Ведьмина яма

– Я и не боюсь, – пожала плечами Тоня. – Странная у вас тут охрана. Калитка открыта, сторожа не дозовёшься, сигнализация срабатывает только после того, как заорёшь…

– Какая сигнализация? – не поняла Люба. – А, ты про Масю… Так она тут не для охраны, а чтобы Петровичу не скучно было. Для охраны другой зверь есть, Полкаша. Вон, видишь, хоромы?

Женщина кивнула в сторону высокого крыльца, и Тоня только теперь разглядела, что под ступенями сбоку прячется будка. Если звонкоголосая дворняжка не производила устрашающего впечатления, то при виде миски возле будки у девушки по спине прошёл озноб – это был средних размеров тазик, а не миска. Самого обитателя тёмного пространства под лестницей видно не было, но Тоня и не горела желанием с ним знакомиться, поскольку больших собак она как раз таки боялась.

– Здравствуйте, здравствуйте, – подслеповато щурясь, из-за угла дома показался невысокий сухонький старичок в камуфляжных штанах и синей футболке. В глаза Тоне сразу бросился безобразный шрам на правой руке, но она отвела взгляд, не желая показаться бестактной.

– Дядь Лёш, привет! – Люба двинулась навстречу старику и потащила Тоню за собой. – Это Тоня. Помнишь, я тебе вчера говорила?

– Здравствуйте, – застенчиво улыбнулась девушка.

– Тоня… – старик задумчиво нахмурился, но его лицо почти сразу же просветлело. – А, Настасьина протеже! Помню, как же… Ну пошли ко мне, чего застыли-то?

– Ты мне велосипед починил? А то я с вами тут засиживаться не буду, мне ещё на вечернюю электричку успеть надо.

– А то как же! Вон он, конь твой железный, у ворот стоит.

– Отлично! – обрадовалась Люба. – А то пешком долго. Ну ладно, дальше вы тут как-нибудь сами, а я побежала. Всё, пока!

Алексей Петрович пошёл провожать женщину и запирать калитку, а Тоня ещё раз оглядела двор и остановила взгляд на песочнице под дощатым зонтиком, которую она раньше не заметила. Из кучи золотистого песка торчала синяя пластиковая ручка детской лопатки, а рядом в траве стоял большой игрушечный грузовичок.

Мягкий толчок под колено отвлёк девушку от размышлений о том, сколько лет может быть сыну здешнего хозяина. Тоня повернулась и застыла, почувствовав, как сердце провалилось куда-то в область желудка – прямо рядом с ней сидел здоровенный лохматый пёс. В породах девушка разбиралась не слишком хорошо, но кавказскую овчарку не спутала бы ни с кем другим, потому что в детстве едва не попала на зуб такому же точно чудовищу. Тогда её спасло то, что собака была на цепи, а теперь бежать не имело смысла – Полкан оказался не привязан.

– Хороший пёс… – протянула Тоня, не решаясь даже попятиться в сторону от зверюги. – Что ж тебя, красивого такого, на цепь-то не посадили, а?

– Дык лес же кругом, чего зверя на цепи-то держать? Да и не злой он, ежели в дом не лезть. Умный. Да, Полкаша? – подоспевший на выручку гостье старик потрепал пса по косматой голове. – Ну пойдём что ли? Я супчик грибной сварил. Ароматный, эх…

Тоня поплелась следом за стариком, бросая косые взгляды на Полкана, который проводил их до угла дома и вернулся назад. С переднего двора не были видны постройки позади хозяйского дома, и девушка с удивлением обнаружила на огороженном забором участке ещё несколько небольших срубов.

– Это баня, тут сарай с мастерской, – пояснял Алексей Петрович по мере продвижения по каменной дорожке. – Вон там гостевой домик, а здесь моя скромная обитель. Добро пожаловать, Антонина… Как тебя по батюшке-то?

– Сергеевна, – отозвалась Тоня. – А вам не страшно одному тут жить?

