме англичанина и Юры, Сергей тут ни с кем близко не общается. Но Уолтер вроде ничего, и работы с ним сдавать будет спокойней и удобней.

– Ничего, подождут. Если что – скажешь, что я торчал в туалете. – Сергей неслушающимися пальцами натягивает обувь. На самом деле он просто проспал, поскольку сегодня расписание без утренних «танцев» – так старик называет необычные занятия по физической культуре, с которых обычно начинается день. Большую часть времени они там что-то разминают, перешагивают с места на место и пытаются найти всякие важные точки на теле. Их тренер, Терещенко, – здоровый мужик с кучей дополнительных биомодификаций, двигается как заправская балерина и обладает спокойствием какого-то мшистого валуна.

Сергею стыдно себе признаваться, но эти занятия – его любимые. С определённого момента они стали приносить старику некое кратковременное равновесие в перевернувшейся жизни. Пару раз он даже пытался практиковать что-то один в своей белой комнатке. Конечно, несмотря на все стимуляторы, принимаемые перед тренировками, он не может ощутить ни полей, ни волшебной энергии, которая якобы должна циркулировать по всему его телу. Но та тишина, то спокойствие, которые они воздвигают на короткое время, ценнее всего остального в разы.

– Крест принял? – с лёгкой завистью спрашивает Уолтер, словно смакуя эту мысль.

– Принял, принял. – Сергей давно понял, что у всего старшего поколения уже развилась неплохая такая зависимость от этих крошечных штуковин. Кратковременное ощущение невероятной бодрости или… даже, можно сказать, молодости очень подкупает. Он сам с нетерпением хватает чёрный бокс каждое утро и каждый вечер. Причём все старики уже убедились, что лучше приём этой дряни не пропускать. А мифическое пси-излучение, о котором Сергея предупреждала Надя, очень даже присутствует и весьма способно влиять на окружающих. Тот самый старик с большим носом, что в первый день разливал свою мочу по чужим стаканчикам, отказался от препарата. Требовал, бедняга, чтобы ему срочно дали доступ к общему терминалу. У него какие-то финансы прогорают. Надо их вернуть на счёт. В целом – тянет его жизнь, оставленная за базой. Куратор пообещал решить этот вопрос в самое короткое время. Но мужик не успокоился – сказал, пока сам не убедится, что с финансами всё хорошо, ничего принимать не будет. Все ждали санкций, сплетничали о ситуации целую неделю. А руководство ничего не делало.

Сначала носатый стал просто пованивать, затем вонь стала невыносимой, а день на седьмой какая-то слизь и пятна пошли по телу. Мерзость, одним словом. Тогда он быстренько вернулся к крестам сам, даже упрашивать не пришлось.

Сергей тоже пристально следил за всей этой ситуацией и для себя с некой отстранённой безнадёжностью отметил, что увидеться с родными будет ещё сложнее, чем он думал.

Старик с хрустом распрямляет свою мощную спину. Переживания на второй план, сейчас важно двигаться, ища любые пути и возможности. Сергей изо всех сил старается на этих безумных занятиях, но до лучших студентов ему явно далеко. Им, судя по всему, нравится, и они умеют учить то новое, что даёт им Авадон.

А у Сергея, видимо, просто душа не лежит, вот и весь секрет. Отторгает со злостью любую преподаваемую информацию. Но старик до скрежета в зубах штудирует записи лекций в терминале, пока всё выученное не расплывается в эфемерный кисель, путаясь и заставляя сжимать кулаки.

Хуже всего Сергею даётся работа с интуицией, а это один из основных предметов. С профессором, да и просто с практикующим телепатом Паничем они занимаются такой ахинеей, которую вызубрить невозможно. Студенты постоянно что-то визуализируют; пытаются отгадать, что написано на бумажках, пытаются релаксировать и «зовут внутреннюю память». А ведь совсем скоро экзамены для перевода на следующий этап.

Сергей уже замусолил свой набор карт для домашней работы – десять разных изображений с одинаковой рубашкой. Как говорит Панич, по теории вероятности угадать одну из них – десять процентов. Это значит, что если ты угадываешь чаще, чем один раз из десяти попыток, то твоя интуиция «плюс». А если угадываешь реже, то «минус». У Сергея интуиция минус два, это примерно одна отгаданная карточка из двенадцати.

Он бы не верил во всю эту херню, но вот тот же Уолтер угадывает одну из семи. Панич говорит, что Сергей сильно старается, прикладывает к процессу отгадывания логику и математику. Что ему нужно просто улучшить свой личный результат, а не гнаться за другими. Но Сергей знает: ему нужно быть лучшим во всём или хотя бы одним из лучших. Только так он получит возможность увидеть родных. Или пока только так.

Панич явно понимает его эмоции и относится к ним странно, словно раскачивая лодку. Он то подбадривает, выражая сочувствие теми словами, которые даже сам Сергей себе не может сказать, то посмеивается, провоцируя жуткую злость или уныние. Чёртов мозгокоп, дёргает за ниточки, словно марионетку, направляя в нужные стороны.

Сергей с шарканьем выскакивает за Уолтером в коридор. Чего таить, база значительно улучшила их здоровье. Расскажи кому-то – не поверят, что такое возможно. Старики быстрым шагом с перебежками двигаются на лабораторную по теории пси-полей.