– Ну так не один я. Полкан вон, Маська… Звери-птицы кругом. Заходь, Сергевна, не разувайся, у меня полы отродясь не мыты.

Тяжёлая деревянная дверь отворилась без скрипа, впуская в дом хозяина и гостью, которая чувствовала себя так, будто всё это происходило не с ней. Покушение, странные видения, невероятно добрые и отзывчивые спасители, готовые приютить совершенно незнакомого человека… Так не бывает.

– Мой руки вон там и садись за стол, кормить тебя буду, – старик указал на рукомойник в углу, рядом с которым на гвозде висело вафельное полотенце. – Отказы не принимаются. У тебя в животе так урчит, что аж на улице слыхать.

Тоня послушно вымыла руки и села за стол, на котором её уже ждали тарелка грибного супа, горка жареной рыбы, салат из свежих овощей и нарезанный тонкими ломтями хлеб в плетёной корзиночке. Хлеб был свежим и определённо магазинным.

– А здесь где-то недалеко деревня, да? – поинтересовалась девушка.

– Ну как недалеко… – замялся старик, присаживаясь на лавку по другую сторону стола. – Километров шесть по дороге будет. Я вот сегодня пока ходил за хлебушком-то, заодно и грибочков набрал два ведра. Супчик вот сварил да засолил малость на зиму. Назарыч подосиновики страсть как любит, даже больше белых… А ты чего не ешь-то? Ешь давай, пока не остыло.

Девушка зачерпнула ложкой горячий бульон и только тогда заметила, как сильно у неё дрожат руки. Непрошенные слёзы сдавили горло и потекли по щекам, капая на расстеленную на столе клеёнку.

– Тебе баньку растопить али душем летним обойдёшься? – Алексей Петрович деликатно отвернулся, сделав вид, что не заметил, в каком состоянии пребывает его гостья. – Пойду-ка я свет во дворе включу, смеркается уже. А ты кушай пока, потом разговоры говорить будем и дела делать.

Он вышел, а Тоня отодвинула от себя тарелку, уронила голову на руки и разрыдалась. Не от жалости к себе, не от осознания собственной беспомощности, а просто потому, что засевшим в душе переживаниям нужно было выплеснуться наружу. С улицы доносились звонкий лай собачонки и ворчание старика, а в голове раз за разом крутилось воспоминание, которое девушка весь день упорно пыталась прогнать, наотрез отказываясь верить в то, что её муж мог быть причастен к покушению.

«Нам ещё надо место найти, откуда поиски организовывать. Хозяин звонка ждёт…» – сказал Георгий. Эта фраза пряталась на задворках памяти до того момента, как Тоня увидела своего двойника в загоне на пастбищах. Призрак это был или галлюцинация, но после видения Тоню не покидала неприятная мысль о том, что это Женя приказал её убить. Это не могло быть правдой. Он её любил!

А если нет? А если это и правда сделал он? За что? Чтобы получить неожиданно свалившееся на жену богатство? Потому что Тоня не оставляла намерения отдать всё Вере? Это объяснение выглядело вполне логично, но от него становилось так больно, как бывает только тогда, когда понимаешь, что тебя предал самый близкий человек. Выплакав обиду на судьбу и вытерев слёзы кулаками, Тоня принялась за еду, решив, что не будет больше изводить себя догадками, пока не узнает правды.

– Всё? Успокоилась? – осведомился Алексей Петрович, который когда-то успел вернуться в дом и теперь тихонько сидел на табурете в углу, наблюдая из-под кустистых бровей за своей гостьей.

Тоня молча кивнула в ответ, глотая суп вперемешку со слезами, которые продолжали сами по себе литься из покрасневших глаз. Маська, чувствуя настроение девушки, понуро подошла к её ногам и улеглась мордочкой на кеды, одолженные заботливой Любой. Собачка выглядела такой несчастно-сочувствующей, что к горлу подкатила очередная порция слёз.

– На-ка вот, – на столе перед Тоней образовался стакан, до краёв наполненный прозрачной жидкостью.

– Я не пью, – запротестовала девушка.

– Я тоже. Сок это берёзовый. Натуральный. А спиртного у меня в доме отродясь не водилось, так что ежели бы ты и захотела, нечем угостить было бы.

– Спасибо, – виновато пробормотала Тоня, отхлебнув глоток сладковатого напитка. – Дядь Лёш, вы извините, что я вот так вот вам на голову свалилась…

– Перестань, – отмахнулся старик. – Мы люди простые, ни к чему все эти церемонии. Поела?

– Ага. Я за собой посуду помою, вы не беспокойтесь.

– Сам помою, а ты в душ иди, пока совсем не стемнело. Я там полотенце и кой-чего переодеться отнёс. От крыльца налево за угол, а там направо, не ошибёшься.

– А собака?

– А что собака? – старик непонимающе уставился на дворняжку, которая подняла морду, сообразив, что речь идёт о ней.

– Большой пёс, – пояснила Тоня. – Он не кинется? Я ж всё-таки чужая.

– Полкан-то? Да не тронет он тебя… Ну ладно, давай провожу, раз боишься.

Он убрал пустую посуду со стола в раковину под рукомойником и вышел из дома первым, показывая Тоне дорогу. На улице уже было довольно темно, только небо серыми клочками маячило в просветах между густыми кронами деревьев. Рядом с хозяйским домом на столбе горел фонарь, но постройки отбрасывали густую тень, поэтому Алексей Петрович довёл гостью до самого душа и включил у входа лампочку, на которую сразу же стайкой слетелись мотыльки.

– Дорогу назад сама найдёшь? А я на крылечке посижу пока, подожду тебя и за Полкашей присмотрю, чтоб не любопытничал.

Тоня благодарно кивнула и прошмыгнула в полумрак деревянной душевой. Помещение оказалось немного вытянутым в длину. В дальнем конце под потолком поблёскивала лейка и виднелись угловые полочки, на которых стояли бутылки с шампунем, жидким мылом и прочие принадлежности. Передняя часть представляла собой раздевалку. На гвозде висело большое мягкое полотенце, а на лавочке внизу была стопкой сложена одежда, которую старичок приготовил для своей гостьи. На полу стояли сланцы, на вид вроде как даже подходящие Тоне по размеру.

Скинув с себя жёсткую робу и неудобные, великоватые кеды, девушка расплела косу, встала под душ, повернула кран и охнула, когда на голову сверху полилась прохладная летняя вода. Шампунь оказался из дешёвых, но Тоне было всё равно чем, лишь бы промыть слипшиеся от грязи волосы. Смывая с головы пахнущую травами пену, она потёрла руками глаза и тут же с визгом отпрянула назад, вжавшись спиной в мокрые доски стены – в душевой прямо у входа темнел чей-то сгорбленный силуэт.

– Невенчанная с мужиком живёшь, – проскрипел неприятный старушечий голос. – Грех это!

Тень начала приближаться, увеличиваясь в размерах, и Тоня почувствовала исходящий от неё смрад. Зажмурившись, девушка завопила во весь голос и сползла вниз по стене, прикрывая голову руками.

– Венчаться вам надо, – сердито проскрежетал голос прямо в ухо.

– Эй, ты чего так орёшь? – дверь распахнулась, впустив в душевую свет от уличной лампочки и звонко лающую на все стороны дворняжку. Заглянув внутрь, Алексей Петрович прищурился и сразу же отвернулся, прикрыв дверь наполовину. – Тьфу ты, Господи, прости… Напугала меня. Лягушку увидала что ли? Так их тут полно…

– Здесь женщина была. Старуха… – всхлипнула Тоня, выбравшись из угла и наспех натянув на себя футболку и мужские шорты, которые, как ни странно, пришлись ей впору.

– Вона оно как… – присвистнул старик. – Сказала чего али просто примерещилась?