Сергей пытается прокручивать в голове последние задачки по движению пситона в перекрещённом пси-поле, но бег сбивает концентрацию, и старик бросает эту затею.

Запыхавшись, они стучат и с извинениями заходят в кабинет. Обширное помещение со множеством считывающих аппаратов и одним мощным ментальным биоагрегатом посреди комнаты – закрытым генератором пси-поля. Множество питающих трубок, похожих на едва пульсирующий кишечник, зубчатые шланги и какие-то капилляры с псевдокровью.

На занятиях старики обычно прогоняют разные варианты перекрытия полей и движения конкретной частицы – пситона – под их воздействием.

Сергей, в принципе, не понимает, как это поможет им воевать, но он много чего не понимает в том, что с ними тут делают. Им сказали, что это базовый курс пси-полей; что они должны его прослушать и сдать. Удовлетворительного балла достаточно. Панич как-то обмолвился, что готовят не их самих, а их подсознание к предстоящему. А оно, дескать, всё помнит. Сергей, конечно, хочет закрыть предмет так хорошо, как только сможет. Поскольку его он способен (!) просто вызубрить.

По мнению Сергея, дисциплина «Теория пси-полей, базовый курс» на самом деле очень сложна. В задачах всё строится не на простых воздействиях, а на их вероятностях. Всё зыбко и неточно. Кроме того, пси-поля могут вытворять невероятные вещи, «завернувшись» определённым образом и достигнув некоторых пороговых значений энергии. Например, создать из ничего материю (отличную от поля) или её подобие. Это всё ещё бы ничего, но на сегодняшний день нет единой точной теории, описывающей поведение пситона при любом варианте перекрытия полей. И для разных ситуаций приходится применять теории разных авторов, наиболее достоверно описывающих поведение пситона в каждом конкретном случае. Что интересно – вся база теории пси-полей строится на некой константе (константе Нуйя, или, как её ещё называют, божественной константе), существование которой пока никто не может обосновать. Более того, все современные доказательства приводят к тому, что эта константа даже противоречит существованию Вселенной. Как сказал молодой преподаватель Кацман (чернявый еврей с внушительной бородой и добрым сердцем), «чтобы вам объяснить самый простой вариант – если мы представим, что константа Нуйя действительно существует и её применение справедливо, то Вселенная должна просто схлопнуться в точку, тем не менее она существует». Сергей так и не понял, что «тем не менее существует», константа или Вселенная, но смысл уловил.

А ещё Кацман постоянно утешает стариков, говоря, что базовый курс пси-полей довольно прост. Что будто бы он словно азбука по сравнению с настоящей теорией, в ней, дескать, уже большую роль играет интуиция и, если хотите, ментальные способности учёного. Где это видано в точных науках? Сергей не может понять. И что, приноровившись, решая постоянно задачки, проверяя их верность на генераторе поля, старики смогут всё «щёлкать, как семечки». Но Сергей не настолько в себе уверен.

Они с Уолтером проскальзывают на удобные, обтекаемые стулья заднего ряда. Кацман игнорирует их опоздание, принимая лабораторные у второй группы. За его столом сидят носатый (Евгений, или Евгенич, как его тут прозвали) и толстый «морж» с усами (Николай Иванович). Согнулись над своими терминалами. Николай Иванович, красный как рак, видимо, пытается найти наибольшую вероятность движения пситона в представленной на экране задаче. А Евгенич втолковывает Кацману своё понимание теории сверхнизких уровней Берзиньш – Йовович. Преподаватель вдумчиво кивает. Сергею становится немного не по себе. Вечно эти сдачи поднимают ему нервы. Как бы не получить второй инфаркт! Хотя база Авадон – самое безопасное место от любого инфаркта. Уолтер толкает Сергея в плечо.

– Ты чего задумался, давай повторяй! – И сразу громким шёпотом продолжает: – Ты помнишь теорию Берзиньш – Йовович?

– Это там, где этот хрентон описывает кулич?

– Чего? Какой кулич? Соберись! Вечно ты, когда нервничаешь, начинаешь шутить и ругаться!

– Да я всегда ругаюсь и шучу.

– Ты опять за своё! Помоги же, прошу тебя по-человечески, – змеёй шипит на него Уолтер. Вот странный парень, такой головастый, а как сдача – всё у него вылетает из-за нервов.

– Ладно-ладно, что ты сразу. – Сергей на секунду прикрывает глаза, вспоминая. – Теория Берзиньш – Йовович гласит, что при уровнях Нуйя девять и ниже для стандартных пересечений поведение пситона можно описать по формуле. – Сергей переключает экран на текстовый формат и выписывает для Уолтера формулу. – Где и – это уровень Нуйя; а, бэ, цэ и так далее – это тип пересечения поля. Э – уровень энергии, приложенной полем, икс, игрек, зед и прочая ахинея – это формулы, описывающие пересекающиеся поля. Запомнил? Обычно все вводные он даёт. – Сергей бросает взгляд исподлобья на Кацмана. – Вобьёшь всю ахинею в учебный модуль, терминал сам тебе посчитает. – Сергей переносит написанную формулу в математический модуль, наугад вбивает значения и трясёт перед Уолтером рисунком поведения пситона в шести необходимых измерениях, разбитых на отдельные графики для нормального восприятия человеческим взглядом. – Всё просто, – усмехнувшись, повторяет он любимую фразу-паразит Кацмана, которая уже стала знаковой шуткой предмета.