– Про венчание что-то. Вы простите, я не хотела вас напугать. Сама так испугалась…

– Да что ж ты всё время извиняешься-то, будто перед всеми в этой жизни виновата? Выходь уже оттудова, горе луковое. А я Полкана уведу, а то ты и его всполошила. Теперича всю ночь выть будет…

Глава 4

– Раньше на берегу, где пастбища нынче фермерские, деревня стояла дворов на полсотни, а тута недалече заимка была на три хаты. В войну-то деревню сожгли до последнего сарая, а заимка осталася… – Алексей Петрович прикрыл глаза и замолчал, будто задремал на минутку, а потом тряхнул головой и снова взялся за инструменты. Кусок дерева в его руках пока казался бесформенным, но, судя по резным деталям, украшающим фасад хозяйского дома, мастером старик был отменным. – Об чём это я? А, ну да… Да… Это всё ещё раньше приключилося, до войны ещё и до того, как я на свет появился. Вера в Господа тогда серьёзной бедой обернуться могла. Большевики против церковников поднялись, церкви рушили, священников налево и направо штрафовали или в лагеря ссылали, погосты уничтожали… У нас своей церкви-то в деревне не было, а батюшка был. После того, как в Ольховке храм под амбар определили, он сюда перебрался. Исповедовал, отпевал, дитё мог окрестить, ежели надобно… По мелочи, в общем, чтобы власть не нервировать да судьбу не искушать. А Настасья тогда первой красавицей была на деревне. Мать сказывала, что за девкой этой такой ухажёр городской ухлёстывал, что ежели б захотела, всю жизнь бы как сыр в масле каталася. А она не захотела. Любовь у неё была с пареньком местным. В ЗАГС идти не решались, потому как ухажёр тот самый городской большим человеком был – побоялись, что как узнает, ради кого Настасья ему отказала, так сразу парня со свету и сживёт, чтобы своего добиться. Так и жили – по тёмным углам да по сараям прячась от глаз посторонних. Уехать отсюда хотели, да не успели – у парня того мать слегла, а он единственный сын, и ухаживать за несчастной больше некому было. А Настасья сиротой росла, у бабки своей двоюродной жила. Бабка та дюже набожная была, всё девку пилила, что невенчанная с мужиком любуется. Дескать, бумажка из ЗАГСа – это пустой звук, можно и без неё обойтись, но обвенчаться надобно непременно. И батюшку подговорила, чтобы он тайное венчание провёл. Это сейчас в церкви просто откажут, если штампа в паспорте нет. Не будут венчать, и всё тут. А тогда времена какие были? Вроде только вот недавно браки в церквах регистрировались при венчании, а потом у церкви это право отняли да ЗАГСам отдали. И венчаться вроде как необязательно стало. А ежели вперёд получения бумажки с печатью венчание проведёшь – всё, преступник. В лагерях и за меньшее люди страдали. В общем, обвенчал их батюшка по-тихому, без свидетелей. Бабка только Настасьина при этом присутствовала. Кто проболтался, неизвестно, да только вскоре после того всех четверых отвели в лесок и расстреляли.

– За что?! – Тоня слушала старика, открыв рот от изумления. – Вы же сказали, что штраф или концлагерь…

– Так кто ж их знает-то? Без суда и следствия объявили врагами народа и всё. Дело-то личное было. Самоуправство скорее всего, да кто ж разбираться-то полезет? Своя шкура дороже. И хахель городской лично на безобразии этом командовал, так что там понятно было, откуда ветер дует. Никто связываться не захотел. Настасья перед смертью прокляла его. Сказала, что век ему и его потомкам во грехе жить. А ежели кто из его рода венчаться надумает, так сразу и помрёт. Ну вот с тех пор она в лесах наших и хозяйничает. До войны детей заплутавших и животину пропавшую домой выводила, потом, сказывали, партизанам помогала… Я сам-то прямо перед войной родился. Отец погиб, а мать со мной сюда на заимку сбёгла. А потом деревня сгорела. Вместе с немцами. Кто говорит – партизаны сожгли, кто Настасье заслугу эту приписывает, но хаты погорели, а на лес огонь не перекинулся. Мать говорила, что Настасья так и будет к этому лесу привязана, пока не истечёт век проклятия, которым она своего душегуба наказала. Грех это – людей проклинать, вот и не принимает её душу Господь.

– Кошмар какой… – Тоня поёжилась, кутая плечи во влажное полотенце. – А бабка, которая мне привиделась? Она тоже тут призраком бродит теперь?

– А про бабку я не слыхивал больше ничего. Не знаю, почему она тебе явилась. Ты сама-то замужем?

– Да.

– Хм… А чего кольцо не носишь?

– Да мы без колец расписывались. И без свадьбы. Просто пришли в назначенный день, подписи в книге поставили и всё.

– А чего так не по-людски? Денег не было?

– Деньги-то были, – вздохнула Тоня. – Просто Женька у меня своеобразный… И, кстати, мы и правда невенчанные. Компромисс у нас. Я хотела красивую свадьбу и венчание, а он хотел, чтобы я его фамилию взяла. Так и живём – оба с неисполненными желаниями. Думаете, призрак бабки Настасьиной мне поэтому явился?

– Не думаю я ничего, потому как впервой о таком слышу. А венчание нонче так… Баловство. Венчаются, разводятся, каются, снова венчаются… Времена другие, нет в этом сути той, что раньше была.

– Дядь Лёш, а яма та, где меня пастух нашёл, почему Ведьминой зовётся?

– Так потому, что нет её. Тела-то тогда в овраге захоронили, как и было приказано, а потом это место будто исчезло. Вместо оврага – поляны черничные, и деревья даже по-другому стоят. Просто в один день всё пропало. Мать-то парня того несчастного потом, когда поправилась, уверяла, что всё есть, что она регулярно на могилку к сыну ходит. А как не одна пойдёт – и найти не может. За чокнутую её считали. А позже люди начали замечать, что в лесу что-то изменилось. Спокойный стал лес. Волки ушли, хотя до этого спасу от них не было. Грибов-ягод больше стало. Потом и яму эту видеть начали изредка, да только всем по-разному она показывалась. Вот ты как её видала?

– Сначала крутой склон вроде обрыва, а внизу болото жидкое. А потом болото в землю ушло, и склон не такой крутой стал, и мох мягкий вместо грязи появился… И ноги потом босые, голос… Бр-р-р… Поверить не могу, что всё это на самом деле было.

– А Назарыч по-другому видел. Он пацаном в капкан угодил, до сих пор на одну ногу прихрамывает малёхо. От боли сознания лишился. Придёт в себя, постонет, попьёт водички из ключа, возле которого упал, и снова в беспамятство проваливается. Его в яме возле родника нашли на следующий день. Охотника лисица хромая к тому месту заманила. Охотник ружьё скинул, Руслана из капкана высвободил и из ямы наверх вынес. На пару минут отвернулся, и всё – ни ямы, ни ружья. И призрак Настасьи видали в лесу не раз, потому и сложили всё воедино. Ежели призрак и морочит – значит ведьма. Так и получилась Ведьмина яма.

– А вы её видели?

– И я видал… – Алексей Петрович положил на стол стамеску и вытянул вперёд правую руку, демонстрируя Тоне уродливый шрам. – Во! Если бы не Настасья, я бы сейчас с тобой не разговаривал.

– А вам как она показалась?

– А не скажу! – усмехнулся старик, снова принимаясь за работу. – Я тут болтаю, болтаю… Теперь твоя очередь рассказывать.

– Да нечего мне рассказывать, – пожала плечами Тоня, расчёсывая подсохшие волосы резным деревянным гребнем, который презентовал ей радушный хозяин.

– А ты с самого начала начни. Глядишь, и на кое-какие свои вопросы ответы найдёшь.

– Ну ладно. А чай у вас есть?

– А чего ж ему не быть-то? Сейчас всё будет.

Пока девушка собиралась с мыслями, думая, с чего начать свой рассказ, со стола постепенно исчезали инструменты, уступая место чашкам, сахарнице, вазочке с конфетами и пузатому заварочному чайнику. За окном хрипло завывал Полкан, а из-под лавки в такт ему поскуливала Маська.

– Господи, да что ж он так воет-то душераздирающе? – Тоня закатила глаза и потёрла виски в попытке унять начавшуюся после испуга головную боль.

– Шутиха под ним рванула, когда щенком был, вот и воет теперь всякий раз, когда переполошится. Тут же не каждый день бабы в душе орут, он и разнервничался, бедолага. Сахар сама клади, сколько надо, – Алексей Петрович налил чай в обе чашки и сел обратно на своё место у окна, подперев щёки кулаками. – Ну, рассказывай, какими ветрами тебя в наши края занесло.

– Да уж, занесло так занесло… – тяжело вздохнула Тоня. – Тут недалеко от Гусево дом отдыха есть. Мы с сестрой туда вместе поехать должны были, но так получилось, что я поехала одна, а она на следующий день приехать пообещала. Меня два охранника сопровождали… Убить меня хотели, дядь Лёш. Не знаю, за что, но думаю, что из-за наследства, которое я год назад получила. Я вообще не знала, что у меня отец есть. Думала, что умер он давно. И что сестра есть, тоже не знала. Она очень разозлилась из-за завещания его. Ей-то папа только машину и квартиру однокомнатную оставил, а мне весь бизнес со счетами кругленькими и дом огромный. Виноватым что ли себя передо мной чувствовал за то, что без внимания оставил… Не знаю. Я в её пользу отказ написать хотела, но муж отговорил. У нас ведь и кредит большой был, и работа не особо прибыльная, а тут счастье такое неожиданное… Вера в отцовской компании юристом работает. И тогда работала. Сначала в штыки всё воспринимала, но потом вроде как оттаяла, помогать нам с Женей начала в делах разобраться. Потом поездку эту совместную предложила, подсказала, как правильно на Женьку доверенность оформить, чтобы он в моё отсутствие мог все дела вести. А я, наверное, не нужна стала…

– М-да… А думаешь на кого? На сестру или на мужа?

– На обоих, дядь Лёш. Хочу разобраться, кто затеял это всё, но страшно. Знаете… Когда Гоша, один из охраны моей, решил через лес путь срезать, я ведь даже не почувствовала, что что-то не так. И когда остановились посреди лесной дороги, тоже. Подышать вышла. А потом вдруг неожиданно такой страх накатил… Попятилась от машины, а они за мной. И глаза у обоих злые такие сделались… Я и рванула через лес, не разбирая дороги. Упала в яму эту. А они решили, что я в болоте захлебнулась, и ушли. А потом пастух, который меня нашёл, сказал, что они разбились. С моста в реку слетели на камни. А меня ищут теперь. Ну вот как-то так.

– Слыхал, да, – кивнул Алексей Петрович. – В деревне болтают, что один в коме вроде как в больнице лежит, а вниз по реке от Ольховского моста спасатели работают. Я сразу смекнул, кого ищут-то. Любаня мне ещё вчерась про тебя сказала, просила приютить, пока ты сама не решишь, что дальше со своей судьбой делать. Я бы на твоём месте в город обратно не совался. Ежели тело не найдут, то по суду мёртвой признают. А если вспомнить о наследстве твоём, то думаю, что тянуть с этим сильно не будут.

– Мерзко это всё, дядь Лёш. Страшно, обидно, больно… Я же никому ничего плохого не делала. И мужа любила всегда, и сестре доверяла, хотя она обманывала меня, скрывая, что знает о нашем родстве.

– М-да…

– Не знаю, что теперь со всем этим делать… – Тоня тяжело вздохнула, отхлебнув из чашки ароматный чай. – М-м-м… Что вы туда добавили?

– Лист земляничный. Весьма полезно для здоровья. А делать тебе не надо ничего. Сиди тут, не дёргайся и жди. Посмотришь, как дальше душегубы твои действовать будут, а там уж по обстоятельствам и решишь.

– А как же я отсюда узнаю, чего они там делают? – грустно усмехнулась девушка.

– Сплетни, Сергевна, ещё никто не отменял. Шумиха-то вокруг тебя немалая. Я в деревню частенько наведываюсь, буду любопытствовать. Любка в город мотается, а Саня из Ольховки новости принесёт, не сомневайся. Ну а тут тебя Настасья убережёт, так что…

– Да уж, убережёт, ага… – Тоня скептически хмыкнула, вспомнив о призраке в душевой кабине. – Если я раньше с ума не спячу от всей этой мистики и нервотрёпки. А вдруг этот ваш Руслан Назарович с семьёй приедут, а тут я? Тоже нехорошо.

– Нехорошо девок молодых по лесам убивать, а защиты от таких людей искать нормально. Не боись, в обиду тебя не дадим и не выгоним. Сколько надо, столько и живи. Сегодня у меня переночуешь, а завтра я тебя в гостевой домик определю. Будешь мне по хозяйству помогать. Вдвоём-то веселее…

С улицы снова донёсся утихший было протяжный вой, а из-под лавки послышалось жалобное поскуливание.

– Вчетвером, – грустно усмехнулась Тоня. – Если ваш волкодав после сегодняшнего представления меня с утра не сожрёт на завтрак.

Глава 5

– Чёрт! – бокал врезался в стену и с жалобным звоном разлетелся на сверкающие осколки. – Чёрт! Чёрт! Чёрт! Вера! Ты… Ведь ты же скрупулёзно вычитала текст этой чёртовой доверенности до последней запятой. Как можно было пропустить такую нелепую опечатку?!

– Успокойся, Жень, – Вера вытащила из шкафа новый бокал и плеснула в него янтарную жидкость. – Выпей и угомонись.

– Да не могу я угомониться! Из-за одной треклятой цифры два месяца работы коту под хвост!

– Ничего не под хвост, – девушка уселась на диванчик и с невозмутимым видом водрузила ноги на стеклянный журнальный столик. – Просто теперь нам придётся немного подсуетиться и ускорить признание моей сестры умершей.

– И что дальше? Ждать наследства?

– Ну и подождём.

– И упустим эту сделку? – Евгений рухнул в кресло напротив и обхватил голову руками. – Ну почему? Почему во всём, что касается Тони, всё время возникают какие-то проблемы? Мы же потеряем прибыль, понимаешь? Они уйдут к конкурентам…

– Да пусть идут, чего ты так паришься? Будут другие. Компания на плаву, и совет директоров не даст ей утонуть, так что волноваться не о чем. Подумаешь, прибыль будет чуть меньше. Тоже мне, проблема. Потерпим, а позже наверстаем.

– Почему ты так спокойна? – Евгений подозрительно сощурился. – Все наши планы летят к чертям один за другим, а ты ведёшь себя так, будто ничего не происходит!

– Видишь ли, дорогой… – Вера ослепительно улыбнулась и нежно провела рукой по его напряжённой спине. – Пока ты горбатился на двух работах, чтобы выкарабкаться из копеечных долгов, я училась управлять империей отца. Тихо и незаметно. Вникая во всё, что может стать полезным, когда я получу компанию в свои руки. Поверь, умение с честью принимать поражения – это достоинство, которое ценится очень высоко. Если сейчас ты начнёшь дёргаться, то обязательно где-нибудь оступишься, и тебя сожрут. Безжалостно. С потрохами. Поэтому перестань плакать из-за одной несостоявшейся сделки и лучше подумай, где нам искать тело твоей возлюбленной жены.